Что хочет автор. Литературные конкурсы

–– Я же сказала, что приду. Ты извини, я в Пушкинку побегу, мне контрольную работу закончить надо. А там, в читальном зале так хорошо работается: тишина, чистота, уют, все что-то читают, пишут. И любой нужный материал помогут найти. –– Ирина выбежала из конторы, где работала бухгалтером, и заспешила в библиотеку.

Дежурство в новогоднюю ночь прошло спокойно: в здании кроме неё дежурила ещё тётя Аня-сторожиха. В двенадцать часов они попили чайку, посудачили о том, о сём, и улеглись спать в своих кабинетах. А утром Ирина в одиннадцать часов отправилась к девчонкам, жившим на квартире. Подходя к их дому во дворе, она услышала музыку, доносившуюся из открытой форточки. В комнате кроме Нины и Жени были ещё два курсанта: один худенький, светловолосый, танцевал с Ниной, такой же худенькой блондинкой, и оттого они казались двумя колосками, прильнувшими друг к другу. А Женя сидела за столом со вторым курсантом, о чём-то тихо говорила с ним, и оба поминутно взрывались смехом. Увидев Ирину, Женя вскочила, захлопала в ладоши:–– Внимание, внимание! Веснянке положен штрафной тост. Хотя она пришла и вовремя, но мы-то сидим за столом с десяти часов и уже окосели малость, а она чиста и свежа как стёклышко. Давайте все за стол и поедем по новой.

–– Нет уж, Женечка, нам тоже хочется выпить, и нечего заставлять Ирину пить в одиночестве, –– Нина подхватила Ирину под руку, усадила за стол рядом с собой. Ты Женьку не слушай, она сегодня самая счастливая Володя ей предложение сделал. Мы уже выпили за помолвку. Давай я немного шампанского плесну тебе, с него ты не запьянеешь.

Нина налила в Иринин бокал шампанского, а всем остальным по чуть-чуть водки.

–– Ну что друзья, поехали!

И так до самого вечера были тосты, музыка, танцы, раза два выходили на улицу, играли в снежки, дурачились. С того дня по выходным Ирина заходила к Жене. Её тянуло туда и это пугало: она боялась сознаться себе, что бегала к девчонкам в надежде увидеть Володю, который ей очень понравился. И чем больше она узнавала его, тем больнее сжимало сердце от мысли, что он чужой и никогда не будет рядом с ней.

А время неумолимо бежало и приближало день отъезда ребят. В марте Женя и Нина справили скромную совместную свадьбу, а вслед за этим незаметно наступил момент расставания. Разъезжались подруги в разные концы страны: Нина –– на Украину, а Женя –– в Сибирь.

После отъезда подруг Ирина чувствовала себя несчастной, и собственная ненужность угнетала её, придавливала к земле. Спасали письма от Жени, работа, учёба. Из писем Ирина знала, что Женя ждёт ребёнка. И вот однажды она получила телеграмму от Володи со страшным текстом: «Выезжай немедленно, Женя при смерти». Ирина растерялась, не знала, что делать –– отпуск она отгуляла. Еле уговорила начальство дать внеочередной отпуск. Собрала необходимые вещи и отправилась в далёкую Сибирь. Был конец декабря 1991 года. Денег, полученных за отпуск и зарплату за месяц, хватало на билеты в оба конца и на другие расходы. И в тот момент Ирине даже в кошмарном сне не могло присниться, что она никогда не сможет вернуться назад.

Володя встретил Ирину в аэропорту и сразу повёз в больницу в своём городке. По дороге он рассказал, что Женя родила двойняшек –– девочку и мальчика. Роды были очень тяжёлые: схватки начались ночью, а врача рядом не было (больница не специализированная). Дежурила в ту ночь акушерка, и чтобы её не беспокоили, всей палате дала снотворное. Во время сна у Жени отошли воды, а утром, увидев это, акушерка начала выдавливать ребёнка. Но через материнскую кровь снотворного наглотались и дети, и потому были вялыми, неактивными. Пока врачи разобрались, что к чему и сделали кесарево сечение, то детишек удалось спасти, а у Жени начался перитонит, так как оказалась разорванной селезёнка.

Ирину провели в палату, где Женя лежала одна. Увидев её, она облегчённо выдохнула:

–– Наконец-то приехала, я устала ждать. Иди ко мне, Веснянка.

Ирина подошла к Жене, поцеловала в щёку и ужаснулась её безжизненности: липкая от пота, холодная. Но самое страшное было в том, что лицо было серым, с заострившимся носом и зловещим синим треугольником под ним. На лице продолжали жить только глаза, хотя и они были вымученные от боли, беспокойные и напряжённые. От прежних карих, озорных глаз остался только цвет, да и то радужка сузилась, а всё пространство заполнили пугающие огромные зрачки.

–– Женечка, ты как, что говорят врачи?

–– Ты молчи, Веснянка, молчи и слушай меня. Я договорилась с врачами, чтобы детей записали на тебя. Это оказалось выгодным для них, потому так быстро согласились –– всякое судебное дело в этом случае исключается. Но это выгодно и мне –– так я буду уверена, что ты детей не бросишь. А у тебя есть шанс быть вместе с Володей –– я знаю, что ты любишь его. Хотя любить их не стоит, все они –– прохиндеи.

–– Зачем ты так, Женя, –– возразила Ирина, но, видя, с каким трудом говорит подруга, замолчала, боясь, что каждый её вздох, каждое слово могут быть последними.

–– Я же сказала –– молчи. Мне лучше знать. Сына назови Женькой. А дочку –– Верой, в честь свекрови. Она –– необыкновенной души человек. Что ты такими испуганными глазищами смотришь на меня? Не бойся, я пока живая. Запомни, Веснянка, –– за свою жизнь надо бороться: если бы я не выпила той ночью снотворное, то всё было бы хорошо. Но мы боимся шевелить извилинами. –– Женя прижала руку Ирины к своей груди: –– Подружка моя дорогая, дай слово мне, что не оставишь детей, воспитаешь их.

–– Женька, я клянусь тебе, что сделаю для этого всё возможное, –– горячо воскликнула Ирина. Она вдруг почувствовала, как под её рукой сердце подруги, до этого бившееся редкими толчками, внезапно остановилось, а из груди вырвался выдох со стоном или с хрипом –– от испуга она в этом не разобралась, и с надеждой позвала: –– Женя, ты меня слышишь?

–– Нет, она вас не слышит, –– хладнокровно произнесла молодая дебелая девица в белом халате. –– Идёмте, вас зовёт врач.

Рука Жени сползла и улеглась вдоль туловища, а глаза продолжали смотреть на Ирину, только теперь в них были одни остановившиеся зрачки. Ирина медленно провела ладонью по лицу и как будто смахнула последние остатки жизни. Она посмотрела на скучающую девицу у двери и подумала, что именно это бесчувственное существо могло отправить Женьку к праотцам, и безучастно пошла вслед за ней.

В кабинете нервозная дама поспешно усадила её возле своего стола, спросила отрывисто:

–– Она отдала вам справку?

Ирина молчала. И не потому, что не хотела говорить, а оттого, что ещё не вышла из шокового состояния. Но врач рассудила по-своему.

–– Мы можем договориться. Отцу дети не нужны, ему не до них, у него другие заботы. А вам я предлагаю одну штуку.

Ирина смотрела на врача с недоумением, не понимая, о чём она говорит.

–– Ну, хорошо, по штуке за каждого. Больше вам никто не даст. А мне они нужны. Да что вы на меня уставились, как на динозавра? В тех семьях, где их усыновят, им будет хорошо. Ну, так что, по рукам?

Ирина порывисто встала и молча вышла из кабинета, будто стремилась стряхнуть с себя грязь. Она прошла в вестибюль, решительно приказала Володе:

–– Срочно вези одежду для малышей, мы их сейчас заберём.

Владимир посмотрел на неё удивлённо, но не стал возражать, расспрашивать, а поспешно вышел. А Ирина вернулась в отделение и прошла к боксу, где лежали новорожденные. Дверь перед ней открылась и оттуда пожилая нянечка вывезла каталку с тремя конвертами.

–– Куда вы их везёте? –– удивилась Ирина.

–– Как это куда? На обед к своим мамкам.

–– А как же Кипреевы? Кто их кормить будет?

–– Я и покормлю. Вот развезу этих счастливчиков, а потом и тех бедолаг покормлю.

–– А можно я это сделаю? –– неуверенно произнесла Ирина.

–– Можно. Привыкай понемногу. Вот тебе маска, закрывай лицо. И колпак на голову натяни. –– Нянечка провела Ирину к детям. –– Ты посмотри на них, сиротинок, –– прижукли, голос подать боятся, чтобы себе не навредить. Я за ними наблюдала: как мать маялась, так и они места себе не

находили, прямо из пелёнок выкручивались. А как она отошла, так сразу и замолчали, как будто думу горькую думают: что же теперь с ними будет, в чьи руки попадут –– добрые или злые. Вот тебе бутылочка с молоком, корми потихоньку, а я повезу, а то если Мегера увидит, нагоняй будет.

Ирина подошла к широкой кроватке, где лежали два свёртка. Они были совершенно неподвижны, и только глаза бегали из стороны в сторону, будто искали кого-то привычного, знакомого. Но вот взгляд зацепился за Ирину, замер, глаза перестали бегать. Её поразила какая-то недетская тревога в них, ожидание.

–– Ну, здравствуйте, мои лапуси! Как это вас угораздило вдвоём появиться? С одним-то мамка, может быть, и справилась бы, а с двумя беда получилась. Как же мне вас одновременно обоих кормить, а? Придётся по очереди.

Она пододвинула стул к кроватке взяла один свёрток, приложила пузырёк ко рту младенца –– он жадно зачмокал губами, а в свёртке зашевелились руки, инстинктивно пытаясь ухватиться за пузырь, заменивший материнскую грудь.

–– Шевелишься? Вот и хорошо, мой золотой, ешь на здоровье.

Скрипнула дверь и вошла заведующая.

–– Передай Екатерине Ивановне, чтобы без моего ведома малышей Кипреевых не отдавали.

У Ирины дух перехватило в груди. Она радовалась, что под маской её не узнали, и что няни не оказалось на месте. Изменившимся охрипшим голосом выдавила из себя:

–– Хорошо, передам.

Как только дверь закрылась, она поспешно переменила свёртки и стала кормить второго ребёнка, шёпотом приговаривая:

–– Поешь и ты, мой золотой, а то можешь не успеть –– папка ваш должен скоро подъехать.

Вошла нянечка, посмотрела на пузырёк, где оставалось мало молока, упрекнула:

–– Ты чего же это второму не оставляешь? Больше-то нет.

–– А я уже переменила.

–– Ишь ты, шустрая какая, а на вид –– тихоня. Не зря покойница требовала, чтобы детишек тебе отдали. Это она за свою жизнь ту справку выторговала. Успела она отдать её тебе?

–– Успела.

–– Она всё мне наказывала, где искать ту справку, если бы ты не захватила её. Вот какая беда –– двоих оставила сиротами.

Екатерина Ивановна ни минуты не была без дела: расправляла постель в кроватках, влажной белой тряпочкой смахнула пыль с тумбочек, с подоконника, шваброй протёрла пол.

–– Екатерина Ивановна, а почему так мало молока? Они же голодные. Ирина смотрела, как второй ребёнок жадно допивал последние капли молока.

–– Да вот так –– Каблиха жирная пристрастилась к молоку: бутылочку вылакает, утрётся и пойдёт довольная. Поглядишь на нее, а сказать ничего не скажешь: она –– племянница заведующей.

–– Не боится, что лопнет с сиротского корма? Это она Женю угробила? –– Ирина положила свёрток в кроватку, грустно улыбнулась детям: –– Потерпите немного, скоро домой пойдём.

–– А кто ж ещё мог такое сотворить, кроме этой Каблихи. И ведь всё сошло с рук, –– Екатерина Ивановна остановилась у кроватки, с жалостью смотрела на детишек.

–– А им всё сходит, –– Ирина тяжко вздохнула, не в силах держать эту боль в себе и неожиданно произнесла: –– А детишек продать хотят.

Нянечка резко выпрямилась, удивлённо, непонимающе посмотрела на неё:

–– Ты чего это городишь, милая? Как это –– продать? Они что –– вещь какая-то? Они, чай, живые, да и отец у них есть. И ты не отказываешься взять. Или передумала?

–– Нет, нет, что вы, конечно, я согласна.

–– А тогда в чём же дело? С чего ты взяла?

–– Мегера деньги мне предлагала. По штуке за каждого.

–– По штуке, говоришь? А сколько же она с покупателей возьмёт? Вот дела–а. Был у нас случай, когда ребёнка другой роженице отдали прямо в больнице: у неё мёртвенький родился, а у малыша родители в катастрофе погибли –– отец сразу, а мать после родов. А тут при живом отце, да ещё и за деньги?! Вот какая страсть! Да что же это с людьми творится? До какого скотства дожили, что ни сострадания, ни капли святого в душе не осталось. Вот с такими людьми, как наша Каблиха, говоришь, а они не смотрят тебе в глаза, а на твои руки –– что ты им принесла, какую мзду дашь. Рядом с ними противно работать, а приходится –– куда деваться, другого места мне не приготовили. А тебе с детьми бежать надо, пока не поздно –– у них власть, они и переделать документы могут, и отобрать детей.

–– Я Володю послала за детской одеждой.

–– Молодец. Пойду, погляжу, а то уж пришёл, может быть, –– нянечка вышла из палаты, а Ирина склонилась над детьми и рассматривала их, стараясь угадать –– кто мальчик, а кто девочка.

Вбежала Екатерина Ивановна с пакетами.

–– Давай, девка, шустри: пока в отделении тишина нам надо всё уладить. Распечатывай пакет и смотри, как я делаю: тёплое одеяло расстели первым, потом байковое, на него пеленку. Распашонками, ползунками нам некогда заниматься, их обратно в пакет положим. Вот бери подгузничек, расстилай клинышком. Теперь распаковывай одного, а я другого. Видишь, сыренькие подгузнички, менять надо. Клади своего на сухенькое и завёртывай, как я. Шапочку надень и пелёночкой пеленай, потом в оба одеяла по очереди, а то на улице мороз, ветер холодный могут охватить. А теперь ленточкой завяжи и мы готовы в путь. У меня ваш адресок есть, я к тебе забегу, посмотрю, как ты управляться будешь –– Женечка так мне наказывала. Обо всём позаботилась, касатка, царствие ей небесное. А теперь помоги нам Господи незаметными выйти.

–– А врачи где? –– со страхом спросила Ирина, помня приказ заведующей.

–– Да они теперь уже к дому подходят, кончился рабочий день. А дежурит сегодня наша Каблиха. Она ушла в терапию, там молодой врач дежурит, она с ним кадрится. А нам это на руку.

Они прошли по безлюдному коридору, а в вестибюле Екатерина Ивановна отдала ребёнка Володе, перекрестила их:

–– Идите с Богом, скоро свидимся.

–– Пошли быстрее, Володя, да осторожнее неси, не урони. –– Ирина спешила покинуть это зловещее помещение и успокоилась только за воротами больницы.

Войдя в квартиру, Ирина быстро переоделась, прошла в залитую солнечным светом большую комнату: две детские кроватки были аккуратно заправлены. Она чуть не разревелась –– всё здесь напоминало Женю: ко всем вещам прикасались её руки, и с такой любовью и нежностью были положены, расставлены по местам, что казалось, вот сейчас войдёт их хозяйка и займёт своё привычное место. Ирина хрипло позвала:

Володя, неси сюда детей. Их надо бы искупать, наверное. У вас есть горячая вода?

Володя занёс детишек, положил на диван.

–– Вода есть. Всё, что надо, найдёшь тут. В чём не разберёшься, спросишь у соседей. А я пошел на дежурство.

–– Как же так, Володя? На какое дежурство? Разве тебя не отпустили на эти дни? Надо же к похоронам готовиться! –– Ирина была возмущена поведением Володи, но он больше не проронил ни слова, а молча, с каменным лицом, взял из шкафа какие-то вещи и ушёл.

Ирина распеленала детей, уложила в кроватки, а что делать дальше –– не знала. Но на её счастье зашли две соседки по площадке, и все похоронные хлопоты взяли на себя. После похорон потекли дни за днями –– где медленно, а где и быстро. Володя появлялся редко, объясняя это то командировками, а то дежурствами. Но, не смотря на редкие встречи, Ирина всё больше привязывалась к нему, а соседки наоборот, –– всё отчуждённее и осуждающе смотрели и говорили при встрече. Ирина старалась не замечать этого, потому что забота о детях поглощала всё её внимание.

Спустя два года в Володино отсутствие в их квартире появилась высокомерная хамоватая женщина и распорядилась, чтобы Ирина с детьми перебралась в маленькую комнату. Почему она подчинилась, даже не спросив, по какому праву распоряжается эта непрошенная гостья? Вероятно, спасовала перед наглостью. Не даром говорят, что нахальство –– второе счастье. Но что поразило её, так это молчание Володи. Он был совершенно не похож на того весёлого, доброго парня, которого она знала прежде. Теперь он был молчаливым, постоянно хмурым, как робот, выполняющий заложенную в него программу. Дети уже подросли, становились всё более интересными, забавными, а он не обращал на них ни малейшего внимания. И если раньше он изредка появлялся, в доме и это не так бросалось в глаза, то теперь, живя в одной квартире, Ирине было больно смотреть на детей, когда они тянулись к нему, а он молча скрывался в своей комнате. Эти несколько месяцев совместной жизни были для неё хуже каторги. И когда Володя собрался ехать к матери в деревню, Ирина уговорила его отвезти туда и её с детьми. А, может быть, и поехал он туда по приказу своей сожительницы? Но как бы там ни было, она, забрав свои и детские вещи, уезжала в деревню с намерением –– остаться там навсегда. Это понимала и женская половина городка, и потому так трогательно провожали её с детьми. Да и сама природа загрустила, не хотела их отпускать: с утра сияющее солнце веселило всех, а к моменту отъезда небо нахмурилось, готово было разразиться ливнем.

В пути с остановками на отдых они были около двух суток, и чем дальше отъезжали от городка, тем спокойнее и уверенней становился Владимир и напоминал Ирине того курсанта из Энска, которого она полюбила. С ним было легко и свободно говорить на любую тему.

–– Володя, а вы с Женей дружно жили?

–– Первые два года, пока не было детей, очень дружно жили, многие завидовали. Мы на все выходные, какие выпадали, выезжали то на рыбалку, то на охоту. Женька не отставала ни на шаг. А как забеременела, то закрылась в доме, меня отдалила. Мне казалось, что она поселилась внутри себя. А так нельзя поступать, я же живой человек и не старик дряхлый, мне и внимание, и ласка нужны были. И не эгоист я вовсе, всё понимаю, но как-то иначе надо было, по-человечески. Вот после одной получки я и сорвался –– зашёл в буфет выпить рюмку вина, а в итоге оказался у буфетчицы на квартире. Я понимаю, что подло поступил. Но в то же время другие мужики годами имеют любовниц и всё шито-крыто, а у меня всё отпечаталось на физиономии. Женька сразу усекла это и вынесла приговор: так как до годичного возраста ни один суд не даст развода, то она будет жить со мной под одной крышей, и не более того, а после этого уедет. А тут, как на грех, буфетчица совсем сдурела, прохода не давала. И началась свистопляска: подойду к двери, а открыть её –– силы нет. Разворачиваюсь и иду, куда глаза глядят. А эта змеюка уже поджидает за углом.

–– А почему ты к детям так холоден? Они же неотразимые, притягательные комочки. Их нельзя не любить, особенно сейчас, когда они уже серьёзные человечки. –– Ирина с нежностью смотрела на детишек, мирно посапывающих на заднем сиденье.

–– Да всё по той же причине. Пока на службе находился, то все мысли о них: представлял, как буду играть с ними, забавляться. А до дома так и не доходил. Ты думаешь, мне легко отправлять детей? А видеть, как от тебя отворачиваются твои друзья, соседи? Я же не подонок какой-то, а нормальный человек. Ты не можешь себе представить, как я мечтал о детях, как ждал их. А после таких выходок всякие дурные мысли в голову лезут, вплоть до того, что хотел руки на себя наложить.

–– Да что ты, Володя, что ты? –– испуганно произнесла Ирина. –– Живи спокойно, а я с детьми в деревне поживу. Может быть, всё и уляжется –– она перестанет колдовать и тебе легче будет. А за детишек не беспокойся, я их не брошу, доведу до дела, если Бог даст здоровье.

–– Я ещё в Энске понял, что ради Женьки ты можешь пожертвовать собой. Поэтому я и согласился с ней, чтобы детишек записали на тебя. Может быть, в этом их спасение. Своего будущего я не вижу, там провал, одна чёрная яма. Так ты говоришь, что это колдовство? Ничего, приеду и разберусь во всём. Но не обо мне речь сейчас. Видишь чёрные дома с заколоченными окнами? Это наше село. Как вы тут жить будете?

–– А как мать живёт? Ты давно был у неё?

–– Давно. Она приезжала к нам, когда мы прибыли к месту службы. А вон и мать у дома стоит. Как будто знает, что приедем, и ждёт.

–– Так она, может быть, все эти годы ждала. Ты сообщал ей о жене?

–– Нет. А то бы она бросила всё и примчалась. А по нашим временам это смерти подобно. Сейчас вот придётся за всё держать ответ.

–– Володя, ты прости меня, но я отвечала на её письма, она всё знает о Жене, о детях, обо мне, –– Ирина говорила виновато, боясь встретиться с ним взглядом.

Володя резко повернулся к ней, произнёс укоризненно:

–– Вот как? А почему ты мне не отдавала письма?

–– А когда я могла тебе их отдать? Да и не интересовался ты ими.

–– Ладно, разберёмся. Вот мы и приехали. –– Володя остановил машину почти у самого крыльца, подбежал к матери, обнял её.

–– Мама вот Веснянку к тебе привёз вместе с твоими внуками. Пусть поживут у тебя.

–– Раз привёз, пусть живёт, изба просторная, всем места хватит. А если не уживёмся, то вон сколько пустых домов –– выбирай любой и живи. Вот только на Веснянку она не похожа. Чуть больше года она была рядом с тобой, что же такое ты сделал с ней, как превратил в Осень? –– Вера Васильевна строго смотрела на сына. –– Правильно ли ты живёшь парень? Всё ли хорошо в твоей душе? Пока дети не будут докучать тебе, подумай на досуге, разберись сам с собой.

Ну и чтобы не забыть, давай сразу решим материальную часть дела: на воспитание детей будешь присылать одну треть своих доходов –– 33% положенных по закону. Ты мой характер знаешь –– не будешь платить, подам в суд. Себе я ни копейки не просила и просить не буду. А для детей –– святое дело, тут я и унизиться могу, только бы их поднять, поставить на ноги. Я не спрашиваю твоего согласия –– у тебя другого выхода нет. Не так ли, сын?

–– Да я и не возражаю, с чего ты взяла, что я не буду присылать деньги? Вот, возьми на первое время, а после получки пришлю ещё на твоё имя, а то Ирину тут не знают, –– Владимир протянул деньги матери.

–– Вообще-то ты не мне должен отдавать, а своей Веснянке, да ладно уж, мы тут разберёмся сами.

–– Разбирайтесь, а мне отдохнуть надо. Пойду, искупаюсь в реке и посплю на сеновале часика полтора. Не забудь, разбуди, мне ехать надо, –– он с полотенцем на плече побежал к реке.

После его отъезда Вера Васильевна ходила по избе и сокрушалась:

–– И что это он сорвался с места, как угорелый? Пять лет не был дома и вот, на тебе, даже сутки не пожил! Ты-то что молчишь, Веснянка? Почему не удержала его?

–– Не мог он оставаться больше, его отпустили только на трое суток: ученья в части идут, никого не отпускают. А мы задержались в дороге, теперь ему навёрстывать придётся. –– Ирина возилась с детьми и старалась не смотреть на Веру Васильевну, взгляд которой просверливал насквозь и не позволял лгать, а именно правду-то она не могла сказать и потому сочиняла на ходу. В письмах она не раскрыла истинного положения дел.

–– А у вас что за спешка такая? Могли дождаться конца учений, тогда он и отдохнул бы вместе с вами. Не понимаю я вашей жизни. –– Вера Васильевна говорила строго, осуждающе. Долгая работа в сельском совете приучила её к ответственности не только за поступки, но и за каждое слово.

–– Детишки часто болеют. Врач посоветовал пожить лето в деревне, на свежем воздухе. Поэтому мы и решили не ждать Володиного отпуска. Да вы не беспокойтесь, мы, как только надоедим вам, сразу перейдём в какой-нибудь пустой дом.

–– Да Господь с тобой. За что же ты хочешь опозорить меня перед моими товарками? Я же о пустых избах сказала так, к слову. Живите, сколько хотите, дом большой, разместимся как-нибудь.

Вера Васильевна обидчиво поджала губы и вышла во двор, стала звать кур: «Цыпа, цыпа, цыпа!», но буквально через минуту вернулась, села к столу.

–– Так ты писала, что была подругой Жени? Не похоже что-то. У Жени душа была нараспашку, а ты…

Ирина не дала закончить фразу и ответила тихо, твёрдо:

–– Женя была одна, потому и распахивалась, а мне приходиться наглухо застёгиваться, чтобы не застудить её детей.

–– Вот как?! Да –– а, не простой ты человек, трудно Володе с тобой жить, –– сделала заключение Вера Васильевна.

–– А он со мной и не живёт, у него другая есть, –– выпалила в пылу обиды Ирина.

–– И давно он с ней? –– Вера Васильевна смотрела подозрительно, не веря Ирине.

–– А ещё при Жене погуливал.

–– Ты что городишь-то, девка? С чего взяла? Или Женя сама сказала?

–– Не хватило у неё времени сказать. Слишком поздно Володя прислал телеграмму. Нянечка сказала, которая сидела с ней.

–– Он что же, у той женщины жил? –– не могла успокоиться Вера Васильевна.

–– Когда как. А последний месяц она перешла к нам.

–– А ты где же жила с детишками?

–– Большую комнату она забрала себе, а мы в маленькой.

–– Так вот почему ты сорвалась с места. –– Вера Васильевна задумалась, затем вопросительно посмотрела на Ирину: –– Так, может быть, тебе надо было отступить и уехать? Пусть бы они по нормальному жили и детишек воспитывали, а?

–– Женя меня записала матерью детям, а с меня взяла клятву, что я воспитаю их, –– с трудом выдохнула Веснянка.

–– Так разве ж можно давать клятву! Ты же не знаешь, что будет с тобой завтра. Может быть, попался бы хороший мужчина, и ты бы замуж вышла. Ты что так смотришь на меня? –– Увидев слёзы в глазах Ирины и взгляд, который просил, умолял о пощаде, Вера Васильевна всё же не смогла справиться со своими эмоциями и горько воскликнула: –– О, Господи, да ты же любишь его! Как же это тебя угораздило?

Ирина молча выбежала на крыльцо, села на ступеньку и вытирала кулаком катившиеся слёзы. В избе раздался двойной детский рёв. Она моментально сорвалась с места и вернулась в дом: Вера Васильевна безуспешно пыталась отогнать детей от двери, а они, изворачиваясь, упрямо ползли между её рук и ног.

–– Да как же ты с ними справляешься? Это же какие-то угри, а не дети, –– возмутилась Вера Васильевна.

Ирина молча подхватила Женьку, прижала к себе, а он мёртвой хваткой обхватил её шею ручонками и решительно произнёс:

–– Ох, ты мой золотой! –– радостно воскликнула Ирина. –– Наконец-то ты заговорил! –– она нагнулась к Веруньке, которая крепко обхватила её ногу и не отпускала. –– Веруня, давай ручку, пойдём. Ты же большая девочка и умеешь ходить.

Верунька вцепилась в руку Ирины и пошла, шатаясь на неокрепших ножках, а та дошла до угла комнаты, заваленного игрушками, села на пол, прижала обоих детишек. Верунька что-то торопливо лопотала, а Женя, молча счастливо улыбался. Ирина повернулась к Вере Васильевне, с изумлением смотревшей на них.

–– Вы считаете, что я должна была бросить их?

–– Да что ты, милая! Тут впервые увидела бы и осталась. А ты их с рождения пестуешь. Ты уж, дочка, прости меня, коли что не то сказала. Мы же тут четыре старые карги совсем одичали без людей. Был среди нас старик один, так он вносил разнообразие анекдотами, радио подключал. А без него всё поломалось, а чинить некому, мы не нужны никому. Мы –– засыхающие лепестки на цветке. Поодиночке опадаем и превращаемся в перегной для земли. Сейчас хватает сил хоронить отдавших душу. Но кто-то останется последним, и будет лежать поверх земли, как тот опавший лист или лепесток цветка. И каждый из нас молится, чтобы не оказаться этим самым последним. Вот, старая, забила тебе голову грустными мыслями, их у тебя самой хватает. Давай детишек укладывать, они заморились совсем. А Володька беспутным стал –– кроватку не снял с чердака, –– сокрушенно возмущалась Вера Васильевна.

–– Давайте я слажу. Где он чердак? –– Вызвалась Ирина.

–– Да как же ты их оставишь? Они же такой рёв поднимут, все бабки сбегутся.

–– Да что вы, они у нас очень умные и понятливые ребята.

Ирина вспомнила, как месяц назад, когда появилась Валентина и выгнала их из большой комнаты, она решила уехать одна, и стала упаковывать свои вещи. Женька подполз к ней, вскарабкался на колени и посмотрел ей в глаза таким пронзительным взглядом, что это было страшней всех громких слов. У неё внутри всё замерло, подумалось внезапно: «А может быть он ясновидящий и догадался о её намерении? Такое бывает после клинической смерти, а его еле оживили после запоздавшего Кесарева сечения у Жени. Она тихо произнесла: –– Прости, сынок».

Женька улыбнулся своей обворожительной, обескураживающей улыбкой и уполз к самолету, который накануне принёс отец.

Вот и теперь дети спокойно перебирали игрушки, не обращая ни малейшего внимания на взрослых.

Ирина сняла кроватку с чердака, вместе с Верой Васильевной вымыли, выскоблили копоть с неё, в комнате собрали и установили у стены. Вера Васильевна тем временем расстелила толстое ватное одеяло вместо матраса, застелила простынёй.

–– Давай их сюда, дочка. Ты смотри, глазки у них слипаются, совсем сморились, бедняжки.

Ирина уложила детей, поцеловала каждого, и ей показалось, что они облегчённо вздохнули и погрузились в глубокий сон.

Так потянулись дни за днями, прошли июнь, июль и половина августа. Ирина гуляла с детьми, работала в огороде, помогала делать заготовки на зиму. А делали они их всем «обчеством», как любила говорить восьмидесятилетняя Ефимовна, высокая, худощавая, седая бабулька. Общаясь со старушками, видя, как они мужественно преодолевали все жизненные перипетии в этой глухомани, она дала себе слово не киснуть и не хандрить, а заниматься делом, воспитывать детей.

Пенсию старушкам приносили нерегулярно, с большой задержкой, да и на фоне возрастающих в геометрической прогрессии цен она казалась такой мизерной, даже микроскопической. Вспомнив свою старую профессию бухгалтера, Ирина приблизительно пересчитала их пенсии и удивилась –– разница оказалась приличной. Не мешкая, поехала в районный отдел соцзащиты (ранее значимый Собес), где свою правоту пришлось доказывать с полной выкладкой на бумаге. Подумала с горечью, что в этом отделе «защиты» старушек не защитят, и, не сдерживаясь, высказала своё мнение об исчезнувшей доброте и порядочности. Досталось и сельской почтальонке, когда, прослеживая путь исчезновения денег, Ирина обнаружила, что после каждого изменения пенсии энная часть прилипала к её рукам. И только рядом с детишками она отдыхала душой.

Володя присылал алименты регулярно. Посоветовавшись с Верой Васильевной, Ирина решила купить корову на всё «обчество». На зиму заготовили корм. Прописку Жданка получила на Кипреевском дворе. И теперь по вечерам детишки с кружечками ждали, когда им нальют тёплого, сладкого молока. А остальное делили поровну.

Однажды Ирина собралась пойти в колхозный сад за яблоками, так как в их саду они не уродились. Она, как обычно перед уходом, подошла к детям:

–– Ну что, детвора, я иду за яблоками в колхозный сад, а вы ведите себя хорошо, не балуйтесь, слушайтесь бабушку.

Она уже привыкла к улыбчивому, лучезарному взгляду Женьки, которым он провожал её, как бы благословляя в добрый путь, но на этот раз он поспешно поднялся и как-то на четвереньках подскакал к ней, ухватился за ногу и громко заревел. Ирина подхватила его на руки и растерянно произнесла:

–– Что с тобой, дитёнок? Почему ты плачешь?

–– Чего это он лёгкие прочищает? –– Вошедшая Вера Васильевна удивлённо смотрела на Ирину с Женькой на руках.

–– Да я сказала, что пойду за яблоками в сад, вот он и заревел.

–– А туда действительно нельзя идти, потому что там детдомовские ребята хулиганят.

Женька сполз с рук Ирины и спокойно отправился в угол к Веруньке.

–– Ты только посмотри, Веснянка, какое спокойствие у этого человечка! –– удивилась Вера Васильевна.

–– Не прозорливый ли он у нас? Как он смог увидеть в саду ребят хулиганов? –– Ирина с тревогой смотрела на Женьку, а он спокойно играл с Верунькой, повернувшись спиной к женщинам.

–– Да кто ж его знает, может быть, и отмечен таким даром. А взгляд иногда бывает странным. Да что с них спрашивать, когда им и двух лет нет. Пойдём на огород, дочка, посмотрим, а то как бы ребятня не набедокурили там. Да и с молодыми поговорить надо: Объявилась опять парочка, ходят, во все дома заглядывают.

Возле калитки на скамейке сидели парень с девушкой –– совсем ещё юнцы, а в глазах недетская тревога.

–– Вы, ребята, чего пригорюнились? Кого или чего в домах ищете? –– Вера Васильевна подсела к молодым на скамейку, а Ирина прижалась к стволу рябины.

–– Да мы смотрели, нельзя ли в каком доме пожить? –– Несмело произнёс парень.

–– Так ведь хороших всего два дома, у них хозяева есть, на центральной усадьбе в совхозе живут. А остальные ремонтировать надо. А вы сами-то откуда? Тоже детдомовские? –– Вера Васильевна пытливо рассматривала их.

–– Да, детдомовские. Мы окончили школу, а поступить никуда не смогли: и в учебные заведения не пробиться, и на работу не принимают, везде сокращение повальное. Мне бы до армии прокантоваться где.

–– Сам в армию, а её на кого бросишь, вояка? –– в голосе Веры Васильевны появилась строгость, лицо нахмурилось.

От такого взгляда парень ещё больше засмущался, заёрзал на скамейке, а девчонка положила руку на его плечо, по-детски, беспомощно улыбнулась:

–– А я за ним следом поеду, где-нибудь рядом устроюсь.

–– Вот так новость! Это ты ему не службу, а каторгу устроишь: у него голова-то будет занята только одним –– где ты ночуешь? Почему вы сразу после школы не пришли сюда? Посадили бы что-нибудь на огороде, глядишь, зиму и прозимовали. А вообще-то постойте, ребята: есть у нас усадьба такая, где огород засажен. Правда, там заросло всё, но что-нибудь собрать можно. Хозяйку два месяца назад схоронили. Ирина, отведи их в Анисьину избу. Ключ у меня возле печки висит.

Ирина сходила за ключом и повела ребят.

–– Вас как зовут, молодёжь?

–– Меня Игорем, а её Варей.

–– Варвара-краса, длинная коса? Давно постригли? А коса действительно должна была быть хорошей –– волосы густые.

–– Нас всех стригли чуть не под нулёвку. –– Игорь шёл впереди, то поворачиваясь к ним, а то шагая задом наперёд. Голос его повеселел, улыбка не сходила с лица, отчего его курносый нос озорно поднимался вверх.

–– Варвара, а ты разговаривать умеешь? Почему он за тебя отвечает? –– Ирина и сама развеселилась, расслабилась рядом с ребятами.

–– У –– у, она у нас такая боевая, это она сейчас скисла, –– опять за неё ответил Игорь.

–– Да вижу, почему она киснет. Ты давно заквасилась, красавица?

–– Ещё до экзаменов, –– Варя засмущалась, лицо с характерными пигментными пятнами порозовело, полные пунцовые губы стали почти вишнёвыми. Она с досады сжала кулачки и побежала за Игорем, а он, хохоча, от неё.

–– Вы далеко не убегайте, мы уже пришли, –– крикнула Ирина. Когда они подошли, взявшись за руки, строго сказала:

–– Вы учтите одно, ребята, что с вами нас теперь семь взрослых людей. Мы живём по разным избам, а как одна семья. Иначе выжить нельзя.

Она открыла замок, впустила в избу ребят.

–– Пыли тут много, но глаза боятся, а руки делают. Посуда вся есть. Постель тоже. Осматривайтесь, приводите всё в порядок и живите. Ко всем вещам относитесь бережно: если сейчас что не нужно, то в дальнейшем может пригодиться, своего-то у вас ничего нет. Вода в колодце через два дома, огород за избой. Всё, что там растёт, будет вашим. Уберёте всё –– зиму продержитесь. Что не знаете, приходите, подскажем.

Ирина вернулась к дому, где Вера Васильевна продолжала сидеть на скамейке.

–– Вы не смотрели, как там детишки?

–– Они прижались друг к дружке и спят. А я вот наблюдаю: пока ты шла, парень второй раз по два ведра воду таскает. Чего они там делают?

–– Да там столько пыли, паутины, а это всё создаёт грязь. Наверное, всё отмывают.

–– Вот тебе и детдомовские, а работящие какие. Уж порадовалась бы Анисья, что в её избе рачительные хозяева объявились. А то перед концом тужила, переживала, что всё пропадёт и вся её бережливость пойдёт прахом. А тут молодым пригодятся вещи, их сиротскую душу согреют.

Не успели молодые обустроиться, как к ним нагрянули гости из города. Первым делом они набросились на молодую картошку с огурцами –– наголодались в городе. Работали на стройке, а Трестстрой закрыли: невыгодно стало строить, не было денег на зарплату. И общежитие продали: кое-кто выкупили комнаты, остались жить там, а остальных попросили освободить помещение. Да и на что там было жить без зарплаты? Вот и подались в село, тем более слух о Варваре с Игорем разнёсся по округе. И застучали топоры да молотки на посёлке: сразу три избы-развалюхи стали восстанавливать. Ирина сходила на центральную усадьбу совхоза, договорилась с кровельщиком и плотником, чтобы помогли, подсказали, как починить крыши, да и по плотницкому делу тоже. Решили восстанавливать по очереди: сначала одну, потом вторую. А в третьей, где и крыши почти не было, набилось шесть человек: четыре девчонки и два парня. Ребята спали на улице в шалаше. Как будто специально для них осень стояла золотая, было тепло, сухо. Но вот-вот пойдут дожди, а там и морозы не за горами. Что тогда делать им? Одним гуртом спать?

Старушки посовещались между собой, и пришли к Ирине. Начала разговор самая старшая –– Ефимовна.

–– Веснянка, а мы к тебе с поклоном пожаловали: выручай, становись во главе всей этой ватаги, а то беда будет. Это сейчас они так спокойны, пока работают до седьмого пота, а что будет зимой, когда делать нечего и еды не будет? Они же у Вари последнюю картошку докапывают. На что они собираются жить? На наши пенсии? А ведь могут и отбирать её. И взять, спросить с них нечего –– бесхозный народ, –– Ефимовна с надеждой смотрела на Ирину. –– А ты, дочка, молодая, умная, сможешь с ними справиться. Она и Васильевна моложе нас, можно было бы и на неё взвалить эту обузу, но у неё сердечко пошаливает. Это она сейчас перед тобой да перед внуками хорохорится. А как свалится, то беспомощней меня становится.

–– Да я думала об этом, бабушка Ефимовна, –– лицо у Веснянки было серьёзным, заботливым. –– Только будут ли они слушаться? И чем их занять?

–– Давай вместе соображать, дочка. Может быть, нам с тобой в район съездить, посоветоваться? Нельзя же их бросать на произвол, они и так обижены судьбой. –– Вера Васильевна посмотрела в угол на своих внуков, глубоко вздохнула. –– Может и у тех бедолаг где-нибудь отцы-матери по городам живут, а они выросли сиротами. Надо же, взъерошенная какая-то жизнь пошла, всё перевернулось вверх дном. А ведь это давно началось, с тех пор, когда в детдомах появились дети, у которых родители живы были. Вот когда надо было в набат бить, во весь голос кричать, что безнравственность появилась. А она же как ржа, быстро распространяется и разъедает всё вокруг.

–– Ваша правда, –– Ирина вздохнула. –– А мы старались не замечать этого, спокойно разъезжали по курортам, по туристическим путёвкам, дикарями, хвалились, кто, где побывал. А то, что гибнущие рядом и нас втаскивали в этот омут, мы не замечали. –– Ирина смотрела на измождённые, рано состарившиеся лица женщин и ей было жаль их.

–– Ты в одном неправа, Веснянка: это вы в городах разъезжали по курортам, а в деревнях один-два человека в год. А так только начальство да их родственники катались.

А простые колхозники с зари до зари в землице –– матушке копались. А когда не было работы –– пили до одури. И с каждым годом пьющих становилось больше и больше. Строгости, дисциплины не стало, а без них нельзя. Вот и сейчас. Если пустить на самотёк, то беда будет и нам спокойно умереть не дадут. Так что ты уж запрягайся и тащи этот воз. Видно, по судьбе тебе выпало воспитывать чужих детей, –– Вера Васильевна вновь глубоко вздохнула, поправила седые волосы. За эти три месяца, что Ирина жила у неё, она старела на глазах: не только появившаяся седина старила, но сеть мелких и крупных морщинок по всему лицу, угрюмость взгляда. Её глаза оживали только в те минуты, когда она забавлялась с внуками: откуда-то из самой глубины появлялся свет и озарял всё лицо, и оно становилось добрым, ласковым, и намного лет моложе, совсем таким, каким и должно быть в её пятьдесят шесть лет.

–– Хорошо, я съезжу в район, –– согласилась Ирина. –– Но только попозже, когда вот эти избы покроют соломой, а то вдруг запретят занимать их? А когда подвели под крышу, то уже не выгонят. Надо поговорить с ребятами, может, что вместе придумаем.

Вечером Ирина с двумя бидонами молока пошла к дому Вари. Все ребята собрались во дворе возле летней плиты, на которой стоял большой котёл с кипящей картошкой. Загоревшие до черноты, уставшие, они сидели, вытянув ноги и опустив безвольно руки, о чём-то тихо переговариваясь.

–– Ребята, кто из вас резвее всех? Сбегайте к Вере Васильевне за хлебом.

Ирина ещё не успела поставить молоко на стол, как Стригунок уже бежала по дороге. Кличку такую ей дали старушки. И не только за короткую стрижку, а за то, что своей худобой, маленьким ростом походила на жеребёночка-однолетка, вприпрыжку бегающего за матерью. А ребята звали её Стрижом. И не смотря на её маленький рост, ребята прислушивались к ней и подчинялись безоговорочно. Почему это так, Ирина ещё не поняла, но такое обстоятельство решила использовать в нужном направлении.

Когда ребята поужинали, отдохнули малость, повеселели, стали шутить, она обвела всех взглядом, спросила:

–– Ну что, молодёжь, как жить думаете? Чем заниматься, чем питаться? На те крохи, что приносят старушки, вы не проживёте. Надо искать другой выход.

–– Да вот Стриж договаривается со старушками убрать им огороды, а они расплатятся овощами. –– Игорь посмотрел на Стригунка, присевшую рядом с Ириной.

–– А ребята могут и огороды вскопать. Нам бы только быстрее избы отремонтировать. У печей трубы развалились, а ребята не знают, как класть. Дядя Серёжа плотник говорит, что печник нужен, там особая кладка, –– грустно произнесла Стригунок.

–– Я спрошу старушек, где можно найти печника.

–– Ему надо платить деньгами. И плотнику тоже. А у нас ни копейки. Двое наших ушли работать в совхоз. Если им заплатят, то только через месяц. –– Стриж говорила с расстановкой, как бы обдумывая, проживая каждое слово. Она смотрела на Ирину своими угольными глазищами и та поразилась сходству с взглядом Веры Васильевны –– в нём было столько же тоски и страдания.. Что так угнетало, о чём была печаль её?

–– С плотником я уже рассчиталась, а печника ещё найти надо,–– Ирина задумалась на минуту, затем посмотрела на соседку с нетерпением и надеждой смотревшую на неё. –– Вот что, Стриж, ты завтра помоги Вере Васильевне присмотреть за детишками, а я съезжу в город по делам.

Ирина встала из-за стола и направилась домой. Не отставала от неё и Стригунок. Сначала шла молча, а потом нерешительно спросила:

–– А вы в Сосновск поедете?

–– Да, а что?

–– А вы не сможете зайти в колонию? Там братишка сидит. Записку ему надо передать, сообщить, где я нахожусь. А то ещё сбежит, искать меня будет, –– Стриж говорила угрюмо, низко опустив голову.

Ирина остановилась. Ей стал понятен и объясним вес того груза, повисшего на её худеньких плечах.

––Вы вдвоём были в детдоме?

–– Нет, там ещё двое младших осталось. –– Стригунок с ещё большей надеждой смотрела на Ирину.–– Если бы Колюшка был тут, мы могли отдельный домик отремонтировать и мальчишек к себе взять. А Колюшка всё-всё умеет делать, он очень способный и талантливый –– один раз посмотрит и сразу всему научится. –– У неё столько было гордости за брата, что лицо сразу просветлело и стало ещё более беззащитным: это выдавал и дрожащий от волнения голос.

–– А сколько же ему осталось сидеть?

–– Ещё полгода. Ему два года дали. А он и не виноват вовсе: городские ребята разбили витрину в частном магазине, а он из любопытства стоял, варежку раззявил, дурак. Вот их двоих и взяли, но тому отец адвоката нанял, а на кого-то надо было повесить всё, чтобы дело закрыть, нашего и выбрали козлом отпущения. Вот он и парится за других, –– голос Стрижа был сердитым и злым от обиды за несправедливость.

–– Не переживай, Стриж, скоро всё закончится. Как его фамилия и отчество?

–– Стрижков Николай Васильевич. Он с 1975 года. Так вы зайдёте к нему? –– неуверенно, но с большой надеждой смотрела девчонка, как будто пыталась добраться до самого сердца Ирины. Та не выдержала такого взгляда, положила руку на её плечо:

–– Успокойся, малыш, я обязательно зайду и разыщу его. Пиши письмо и приноси. А бумага есть у тебя.

–– Пойдём, я дам. А сколько же тебе лет?

–– Девятнадцать.

–– Как ––девятнадцать? Тебе и четырнадцати не дашь.

–– Я же школу закончила, да ещё два года скиталась по городам.

–– А зовут тебя как?

–– Имя-то какое прекрасное, прямо из святцев. Не зря ребята тебя слушаются, потому как ты Мать их София. Уразумела, Стрижонок?

–– Уразумела, –– Соня тихо и смущённо рассмеялась.

Через час она принесла письмо и небольшой свёрток.

–– Что это у тебя там? Я должна знать, в колонии спросят.

–– Это оладьи. Бабушка Ефимовна принесла, мы оставили их на завтрак. А ребята как узнали, что вы зайдёте к Колюшке, так всё и отдали.

Слушавшая их Вера Васильевна положила свёрток в ладони Соне.

–– Ты вот что, Стригунок, забери это обратно, не отнимай у ребят. Вы и так не доедаете, а вам расти надо, а Варваре ещё и дитя в утробе кормить. На вас глядеть –– слёзы одни. А мы с Веснянкой соберём передачу твоему брату, не сомневайся.

Соня ушла, а Вера Васильевна стала сеять муку.

–– Давай поставим тесто на пирожки. Надо побаловать парня, чтобы он почувствовал домашний запах, и его потянуло сюда. Курочку надо зарезать, яички сварить, молочка утром нальёшь. У меня кусочек ветчины есть. Да, дочка, надо бы сходить в совхоз, купить поросят: нам одного и пару ребятам.

–– А чем они кормить их будут? У них же у самих всё идёт подчистую, ни крошки не остаётся. Картошка с огорода скоро закончится,–– Ирина, как и ребята, была огорчена таким известием.

–– А что они сами думают? Как зимовать будут? Или всё на «авось» надеются?

–– Похоже, что нет. Ищут пути, где можно что-нибудь достать. Серьёзные ребята. Стриж договорилась с нашими бабульками, что огороды уберут за овощи.

–– Если берутся за работу, то это хорошо, не пропадут с голоду. Подсказать надо, что на соседнем посёлке два дома осиротели. А избы там бесхозные и неплохие, занять можно. Пойдём, дочка, поймаем курочку, ты её ощиплешь и спать ложись, а то рано вставать утром.

Всю ночь Вера Васильевна копошилась у плиты, а утром целое ведро пирожков стояло на лавке у стола. Поднялась и Ирина чуть свет: упаковала сумку, села на велосипед и отправилась на разъезд за пять километров от них. Оставив велосипед у обходчика, она на притормозившем пригородном поезде оказалась в Сосновске.

Первым делом решила разыскать Колюшку в колонии, чтобы освободиться от сумки, тянувшей руку. Получилось это у неё довольно-таки быстро и через полчаса в комнату для свиданий, куда провели Ирину, почти вбежал худенький черноволосый парнишка, очень похожий на Соню. Он вошёл с радостной улыбкой на лице, но по мере того, как поспешно обводил взглядом комнату и не находил ту, к которой так спешил, лицо его становилось сумрачным. Непонимающе посмотрев на Ирину, тревожно спросил:

–– А где Соня? Что с ней? Почему она не приехала?

–– Ты не волнуйся, Колюша, у Стрижа всё хорошо. Она работает. Ты садись. У нас два часа времени есть. Я письмо от Сони привезла, –– Ирина протянула парню сложенный вчетверо лист бумаги.

Присев к столу, Колюшка стал жадно читать. Ирина вложила в его руку пирожок, и тот, даже не посмотрев на него, а просто почувствовав аромат домашней пищи, стал откусывать. После прочтения письма в его глазах появились слёзы. Ирина старалась успокоить его:

–– Не переживай так, Колюша, осталось совсем немного и ты приедешь к нам, –– она расстелила скатёрку на стол и выложила продукты.

–– Немного говорите? Так эти полгода ещё прожить надо –– у нас уже десять человек заболели туберкулёзом, –– в голосе Колюшки звучали ноты безысходности и отчаяния.

–– А я вам привезла травки, бабушка Ефимовна прислала. Аир болотный называется. Корешочек бросите в бак и вода обеззаразится. Ещё Македонский им пользовался и спасал армию от всех заразных болезней. Колюша, а тебя раньше не могут отпустить? Ты хорошо работаешь? Дисциплину не нарушаешь?

–– Поведение отличное. Только толку от этого нет. За кого хлопочут, тех отпускают раньше. А я спросил начальника, а он говорит: «А куда тебе спешить? Месяц побродяжничаешь на свободе и опять к нам попадёшь. У тебя же нет пристанища. Уж лучше до конца досиди у нас, пока в детской числишься. А во взрослую колонию попадёшь, там воровская братва сразу к рукам приберёт».

–– А тебе уже восемнадцать исполнилось? –– Ирина удивлённо смотрела на парнишку, жадно хватающегося то за один, то за другой продукт.

–– Исполнилось, как раз сегодня, –– сквозь набитый рот с трудом выговорил Колюшка. В его глазах появились радостные огоньки, лицо засветилось, стало привлекательным: и нос оказался не таким худым и длинным, и уши спрятались за раздутыми от пищи щеками. И голос из сухого надтреснутого стал густым, будто смазанным жиром.

–– Ты не спеши, Колюша, ешь потихоньку, время ещё есть. Я тебя поздравляю с днём рождения. А с собой ничего нельзя взять?

–– Да что вы, сразу всё отнимут. И ничего не понести тоже нельзя, –– он с жадностью смотрел на продукты, жалея с чем-либо расставаться.

–– А ты пирожки отнеси, их много. И огурцы с помидорами. А вот ножку куриную сам съешь.

Ирина встретилась с начальником колонии, объяснила сложившуюся ситуацию с семьёй Стрижковых, спросила о возможности досрочного освобождения.

–– Да я бы его ещё полгода назад отпустил, только куда? Его дело гнилыми нитками шито. И если бы было кому написать аппеляцию, да адвоката нанять, то и судимость можно снять с него. Завтра в суде рассматривается очередная партия об амнистии, я включу его в список, а там как получится.

Ирина вышла от начальника окрылённая: а вдруг завтра Колюшку освободят и она привезёт его в деревню? Вот бы Соне была радость!

До позднего вечера она бегала по магазинам, выполняла заказы старушек и молодёжи.

Остановилась Ирина в частном доме у самого рынка. К ночи квартирантов набилось человек пятнадцать –– кто на рынок торговать, кто в больницу, а кто по другим делам. Спать улеглись на полу вповалку. И все были рады, что нашелся добрый человек, приютил, а иначе хоть на улице ночуй, так как на вокзале пропускают по билетам, а единственная доступная колхозная гостиница закрыта и переоборудуется под люкс. Вот так демократия проявила заботу о своих избирателях.

Чуть свет все постояльцы разбежались по своим делам. Ушла и Ирина –– искать необходимые учреждения, где можно было решить вопрос выживания ребят. С часов девяти утра начались её похождения по кабинетам. До двенадцати часов много не прошла: везде её шпыняли, а то и просто-напросто с саркастической улыбкой отсылали в такой кабинет, где никого не было. И она пришла к твёрдому убеждению, что чем ниже должность чиновника, тем он злее, жестче, с пренебрежением, а то и с презрением относится к простому трудяге, а перед богатенькими расшаркивается, гнёт спину, предвкушая маячившуюся подачку. И когда только успели «насобачиться»? Ирина сама была из низшего круга чиновников, и потому такой разительный круговорот в обращении с людьми поразил её. В тот день она поняла, что чем больше кабинет, чем весомее портфель, тем проще их хозяин, но, к сожалению, недоступнее, так как на пути к нему встаёт секретарь.

Не зря говорят, что не велика птица-секретарь, но вершит большими делами. И секретари всей своей сущностью доказывают правдивость афоризма: «Чтобы вызвать гнев начальства, надо попасть в немилость к его секретарше».

Но Ирине удалось умилостивить секретаря зама губернатора (благосклонность мужчин этой профессии доказана самой жизнью), и её записали на приём на шестнадцать часов. И это было здорово, потому что уже в двенадцать часов она сидела в здании суда на слушании дела по амнистии осуждённых из колонии.

Утром Ирина не успела ничего перекусить, а затем в беготне забыла о еде, а сейчас внутренности организма начинали громко протестовать своим урчанием, но она не видела нигде воды, чтобы обмануть кишечник и заглушить голод. В углу сумки ей попалась корочка хлеба, она стала её сосать как леденец и таким образом заглушила протест.

Дело Колюшки слушалось последним –– по степени записи. Вопрос решился положительно, вот только когда его отпустят, она не знала –– тут опять вмешивался бюрократизм низов, и потому она бегом помчалась в администрацию, чтобы не опоздать на приём.

Но на этот раз Ирине не повезло: она рассказывала историю ребят моложавому щёголю, который сидел по-барски, ритмично постукивая пальцами по крышке стола, а взгляд его проходил как бы мимо неё. И она всем нутром почуяла, что её не слышат –– перед ней была глухая непробиваемая стена. И её прорвало. Всегда молчаливая, сдержанная, а тут с досады, от обиды за себя, за ребят она зло выкрикивала:

–– Да когда ж у вас души откроются, когда же уши прочистятся, чтобы вы могли слышать нас? Дундуки вы несчастные!

Ирина выбежала в коридор и сквозь хлынувшие слёзы не заметила, что пошла в обратную сторону от выхода. Перед ней оказалось небольшое фойе с удобными креслами, красиво обитая дверь с табличкой «Приёмная главы администрации области». Лишь секунду помедлив, она взялась за массивную ручку, но в этот момент дверь открылась и перед ней выросла коренастая фигура мужчины с жестким ёжиком чёрных с проседью волос.

–– О, да у нас тут целый потоп! Кто это вас довёл до такого состояния? Проходите, сейчас всё выясним, –– он пропустил Ирину вперёд и скомандовал секретарше:

–– Ольга Ивановна, пожалуйста, сообразите нам чайку.

Секретарша пыталась показать Ирине на часы, но та ничего не замечала, и только очутившись в большом кабинете, она опомнилась и с удивлением смотрела на сидевшего напротив улыбающегося мужчину.

–– Как зовут вас? –– спросил он.

–– Так в каком же кабинете вы были? Кто у нас такой жестокий человек? В нашем деле надо и отказывать умело, так, чтобы у человека не пропала вера в справедливость, не исчезла надежда.

Ирина назвала фамилию зама. Взгляд у хозяина кабинета посуровел, брови сдвинулись, голос стал жёстким.

–– Значит я не ошибся, подписав приказ об отстранении его с должности. Изложите свой вопрос, я постараюсь его решить.

Ирина коротко, внятно изложила суть дела. Мужчина задумчиво потёр лоб у переносицы.–– Да-а, а вопрос-то очень сложный, глобальный можно сказать. И не ваш только, а общий. Это боль наша. Появились беспризорники, бомжи. Отсюда и ухудшение криминальной обстановки. Это бич для общества. И одним росчерком пера этот вопрос не решить. Жаль, что намеченная программа не выполняется. В причине этого я разберусь. А вам, Ирина, я могу только одно посоветовать: надо любыми путями запастись продуктами на зиму, и готовиться к весне. За это время постарайтесь оформить или товарищество, или совместное предприятие с совхозом –– как хотите называйте себя. Возьмите землю у совхоза и работайте. Только трудом вы спасёте ребят. Я созвонюсь с директором совхоза «Восход», он поможет вам.

Вошла с подносом секретарша, поставила перед мужчиной, деликатно напомнила:

–– Иван Иванович, вас дома ждут.

–– Ничего, подождут, им не привыкать. –– Он разлил кофе в чашки, одну подал Ирине. –– Берите сушки. Они напоминают мою бабушку и детство босоногое. А вы постоянно живёте в деревне? Вид у вас закоренелой горожанки.

–– Я полгода назад приехала туда с детьми.

–– А где же муж?

–– У меня нет мужа, и дети не мои, а подружки, она перед смертью их на меня записала, –– Ирина с каждым глотком кофе становилась спокойнее и голос приобретал прежнюю уверенность.

–– Вот какая вы женщина-загадка! А это хорошо, что ребята попали к вам –– вы не дадите их в обиду.

–– Мне бы как Колюшку забрать, а то одного его может закрутить и до нас не доберётся. Оставишь деньги –– отберут, а без денег он и шага не сделает. –– Ирина рассказала о суде, о колонии.

–– Как фамилия? Стрижков? –– Иван Иванович прошел к столу. Переговорил по телефону с начальником колонии, вновь сел напротив Ирины.

–– Завтра к одиннадцати часам его отпустят. Придётся подождать немного, раньше не получается. А вы молодец, Ирина, всегда будьте такой настойчивой. Время в переломный период жёсткое и требует решительных людей. А как вас подруга звала?

–– Веснянкой, –– Ирина смущённо опустила запылавшее румянцем лицо.

–– Веснянкой? А что, она даже очень права. Но и весна бывает разная: и очень тёплая, ласковая, и холодная, суровая. Вот и вы попали в холодные струи. И хорошо, что не сникли, а закалились. Я постараюсь не потерять из поля зрения ваших ребят. А как вы поедете отсюда?

–– Возьму Колюшку и на автобусе доедем до райцентра, а там на попутной. Можно было бы на пригородном поезде, но он идёт вечером, а нам ждать не резон. Да это не так далеко. Мы быстро доберёмся, –– успокоила Ирина.

Иван Иванович улыбнулся, пожал ей руку:

–– Ну что же, Веснянка, до будущей встречи.

Ирина, ещё не до конца веря в свою удачу, выбежала на улицу и направилась в спортивный магазин, в котором ей осталось сделать покупки для ребят. Но он оказался закрыт. Её прекрасное настроение от этого не испортилось, и попутно купив бутылку кефира и батон (весь дневной рацион), пошла на квартиру.

Утром к самому открытию магазинов Ирина была в «Спартаке». Она долго стояла возле прилавка с мячами, не зная, какой выбрать. Ещё дольше крутила эспандер, ракетки. За ней с улыбкой наблюдал высокий парень со шрамом на губе. Наконец он приблизился, предложил:

–– Помощь не требуется?

–– А ты чего лыбишься? Если понимаешь в этом –– помоги. Хотя это обязанности продавца, но попробуй, заставь их это делать.

Парень перестал улыбаться.

–– Для кого и для какой цели берёте? Тут конкретика требуется.

––Для ребят лет 17-18, чтобы тренировались, а не балбесничали.

––Ясно. А на что конкретно хватит денег?

–– Да вот два мяча, две пары ракеток и гантели хотела, но мне их не дотащить.

–– А далеко тащить-то? –– вновь улыбнулся парень.

–– До автовокзала.

–– Это не проблема.

–– Так мне с райцентра пёхом пять километров шествовать.

–– Это где?

–– Никольское.

––Так это тут рукой подать. Расплачивайся и давай грузиться.

Они сели в старенький Запорожец.

–– Не страшно в незнакомую машину садиться? –– Парень с пронзительной усмешкой посмотрел на Ирину и у неё от этого взгляда мурашки пробежали между лопаток.

–– А у меня нет знакомых с машинами, выбирать не из чего. А что, в городе изверги все, да? Но чтобы не страшно было, заверни в колонию, мне Колюшку забрать надо.

Парень удивлённо на неё посмотрел и замолчал. Возле колонии Ирина выскочила из машины и не видела, как парень от смеха аж хлопнул себя по коленям. А она стремглав проскочила в кабинет к начальнику колонии.

–– Здрасьте! Я за Стрижковым!

–– Чего это тебя понесло к самому Голове? Вопрос-то решённый, –– начальник удивлённо смотрел на Ирину.

–– Я другие вопросы там решала, а этот попутно выскочил, –– смущённо и виновато оправдывалась она.

–– А вопрос-то решила? –– улыбнулся начальник.

–– Почти решила.

–– Ну значит решишь. Ты –– молодец, умеешь своего добиваться. Хотя, за других легче заступаться, правда? –– начальник пригладил свой непокорный чуб, сползающий на лоб, спросил в динамик:

–– Как там Стрижков? Обмундировали его? Ведите ко мне.

В кабинет вошел Колюшка в новой со складочками от долгого лежания рабочей робе густо-болотного цвета. Покрой куртки походил на моднейший костюм, только всё на нём висело как на маломерной вешалке.

–– Ну и каков герой? Весь склад перерыли, старались найти по размеру.

–– Костюм хорош, спасибо вам. А вес мы в деревне наберём, в совхозе обещали помочь. Спасибо вам за всё. Мы пойдём, а то нас машина ждёт.

Они с Колюшкой поспешно вышли из проходной, как будто боясь, что их задержат, до конца не веря в освобождение.

Ирина удивлённо уставилась на то место, где стояла машина –– её не было. Она крутила головой по сторонам, ничего не понимая.

Сзади послышался голос:

–– Ну что, испугалась, боевая?

Ирина резко обернулась –– водитель машины смотрел на неё с той же самой улыбкой, что и в магазине.

–– Машина за углом на той стороне. Идёмте отсюда, мрачное тут место, даже трава не растёт.

Ирина машинально посмотрела вокруг –– всё было чисто подметено и черным-черно от голой земли.

–– А что тут может вырасти, когда все семена выметаются до основания, –– с досадой произнесла она, и уже в машине, видя, что они поехали в другую сторону, зашумела:

–– Ой, куда же это мы едем, нам же ещё к рынку надо, там на квартире вещи мои!

Парень захохотал, но развернул машину.

–– Слушай, красавица, ты так уморить можешь: мы же с тобой проезжали мимо рынка, а ты спала.

–– Так мне же надо было быстрее Колюшку взять, а вещи лежат и лежат себе, чего им сделается? –– В голосе Ирины чувствовалось удивление и непонимание.

–– Да––а, повезло твоему Колюшке, что у него такая заботливая сестра.

Ирина весело посмотрела на Колюшку, сидевшего на заднем сидении.

–– Ты как там устроился? Есть хочешь? Что у вас было на завтрак?

–– Овсянка и одно яйцо, –– смущённо ответил Колюшка.

–– Что это они вам инвалидную норму дают? Раньше по полной программе –– по два давали, –– водитель вопросительно посмотрел на Колюшку. Тот смущённо захихикал.

Ирина, подавая ему булку, заметила, какой у него ещё совсем детский, беззащитный взгляд. Да такого обмануть –– пара пустяков.

–– А мне не обломится булочки, «сестрёнка»?

Ирина отломила от своей булки кусочек, а большую часть отдала водителю.

–– Вот это по-сестрински! Как зовут такую добрую?

––Ириной меня зовут. А сам-то, может, тоже представишься?

–– У меня самое что ни наесть русское имя –– Иван.

–– На Иванах Русь держится. А мне везёт на них в последнее время. Губернатор –– Иван Иванович, начальник колонии –– Иван, и вот ты тоже Иван.

–– А ты никак до самого губернатора добралась? –– усмехнулся Иван. –– Ну и что он за зубр?

–– Нормальный человек.

–– Нормальный? А говорят –– хапуга.

–– Не знаю, что у вас говорят, а мы судим по рабочим качествам,–– рассердилась Ирина, как будто это её так обозвали..–– Остановись, мы приехали.

Она выпрыгнула из машины и побежала в дом. Хозяйка была на месте и Ирина стала поспешно собирать свои свёртки. Одного, детского пакета не было. Она растерянно посмотрела на хозяйку:

–– А где же детский пакет?

–– Какой ещё детский?! ––проворчала хозяйка.

–– Да тот, что мы вместе смотрели…

–– А куда ты его положила?

–– Не помню…

–– Она не помнит! А я за всеми вами должна смотреть, помнить за вас? Давай, плати за постой и с такими претензиями больше ко мне не заявляйся, поняла? –– громко шумела хозяйка.

В дверях появилась внушительных размеров фигура Ивана.

–– Что за шум, а драки нет? Ирина, собрала вещи, ничего не забыла? Пора грузиться, –– он собрал пакеты, посмотрел на хозяйку с усмешкой: –– Она ничего не забыла, хозяйка? А то молодёжь рассеянная пошла.

По лицу хозяйки пошли багровые пятна.

–– Посмотри по верхам, они везде бросают, как дома.

Иван глянул на шкаф, усмехнулся:

–– Точно, лежит один пакет в дальнем углу, скучает, бедолага. А ну-ка, Иришка, встань на стул, сними его, а то я боюсь руки освобождать, ненароком кого задену, обижаться будут на неуклюжего Ивана. Спасибо тебе, хозяюшка, что пригрела сестрёнку, –– по лицу Ивана блуждала улыбка, а взгляд оставался ледяным. И от этой раздвоенности было жутко.

Ирина с пакетом выбежала из дома и села в машину. Колюшка прижался в угол и крепко спал. Иван через своё сиденье положил пакеты рядом с Колюшкой, посмотрел с усмешкой на Ирину:

–– Ты чего так перепугалась? Не бойся, это к тебе не относится. Доставлю вас до места в самом наилучшем виде.

–– Как это до места? Мне же до автовокзала надо, –– вновь всполошилась Ирина.

–– Куда тебе с твоими пакетами? Ты их все перетеряешь. А почему в сумку или общий пакет не уложила? Так же удобнее было бы.

–– Какое там удобнее. Так я их все наперечёт знала, а из сумки тащи сколько хочешь –– не буду же я при ней всё пересчитывать.

–– Ох, и расчётливая ты, как я погляжу.

–– Будешь тут расчётливой, когда покупаешь не себе, а лишних денег нет, чтобы заплатить за пропажу. А эта ухабака всех обкрадывает, а бедному люду деваться некуда, где-то надо перекантоваться ночь-другую. Звереют люди, даже страшно.

–– Да что ж ты так боишься всего? Кто тебя так напугал до смерти? –– он остановил машину возле двухэтажного дома. –– Я на минутку забегу.

Ирина со смешанным чувством смотрела ему вслед, не понимая закрадывающейся тревоги. Она с надеждой перевела взгляд на Колюшку, но он продолжал спать с блаженной улыбкой на лице. Ирина усмехнулась: «Вот охранника нашла себе!» Через стекло увидела Ивана с большой тяжелой сумкой, которую положил в багажник, сел за руль и весело засвистел.

–– Ну что, красавица, теперь до места с ветерком?

Всю дорогу до самой деревни Иван весело балагурил, рассказывал смешные анекдоты без «картинок» и под конец Ирина успокоилась.

Возле дома, где работали ребята, машина остановилась. Проснувшийся Колюшка увидел сестру и застучал по стеклу. Ирина заспешила из машины, чтобы быстрее выпустить его.

Соня увидела Колюшку и сначала в недоумении остановилась, а затем как кошка прыгнула к нему, намертво обняла, прижав его голову к груди, а потом, опомнившись, начала лихорадочно целовать, сквозь слёзы выкрикивая что-то несвязанное.

Все ребята обступили их плотным кольцом. Ирина заметила, что за эти дни их прибавилось. Она не стала подходить и крикнула им:

–– Ребята, я вечером зайду, разговор есть, –– села в машину, попросила:

–– Поедем, Иван.

–– Кто это его тискает?

–– Сестра.

–– А ты кто ему?

–– Никто. Они детдомовские. Сначала одна пара прибилась к нам, а теперь их всё прибывает и прибывает. Чем их кормить? –– сокрушалась Ирина.

–– А что они строят?

–– Дома ремонтируют, чтобы перезимовать

–– Так ты по этому поводу ходила к губернатору? –– догадался Иван.

–– По этому.

–– И что он?

––Обещал помочь. Тормози, мы приехали.

Возле калитки их встретила Вера Васильевна и, сердито посмотрев на Ивана, выговорила Ирине:

–– Ну, наконец-то заявилась. Подольше не могла там быть?

–– А как Женька себя вёл?

–– Спокойно.

––А что же вы волновались? Значит, всё нормально со мной было. А у вас какие дела?

–– А у нас вот ненормальные –– Володька приезжал.

–– Деньги привёз?

–– А тебя только деньги интересуют? –– недовольно пробурчала Вера Васильевна.

Ирина искоса глянула на Ивана и не стала продолжать разговор.

–– Иван, помоги занести вещи, –– попросила она.

–– О чём разговор, сей момент. –– Он собрал часть пакетов и понёс в дом., но на крыльце остановился в нерешительности, так как на пороге стояли два голопузика.

Ирина отстранила Ивана, подхватила детишек и занесла их в дом. За ней следом зашел Иван.

–– Клади на диван и неси остальные. А ты чего остолбенел? Как будто впервые детишек видишь?

Иван поспешно вышел и молча перенёс остальные вещи, а затем сел возле машины на корточки, низко склонив голову.

Вера Васильевна посмотрела на него из окна, удивлённо спросила у Ирины:

–– Чего это с ним? Такой весёлый был, а то совсем смухордился.

–– А кто же его знает. Ваш Володька –– родная кровинка вам, и то вы его совсем не знаете, а Ивана я впервые увидела только утром в магазине. Если бы не он, то нам и до завтра не добраться бы. Я Стрижу брата привезла, совсем его освободили.

–– Ой, какая ты молодец! А она тут загрустила: и уж в детдом к братишкам бегала, и все подходящие избы обежала, а их на её глазах занимают вновь прибывающие –– прямо нашествие какое-то. А Стриж мечется, мечется, не знает, что ей делать.

В избу, еле двигаясь, вошла Ефимовна.

–– Приехала, Голубка? А мы заждались тебя. Сонька не забегала сюда? Говорят, что куда-то убежала.

–– Наверное, за младшими в детдом пошла, –– догадалась Ирина.

–– Может быть. У идущего одна дорога, а у ждущего их дюжина. –– Ефимовна тяжело село на стул, посмотрела на пакеты. –– Ты мази от ломоты в костях не привезла? Мочи нет моей, так выкручивает. Видать, дожди скоро пойдут.

–– Все ваши заказы выполнила, сейчас разыщу.

Женька вырвался из рук Ирины и побежал к двери. Она поймала его на крыльце, а он тянул ручонки вперёд.

–– Ты что, чудо-юдо моё? За машиной тянешься? Она велика для тебя. Пойдём, я маленькую привезла, –– Ирина хотела идти в дом, но Женька громко заревел. И её осенило, что он зовёт одиноко сидящего Ивана.

–– Чего ты там один уединился, Иван? Иди в дом, –– позвала она. –– Какие думы горькие думаешь?

–– Я слышал ваш разговор. Слушай, Ирина, а тут никакой разваленной халупки мне не достанется? Вам одним с этой оравой не справиться. Тут сильная мужская рука нужна, а я спортсмен, дзюдоист, чёрный пояс имею. Это многого стоит, –– он смотрел на Ирину таким умоляющим взглядом, что она в растерянности даже отступила от него. А Женька заливался в смехе, то хлопал ладошками, а то пытался дотянуться до Ивана.

–– Пошли в дом на совет в Филях, –– пошутила она смущённо. –– Вы слышали, командирши, что говорил Иван? Нет? Ну так послушайте, что он предлагает.

А Иван молчал. То ли от смущения из-за Женькиного поведения, то ли уже передумал. Но Ирина не хотела упускать предложенной помощи.

–– Иван просит дать ему какую-нибудь избёнку, чтобы остаться тут и помогать нам. Говорит, что мы не сможем справиться с этой оравой.

В этот момент Женька дотянулся до лица Ивана, погладил ручонкой, вновь заливисто рассмеялся, сполз с Ирининых рук и уселся с Верунькой в углу, как будто и не уходил оттуда.

Стоявшая у стола Вера Васильевна безвольно опустилась на стул, громко всхлипнула.

–– Что с вами, Вера Васильевна? –– встревожилась Ирина.

––Нет, нет, я ничего, просто устала стоять. А парень дело говорит. Зимой, когда не будет работы, нам караул кричать. Уже и сейчас новенькие у Клавдии всю пенсию выпросили, самогон раздобыли.

–– Вот-вот, и надо парня определить на постой к Клавдии. А я возьму к себе Соньку со всем её гуртом. Я уж привыкла к ней, она девчонка хорошая, –– довольная своим решением Ефимовна мирно улыбалась.

–– Да где ж вы там поместитесь, бабушка Ефимовна? –– засомневалась Ирина.

–– Ты думаешь, что им моей избушки не хватит? Горница у меня пустая. А мне и топчана в закутке у печи достаточно. Зато по ночам спокойно спать буду, не надо бояться, что за копейку прибьют. Да, говорят, что теперь пенсию через два месяца принесут. Ирина, в городе не слышала об этом? Правда это или просто балабонят?

–– Нет, бабушка Ефимовна, не довелось услышать.

–– Ну и ладно, доживём –– увидим, а помрём –– там деньги не нужны. Пойдём, касатик, отведу тебя к Клавдии.

Они вышли на улицу. Иван захлопнул все дверцы, багажник, догнал Ефимовну. Она посмотрела на него с усмешкой.

–– Что, касатик, люб`а тебе наша Ирина?

–– Люб`а, да ещё как люб`а, –– вздохнул Иван.

–– Так женись, пока никто не подвернулся.

––Да зачем я ей, валух меченый. Такой красавице и муж орёл нужен.

–– А чем ты плох? Тебе грех обижаться: что ростом Бог не обидел, да и на лицо хоть куда. У вас у мужчин так получается –– чуть получше кикиморы и уже красавец. А болячку твою вылечим, ещё каким жеребчиком будешь, столько детишек нарожаете. Твоя хворь-то с чего приключилась?

–– Били сильно, вот и изуродовали.

–– Вот оно как. Сколько же пострадать тебе пришлось, горемычный? А ты почто машину там оставил? Ну да, чего ж это я тебя спрашиваю, когда яснее ясного: чтобы её, голубку свою, лишний раз увидеть.

Иван рассмеялся.

–– Слушай, касатик, а ведь Ирина и не красавица вовсе.

–– Это вы слепые, не видите её внутренней красоты.

–– Да––а, касатик, здорово тебя зацепило, коль ты до самого нутра добрался. И давно вы знакомы?

Иван посмотрел на часы, на садившееся солнце, покачал головой:

–– Надо же, как время быстро бежит. Уже полусутки скоро сравняются.

–– Как –– полусутки? –– удивилась Ефимовна. –– А я думала, что ты полжизни её знаешь.

–– А так и есть. Только не половину, а всю жизнь. С такой не то что рядом, а даже вблизи неё быть, и то –– счастье.

–– Не зря же её Веснянкой зовут. Своим взглядом всех обогреет.

–– Веснянкой? Точное определение дали. Кто же это догадался первым?

–– Подруга её, Женька, сноха Васильевны. И детей своих ей доверила воспитывать.

–– Не понял. А разве это не Иринины дети?

–– Нет. Сноха Васильевны умерла при родах.

–– Пацанёнок забавный, но и со странностями.

–– Прозорливый он. Клиническая смерть у него была. Акушерка и мать их загубила, и их чуть не отправила на тот свет. Когда разрезали Женьку, то сын не дышал, еле отходили. А у самой столько порывов внутри было, что не смогли остановить воспаление. Так и сгорела в горячке. А почти месяц организм боролся, но болезнь одержала верх. Сам знаешь, время какое злое, не на нас, а против нас работает. –– Ефимовна остановилась возле старой избёнки с гремевшим листом железа на крыше, упавшим плетнём из прутьев, постучала по столбу:

–– Клавдя! Принимай постояльца.

На покосившееся крыльцо с полусгнившими ступеньками вышла седая старуха в сатиновой длинной юбке, облезлой серой, с проглядывающей чернотой, как бы напоминающей о её первоначальном цвете. Она подставила ладонь к лицу, загораживаясь от оседавших лучей солнца, прищурила подслеповатые глаза, заулыбалась, отчего лицо её округлилось, а от падавших на него закатных лучей, казалось румяным.

–– Да где ж ты его раскопала, соколика ясного? Уж ты не сомлевайся, милок, я хорошо готовлю, мой муженёк всегда доволен был. И в избе у меня порядок, силёнок ещё хватает на это. Пойдём в дом, у меня молочка немножко есть, покормлю тебя, –– она отстранилась от двери, пропуская Ивана в избу.

–– Иди, касатик, иди, а я Соньку поищу, успокою её. А ты тоже подходи к Вариной избе, там и Ирина будет.

Через час во дворе у Вари собрались все до единого жильца деревни. Сама хозяйка с уже обозначившимся животом смахивала крошки со стола. У одного края сидела Стриж и по-матерински смотрела на младших братишек, жадно евших картошку. Ирина поняла, что Варя с Игорем продолжали кормить всё возрастающую группу молодёжи. Они расположились кто-где: часть осталась за столом рядом с пришедшими старушками, часть уселись на чурбаки, валявшими по всему двору. Ирина сначала не поняла, откуда они появились, но заметила исчезнувший вековой клён, росший во дворе, от которого осталось высокое основание, приспособленное под стол.

–– Как же вы справились с такой громадиной? –– удивилась она.

–– Да тут мужик с бензопилой проезжал, вот мы и упросили его кое-что попилить. Вера Васильевна с ним самогоном расплатилась. А нам с Варюхой топки на зиму хватит, если экономно расходовать, –– Игорь нежно смотрел на жену и рассуждал как бывалый заправский хозяин. Казалось, что беспечное детство стало покидать его.

Ирина машинально пересчитала присутствующих и сокрушенно покачала головой –– уже 35 человек. Она не заметила, что произнесла это вслух.

–– Нет, Веснянка, уже пятьдесят : пятнадцать человек на промыслах –– пять в совхозе, а десять по соседним деревням помогают убирать урожай в обмен на продукты, –– ответила Соня.

–– Откуда они взялись? –– Ирина с любопытством рассматривала незнакомую молодёжь.

–– А кто откуда. –– Вступила в разговор Варя. –– Вот эту пятёрку детишек отец привёз, Христом Богом просил оставить. Сам в совхозе на тракторе свеклу возит, рад до безумия, что работу нашел. Мать у них казашка, потому и дети узкоглазые. Её не отпустила родня: выдали за новоиспеченного бая. А мужчину выгнали за то, что он не их кровей. Как ему удалось увезти детей и сам не понимает. Говорит, что пол России проехал, нигде пристанища не мог найти. С одним совхозным мужчиной за два дня землянку вымахали, перекрытие из балок сделали, из бочки буржуйку соорудили. По их примеру и другие ребята стали в землю вгрызаться.

–– А перекрытия где брать? Я смотрю, что наша лесополоса здорово поредела, а этого делать нельзя, –– голос Ирины построжал. Она удивилась перемене своего характера: два года назад была застенчивой, несмелой девчонкой. Вероятно, причиной такой перемены стала ответственность за чужие жизни.

–– Да лучше нашей коммуне достанется, чем богатые себе заберут, им и так хватит, –– не согласилась Варя.

–– Веснянка, давай нашу коммуну назовём «Искоркой», –– предложила Соня.

–– А почему «Искоркой»? –– Ирина заметила, что за тот месяц, когда ребята были вместе, они сплотились между собой, значительно повзрослели и посерьёзнели. И среди них новички выделялись своей неуверенностью.

–– Как это ты не понимаешь, Веснянка! –– возмутилась Соня. –– На свет от нашей «Искры» слетаются бездомные ребята со всех уголков страны.

Ирина смотрела на Соню и думала: «Вот тебе и Стригунок, Стриж! Теперь её так и не назовёшь. И даже отросшие волосы возражали против детских кличек».

–– Ребята, а нам и в самом деле, надо определиться с названием нашего коллектива, –– обратилась она ко всем присутствующим, которые с нетерпением смотрели на неё, ожидая, что она скажет, и ловили каждое её слово. Она продолжила:

–– Случай помог и я попала на приём к самому главному начальнику, к главе администрации области и он обещал помочь.

–– Так это разве случай, голуба моя, это сам Бог тебя привёл к нему, –– возразила Ефимовна. –– Так вот почему наш директор совхоза примчался разъярённый. Васильевна еле-еле его успокоила. Тебе придётся ехать к нему, докладывать всё, –– начальство сердить нельзя, с ним лучше в мире жить. А насчёт коммуны он подбросил идею. Может быть, сверху команду дали. Вот завтра с утра и отправляйся к нему.

Ирина подробно рассказала о поездке, о покупках, после чего ребята весело загалдели, окружили Ивана.

Утром Ирина прикрепила к багажнику велосипеда канистру под бензин и поехала в совхоз. Директор находился в своём кабинете: широкоплечий, крупноголовый, с топорными чертами лица мужчина вытирал пот с лица большим серым платком.

–– Здравствуйте, Пётр Иванович. Я –– Ирина Соколова из Сурково. Вы хотели поговорить со мной. А вы уже набегались с утра пораньше?

–– Здорово, Непоседа. Садись, судить-рядить с тобой будем. А ты разве не Кипреева?

–– Нет, я на своей фамилии.

–– Вот-вот –– на своей, по своему. Слишком грамотные, да самостоятельные стали. Вон чего удумала –– к самому Голове пробилась! Тут двадцать лет руководишь, и то ни разу к этому кабинету не приблизился. А она заварила кашу, а Уткин ей помогай. А чем я тебе помогу? Тут в каждом углу по десять дыр, не успеваешь латать: вчера одну корову прирезали, а сегодня ещё две на подходе.

–– Так они у вас зеленей объелись! Чем вы их кормите?

–– Как раз зеленями и кормим…

–– А куда ж ваш зоотехник смотрит? А ветеринар?

–– Ты что, девка, с неба спланировала? Сбежали специалисты, платить им нечем.

–– Так чего ж вы сидите, бежать надо на ферму спасать коровок! Я видела в палатке яблочный уксус. Хорошо бы активированный уголь найти. Бабушка Ефимовна говорит, что силой гонять надо, чтобы растряслась скотинка.

Загрузив ящик уксуса в машину, директор с любопытством посматривал на Ирину.

–– Ты откуда всё знаешь, Непоседа?

–– Жизнь учит. Просто надо быть небезразличной ко всему. Со мной в общежитии института жила девчонка с зоотехнического факультета. Приехала с практики, разные случаи рассказывала. Вот я и вспомнила сейчас.

На ферме директор приказал убрать зелёнку из кормушек и поить подкисленной водой. Первое ведро он сам поднёс беспомощно лежащей корове. Она повернула на него голову и своим жалобным страдальческим взглядом просила о помощи –– мычать у неё не было сил. Пётр Иванович смочил рукой её горячие губы –– корова языком облизала их и потянулась к ведру, стала жадно пить. В её брюхе резко заурчало, как будто заработали жернова. Она головой стучалась по ведру, собирая последние капли.

–– Бабы! Подайте второе ведро! –– попросил директор.

Корова приподнялась и стала пить, стоя на коленях, а из брюха вырвались зловонные газы.

Директор радостно засмеялся:

–– Спасли коровушку, спасли!

Он в неудержимом порыве обхватил Ирину и закружил.

–– Спасли! Спасли, Непоседа!

Смущённая Ирина вырвалась из объятий.

–– Проси чего хочешь, Непоседа, всё отдам. Я твой вечный должник. Это ж надо –– чуть всё стадо не загубили, –– директор взял Ирину за плечи и повёл из коровника.

–– Помогите советом, Пётр Иванович: что делать, с чего начать? А то и не знаешь, что просить.

–– Да, ты права. Самое главное для вас –– начать что-то делать. Вы молодцы, что стали строить какое никакое жильё. Именно оно удержит их на месте. А чтобы не занялись глупостями, нужна цель в жизни, занятость. Недельки через две соберём расширенное правление и подумаем сообща, что делать, как помочь. В нынешней обстановке вам одним не вытянуть –– налогами задушат. Без техники землю не обработаешь, а у вас даже плюгавенького плуга, сохи нет, не то, что трактора. Я думаю, что вас надо отделением совхоза оформить.

У нас некоторые бузят, других подбивают, чтобы совхоз ликвидировать, а землю и технику раздать на паи. Раздать-то в один миг можно, не велика проблема: ломать –– не строить. А кто на земле работать будет, когда полсела пенсионеры? Городских сюда не заманишь, и с Америки рабочую силу не привезёшь. Дров наломаем в спешке, беда большая будет –– загубим кормилицу нашу. До последнего надо держаться в коллективе –– в этом наше спасение

Вот что надо сделать, дочка: у нас половина урожая свеклы, картофеля находится в поле, а дожди вот-вот зарядят. Не управимся мы, рабочих рук не хватает. Надо ваших ребят подключить: пусть бросают всю работу и на подмогу идут. Тут двоякая выгода: и урожай соберут, и на правлении легче будет вести разговор по вашему вопросу. А бузеть будут, я чувствую.

–– Хорошо, Пётр Иванович, завтра с утра все и придём. Может быть, часть урожая вручную убрать? Это так старушки говорят.

–– Много ли вручную уберёшь? Это какую армию рабочих рук нужно? У нас трактор на ходу, распахать можно. Главное –– из земли выбрать и посуху вывезти с полей.

–– Я всё поняла. До завтра.

Вернувшись в село, Ирина не увидела ребят на стройке. У Вари тоже никого не было. Но странней всего, что и Веры Васильевны не было дома, хотя дверь была нараспашку. Машина возле дома тоже отсутствовала. Тревога вкралась в душу. Что случилось за это время?

На лугу возле бывшей школы она заметила толпу народа и побежала туда. По дороге её обогнала лошадь с незнакомым мальчишкой в седле. Пока она бежала, уже другой всадник на этом же коне проскакал мимо. В толпе она увидела Веру Васильевну, подошла к ней.

–– Что тут за цирк устроили? Откуда лошадь?

–– Ой, Ирина, хорошо, что ты пришла. Спасать надо лошадь, загубят они её –– под седлом раны видно.

–– А чья она? Откуда взялась?

–– Да Цыган утром привёл.

–– Какой Цыган?

–– Без тебя он объявился. Ты его вчера должна была видеть у Вари. Иван отобрал у них лошадь, к нам в сарай поставил и запретил брать. А они как озверели –– всем гуртом во двор ворвались и увели.

–– А где Иван? –– Ирина начинала злиться.

–– В город на машине уехал.

–– А Стриж где?

–– С ним вместе умчались.

Подскакал всадник –– это был Игорь. Ирина подбежала, ухватилась за уздечку.

–– Всем отойти от лошади и не сметь приближаться, –– строго, звонко крикнула она.

По толпе пробежал недовольный гул. Двое новеньких выступили вперёд.

–– Наша очередь. А ты, тётка, не мешай нам, –– просипели они простуженными голосами.

–– Я могу вам не мешать, но под одним из вас лошадь упадёт, издохнет. Что тогда будете делать? Кто будет отвечать перед хозяином? Или всей ватагой в тюрьму пойдёте, вместо того, чтобы нормально жить, работать? Как «хорошо» в тюрьме, вам ваши товарищи расскажут, кто побывал там.

–– А лошадь бесхозная,–– прошепелявил из толпы чернявый парень.

–– Это ты –– «Цыган»? Где ты взял лошадь?

–– Она в лесопосадке была. Я целый день за ней следил –– нет у неё хозяина, –– Цыган пытался убедить Ирину.

–– Она была осёдланная?

–– И ты говоришь, что у неё нет хозяина? Ты может быть, ещё скажешь, что лошадь сама на себя взгромоздила всю сбрую? А если хозяина убили и всю вину на вас взвалят? Вы об этом не подумали? Надо немедленно снять седло, там теперь есть потёртости. А вы на ней скакать вздумали.

Цыган подошел к лошади.

–– Я сниму. Я знаю, как это делать.

–– Без тебя снимут, бузотёр, –– отстранила его Вера Васильевна и погладила лошадь, приговаривая:

–– Хороший, умный Орлик. Сейчас я сниму с тебя эту тяжесть. Позволь мне это сделать.

Лошадь неожиданно опустилась на передние колени.

–– Ах ты, умница! Да ты же совсем ручной и дрессированный, –– Вера Васильевна ловко расстегнула ремни на подпруге.

–– Игорь, помоги Вере Васильевне снять седло, –– попросила Ирина.

Вдвоём они легко приподняли его и осторожно сняли с крупа лошади. Под ним были крупные кровавые язвы с белыми шевелящимися точками в них и множество мелких болячек. Похоже, что не один день была лошадь оседланной. В толпе послышались вздохи, кто-то жалобно всхлипнул.

–– Пойдём домой, Орлик, я тебя сейчас подлечу, –– говорила ласково Вера Васильевна, ведя лошадь за уздечку.

–– А почему –– Орлик? Почему вы его так зовёте? –– Ирина шла с другого бока коня, а вслед за ними четверо ребят несли седло.

–– Да Иван как увидел лошадь, так и воскликнул: «Это же Орлик! Никого не подпускайте к нему!» А сам бегом к машине и умчался.

–– А Соня зачем увязалась за ним?

–– Так Ефимовна утром не поднялась, радикулит прострелил, а она забыла тебе заказать мазь. Вот она и сорвалась за лекарством. А без неё ребята вышли из-под контроля. Спасибо ты появилась, а то и правда, лошадь могла издохнуть от болевого шока или от заражения крови. Посмотри, вон там, у забора зелёный подорожник сохранился. Собери его весь, вымой хорошенько и прокрути через мясорубку –– вот эту кашицу и положим на раны.

К утру Орлик повеселел: Веру Васильевну встретил приветливым ржанием, потянулся большими шершавыми губами к лицу, стараясь о её плечо потереться головой со звёздочкой на лбу.

–– Ах ты ж ласковый мой, где же твой хозяин? –– Вера Васильевна одной рукой гладила Орлика по голове, а на другой ладони протянула кусочек сахара и хлеб. Но Орлик не стал брать, а только понюхал и тревожно заржал, замотал головой.

–– Чего он так волнуется? –– спросила подошедшая Ирина.

–– Наверно о хозяине вспомнил. Умное животное, а говорить не умеет. Давай седло перепрячем, чтобы никто не нашел.

Они занесли седло в сарай, где хранилось сено, там и спрятали.

–– Я пойду ребят будить, в совхоз на уборку свеклы директор нас прикрепил. А вы тут за Орликом смотрите, может Иван с Соней скоро подъедут –– Ирина остановилась у калитки.

–– Хуже нет дела –– ждать да догонять. Ты там поговори с директором, может каких продуктов подбросит, а то ребята скоро пухнуть с голода будут –– дело ли это, один раз в день есть и то не досыта. И это осенью, когда всего полно. Варя вся извелась, не знает, чем кормить эту ораву. Боюсь, как бы они до нашей коровы не добрались, а то с голодухи могут прирезать и спросу с них не будет.

–– А вы не выгоняйте сегодня, я к вам Варю пришлю –– побудьте вместе. А с директором мы кое-что наметили. У них на складе стоит походная кухня, доставшаяся от ликвидированной воинской части. Мы решили её использовать на свекловичных полях.

Ирина весь день моталась с поля в контору, затем в детдом с просьбой послать старшеклассников на уборку. К вечеру так устала, что еле дошла до дома, села рядом с детьми в углу и уснула. Она не слышала, как вернулся Иван. Вера Васильевна встретила его строго:

–– Ты где же это пропал, парень? Мы чуть не потеряли коня.

–– Да дела там неважные –– друг в больницу попал в бессознательном состоянии, а без документов и страхового полиса и без денег не лечили полноценно. Пришлось сюда забрать –– в городе за ним ухаживать некому. Хотел с собой на квартиру взять, а Сонька как вцепилась в него, так и не отдала.

Всю дорогу как квочка над ним тряслась –– только он пошевелится, а она к нему: «Что тебе, миленький? Ты только скажи». А где там –– скажи, когда весь забинтован.

Я сразу-то, как услышал её воркующий голосок, глаза от удивления вытаращил, а она меня в упор не видит, для неё только он один существовал в тот момент.

–– Да уж, если Сонька полюбит, то спалит своей любовью. А кто же он, твой друг?

–– Тоже спортсмен, только по конному спорту мастер, в школе верховой езды преподавал. Я перед отъездом искал его и не нашел. А, оказывается, там трагедия разыгралась: за его Орликом давно охотились. Неделю назад он выехал на нём на прогулку по обычному маршруту. Вот его и подкараулили возле лесополосы, но Орлик сумел убежать и оказался возле Сурково. А Серёгу избили до полусмерти и бросили, подумав, что он мёртвый. Через двое суток его нашли. Как его лечить теперь, что делать –– головы не приложу, но и там оставлять нельзя было.

Ирина давно проснулась и слушала Ивана с большим интересом. Она встала и подошла к беседовавшим.

–– А ты голову не ломай, Иван: любовь чудеса творит. Соня –– хорошая девчонка, они вместе с бабушкой Ефимовной выходят его. Пойдём, посмотрим Орлика, как он там? Он тебя знает?

–– А как же, знает, мы с ним друзья.

–– А как же ты, друг ситный, мог уехать, не расседлав его? –– с укором проговорила Васильевна.

Иван покраснел, искоса глянул на Ирину:

–– А что с ним?

–– Он же, выходит, неделю был под седлом, а тут ещё ребята угнали его и скакали по селу. И что удивительно, он не убегал от них, не вырывался.

–– Так ведь он всю жизнь рядом с ребятами: они и ухаживали за ним, и учились верховой езде.

–– А у нас беда, Иван: Цыган, который увёл Орлика, устроил бучу на свекловичном поле. Ребята раскололись на два лагеря. Надо с Соней поговорить. Давай выведем Орлика на прогулку, а то он застоялся. И с ним дойдём до них. Может быть, Сергей услышит голос Орлика и пойдёт на поправку?

Орлик увидел Ивана и приветливо заржал, застучал копытами.

–– Здорово, дружище! Ты прости меня за невнимание –– спешил обрадовать твоего хозяина, что ты нашелся.

Орлик заржал тревожно.

–– Не волнуйся, Орлик, живой твой Серёга, привёз я его сюда. Пойдём, навестим его, –– Иван отвязал коня и повёл из хлева.

Чем ближе они подходили к дому Ефимовны, тем беспокойнее становился Орлик, а возле двери призывно заржал, застучал копытами по порогу, а головой толкал дверь.

–– Тихо, Орлик, тихо, –– уговаривала коня Ирина, поглаживая его по шее. –– Иван, зайди в избу, может быть, от этого голоса Сергей уже встал?

Иван зашёл в сени, и Орлик попытался пойти следом, но Ирина встала в проём двери.

–– Куда ты, Орлик? Шею сломаешь, здесь же низко. Потерпи немного.

Рядом открылось окно, и Иван позвал:

–– Ирина, веди Орлика сюда.

Но она не успела и пальцем шевельнуть, как Орлик оказался у окна и просунул голову в избу по самые лопатки. Раздался тихий, но властный мужской голос:

–– Назад! Стоять!

Орлик попятился назад и замер, но через секунду по его телу пробежала нервная дрожь, хвост стал размахиваться, похоже, что в такт махания головой.

Ирина услышала хруст ветки за углом.

–– Цыган, это ты? Иди сюда.

Подошел чернявый мальчишка, удивлённо спросил:

–– А как вы догадались, что это я? Вы же меня не видели?

–– Так ты же шел за нами от самого дома. Ты что, хочешь украсть коня?

–– Нет. Куда я его дену? Мне посмотреть на него хочется –– очень красивый конь.

–– А его хозяин нашелся. Вот сейчас они общаются.

–– А кто он, хозяин коня?

–– Он наездник, в школе учил ребят верховой езде.

–– Вот здорово! Теперь бы у нас такую создать, вот тогда и драк не будет.

–– А ты правильно соображаешь. Только из-за чего же сам бучу устроил в поле?

–– А чего они из нашего бурта в свой свеклу таскали? Пусть сами попробуют столько сделать. А то они на чужом горбу хотят в рай въехать. По-справедливому должно быть.

–– Молодец, Цыган, ты очень правильно рассуждаешь. А за конём хочешь ухаживать?

–– А можно? –– глаза мальчишки мечтательно засверкали.

–– Пока Сергей болеет, за конём кто-то должен ходить, а нам всем некогда, у всех дела. Только ещё долго на него нельзя садиться, пока все раны не заживут.

–– Я знаю. Я его в обиду не дам.

–– Зайди в избу, познакомься с Сергеем. Он скажет, доверяет ли тебе уход за конём.

Цыган испуганно, и в то же время с надеждой посмотрел на Ирину, тряхнул своими неухоженными кудрявыми волосами, шагнул за порог, вслед за своей судьбой.

Цыган выскочил из избы в невероятном возбуждении от гордости, что Сергей, расспросив его о жизни, разрешил ему ухаживать за Орликом. Он завёл коня в полуразрушенный сарай Клавдии, бросил охапку травы, зачем-то замёл следы возле дома и лёг спать рядом с конём. Орлик своими влажными губами обнюхал голову Цыгана, довольно всхрапнул, будто соглашаясь на взаимную дружбу, и стал спокойно жевать сочную траву. Под утро конь занервничал, стал к чему-то прислушиваться. Цыган обнял его за шею, стал шептать в самое ухо: «Тише, Орлик, тише! Я с тобой и всё будет хорошо. Надо переждать и не выдать себя».

Через дырявую дверь Цыган увидел, как два верховых наездника проскакали по улице в сторону дома Веры Васильевны. Минут через десять они проскакали назад и больше не появлялись. Утром он узнал подробности того визита.

Подскакав к дому, они были остановлены грозным голосом Ивана:

–– Стойте! У меня оружие и я могу подстрелить вас как куропаток. Конь, которого вы ищите, принадлежит Сергею: спортшкола отдала ему Орлика в счёт долга по зарплате за последние годы. А тем, кто послал вас, передайте привет от «Рыбака», и скажите, что я ни перед кем не отступал и не становился на колени, и буду биться до последнего вздоха за свою правду.

Верховые уехали, а на крыльцо выбежала взволнованная Ирина и с упрёком набросилась на Ивана, слезшего с сеновала:

–– Что это значит, Иван? Я слышала твой разговор. Ты кто? Бандит? Здесь живут дети и я должна знать, кто будет находиться рядом с ними.

–– Да как тебе сказать, Ирина? Наше суматошное, неопределённое время всё перевёрнуто вверх тормашками: некоторые честные люди вынужденно стали нарушителями закона, но остались с чистой и доброй душой. А истинные жестокие бандиты заняли верхушки власти, но гниль продолжает разъедать их души. Кто из этих двух категорий лучше –– решать каждому конкретному человеку.