Мне за сорок пять, а если быть точнее, то ближе к полтиннику. Вот уже более 15-и лет я живу и работаю в Лондоне, где возглавляю геологическую научно-исследовательскую лабораторию по изучению теории дрейфа континентов. Я не то чтоб старик, но мальчиком себя не чувствую. И, конечно же, имею лишние килограммы. Да немалые. Нельзя сказать, что я не пробовал с этим как-то бороться.

Ох, пробовал, да ещё как пробовал! …но, всё больше теоретически и после принятия плотного ужина. И даже признаюсь, проскакивали мысли, что нужно чуток ограничить себя в еде. Но к завтраку следующего дня вся эта глупость улетучивалась напрочь.

Я уже привык, что приезжающий к нам на выходные в гости мой внук, радостно кричит, вбегая в дом:

– А где мой любимый, самый толстый в мире дед!?

А, приглашая нас с женой на вечернюю партию в бридж, отец жены моего сына, с желанием сделать мне приятное, радостно сообщает мне буквально следующее:

– А знаете, сэр, в нашем районе открылся новый магазин "Big & Tall" (английский вариант магазина «Великан»).

На работе я ничего тяжелее ватмана и компьютерной мыши не поднимаю, причем все это не вставая с любимого, удобного, и я бы сказал уютного и обсиженного кресла. А самая тяжелая физическая нагрузка у меня бывает тогда, когда я приезжаю домой после шоппинга с нагруженным продуктами пакетами. О каком-нибудь спорте (кроме поглощения пельменей на время - либо количество), я и не помышляю. А жена частенько вспоминает нашу туристическую поездку в Танзанию. Точнее то первое, что я восхищенно произнес, yвидев необозримые стада копытных на просторах Серенгети:

– Господи, сколько мяса! – и что впоследствии стало в нашей семье цитатой. Я принимаю за обыденное записи на телефонном автоответчике, где металлическим и неэмоциональным голосом меня информируют из соседней мясной лавки: – Сэр, ваши любимые венские сосиски поступят в продажу завтра утром...

Уже давно очень неубедительно звучат мои оправдания, что из всех заповедей «Не чревоугодничай» – самая безобидная. И уже давным-давно, мое невнятное оправдание, что мол, побывать в другой стране и не попробовать всех её кулинарных изысков, по меньшей мере неразумно. Уже никого из моих близких не устраивает и объяснение того, что я познаю иные культуры через кухню. Хотя еще каких-нибудь десяток лет назад, это вполне проходило. И как оправдание не звучит уже и то, что это моё стремление к

познаниям, позволяет мне иногда познать сразу несколько культур – всё через ту же кухню. Я все это прозрачно и завуалировано называю - непревзойдённым исследовательским талантом и своеобразным гастрономическим хобби. А моя жена то же самое называет простым русским словом - обжорство. Так я и живу-поживаю под её ворчание, касающееся моего внешнего вида, часто выслушивая что-то вроде,

– Мне уже неприлично тебя показывать людям. Сел бы ты на диету.

…Я не могу сказать, что мои мысли заняты исключительно мыслями о еде. Нет-нет, что Вы! это совсем не так! Но, приходя в театр, буфет в антракте имеет для меня непоследнее значение. …Но голодать добровольно – ни за что!!! меня только от одной этой мысли бросает в дрожь.

Много ли удовольствий осталось нам в этой жизни? А преднамеренно недоедать – это все равно что, есть вареники с вишней - с неудаленными косточками. Ну, никакого удовольствия.

 

Все воспоминания о молодости и юности, овеянные ореолом романтики, у меня связанны с двумя людьми. Это моя однокурсница и теперешняя жена Ирина, и мой друг детства Вадька, а потом он же одноклассник, однокурсник, сослуживец, соперник, коллега и лучший друг в одном лице. Так уж распорядилась судьба, что мы до определенного момента были вместе.

Все мы в прошлом выпускники Московского Геологического института имени Губкина, и до настоящего времени вот уже более 20-и лет – мы в теоретической геологии «по уши». Вадька занимается теоретическими геологическими разработками российского континентального шельфа, я заведую научной геологической лабораторией, а Ирина мой личный пресс-секретарь.

С моим другом Вадимом мы познакомились наверно лет сорок назад, через драку, в пионерском лагере в Подмосковье. Так как наши предки работали в одной отрасли, а следовательно по одной профсоюзной линии рассовывали своих детей на летние каникулы. Как сейчас помню, я был в первом, а он в четвертом отряде. Мы выпендривались друг перед другом как муха на стекле, но больше перед Иркой Черкасовой, которая стала камнем преткновения, и которая лет через пятнадцать стала моей женой. Как же это было давно! После лагеря мы стали одноклассниками тоже по воле судьбы из-за объединения наших школ в одну. Вадька это не просто мой однокашник, однокурсник и лучший друг юности. Это часть моей жизни. Это разбитые носы в разборках двор на двор московской шпаны. Это бессонные ночи перед экзаменами. Это общие праздники и торжества…

...Мы не виделись пятнадцать лет. Переписывались, конечно же, и созванивались. Писали письма и передавали приветы и посылки через знакомых. А когда лет 8-10 назад более-менее стала доступна электронная почта, мы освоив эту науку, постоянно пользуемся ей. Но никакие средства коммуникации не заменят нам личного общения.

 

Как-то в начале прошлого года, ни свет - ни заря, раздался телефонный звонок.

– Старик, я лечу на геологическую конференцию в Лондон!

Наконец-то я увижу вас с Ириной! - прозвучал в трубке возбужденный голос Вадима, - так что через три недели увидимся!

– Вадим, дружище, я так рад! Жду.

– Обнимаю тебя, мой дорогой, - отозвалось в трубке, – свяжемся по «мылу».

– Милая,- заорал я как ошпаренный, или будто после часового стояния в очереди в самом начале Перестройки, на мне закончились куриные окорочка, - через три недели к нам прилетает Вадим!!!!

– Ой, дорогой, я так рада, - сказала моя жена и зачем-то посмотрела в зеркало. Ей-то что волноваться, ей хорошо! Ведь она-то практически

не изменилась. Даже вес тот же - 60кг. Ну, может чуть поседела, но на мой взгляд существенных изменений нет (чего совсем нельзя сказать обо мне). Ах, Вадька, Вадька! Как я могу показаться перед тобой с таким брюхом, отдышкой, 54 размером штанов, и 14-ю вставными из 32-х.

– И ты с таким брюхом хочешь предстать перед Вадькой? - поймав мои мысли, сказала жена.

– Но что делать? - наивно спросил я.

– Худеть, - как жестокий неподлежащий оправданию приговор прозвучал её ответ.

– За три недели? – удивился я.

– За три недели, - непоколебимо сказала она.

– И когда начинать?

– Немедленно!!

– То есть?

– То есть сегодня ты без ужина…

…Всю ночь копченые сосиски во сне водили хоровод вокруг моего сонного голодного воображения. Они были с одного конца намазаны кетчупом, с другого чуть опущены в горчицу. Я чувствовал их запах, и сумел пересчитать их во сне. Их было ровно одиннадцать. Торжественное число! десять съел, а одиннадцатую смакуешь -потому что плохо лезет, и именно на этой юбилейной, одиннадцатой сосиске можно немного расслабиться. Утром следующего дня, после скудного

диетического завтрака, перед уходом на работу, я как вор незаметно закусил парой утащенных втихаря сарделек из холодильника. По дороге на работу в машине, жена несколько раз ненавязчиво рекомендовала мне подумать о чем-то высоком, утончённом и возвышенном. Но я почему-то мог думать только о холодце и ветчине. И как бы я не думал, мысли все равно выводили меня только к этому.

А мое внимание по дороге, как назло, почему-то сосредотачивалось именно на рекламных вывесках продовольственных супермаркетов и многочисленных ресторанчиков и кафе. В тот же день в интернете я нашёл великолепную, и как мне показалось прекрасно подходящую

лично мне диету. Она мне сразу же приглянулась, и долго не раздумывая, я расепчатал на принтере её основную часть, чтоб после работы мы с женой могли поехать и купить всё описанное и рекомендуемое в ней. Но моя прыть и торопливость, и особенно состав диеты (недаром мудрецы сказывали - торопись медленно), навеяла

на мою жену смутные сомнения, особенно когда я с упоением

выбирал ветчино-колбасную и кондитерско-пироженную часть диеты. Но стоило мне перейти к покупке настоятельно рекомендуемого мёда, она засомневалась окончательно.

– А ты сохранил адрес сайта?- с подозрением спросила она.

– Конечно, - необдуманно ляпнул я.

Приехав домой и не распаковывая покупок, она молча села за компьютер изучить мою диету подробнее. И тут выяснилось, что это действительно самая настоящая пищевая диета! Но в которой я (скорее всего просто по торопливости) недоглядел некую незначительную деталь. А именно: - «для людей – склонных к дистрофии». Конечно грешно, но в этот момент я искренне жалел, что не дистрофик. Это была не диета, это исключительно классическая музыка, сопровождаемая лирическими стихами! Это какие-то танцы в картинной галерее - ну просто балет в знаменитом парижском Лувре.

Там есть такие утонченные моменты, походящие на музыку Шуберта, «суфле из говяжьего языка»… Или ласковые как вальс Штрауса рецепты утино-гусиного печёночного паштета. Грозные как «Девятый Вал» Айвазовского: – «не ешьте черствого хлеба!». И утвердительное как «Чёрный Квадрат» Малевича: – «постарайтесь заставить себя съесть это, даже если Вам этого не хочется». Но всё хорошее когда-нибудь кончается. На всё земное и прекрасное наложен рок, и я был уличён в балбесстве и обормотстве одновременно, и как гнетущее душу разоблачение безапелляционно лишен сего «диетического» питания.

На следующий день я прочитал в какой-то интернет-газетенке, что ожирение это вирус, и мне эта теория очень-очень понравилась. Во-первых, ты жертва. Во-вторых, ты не виноват. И наконец в третьих (и что самое главное), это неизлечимо. Подцепил его я где-нибудь в мясо-колбасных рядах какого-нибудь лондонского рынка, либо в гастрономическом отделе русского магазина «Березка» на Finchley Road. Но это очень удобное с моей точки зрения умозаключение,

никак не подействовало на мою жену.

Во второй половине ближайшего выходного дня, когда я возвращался домой из биллиардной, куда я поехал, скорее для того чтоб отвлечь свои голодные мысли, и где мазал по шарам как новичок. Мне все казалось, что красный это сочный помидор, оранжевый - сладкий мандарин, а белый которым бьют, кружок ванильного мороженого. Когда я, в расстроенных чувствах, после всех этих огорчений поехал домой, моя жена позвонила мне на мобильный.

– Послушай, а ты ничего не слышал про сыроеденье? - заговорчески спросила она.

– Я весь во внимании? – заинтересовался я, припарковывая

машину к обочине.

– Сыроядение бывает полное и частичное. Причем при полном, совсем необязательно ограничивать себя в количестве потребляемой пищи, - цитировала она.

– Ну, если это в том понимании, в котором я себе это представляю, я практически готов к почти полному.

– Вот что делает любовь к другу! - чуть-чуть обиженно произнесла она, - ради меня ты бы ни за что не пошел на такую жертву! Я всегда ревновала тебя к Вадиму.

– Не обижайся, дорогая, я еду домой с полной готовностью к сыроеденью.

Продолжая свой путь, я мысленно немного окунулся в тавтологию многокоренных русских слов. Слово - сыроеденье - состоящее из двух корней. Еденье - от слова еда, и соответственно - сыро - от слова сыр… Но по приезду домой меня обозвали жизнерадостным кретином и весь купленный мной по дороге сыр конфисковали.

На восьмой день после начала ограничений в еде, я посмотрел на себя в зеркало. На мой взгляд существенных изменений не наблюдалось. Конечно, если не считать блуждающий взгляд на чуть осунувшейся физии, и появившийся в глазах нездоровый блеск голодного хищника.

На пятнадцатый день, дело начинало принимать серьезный оборот, а я как клептоман, в собственном доме - ворующий у себя самого, начал отжираться по ночам. Якобы измождённый диетой я вставал в туалет и спустившись в кухню, остервенело чавкал у раскрытого светящегося в темноте ночи холодильника. Не знаю, но по-моему со стороны это походит на патологию. Я мысленно ненавидел себя за обжорство и полное отсутствие силы воли, а ко всему в придачу эту чёртову конференцию, на которую ехал мой старый друг. Когда не специально, тогда вроде и незаметно, но когда ограничения

– это ужас! Запретный плод…

…Мысли переполнены неопределенным сумбуром из варёных куриц, необъемных гамбургеров и баварских сосисок. В голову лезут методы приготовления жареных слонов (дело в массе). А вместо изучения столкновения континентальной тектонической плиты Наско с

Южноамериканской континентальной плитой с последующим образованием Анд, в мозгу вертится навеянный желудком - научный практикум по извлечению курятины из котлет по-киевски, ловким движением вилки. И нет даже мыслей об этикете и культуре потребления пищи. Живот, точнее брюхо, ещё точнее утроба - производя звуки падающих камней с Ниагары, всё чаще напоминал о себе. А пресс-секретарь моего зама, внимательно посмотрев на меня -учтиво поинтересовалась все ли у меня в порядке. И на фоне всего

этого сами по себе рекомендации знатоков-диетологов по быстрому похудению, казались никчемными, бредовыми, несостоятельными и даже вредными.Кое-как отмучившись эти три недели, я настоятельно и убедительно доказывал жене всю нецелесообразность продолжения этого мероприятия, после Владькиного приезда. А заодно как бы между делом интересуясь, чем она собирается нас потчевать в этот торжественный во всех смыслах день.

И вот настал тот знаменательный день, когда из Москвы должен был прилететь мой друг. В этот же самый день, моя жена с разочарованием констатировала, что такая мягкая диета никак не подействовала на меня, во всяком случае визуального эффекта не наблюдается.

В лондонском Хитроу у зоны выхода пассажиров, мы поджидали московский рейс, приехав на полчаса раньше до предполагаемого приземления самолета. Первые пассажиры пройдя несложный таможенный досмотр уже выходили за зеленую черту, а Вадьки все не было.

Я сказал, волнуясь:

– Ир, сходи позвони ему на мобильник, здесь не берет. Может он включил его уже? Она кивнула и вышла в общий зал.

Тем временем пассажирский поток увеличивался по нарастающей, и в нем я никак не мог разглядеть своего друга. И более того какой-то жирник заслонял своими телесами проход зоны выхода пассажиров, с неким сомнением во взгляде изучая мою колоритную фигуру. Вдруг подошла моя жена, и увидев её этот толстик расплывшись в улыбке, как защекоченный мухой в нос бегемот выпалил:

– Ирка! Я догадывался, но сомневался - кто это таращится на меня поросячьими глазками, – сказал он указывая на меня. (Вадим всегда отличался вопиющим цинизмом своих утонченных шуток, с их точным попаданием в яблочко).

Он улыбнулся неестественно белыми вставными зубами, глядя на меня через многократно увеличивающие, чуть затенённые стёкла очков... Ах, Вадька, Вадька, с ним переплетаются прекрасные воспоминания молодости, юности, красоты, весны и любви. Девчонки табунами собирались послушать наше оранье под гитару. А чего

стоила наша безрассудная смелость, готовность к подвигу в любую секунду и взгляд мачо. Сладкие воспоминания того, как мы мускулистыми телами разрезая воду, могли преспокойно выйти в одних плавках на многолюдный пляж, без боязни напугать детей…

…мы обнялись. Совместно в нас было килограммов эдак двести сорок – двести пятьдесят. Поредевшие волосы заметно посеребрило время.

– Ах, Вадим, друг мой, знал бы ты какой я идиот.

– Да что ты, что ты, родной?... – не понимая о чем я, успокаивал он меня.

…чуть позже, уже сидя за столом у меня дома, я узнал, что Вадька тоже издевался над собой диетой последние три недели, как и я.

Вечером мы сожрав всё, вспоминали дни своей молодости…

- А помнишь нашу геолого-экспедиционную песню про Кугитанг?

– Еще бы!

– Мальчишки, а может быть вам гитары принести? – спросила моя жена.

– А у вас их что же несколько? – восхитился Вадим.

– Еще бы, первую я купил на карбутсе за три фунта через месяц как мы приехали сюда. Мы тогда были бедными, и многие вещи покупали в комиссионках.

– Ну, надо же, – съязвил Вадька.

– И знаешь что?

– Что?

– А ведь это единственная вещь которая осталась из всего что мы тогда покупали. А вторую мне подарили пару лет назад, на сорокапятилетие.

- А по твоей жене и не скажешь что-то о сорокапятилетии. Вадька всегда был подчеркнуто галантен в обращении с моей женой. Я до сих пор не понимаю почему она выбрала меня, а не его. Ведь в сущности мы такие одинаковые. Ах, Вадька, Вадька, милый мой Вадим Федорович, доктор наук, профессор, а для меня - просто Вадька.

И мы чуть настроив гитары ударили по струнам, и как встарь в два голоса:

 

... – Да, - прервал песню Вадька, - я знавал одного желающего похудеть товарища, который присоединился к группе голодающих шахтеров в знак какого-то протеста, еще во времена Ельцина.

– И что?

– О, через день он развёл по голодухе такую бурную политическую деятельность, не давая никому из голодавших спокойно голодать, что быстро и прочно занял лидирующие позиции в этом политическом движении.

– Да ладно!

– Да-да. Правда тогда они не требовали еды, их требования были несколько иные. Но после этого случая, образовавшееся на этой базе политическое движение всегда отстаивало в своих лозунгах приоритетные позиции, ставя во главе идеи - жратву, ой простите, я хотел сказать - еду.

– Все нормально, Вадим Федорович, - парировал я.

И мы продолжили:

 

...– Да, старик, а ты слышал что ожирение это вирус! –

вставил я.

– Точно! - согласился с охотой Вадька.

– А твои домашние тебя тоже пилят?

– Еще бы, пилят не то слово! А внучки нарисовали толстого

претолстого человека у себя в детсаду, и подписали - деда Вадя.

Мы опять дружно засмеялись, и продолжили:

 

 

И все-таки Вадька, был и остается человеком, с которым у меня всегда общие интересы…

…Укладывая ветчину на бутерброды, влюбленными глазами, из кухни на нас восхищенно смотрела моя жена.

 

Англия 2008.

 

Свидетельство о публикации №2802020498