Судьба и карьера «русского» генерала Христофора Манштейна

 

Судьба ли играет человеком, человек ли судьбой? Странный вопрос. Как посмотришь - так и увидишь. Один берет ее «за рога», иной же винит окаянную в собственных неудачах. Человек, о котором пойдет речь ниже, предпочитал судьбу свою определять сам. Звали его Христофор (Кристоф) Герман фон Манштейн.

1711 год. Петербург. Еще не столица. И даже не вполне город: все больше незначительные деревянные строения. Здесь и родился герой нашей истории. Его отец Эрнст-Себастиан фон Манштейн, выходец из Пруссии, был одним из множества иностранцев, привлеченных на службу Петром Первым. (Здесь было бы соблазнительно провести линию в будущее к известному фельдмаршалу времен Второй Мировой войны, но, к сожалению, ничего не получится: Эрих фон Левински, приемный сын генерал-лейтенанта Георга фон Манштейна, не был потомком «птенца Гнезда Петрова», хотя, как племянник фельдмаршала Пауля Гинденбурга-Бенекендорфа, являлся отдаленным потомком другого известного в русской истории немца. Но это уже отдельный разговор).

Большой славы Эрнст-Себастиан на чужбине не снискал, но, служа честно и справно, регулярно повышался в званиях. И достигнув чина генерал-поручика, что примерно соответствует генерал-лейтенанту, принял должность коменданта в недавно отвоеванном у шведов Ревеле. Там, в Лифляндии, и познакомился он c Доротеей фон Дитмар, дворянкой шведского происхождения, ставшей его женой. После завершения Северной войны вся Прибалтика стала частью Российской империи, и супруга генерала теперь считалась российской подданной, хотя сам он продолжал оставаться иностранцем на русской службе. Это обстоятельство сыграло позднее не последнюю роль в судьбе их сына Христофора Германа...

Своему сыну генерал иной судьбы, нежели собственная, не представлял, и потому серьезно занялся надлежащим его воспитанием. Сам преподавал математику, подавая личный пример, приучал к физическим упражнениям и перенесению различных трудностей. Мальчик был определен в Нарвское училище, и судьба его казалось ясной, но случился первый нежданный поворот. Старшего Манштейна навестил приехавший из Пруссии знакомый офицер по имени Кальзов. Увидев в Христофоре Германе явное пристрастие к службе военной, Кальзов уговорил родителей отпустить недоросля в Берлин. Будь младший Манштейн российским подданным, из этой затеи ничего не вышло бы, или же навлек бы на себя неприятности. Поскольку в те времени власти российские весьма неодобрительно смотрели на самовольные отъезды за границу вне зависимости от причин, вызвавших такое деяние. Но сын иностранца обладал иными правами, и молодой человек бесприпятственно покинул Россию. В Пруссии юноша успешно продолжал обучение и через три года был определен подпоручики, а в скором времени в поручики полка маркграфа Карла. Перед молодым человеком раскрывалась возможность надежной карьеры на родине отца, но все опять повернулось иначе.

В начале 1736 он испросил в полку отпуск, чтобы навестить родителей в Лифляндии. Здесь его молодого офицера, подающего надежды, принялись уговаривать перейти на русскую службу. Поначалу он отказывался, но за устными уговорами последовало приглашение, подписанное императрицей Анной, племянницей государя, которому преданно служил его отец. При этом молодому офицеру было обещано, что власти российские сами позаботятся об его увольнении из прусской армии.

Христофор Герман поверил этому обещанию, принял предложенное звание и стал капитаном гренадер в Петербургском полку. Вскоре началась очередная война с Турцией, и ему пришлось показать себя в первом боевом деле. Нужно было овладеть башней у Перекопской крепости, откуда янычары обстреливали русские позиции. Капитан Манштейн вызвался на дело добровольцем и увлек за собой 60 гренадер. (Как потом оказалось, это было его характерной чертой: нетерпеливо рваться в бой не особо рассуждая об опасностях). Под обстрелом взломав топорами дверь в башню, команда ворвалась в крепость, и ошарашенные напором, хотя и численно превосходящие их янычары были готовы сдаться. Но один из солдат, разгоряченный боем, ударил штыком положившего оружие противника, и сражение разгорелось снова. Все защитники башни были перебиты, а раненного капитана вынесли его гренадеры. Однако сама атака оказала на противника впечатление столь сильное, что янычары, оборонявшие остальные башни укрепленной линии, покинули их, не дожидаясь наступления. Самому Манштейну это принесло очередной чин секунд-майора. В следующем году Манштейн участвовал в штурме Очакова, вновь проявил отвагу, ранен и произведен в премьер-майоры. Оправившись от раны, вернулся в строй, и в следующие два года имел случай отличиться в деле, в том числе во время сражения при деревне Ставучаны, где русская армия, изначально находясь в крайне невыгодном положении, сумела все же разгромить противника. Все это обратило на него внимание командующиего русской армии фельдмаршала графа Миниха, и в звании подполковника Манштейн был назначен к нему старшим адъютантом. Фельдмаршал своего адъютанта ценил и потому доверил ему особое поручение, успешное исполнение которого и погубило позднее столь удачно начавшуюся военную карьеру Христофора Манштейна.

В октябре 1740 года умерла императрица Анна. Болезнь была долгой, и государыня успела сделать необходимые распоряжения. Наследником престола был объявлен младенец Иоанн, сын племянницы императрицы, принцессы Анны Мекленбургской. Регентом при малолетнем императоре назначен в обход родителей ребенка фаворит умиравшей государыни Эрнст Бирон, герцог Курляндский. По свидетельствам современников государыня крайне неохотно согласилась назначить герцога регентом, и тому пришлось прибегнуть к обходному маневру, создав впечатление, будто не он сам домогается сей доложности, но уступает желанию прочих первых лиц государства. Созданию этой дымовой завесы немало поспособствовал фельдмаршал Миних, рассчитывая сделать Бирона чисто декоративной фигурой, а самому завладеть всей полнотой власти. За давностью времени трудно судить, на чем основаны были эти нимало не оправдавшиеся расчеты. Зная свежеиспеченного регента достаточно долго, Миних вряд ли мог обманываться на счет его честолюбивых планов. Вероятно злую шутку с фельдмаршалом сыграли его собственные амбициозные мечтания. Он постоянно примерял на себя личину человека необкновенного и жаждал особых титулов и званий. После окончания войны с Турцией фельдмаршал подал императрице Анне прошение, желая получить от нее титул герцога Украинского. Государыня отклонила его просьбу, не без юмора заметив:

- Миних еще очень скромен, я думала, что он попросит титул великого князя Московского.

Так или иначе, но «столп Отечества», как скромно именовал себя самого Миних в позднее написанных мемуарах, жестоко обманулся в своих расчетах. Бирон не позволил собой командовать, и обиженный фельдмаршал решил поменять фронт. Заручившись моральной поддержкой принцессы Анны, он начал действовать.

В принципе проще всего было схватить регента прямо в покоях принцессы Мекленбургской, куда Бирон регулярно приходил в сопровождении всего лишь одного человека. Но как иронически заметил в своих позднейших записках Манштейн: «фельдмаршал, любивший, чтобы все его предприятия совершались с некоторым блеском, избрал самые затруднительные средства». И едва не провалил все предприятие. Миних распорядился арестовать регента ночью, в Летнем дворце, где тот жил, для чего нужно было еще одолеть немалую охрану. Человеком, который должен был вытащить фактического правителя России из постели, стал Христофор Манштейн. Сам же фельдмаршал в тот день навестил регента и засиделся у него допоздна. По забавной случайности, присутствовавший при сем граф Левенвольде, тоже бывалый заговорщик, но в этом заговоре не участвовавший, спросил у фельдмаршала как бы невзначай: «Не предпринимал ли он прежде каких-либо важных дел ночью?» Миних был удивлен, но, тем не менее, преспокойно ответил, что такого он не припоминает, но его правилом всегда было пользоваться всеми благоприятными обстоятельствами».

Позднее, описывая ночь переворота в своих мемуарах, Манштейн все еще искренне удивлялся тому, как гладко все сошло. Большую роль сыграла нерадивость гвардейцев, стоявших в карауле. Они хорошо знали подполковника и беспрепятственно пропустили его и следовавших за ним солдат. Заговорщики не имели плана дворца, и Манштейн поначалу заплутал в нем, поскольку не знал, где спальня Бирона. Уж точно по чмстой случайности не забрел вместо опочивальни регента в ту залу, где все еще стоял гроб с телом покойной императрицы... Ни часовые, ни слуги, которых встретил во время своего путешествия по дворцу, не оказали ни малейшего сопротивления, и не попытались поднять тревогу.

Опале подверглись и оба брата регента. То обстоятельство, что старший из них, генерал Карл Бирон был врагом фаворита покойной императрицы, не было принято во внимание. В России издавна наказывали по родству, а не по настоящей вине…

Той же ночью были арестованы и другие влиятельные персоны, принадлежащие к свергаемой власти, среди прочих – вице-канцлер граф Бестужев-Рюмин. И хотя его арестом руководил другой адъютант фельдмаршала, Кенигфельс, вице-канцлер запомнил имя главного деятеля ночной революции. Ибо граф Бестужев-Рюмин, был человеком, никогда не забывающем малейшей обиды, неважно подлинной или мнимой.

По случаю столь блистальной победы с фельдмаршалом случился очередной приступ головокружения от успехов, в конечном итоге сломаший и его карьеру и карьеру главного героя нашего повествования. Миних потребовал для себя от свежеиспеченной правительницы российской звания генералиссимуса, в чем ему было отказано. И «столпу Отечества пришлось удовлетвориться должностью первого министра империи, чем он был крайне недоволен.Апетиты фельдмаршала, его своеволие испугали и без того робкую от природы принцессу Анну. Ей стал мерещиться новый переворот, жертвою которого станет она сама. И потому при первой удачной возможности она отправила фельдмаршпала в отставку. А между тем он был единственным человеком, который мог бы защитить ее...

Новая регентша не забыла Манштейна. Его произвели в полковники, отдали под команду Астраханский полк и пожаловали имением в Ингерманландии , прежде принадлежавшим генералу Карлу Бирону. А когда в следующем году Христофор Манштейн взял в жены девицу Финк, сестру прусского генерала, принцесса Анна отметила молодых свадебными подарками.

Вслед за этим разразилась война со Швецией. Манштейн вместе со своим полком отбыл в Финляндию и, как бывало и прежде отличился в первом же серьезном сражении. Вынужденный вести свой полк в атаку с неудобной позиции, он, тем не менее, оказался столь удачлив, что обратил в бегство более многочисленного противника. В этом сражении Манштейн был ранен и вернулся в Петербург для лечения, где и настиг его нежданный поворот судьбы.

В ноябре 1741 года произошла очередная смена власти. В сущности это было точнейшая копия успешного предприятия за год до того совершенного фельдмаршалом Минихом. «Ночная революция» оказалась удачной находкой, а легкость, с какой потерял свой власть всемогущий Бирон, подсказала цесаревне Елизавете, что и ее соперницу принцессу Анну не будут защищать слишком рьяно. Поднимая гвардейцев на мятеж с призывом «Долой засилье иностранцев», дочь Петра Великого не стала объяснять им, что в этом деле замешаны французские деньги. В сущности это был первый российский переворот, котором столь явно участвовали иностранные державы. И, увы, не последний…

Выступив в роли защитницы русских от притеснений иностранцев новая императрица с блесков сыграла эту роль, устроив суд над неугодными лично ей министрами и военачальниками, вся вина которых заключалась лишь том, что они честно служили свергнутой принцессе Анне. Тем менее, судьи, угадывая желание своей повелительницы «нашли» подходящее преступление каждому и осудили главных обвиняемых к жестокой казни. Что позволило государыне Елизавете Петровне монаршую милость и заменить вполне средневековую казнь ссылкой в удаленные уголки империи. Что и было объявлено осужденным, когда они уже стояли на эшафоте.

Женам осужденных так же оказано снисхождение: им было дозволено поселиться в своих поместьях (чего не было разрешено, например, в царствование императрицы Анны, когда в немилости оказалась семьях Долгоруких. Невеста князя Ивана Долгорукого Наталья Шереметьева не пожелала отречься от своего уже опального жениха и разделила с ним изгнание). Однако они, как позднее некоторые жены декабристов последовали за мужьями. К слову сказать, были они к тому моменту женщинами уже не юными, да и условия ссылки не столь комфортными, как у героев неудачного мятежа.

Тогда же вернулся из ссылки граф Бестужев-Рюмин и вновь получил должность вице-канцлера, а затем и канцлера. И подражая своей императрице тоже начал сводить счеты с неугодными. Манштейна лишили командования полком, а имение, подаренное предшествующей правительницей, было конфисковано. (Справедливости ради заметим, что в своих нежданных несчастьях наш герой не был одинок: войдя в азарт императрица Елизавета решилась отменить все назначения и пожалования, сделанные ее предшественницей). Манштейну предписано было в 24 часа покинуть Петербург с тем, чтобы принять командование другим полком в удаленной сибирской крепости. Однако заступничество друзей позволило опальному полковнику сначала выхлопотать трехмесячный отпуск, а затем получить командование Московским полком, расквартированным в Лифляндии. С этим полком Манштейн в последний раз воевал на стороне России, все яснее понимая, что никакие заслуги не спасут его от ненависти всесильного канцлера.

Первое же служебное столкновение обратилось катастрофой. Арестованный Манштейном за служебный проступок офицер, чтобы спасти себя написал донос на полкового командира, обвиняя того в государственном преступлении. Манштейна предали военному суду, который был вынужден полностью оправдать его, поскольку доносчик не представил ни малейших доказательств вины подсудимого. Однако случай этот ясно указал Манштейну всю непрочность его положения, и он принялся настойчиво добиваться отставки. Удалось выхлопотать полугодовой отпуск, и в октябре 1744 года уроженец Петербурга Христофор Манштейн навсегда покинул Россию. Но борьба с властью, которой он честно служил, продолжалась.

Прибыв в Берлин, полковник обратился к русскому посланнику в Пруссии с просьбой помочь в его деле. В принципе, ничего необычного в этом не было: многие офицеры подавали прошения об отставке, будучи за пределами Российской империи. И хотя это противоречило постановлению, требующему от просителя подавать подобные прошения только по месту его службы, исключения из правила допускались. Но не в случае Манштейна. Поскольку он упорно требовал отставки и не желал вернуться в Россию, на него пытались давить тем, что взяли под стражу его отца. Через год старик Манштейн был освобожден, но сильные переживания ускорили смерть человека, помогавшего Петру Первому создавать новую армию.

Сын же его, Христофор продолжал упорствовать в нежелании своем служить империи Российской. Свою позицию он объяснял тем, что еще до отъезда дважды подавал рапорт об отставке, следовательно, сделал все согласно существующим правилам. Кроме того, как иностранец (подданный Прусского королевства) не обязан служить России, если более не желает этого.

Попытка оказать давление на прусское правительство так же не принесла успеха неутомимому врагу Манштейна. Было заявлено, что Манштейн, некогда самовольно (!) покинувший прусскую службу, является дважды дезертиром, как для Пруссии, так и для России. Но король Фридрих II уже успел оценить достоинства бывшего русской службы полковника и не желал расставаться с ним. И не видя иной возможности рассчитаться с неукротимым своим врагом канцлер Российской империи распорядился предать Манштейна заочно военному суду. Итак, его судили вторично, и на этот раз приговор был суров: «... яко дезертира и нарушителя присяги, когда он пойман будет, без всякой милости и процессу повесить». Императрица Елизавета утвердила этот приговор и Манштейн был заочно «казнен»: табличку с его именем прибили к специально построенной виселице.

Между тем, пока длилась эта борьба за отставку, полковник поступил на прусскую службу и уже в 1745 году участвовал в боевых действиях в Верхней Силезии. Затем был поход в Саксонию, в ходе которого король назначил Манштейна своим адъютантом. По окончании войны Манштейн вместе со своим семейством (у него было два сына и четыре дочери) поселился в Потсдаме. Именно там ему в голову пришла мысль написать мемуары. Название их - «Записки о России» - точно определяет содержание. В них отражена история российская от начала правления Петра II (1727г.) до времен императрицы Елизаветы. Писанные на французском языке для нероссийского читателя, «Записки» привлекают своей основательностью и стремлением к объективности, что признают и современные исследователи его мемуаров. Понимая, что по его рассказу будут судить о стране, в которой он родился и провел большую часть жизни, Манштейн стремится быть максимально точным в изложении. Даже в своем враге графе Бестужеве-Рюмине он признает некоторые достоинства: «У него нет недостатка в уме, он знает дела по долгому навыку и очень трудолюбив».

Отличаются «Записки» от множества других мемуаров и тем, что в них почти не нашлось места самому автору. Несколько боевых эпизодов, да знаменитый арест герцога Бирона, описанные с полной бесстрастностью в третьем лице – вот, собственно, и все. Да и это попало в текст «Записок» только потому, что имело отношения к решающим моментам истории.

Но Россия, точнее ее верховная власть сама вспомнила о Манштейне. Арестованный по подозрению в конокрадстве и распространении возмутительных известий в пользу Пруссии уроженец Тобольска Иван Зубарев рассказал авантюрно-шпионскую историю, достойную романов Дюма. Отметим сразу: эти показания получены после «довольного увещевания» плетьми. Потому, несмотря на множество интересных деталей, достоверность их сомнительна. Суть истории в вкратце такова: приехав с товарами в Кенигсберг, Зубарев попал под стражу, был перевезен в Берлин и там, выражаясь современным языком, завербован для особого поручения в России. Он должен был подготовить побег семьи принцессы Анны (сама принцесса к тому времени умерла) и для того поехать в Холмогоры, где семья содержалась под арестом. Организатором этого дела с прусской стороны якобы выступал Манштейн.

Трудно судить, что рассказано самим Зубаревым, а что внушено ему следствием, но, умирая в тюрьме, он не только не отрекся от своих показаний, но и еще раз подтвердил, что все сказанное им – правда. Во всяком случае, императрица Елизавета отнеслась к делу серьезно. Свергнутый ею малолетним император Иоанн был разлучен с семьей и тайком переведен в Шлисельбургскую крепость, где скрыт в одиночной камере под чужим именем. К самому Манштейну от имени Зубарева было отправлено письмо, чтобы заманить его на российскую территорию. Генерал никак не отреагировал на это послание. И, конечно, сия история усилила неприязнь императрицы к Пруссии и ее королю и послужила дополнительным толчком к вмешательству России в войну на стороне Австрии.

Тем временем началась Семилетняя война. Судьба миловала Манштейна: ему (теперь уже генерал-майору) не пришлось сражаться против своей русской родины. Он воевал с австрийцами и взял первых военнопленных в этой войне.

Между тем, война продолжалась, и генерал Манштейн, как некогда молодой капитан, по-прежнему стремился быть впереди, увлекая своим примером солдат. Он опять был ранен, и король, который не всегда был доволен, по его мнению, излишней отвагой своего генерала, приказал Манштейну уехать для лечения в Дрезден. По пути сопровождавший его конвой был атакован австрийцами. Манштейн и здесь не отступил от собственных правил. Итог столкновения король Фридрих II лаконично описал в своих мемуарах: «При виде беспорядка, произведенного в своем отряде, Манштейн выходит из экипажа и отчаянно защищается шпагой. Не согласившись на предложение сдаться военнопленным, он был убит в этой стычке»...

Свои «Записки о России» Христофор Манштейн завершил описанием русского характера. В ней есть такие слова о россиянине простого сословия: «... он весьма способен понимать все, что ему ни предлагают, легко умеет находить средства для достижения своей цели и пользуется предоставляющимися случайностями с большой сметливостью. Наконец можно с уверенностью сказать, что русские мещане или крестьяне выкажут во всех обстоятельствах более смышлености, чем, сколько она обыкновенно встречается у людей того же сословия в прочих странах Европы».

Он любил Россию, этот русский иностранец...