Этот пляж всегда пустынный. Мы мечтали найти такое место, где никто не будет мешать нам валяться под солнцем и болтать о разной ерунде. - Ну, так какое облако выбираешь ты? – спрашивает Марина. - Вон то – сиреневое, похожее на бегемотика. - На бегемота оно, действительно, похоже, но почему сиреневое? - Я так хочу, я раскрасила его в сиреневый цвет. - Тогда я своего крокодильчика раскрашу в розовый! Мы смеемся. А над нами плывут разноцветные облака… - Пойдем в кино, - предлагаю я. - Не хочу. К нам опять прицепятся какие-нибудь уроды, и у нас снова уйдет куча времени на то, чтобы отшить их. Вообще не хочу выходить на улицу! - А что мы будем делать дома? - Слушать музыку. - Хорошо. Что поставить? - Ничего. Идем, я научу тебя. Она расстилает на полу мохнатый плед, ложится на него, я ложусь рядом. - Закрой глаза и слушай. Сначала я слышу только барабанящий по крыше дождь, и звуки проезжающих за окнами машин, но вдруг сквозь этот шум пробивается мелодия. Сначала тихо и жалобно плачет одинокая скрипка, потом к ней присоединяется целый оркестр. Мелодии сменяют одна другую. Музыка такая разная заполняет комнату, и я тону в ней. А еще я слышу ровное дыхание Марины и, мне кажется, стук ее сердца…. Она спит в моей кровати. Я не могу заснуть и тихо лежу рядом. Лунный свет, пробиваясь сквозь щель между шторами, ложится на ее обнаженное смуглое плечо. Неожиданно ее глаза распахиваются. - Ужасно громко ты ресницами хлопаешь, - она улыбается. – Меня разбудила. Иди ко мне. Я прижимаюсь к ней. Мои пальцы блуждают по ее телу, от соприкосновения с которым мне становится жарко. Она целует меня и что-то шепчет, но я не различаю слов. Мне кажется это какие-то колдовские заклинания на вечное счастье. Я люблю гладить ее по голове, как кошку. У нее удивительно приятные на ощупь волосы, они пахнут морем. Мне нравится, что она молчит. С ней даже молчание наполнено смыслом. Я смотрю на нее, и меня охватывает трепет от этой красоты. Можно часами просто любоваться ею. Она – богиня, и я не понимаю, почему, когда она выходит на улицу, люди не падают перед ней на колени. - Марин, ты чудо какая красивая! – восхищаюсь я. Она поднимает голову с моих колен, смотрит мне в глаза и говорит: - Ты - богиня, и я не понимаю, почему, когда ты выходишь на улицу, люди не падают перед тобой на колени. Она стоит спиной ко мне и нараспев полушепотом читает: И вспорхнули ресницы – два темных крыла – Два крыла обезумевшей птицы. - Как могла, ну скажи же, ну как ты могла Мне так долго мучительно сниться?! - Марина, это твои стихи? – спрашиваю я. - Ну, да, - она поворачивается ко мне. – Иногда мне кажется, что я тебя придумала, что ни в какой реальности тебя не может быть… - Почему? И почему мучительно? - Не обращай внимания. Это просто стихи. Просто стихи – не более. - А что может быть более стихов? - Ни-че-го…. Этот пляж всегда пустынный. Мы мечтали найти такое место, где никто не будет мешать нам валяться под солнцем и болтать о разной ерунде. Я прихожу сюда снова и снова, но уже без Марины. Хотя… я вижу в небе ее розовых крокодильчиков, слышу музыку, которую научила меня слышать она, чувствую запах ее волос. А еще я слышу ее стихи… Я не плачу – она не любила слез, я не умираю – она не любила смерть. Я счастлива, потому что в моей жизни была она – моя Марина. |