Инга Артеева.

Мегаполис.

 

Приехали…

Пятьсот метров толкания в хаотичной людской реке. Маршрутка. Пассажиры набиваются под завязку. Шофер-кавказец: «Стоя – нельзя!» Последние быстренько захлопывают двери. Едут. Стоя. Останавливаемся каждую минуту: то шофер откупается на каких-то шлагбаумах непонятно от чего, то перед нами страшная гряда машин, конца которой не видно. Машины ревут обиженными коровами. Вижу в лобовое стекло: перед шлагбаумом, к которому мы подъезжаем, стоит микроавтобус. Он горит. Ровно половину автомобиля облизывает желтое пламя. Нам предстоит остановиться у этого дурацкого шлагбаума, чтобы водитель отдал очередную мзду. Горящая машина примерно в полутора метрах. Остальные машины – впритирку. Паники нет. Все пассажиры абсолютно спокойны, на них страшная картина даже не производит впечатления чего-то особенного. У меня странная отрешенность от происходящего. Ощущение такое, как будто смотришь привычные новостные ужастики. Повезло в них не попасть – проехали. Остается сознание того, что взрыв все равно прозвучит, как только огонь достигнет бензобака. Водители не рвутся тушить пламя на чужой машине, хотя у каждого есть огнетушитель, а пожарной машине, чтоб подъехать, придется подняться в воздух.

Противно дрожат пальцы рук. Напротив, над окном – листочек:

 

Других не зли и сам не злись,

Мы гости в этом бренном мире,

А если что не так – смирись,

Будь поумнее- улыбнись.

Холодной думай головою,

Ведь в мире все закономерно.

Зло, излученное тобою

К тебе вернется непременно.

 

Омар Хайям.

 

…Улыбаюсь. В зеркале над водительской головой вижу, что получается довольно криво…

 

Суматоха.

Люди снуют. Надо успеть втиснуться в душную клетку метро. Люди тесно прижиты друг к другу – и каждый сам по себе. Впереди – шляпа в кожаном пальто. Локтями пихается. В какой момент оборачивается. Смотрит. Как там говорят? Божий одуванчик? Чертов кактус! Остервенение в глазах.

Остановились. Втекло больше, чем мог вместить вагон. Давка. Друг на друга никто не смотрит. Взгляд – внутрь себя. Либо глаза захлопнуты намертво, как металлический сейф. Аборигены за годы, проведенные в поземных камерах, научились спать стоя, как лошади. Кое-кто читает. Читать в метро – так же непонятно, как спать стоя. Ведь невозможно так отключиться от суеты и давки метро, чтобы все книжное понимать и переживать! Получается- это тоже способ спрятать глаза. Так и живут: глаза зашторены, в ушах – затычки плейеров.

Одеты разно. Эфемерная в белом пальто и розовом шарфе старается отодвинуться от толстухи в мужской шапке и чем-то нечистом. На долю секунды включили глаза, встретились, презрительно обожгли друг друга. Отвернулись.

Стеклянная мышеловка вагона разинула пасть, выпуская. Только не озираться по сторонам, не выдавать провинциала. Под каменной стеной - две пестрые женщины . Та, что помоложе, сидит, вытянув ноги и уронив голову набок, прямо на кафеле метрополитена. Стараюсь не пялиться.

 

Час пик.

 

Шесть букв, которые ничего не говорят. Со стен смотрят герои сражений. Они, наверное, гордятся потомками, потому что видят те еще битвы!

Воздух, как теплый липкий лимонад. Многометровая давка перед эскалатором. Безысходное топтание почти на месте. Людская каша по сантиметру приближается, чтобы выплеснуться на заветные ступеньки. Людская пробка.

Везде видны рекламные плакаты. Среди русских и уже привычных английских букв – китайские иероглифы. Каждый из них похож на схему проезда, в конце которого обязательно – тупик.

Каша стекает с эскалатора и вдавливается в вагоны. Картина в окне – на перроне, среди движущейся массы – два истукана на скамейке. Вне времени. Вне спешки. Из другой жизни. Она в заношенной куртке цвета грязного кирпича, с серым лицом, которое почти полностью закрывает мужская шляпа. Он – в длинном пальто, больше похожем на халат. Из глаз сочатся серые слезы. К середине неизвестно как прилеплен кусок грязной тряпки. Он обозначает пластырь на том месте, где должен быть нос. Пустые глаза никуда не смотрят. Картинка, виденная пару секунд, перед глазами еще долго. Это хорошо, что в метро дети не ездят.

Каша выливается из вагона – и вновь на эскалатор. Люди на встречной линии настолько неживые, что даже не манекены - фотографии.

С эскалатора поток выносит на улицу. Невыносимо желание морозного свежего воздуха. Однако вместо глотка воды – полный рот пыльно-бензиновой жижи. Хотя – прохладнее. Уже лучше.