ЗОЛОТАЯ АУРА

или

МЕЧТА ВСЕЙ ЖИЗНИ

 

(История о том, как все начиналось...)

 

Луч света подрагивает, как зеркальце в руке ребенка, играющего с солнечным зайчиком, и все увереннее продвигается в сторону метко нащупанного моей интуицией, едва различимого углубления в середине стены.

Луч света с трудом сохраняет яркость в окружающей его бледной серости и часто бесследно теряется, будто проваливается в мутный омут серого небытия.

И все же луч света намного сильнее. Он вновь и вновь настойчиво проявляется, быстро набирает силу и продолжает неотступно продвигаться к цели.

Луч света выхватывает из душного небытия и освещает ни на что не похожие предметы. Я знаю, что они называются обыденно и знакомо: «молоток», «наковальня», «стремечко». Я вижу их уже не впервые... И все равно, каждый раз, когда эти предметы попадают под пронзительный свет моего луча, они кажутся мне незнакомыми и таинственными.

Бледная серость дрожит и светлеет. Луч света ни на секунду не задерживается ни у молота, ни у наковальни и настойчиво движется вперед, пока не упирается в глухую, непроницаемую для света и звука стену в конце пещеры.

Медленно и осторожно я раскаляю до бела луч-разведчик, трансформируя его вибрации в энергетическую, лазерную иглу...

 

Три с половиной месяца ежедневной работы, а здесь все по-прежнему.

 

Вот уже больше ста раз я это делаю. С неожиданным для самого себя азартом и впервые так сильно проявившимся упорством я пробую еще и еще.

Уже больше месяца весь облик Евы светится полнокровным здоровьем. За это время она заметно изменилась внешне и внутренне. Похудела, стала собранной и сосредоточенной.

Однако пробить стену пещеры мне все еще не удается. Все мои старания и усилия почти не приносят желанного результата.

 

И, несмотря ни на что, это «почти» так сильно обнадеживает.

 

Надежда – теперь мое главное чувство. Она живет как бы отдельно от меня. У моего чувства Надежды есть свой особенный голос и свои личные эмоции. И я знаю, что у него есть собственный взгляд на происходящие события, и иногда оно понимает все происходящее совсем не так, как я.

Веду ли я диалог с чувством Надежды или замолкаю, если оно вдруг решает уединиться и подумать в тишине, – мы оба безошибочно догадываемся о самых сокровенных чувствах друг друга. Моя Надежда никуда и никогда от меня не отлучается, ни на кого другого и ни на что другое не смотрит. Поэтому она никогда не опаздывает. Похвала и критика, которые я получаю от моего чувства Надежды, всегда своевременны и поддерживают меня всегда и во всем.

Надежда вселяет в меня уверенность с тех пор, когда еще в самом начале моей работы с Евой я по незнанию и неопытности был слишком неосторожен и делал все быстрее, чем это было возможно. Много раз я приходил в отчаяние. Мой луч света так часто и легко терял фокусировку. Если бы не помощь этого отдельно живущего от меня, живого существа, я вряд ли смог быть таким упорным в постоянном повторении одного и того же действия, которое и сейчас – главное, чем я занимаюсь:

 

Луч света подрагивает, как зеркальце в руке ребенка, играющего с солнечным зайчиком, и все увереннее продвигается в сторону метко нащупанного моей интуицией, едва различимого углубления в середине стены.

 

И, каждый раз, когда он его находит...

Луч колет, буравит, карябает, режет и сверлит равнодушную стену вечного молчания. Он давит на стену со всей возможной для него силой. Раскаляет ее до немыслимых для человеческого тела градусов.

Стена же только безучастно безмолвствует.

Не реагирует.

Не дает мне никаких подсказок.

И только чувство Надежды шепчет, что я все делаю правильно: мой луч света пройдет сквозь стену и обязательно достигнет желанной цели.

Надо только терпеливо ждать и надеяться.

...Почти всегда после того, как луч касается углубления в середине стены, Ева начинает глухо стонать... Иногда она до крови прикусывает нижнюю губу, потому что луч очень больно и, к сожалению, бесполезно царапает непроницаемую оболочку ее внутреннего уха.

Боль нестерпима.

Ева инстинктивно открывает глаза и в ужасе смотрит на меня и на Адама. Ее расширенные зрачки, больше чем любые стоны и слова, говорят о том, как ей на самом деле больно. Она так сильно сжимает правую руку мужа, постоянно протянутую к ней, что лицо Адама меняется и становится белым от невероятной силы его сопереживания...

Ева переводит взгляд на меня и, пытаясь улыбнуться, говорит:

 Простите! Я больше не могла выносить эту боль. Я сейчас... только отдохну немного. Не обращайте на меня внимания. Делайте все, что считаете необходимым. – Ева возвращает руки себе на колени и, медленно опуская веки, будто погружаясь на дно морское, говорит высоким, не похожим ни на какой другой голосом. – Еще! Давайте попробуем еще раз. Боль уже прошла. Я готова.

Вот уже пятнадцать недель Ева с ангельским терпением переносит боль. Она готова на все во имя осуществления своей самой заветной мечты.

 

Мечты всей ее жизни.

 

...Я открываю глаза, чтобы посмотреть на Еву.

Первая, самая ответственная минута уже прошла. Ева сидит, чуть запрокинув голову назад, и весь ее вид говорит о том, что она спокойна и находится в состоянии полного и глубокого расслабления.

Сегодня я смог попасть точно в цель, ничего не задев и не поцарапав!

Адам как всегда сидит рядом с Евой и держит ее левую руку, так бережно, так осторожно... Будто это вовсе и не рука, а сама жизнь Евы, которую она ему доверила охранять от всех возможных напастей, пока она всецело занята своим участием в энергетическом диалоге между своей Душой и собственным Телом.

Лицо Адама выражает усталость, что стало уже привычным. (Все наши встречи происходят только поздним вечером и нередко заканчиваются после полуночи.) И все же есть что-то необычное в том, что сейчас Адам сидит с закрытыми глазами. Раньше Адам всегда смотрел только на Еву, волнуясь и нервничая так сильно, что я вынужден время от времени говорить:

 Адам! Ты мешаешь мне и пугаешь Еву. Ты не должен так себя вести. С твоей ненаглядной женой не может произойти ничего плохого.

Адам виновато извиняется. Отворачивается. Выдерживает минуту, две, редко три... И снова смотрит на Еву, готовый в любой момент сделать все, что будет в его силах, чтобы встать на защиту, прийти на помощь, охранить обожаемую им жену от любой опасности. И начинает волноваться и переживать, теперь уже с удвоенной силой...

 Ну что же. Очень хорошо! – думаю я. – Если Адам закрыл глаза, то это значит, что он наконец-то, проникся доверием ко мне и к тому, что я делаю.

Я возвращаюсь в пещеру, чтобы снова взять луч света в «руки» моего никогда не унывающего чувства Надежды.

Потому что...

 

Мечта всей жизни Евы уже давно стала и моей Мечтой.

 

...Луч нагрелся достаточно сильно и в нетерпении слегка вибрирует.

Я решаю воспользоваться удачным попаданием и со всей возможной силой надавить на углубление в стене.

Я концентрирую свое намерение помочь Еве. Еще выше поднимаю внутри себя уровень силы моего желания добиться осуществления ее мечты.

Мне надо сделать так, чтобы луч ни в коем случае не соскочил и не причинил Еве ненужную и совсем незаслуженную ею боль.

Вдруг...

Что-то происходит в мутной атмосфере тоскливой духоты, окружающей накалившийся до лазерного состояния луч света. То ли «серость» становится прозрачнее, то ли духота делается легче и свежеет, чего никогда раньше не было...

Не знаю.

На всякий случай я останавливаюсь.

Луч тут же начинает остывать, и его белая раскаленная энергетическая игла превращается в полоску фосфорицирующего неонового света...

Что-то определенно изменилось, но что? Что именно?

О! ...Не может быть!

 

Рядом с моим лучом слабо мерцает, качается и мечется во все стороны еще один луч незнакомой мне энергии.

 

Второй луч раза в два шире моего луча и ярко искрится, как бриллиант хорошей огранки. Очень скоро незнакомый мне луч находит углубление в стене пещеры, в которое уже упирается мой собственный луч-первопроходец, и сразу же прекращает метаться... Замирает. Суживается. И внезапно становится розовым и очень... нежным.

Это продолжается недолго.

Я с удивлением вижу, что розовый луч угрожающе темнеет и начинает сильно давить на углубление в стене. Луч становится похожим на человека, у которого от внезапного прилива гнева краснеют глаза, багровеют щеки, и он, забыв обо всем, идет на обидчика с поднятыми для удара кулаками.

Я беру себя в руки. Мне давно пора опомниться. Время не ждет.

Стремительно сдавив свой собственный луч, я ощущаю пронзительную боль в голове. Излишне быстрым скачком накалившаяся энергетическая игла сильно напрягается и ударяет по мне так же сильно, как и по стене пещеры. Мой затылок немеет и становится холодным. Лоб, наоборот, становится горячим и будто вскипает изнутри. Капля пота зависает над правым глазом и, как альпинист над пропастью, из последних сил цепляется за мою бровь.

Я заранее опасаюсь, что Ева сейчас начнет стонать от боли, но вместо этого происходит то, чего я добивался так давно и так безуспешно.

Стена вздрагивает! И тут же пробивается совместными усилиями двух энергетических лучей. Стена оказывается такой тонкой, что два луча, мой – белый, и чей-то – багровый, тут же проваливаются в пробоину и оказываются в полной темноте.

В следующем зале пещеры не только темно, но и очень сухо и жарко.

...И вдруг становится светло. Я оглядываюсь вокруг. Масштаб поля зрения меняется. Пещера делается большой. Мой луч удлиняется и становится острее и тоньше.

С потолка пещеры, с ее дна и со стен свисает, растет вверх и вниз, торчит во все стороны множество тонких нитей с небольшим утолщением на конце, похожих на тонкие, сухие камышинки. Небольшой пучок из десятка стеблей в самой середине зарослей камыша на дне пещеры горит и сияет холодным, синим светом.

Камышинки горят, но не сгорают. Так горят, не сгорая, вольфрамовые нити накаливания в обычной лампочке.

 Новичкам везет, – только успеваю подумать я, начиная догадываться о том, кому принадлежит новый луч, пришедший мне на помощь, как вдруг... тот вспыхивает ослепительно нежным розовым светом и... исчезает.

 

Будто синий холодный огонь изгоняет новый луч из своих владений, как из рая изгоняется тот, для кого еще осталось много дел на земле.

 

 Нельзя ждать ни секунды, – понимаю я. – Надо срочно сделать мой луч мощнее, чтобы он смог поджечь еще несколько стеблей.

Мой энергетический луч начинает пульсировать яркими вспышками света и становится похожим на короткий стальной клинок. Он яростно вонзается в самые разные места на потолке, на стенах и на дне пещеры, желая высечь, наконец, огонь из упрямого камыша.

Не тут то было! Камыш, которым заросла вся пещера, словно сделан из металла неземного происхождения, сопротивление которого намного превосходит силу сопротивления вольфрамовой нити. Его длинные стебли никак не хотят загораться.

Беспорядочные удары луча больно отзываются в моей голове. Я решаю терпеть, сколько смогу и всем телом наклоняюсь вперед. Так легче мне и удобнее лучу.

Зажигается всего несколько камышинок в самых разных углах пещеры...

Я открываю глаза, чтобы передохнуть. И вижу, что Адам повторяет мое движение. Я хочу спросить Адама, зачем он так сильно наклоняется вперед, но, бросив взгляд на Еву, тут же забываю обо всем.

 

Широкие полосы фиолетовых, оранжевых, зеленых и синих энергий над головой Евы колеблются в местах перехода одного цвета в другой, создавая таинственное, светящееся марево.

 

Полосы чистого света качаются, прихотливо изгибаются и, то часто, то с большими перерывами нестерпимо ярко вспыхивают.

Свет ауры Евы просыпается от слишком долгого и гнетущего сна молчания и, танцуя и веселясь, следует неожиданным синкопам неслышной, таинственной мелодии. Ритм жизни биополя Евы еще нельзя услышать. Мелодию, которую поет Аура Евы, сейчас можно только видеть...

Полосы чистого света выпрямляются после каждой ритмической отбивки ярких вспышек света. И, одновременно с этим, каждая полоса радуги чистого света поднимается, как по ступеням лестницы, в следующий более яркий и светлый тон своего основного цвета.

Проходит всего несколько мгновений.

Переход... Вернее, Восхождение Света и Энергии биополя Евы от темных тонов к светлым оттенкам и его возрастающее сияние достигает максимально возможной интенсивности...

И Аура Евы вспыхивает, как костер в ночи!

 Горит! – еле сдерживаюсь я, чтобы не прокричать вслух свой восторг.

 Аура Евы и в самом деле горит! – соглашается со мной чувство Надежды и одобрительно трогает мое сердце щемящей радостью.

Аура Евы полностью преображается и сияет ярким Золотым Светом!

 

Не гаснет и не тускнеет!

 

Аура Евы светится ровно и уверенно. По-моему, такого уникально чистого оттенка Золотого Света я добиваюсь впервые...

 Ах, как она горит! Просто полыхает! – восторгаюсь я вместе с моим чувством Надежды. – Какой удивительно добрый и теплый Золотой Свет она излучает!

Свет изливается во все стороны густыми, мягкими, нежными и добрыми волнами, сильного, как восходящее солнце, здоровья. Аура Евы горит благословенным энергетическим огнем, который легко сжигает все, что преграждает путь...

Да!

Да, я не ошибаюсь! – Это и есть долгожданный Золотой Свет легендарной, мистической, желанной Энергии гармонии физического и духовного Здоровья человека!

Почти четыре месяца я ждал этого.

 Что же я такое сделал только что? – напряженно думаю я. – Что произошло в пещере? Правильно ли я понимаю, чем на самом деле являются нити-камышинки? Что это за новый, незнакомый луч рядом с моим лучом? Что это за энергия?

 Розовая?

 Откуда она пришла? Неужели я прав и это...

 Что случилось? Что такое я сейчас вижу? Скажи мне, что это? – вдруг громко говорит Адам, наклонившийся так низко, что непонятно, как он еще не падает.

 Где? – не понимаю я.

 У меня перед закрытыми глазами.

 Ты что-то видишь?

 Да! Свет! Яркий, как огонь...

 Что ты делал до того, как увидел свет?

 Не знаю... – медленно говорит Адам, не открывая глаз. – Не знаю можно ли это назвать «деланием»... Я сегодня очень устал на работе. Как только Ева, наконец, успокоилась и перестала поминутно открывать глаза... Ты же знаешь, что она вначале то и дело открывает глаза и смотрит на меня. Она до сих пор не очень доверяет своим ощущениям. И всегда пытается понять по выражению моего лица, все ли в порядке... Так вот, когда ко мне приходит уверенность в том, что Ева успокоилась, я решаю, что могу немного отдохнуть. Я чувствую, как мои глаза закрываются сами собой. Чтобы не уснуть, я начинаю думать о Еве. О том, как ей бывает больно... И как это важно, чтобы у тебя с ней все получилось. И сам не знаю почему, я начинаю молиться. – Адам вздыхает, садится прямее и, неосознанно сложив ладони вместе, продолжает свой рассказ. – Сначала я молюсь о том, чтобы Еве не было больно, затем о том, чтобы ей хватило терпения. Потом я прошу... Нет, неправда! Все происходит совсем не так... Я вдруг ощущаю, что слезы наполняют мои глаза и, вместо того, чтобы выйти наружу, почему-то поднимаются вверх. Мне кажется, что я вижу мои слезы. Они совсем не прозрачны и не похожи на воду. Слезы скапливаются у кромки волос в самом верху лба и становятся красными... Нет, они делаются очень светлыми. Не знаю, как правильно сказать, потому что они становятся и светлыми и ярко-красными одновременно! Когда все слезы покидают мои глаза, поднимаются вверх и уходят вовнутрь головы, тогда вот здесь, в середине лба что-то сильно сжимается. – Адам поднимает руки и, не разъединяя ладони, двумя руками указывает на невидимую точку между бровями. – Слезы собираются вместе и еще сильнее давят на лоб. Мне становится жарко. Вся голова пылает, как это бывает, когда я простужаюсь, и у меня резко подскакивает температура. Я вдруг осознаю, что проникаюсь каким-то необыкновенным чувством уверенности в том, что у Евы все будет хорошо. Она, как никто другой, заслуживает того, о чем так сильно мечтает всю жизнь! В этот момент, будто что-то толкает меня в спину. Я наклоняюсь всем телом вперед и вижу, что все пространство перед моими закрытыми глазами сияет и сверкает так ярко, что кажется, что можно ослепнуть. – Адам открывает глаза, удивленно разводит руками и, переводя растерянный взгляд с Евы на меня и с меня опять на Еву, смыкает веки и продолжает взволнованно объяснять мне все, что с ним случилось. – Ты представляешь, мне и сейчас так горячо глазам, будто вокруг горят стены. Слезы высыхают, так и не пролившись... Я что? Дремлю? Грежу наяву? Я не могу понять, почему так светло. Как будто в комнате занимается пожар. – Пожалуйста, помоги мне понять, что случилось. – Смотри, вот сейчас я открываю глаза и вижу, что все здесь... как обычно. Я закрываю глаза и опять вижу огонь и чувствую жаркое тепло на лице. Я никогда не видел и не ощущал ничего подобного. Перед закрытыми глазами у меня всегда была только темнота. Скажи мне, что это? Что со мной сейчас происходит?

 Это аура твоей жены, Адам. Это ее Золотая аура, – говорю я.

 Ты хочешь сказать, что я...

 Да, Адам. Ты теперь видишь ауру Евы. Она, действительно, полыхает ослепительно-ярким золотым огнем. Огнем Здоровья.

 Не может быть! Я что? Вижу ауру? Так же, как и ты?

 Все может быть, Адам. Такое, хоть и редко, но бывает. Ты не зря провел рядом со мной и Евой больше трех месяцев. Ты тоже, как и Ева, воспринимал вибрации Энергии. Каждый получает то, что хочет и заслуживает! Тебя эти вибрации сделали «зрячим». Теперь и ты можешь видеть невидимую энергию. У тебя открылся «Третий Глаз».

 И что мне теперь делать?

 Сиди и смотри. Дальше – видно будет. Может быть, и поможешь. Как уже помог.

 Я? Уже помог? Тебе? ...И Еве? Не может быть! Хотя... Отчего же и нет? Я так сильно хочу этого. Только вот... Скажи, я не помешаю? Я ничего не могу сделать Еве плохого? Я же ничего не умею... делать с этим... Третьим... Глазом.

 А ты что? Желаешь ей чего-то плохого?

 Ну, что ты! Как можно!

 Тогда, сиди и смотри. Для того чтобы делать то, что ты уже сделал, надо просто сильно любить. Это ты умеешь. Я знаю.

 Хорошо, – говорит Адам и закрывает глаза.

На лице Адама отражается такое смешение чувств удивления, радости и сомнений, что я не могу удержаться и еще раз оглядываю пространство ауры Евы.

Я восхищен.

Аура горит ровным Золотым Пламенем... Я зову мое чувство Надежды полюбоваться вместе со мной на нерукотворное чудо. Нам обоим все понятно без лишних слов... И мы знаем, что еще слишком рано делать выводы.

Со вздохом сожаления мое чувство Надежды просит меня закрыть глаза и вернуться в пещеру.

 

Камыш догорает...

 

В пещере становится темнее. От волнения мой луч мгновенно накаляется, и я направляю его огонь на гаснущее синее пламя.

Одна камышинка загорается на потолке пещеры, другая, третья... ... пятая... седьмая. Еще несколько камышинок вспыхивают на дне пещеры.

И все.

Этого явно недостаточно. Свет новых маленьких горящих пучков все еще не достаточно ярок. Горящих ярким синим пламенем камышинок – так мало.

И мне не удается остановить угасание тех камышинок, которые загорелись первыми и еще недавно так ярко освещали всю пещеру... Сейчас они темнеют и прямо на глазах гаснут... одна за другой.

 Молись, Адам! Молись! – шепчу я. – Ты уже так сильно помог мне и Еве. Так помоги еще раз.

 Что я могу... Что еще я могу сделать? – спрашивает Адам.

 Верни себя в то состояние, когда ты молился так сильно, что твои слезы побежали не наружу, а вовнутрь головы. СОЖМИ СЛЕЗАМИ СВОЙ ЛОБ! Нет на свете ничего сильнее молитвы... Нет ничего сильнее слез настоящей любви! Сейчас тебе это будет легче сделать. – Самый трудный этап в открытии своего третьего глаза ты уже прошел. – Если у тебя все получится правильно, тогда третий глаз не просто откроется, а поможет тебе начать активно работать

 Я понял! – говорит Адам, уходя вглубь самого себя. – Сейчас... Я попробую... Я, кажется, понял, что я могу для этого сделать.

 

Со мной рядом появляется розовый луч света. Яркий и нежный.

 

 Что ты сейчас видишь, Адам?

 Свет! Будто мои слезы светятся и освещают темноту вокруг меня...

 Что ты чувствуешь?

 Острую боль и сильное давление в середине лба.

 Ты можешь потерпеть?

 Да! Я готов терпеть сколько угодно. То, что я вижу и то, что я чувствую, – так прекрасно!

 Молись Адам! Молись! Не прекращай!

 Я только это и делаю! Что я еще могу? Я только это и умею...

 Ты еще так мало знаешь себя, Адам! Ты только начал. Скоро ты поймешь, как много ты можешь сде...

 Все изменилось! – на полуслове прерывает меня Адам. – Сейчас я вижу себя внутри комнаты... нет, большого театрального зала с высокими сводами над головой... или это храм? Нет, даже для средневековой готики здесь все слишком мрачно... Скорее всего – это пещера. Потому что надо мной и подо мной я вижу множество длинных сталактитов. Или это сталагмиты? Я не помню, что именно в пещерах свисает с потолка, а что растет вверх.

 Сталактиты, Адам, растут сверху вниз... Сталагмиты – снизу вверх.

 Значит, я вижу множество длинных и почему-то очень тонких сталагмитов на дне высокой пещеры, и среди них что-то блестит, горит и сверкает! Синим, сказочным светом. Прожектор в пещере? Такое возможно?

 Это не прожектор, Адам. Ты находишься на энергетической территории внутреннего уха Евы. То, что ты видишь – это слуховая улитка, – говорю я.

Сам же думаю, что третий глаз – штука непредсказуемая. То, что мне видится в виде сухих нитей-камышинок, Адаму представляется в виде известковых сталагмитов и сталактитов...

 То, что тебе, Адам, кажется светом прожектора, – осторожно продолжаю я объяснять тот мир, в который Адам попал впервые в жизни, – на самом деле является свечением живой энергии. Тут все должно гореть, светить и сиять. Потому что это «все», Адам, – сейчас мертвое, а когда с твоей и моей помощью оно загорится, то станет живым и начнет работать.

 Для этого я могу поджечь себя самого! Я готов делать все, что угодно!

 Себя ты уже давно поджег, Адам... Огнем любви!

 Откуда ты знаешь? Я всегда ощущал свое чувство к Еве, именно... как огонь... Никто не знает об этом. Даже Ева!

 Это хорошо, что никто об этом ничего не знает... Даже Ева! Энергия твоей любви, Адам, не ушла в слова...

 Я знал, что поступаю правильно. Я всегда боялся об этом говорить. Мне казалось, что если я скажу об этом Еве... Огонь может погаснуть.

 

Луч Адама все еще слаб и слишком нежен... Однако он наполнен такой огромной силой желания Адама помочь жене!

 

Гаснущие камышинки вспыхивают вновь. Становится видно, что заросшее камышом дно пещеры полностью залито темной, глянцево-черной водой. В ней я вижу пляшущее отражение огня...

И пусть синий огонь еще не очень силен. Пускай дыхание Адама становится шумным и затрудненным...

Мое чувство Надежды радуется вместе со мной и говорит мне:

 Огонь в пещере внутреннего уха Евы горит! Это действительно произошло! Радуйся! Перестань сомневаться, – слышу я уверенный голос моего чувства Надежды – Ты что? Не понимаешь, что это значит? Впервые в жизни Евы волосковые клетки ее внутреннего уха воспринимают и проводят энергию. Это значит, что Ева сможет слышать!!!

 

...Я уже давно проверил весь механизм чувства слуха Евы. У нее многое оказалось в порядке! И барабанная перепонка, и слуховой нерв, и молоточки, и наковальня...

 

Улитка, то есть, собственно говоря, внутреннее ухо Евы, которое вначале было абсолютно сухим, месяц назад стало увлажняться. Оставалось только проверить волосковые клетки, которые собственно и преобразуют звуковой сигнал в нервные импульсы, понятные мозгу. Именно этот этап прохождения и распознавания звука в сложной цепочке преобразования звуковых волн оказался абсолютно мертвым.

Вот уже много дней я не мог прорваться сюда и зажечь Огонь! Наконец-то мне это удалось.

 

Потому что сила любви Адама не ушла в слова...

И потому, что мечта Евы стала и моей мечтой.

 

Теперь дело за тем, сколько нужно получить горящих камышинок, то бишь, оживших волосковых клеток, чтобы центр слуха в мозгу Евы по вполне сохранному слуховому нерву начал получать информацию о звучащем мире на единственном понятном ему языке электрических сигналов. Чем больше волосков загорится, тем больше самых разных звуков сможет услышать Ева.

...Пора посмотреть, что там происходит с аурой Евы.

 

Я открываю глаза и от удивления замираю. Комната освещена яркими всплесками чередующегося красного и синего света. Это не свет ауры Евы. – Ее аура по-прежнему сияет золотым огнем. – Красный и синий свет идет из окна. Встаю, чтобы посмотреть на то, что там происходит.

 

У дома напротив стоят два автомобиля. Один принадлежит полиции, другой – скорой медицинской помощи. Световые мигалки обеих машин превращают ночную улицу в подобие сцены, на которой выступает сумасшедшая рок-группа.

Из дома кого-то выносят на носилках. Вокруг них собираются люди. За их спинами не видно, кого именно несут и что вообще там происходит.

 Скорее всего, опять пьяная драка, – думаю я. – Живу здесь только пять месяцев, а это происходит уже в четвертый раз. Не все мои соседи умеют веселиться по-человечески. Сколько сейчас времени?

Двенадцать часов ночи.

Полночь. Время чудес. Время перемен.

Для кого-то перемены будут ужасными, для кого-то могут оказаться прекрасными.

Жизнь!

Я оборачиваюсь назад. Адам сидит в отстраненной позе человека, полностью ушедшего в себя, и «смотрит» закрытыми глазами в потолок.

Голова Евы запрокинута назад. Слишком далеко... необычно далеко назад. Так не сидят ни в какой медитации. И, хотя выражение лица Евы говорит о глубоком расслаблении и сильной внутренней концентрации, я начинаю беспокоиться...

 

 Это уже не в первый раз, – думаю я. – Что это означает? Почему голову Евы так тянет назад?

 

...Многие люди уже давно и довольно часто говорят, что во время работы со мной у них возникает сильное, иногда непреодолимое желание двигаться помимо их собственной воли...

Это длится уже несколько лет.

Одни объясняют это тем, что им кажется, будто кто-то или что-то тянет их за волосы. Другие, – что у них возникает такое ощущение, будто какая-то пружина распрямляется внутри их физического тела и заставляет двигаться совсем не так, как им хотелось бы.

Я не знаю... не понимаю, что это такое. Я против любого насильственного влияния на человека. Я верю только в свободную волю его природных сил и в безграничные возможности энергии, с которой работаю.

Что мне сейчас делать с Евой? Когда что-то подобное происходит с другими людьми, я знаю что делать. Я их просто прошу, чтобы они подняли голову и сели ровно. Еве же ничего нельзя сказать!

 

Ева ничего не слышит.

 

Ничего!

С самого рождения!

Прерывать работу... Трогать Еву рукой, чтобы она открыла глаза... Дожидаться того момента, когда она, вздрогнув всем телом, вернется в реальный мир... Потом объяснять Еве, как это важно, чтобы она не позволяла голове наклоняться. Все это сейчас настолько нежелательно. Сегодня случилось то, что я так терпеливо ждал. И так сильно хотел.

Может это то, на что я так надеюсь? Может быть, это то, что всю жизнь ждет Ева? О чем она так сильно мечтает? Может быть, это то, чего так страстно хочет Адам?

Если Ева не стонет, значит ей не больно. Двадцать раз я ей говорил, чтобы она не ждала моей просьбы и сама возвращала голову на место.

 Успокойся, – говорит мне чувство Надежды, – с Евой все в порядке.

 Хорошо, – отвечаю я. – Пусть все остается так, как есть. Я уже давно убедился, что это не может повредить. Лишь бы Еве было не больно.

Я возвращаюсь к креслу, сажусь и вновь начинаю работать. Переходя из одной физической реальности в другую... метафизическую, трансцендентную реальность, я вижу, как причудливо переплетаются сине-красный свет мигалок полицейского автомобиля и машины скорой помощи с золотыми энергетическими всполохами ауры Евы.

 

У меня дух захватывает от восторга перед красотой соединения красок земного и небесного миров.

 

Адам, тем временем, сидит тихо-тихо, почти не дыша. Лицо его бледнеет и приобретает выражение необычайной взволнованности. Голова Адама наклоняется вправо. Еще чуть-чуть и Адам прикоснется к плечу Евы.

 Адам, ты чего? – спрашиваю я, понижая голос, забыв о том, что Ева меня не видит и поэтому в ее присутствии можно говорить в полный голос. Ева не сможет меня услышать. – Адам, почему ты так сидишь? Что случилось? Тебе нехорошо?

 Что ты! Я чувствую себя прекрасно! Лоб не болит. Вместо давления и боли я чувствую такую приятную прохладу и... истому.

 Так в чем же дело?

 Ни в чем. Просто мои слезы ушли дальше... в висок и затылок и потянули меня вправо. Я не стал им сопротивляться. И так мне... лучше видно!

 А-а-а... – говорю я. Теперь понятно. – Хотя знаю, что мне еще ничего не может быть понятно! – Что ты сейчас видишь, Адам?

 Озеро на дне пещеры, ...то есть, внутреннего уха Евы. Это правда? Там, где я сейчас нахожусь, можно видеть и такое?

 Да. Это можно увидеть и как озеро. Внутри слуховой улитки человека, на самом деле, должна быть сплошная влага. Просто во внутреннем ухе Евы еще очень мало жидкости. Должно быть больше. В самом начале воды не было совсем. Жидкость появилась на самом дне только месяц назад. Сейчас ее гораздо больше.

 Что я должен делать? Что я могу?

 Ты делаешь самое главное, Адам. Ты любишь Еву! Ты уже помог мне зажечь огонь в пещере...

 И это значит...

 Не спеши, Адам. Делать какие-либо выводы еще слишком ра...

За окном истошно громко взвывает низкий, грубый сигнал полицейского автомобиля. Адам и я одновременно подбегаем к окну.

У дома напротив теперь намного больше людей. Все они стоят и смотрят на ярко освещенные окна. В окнах мелькают быстро перемещающиеся тени. Какая-то женщина за одним из этих окон горько плачет. Слышно, как несколько мужских голосов кричат и бранятся. Слов не разобрать, но в мужских голосах чувствуется стремление оправдаться и упрямое несогласие с тем, в чем их обвиняет женский плач.

Полицейская машина медленно трогается с места, заставляя людей разойтись и освободить дорогу. Машина гудит и гудит. Люди расходятся медленно и неохотно.

Я и Адам отворачиваемся от окна и смотрим на Еву.

Для Евы, находящейся сейчас наедине с телесными ощущениями в ее молчаливом, беззвучном мире... ничего не происходит.

На лице Евы отражается спокойствие и отрешенная сосредоточенность. Она сейчас не здесь, не с нами. Все ее чувства поглощены событиями, происходящими у нее внутри.

 Когда у Евы закрыты глаза, она становится абсолютно беспомощной, – думаю я. – Трудно представить себе жизнь глухого человека. Вот сейчас на улице может случиться все, что угодно, а Ева об этом не будет иметь никакого понятия.

Адам с такой тревогой смотрит на Еву, что я понимаю: он тоже думает о беспомощности и беззащитности Евы.

Шум за окном усиливается. Я и Адам опять смотрим в окно.

Следом за полицией трогается с места машина скорой помощи и оглашает улицу пронзительным криком сирены. Люди расступаются и быстро заполняют освободившееся за отъезжающими машинами пространство. Все они, – такие же, как я и Адам, – обычные, живые люди. Именно в такие минуты, под звуки сирен полиции и скорой помощи, каждый из нас осознает, как на самом деле хрупко и ненадежно его здоровье, благополучие и безопасность.

 

 Что это! Что это такое? – раздается громкий возглас позади.

 

Адам реагирует первым. Он подбегает к Еве и обнимает ее за плечи.

Ева прижимает руки к вискам. Плечи ее нервно подергиваются, поднимаясь и опускаясь в одном ритме с неровным биением испуганного сердца.

Адам двумя руками поднимает голову Евы и, заставляя ее смотреть прямо ему в лицо, говорит, стараясь четко произносить каждое слово:

 Ева! Не бойся! Что-то случилось у соседей. Это свет от полицейской машины. Уже все в порядке. К тебе это не имеет никакого отношения. Там полно народу. Я сейчас выйду на улицу и все узнаю. Успокойся, Ева! Все хорошо!

 Я не испугалась полицейской мигалки! Я сразу поняла, что это такое. Я испугалась... совсем не этого, – говорит Ева срывающимся голосом.

 Чего же ты испугалась, Ева? – почти беззвучно, одними губами спрашивает Адам.

Он отступает на шаг от Евы, хватается одной рукой за стул, на котором до этого сидел и еле слышно шепчет:

 

 Говори! Ева! Говори!

 

Не отнимая рук от головы, глядя Адаму прямо в глаза, Ева неумело произносит что-то такое, что совсем не похоже на звуки ее обычной речи, но очень напоминает... воющие стоны пронзительной сирены скорой помощи.

Ева повторяет еще раз свою имитацию звука сирены и застывает с открытым ртом и поднятыми вверх руками. Мы с Адамом не можем вымолвить ни одного слова.

На лице Евы по очереди отражается восхищение, ужас, боль, надежда...

 Я, кажется, что-то сейчас почувствовала, – говорит Ева. – Это так непонятно, страшно и... так больно!

 Ева, успокойся. Смотри на меня, – первым приходит в себя Адам. Он рывком бросается к Еве. Стул падает. Адам, не обращая ни на что внимания, берет руки Евы в свои...

Адам так сильно сжимает ладони Евы, что я делаю шаг вперед. Адам видит мое движение и понимает, что делает Еве больно. Он отпускает руки Евы и медленно, очень отчетливо, буквально по слогам говорит:

 

 Ева! Повтори! Еще раз! Все! Что! Ты! Сейчас! Сказала!

 

 Я не только... что-то такое... очень странное... почувствовала внутри головы, когда позвала тебя... – привычным жестом касается Ева того места на руке Адама, на котором от ее постоянных нажатий, всегда синеют и желтеют пятна старых, заживающих синяков и краснеют новые, сегодняшние. Привычное прикосновение успокаивает ее. Ева говорит смелее. – Я и сейчас, только что, когда пыталась объяснить, что мне сделало больно в голове, ощутила то же самое... Ощутила саму себя, когда собиралась повторить... Нет, хотела СКАЗАТЬ вам, то, что мне сделало так больно. У меня в голове никогда не было... такого чувства. Никогда! Это и есть «звук»? Это и означает: «слышать»? Я что? Слышу то, что происходит на улице? Я слышу саму себя? Что вы молчите? Говорите же! Я не могу в это поверить!

Адам, не отвечая, целует Еву в лоб, крепко обнимает и прячет ее лицо у себя на груди... И начинает плакать.

Громко. В голос.

Слезы Адама на этот раз текут из его глаз наружу, и они выглядят как прозрачные, то есть настоящие, а не энергетические слезы. Адам плачет, смешно хлюпая носом, и пытается сделать вид, что смеется... Он счастлив и при этом стесняется самого себя.

 

Когда мы счастливы... Мы счастливы, как маленькие дети.

 

Что делаю я в это время?

Не помню...

Я только помню, что внутри меня происходит нечто невообразимое. Мое отдельно живущее «Чувство Надежды» обнимается с только что родившимся «Чувством Радости» и танцует вместе с ним такой бешеный танец, что мне кажется, что мое сердце сейчас не выдержит и выпрыгнет из груди.

И я на всю жизнь запоминаю, как дрожат и размываются перед моими глазами пятна разноцветных синяков на руке Адама.

Это так похоже на то, как колеблются и сливаются друг с другом цветные полосы света в ауре Евы...

 

Я совсем не удивляюсь, когда вокруг руки Адама вспыхивает Золотой Свет.

 



 

Пять месяцев назад я и моя семья переехали в новый дом. Вскоре после переезда ближайшие соседи пригласили нас на день рождения дочери. Я, с женой и сыном с удовольствием приняли приглашение. Дочери соседей исполнялось одиннадцать лет. Нашему сыну было двенадцать.

Компания была большой и шумной. Собралось много взрослых и детей. Я очень скоро потерял сына из виду. И был этим очень доволен. Мне было важно, чтобы у сына все было хорошо на новом месте. Я волновался за него. Нехорошо в таком юном возрасте часто переезжать и менять школу и окружение. Что для подростка может быть важнее, чем друзья?

Беседа за столом была обычным разговором взрослых семейных людей. О детях. Об их учебе. О банковских ссудах. О политике. О работе. Об отпуске. О ценах на дома в нашем районе...

Я в основном молчал и наслаждался едой. Хозяйка дома оказалась великолепной кулинаркой.

Перед тем, как перейти к тортам и пирожным гости встали из-за стола и нестройной толпой двинулись в сторону террасы. Ко мне подошли мужчина и женщина примерно моего возраста и попросили уделить им время для разговора.

Я обратил на них внимание сразу же после того, как все приглашенные на день рождения расселись по своим местам, и начали есть, пить и говорить тосты за здоровье именинницы и ее родителей.

Потому что...

 

Оба были очень хороши собой.

 

Она – яркая, натуральная блондинка. Живая. Подвижная. Большие, голубые глаза. Гладкая, персиковая кожа и минимум косметики. Гордая посадка головы. В белом платье, которое так шло к ее в меру полному, пропорционально сложенному телу.

И никаких украшений...

Они ей были не нужны. Золото и серебро все равно бы поблекли на фоне ее красоты.

Он – жгучий брюнет испанского типа. С длинными до плеч, смоляного цвета волосами. С орлиным профилем. Смуглый. Подтянутый. Мускулистый. Широкоплечий. С черными, глубоко посаженными глазами и пепельно-серой сединой на висках. С короткими и редкой густоты ресницами, делающими его глаза до невозможности черными и загадочными. С рельефными складками на лбу, которые без всякого стеснения резко перерезали одна другую и говорили о натуре страстной и глубокой...

На вид ей было лет сорок.

Ему – сорок пять.

Я не мог не обратить на них внимания. У меня – слабость к красивым людям. Мне они всегда интересны...

 

Потому что у красивых людей всегда необычная судьба.

 

И еще...

Они любили друг друга! Этого невозможно было не заметить.

Он так за ней ухаживал!

Если он отвлекался и не смотрел на нее... Она так интимно сжимала его руку чуть выше запястья, что Он тут же оборачивался и заглядывал Ей в глаза чуть более пристально, чем это принято, когда вокруг так много посторонних людей.

Она будто хотела, чтобы все женщины, сидящие за столом и смотревшие на Него с нескрываемым восхищением, раз и навсегда усвоили: этот блестящий красавец принадлежит только ей и никому больше.

Он с удовольствием подтверждал это, не глядя больше ни на кого и не замечая, как на него смотрят другие женщины.

Несомненно, они были очень красивой парой и выглядели, как звездная артистическая пара, которая проходит по красной голливудской дорожке и, чуть более театрально и профессионально, чем это нужно, демонстрируют всему миру страстную любовь друг к другу!

Мои новые знакомые не были актерами. Их отношения только казались намеренно демонстративными. Взаимная любовь этих удивительно красивых людей, была естественной и искренней.

Вот только Она...

 

Она была немного странной.

 

Говорила короткими фразами, но старалась активно участвовать в беседе, привставая с места, чтобы заглянуть каждому говорившему в лицо. Часто переспрашивала мужа, если что-то ей было непонятно. При этом сильно сжимала его руку.

Слишком сильно. Потому что на обнаженной до локтя руке ее мужа были хорошо видны старые, пожелтевшие, и новые, только начинающие краснеть, синяки.

Он же даже не поморщился ни разу и с удовольствием откликался на частые нажатия ее длинных пальцев с нежно-зеленым лаком на ногтях.

...И этот неожиданный цвет ногтей так подходил к ее светлым волосам.

Переспрашивала она громко. Иногда так громко, что все на нее оборачивались. Она смущалась. И все равно то и дело говорила:

 Адам, повтори, что он сейчас сказал. Я плохо поняла...

Или:

 Адам, что это значит? Объясни мне. Я не успела. Мне было плохо видно, – и ее высокий голос портил все впечатление от бесспорной красоты.

Голос ее был так невыразителен. Так неэмоционален. Голос ее был не просто высоким. Он часто срывался и становился визгливым. В нем то и дело слышалась какая-то непонятная ...механическая надтреснутость.

Адам очень тихо и терпеливо повторял и объяснял ей все, о чем она его спрашивала. И, стараясь, чтобы его никто не услышал, он шепотом, почти одними губами говорил:

 Ева, не говори так громко. Не надо так волноваться. Я тебе сейчас все объясню.

 Имя Ева – так подходит к ее красоте, – подумалось мне в один из таких моментов. – Вот только непонятно, отчего это в общем гаме и шуме, царящем за столом, – (иногда гости говорили все одновременно и вынуждены были перекрикивать другу друга), – отчего это тихий шепот мужа она слышит хорошо, а чей-то громкий тост, когда все молчат и слушают, она, одна из всех, слышит плохо. И зачем ей обязательно видеть того, кто говорит...

Итак... Мы отошли в сторону, и все мои недоумения рассеялись, как дым.

 

Прекрасная блондинка – была глухой с рождения.

 

Глухота Евы была слишком большим предательством по отношению к такой красавице...

И, в то же время, глухота ее была компенсирована максимально возможным способом. Ева не нуждалась ни в чьей помощи, если могла видеть лицо говорившего человека. Ева не слышала собеседника, но читала движения его губ, понимая каждое произнесенное им слово. Речь ее была такой хорошей и грамотной, что я сам никогда бы не догадался о том, что эта речь глухого человека. Отсутствие эмоциональных интонаций в искусственной речи Евы возмещалось выразительностью ее прекрасного лица.

Говорил со мной Адам. Темпераментные жесты его рук красноречиво подтверждали: он просит о том, что имеет для него огромное значение, и поэтому очень взволнован.

Адам хотел, чтобы я поработал с его женой. Он был уверен, что Ева может слышать. Самое же главное: Ева очень хочет этого сама.

Я сначала опешил от такого предложения. Стал отказываться. Говорил, что не уверен, могу ли я помочь.

...Адам так просил!

Ева так на меня смотрела...

Я не смог сказать окончательное «нет». Для меня самого было так соблазнительно и заманчиво решиться попробовать сделать то, что во всем мире считается невозможным. Довольно скоро я сдался и сказал, что могу взяться за работу только в порядке эксперимента. И чтобы до успешного результата не было никакого разговора о деньгах.

Если же Адам и Ева, действительно, осознают сложность поставленной задачи, то, наверное, понимают, что должны приходить ко мне каждый вечер. Без выходных и праздников. И приходить надо будет не в офис, а ко мне домой. Я могу найти время для этого эксперимента только поздно вечером.

Адам и Ева были согласны на все. И ни разу не нарушили ни одного пункта нашего договора.

 

Спустя три с половиной месяца пришли первые результаты.

 

Ева услышала звук сирены скорой помощи.

И саму себя.

 



 

Прошло еще три недели. Волосковые клетки... Камышинки, которые видел я, и сталактиты со сталагмитами, которые видел Адам, горели и сияли уже больше чем на третьей части общей площади потолка и дна пещеры. Жидкость прибывала и постепенно все больше увлажняла пол и потолок...

Ева по-прежнему слышала сирену скорой помощи и свое собственное подражание ее высоким звукам.

В начале четвертой недели Ева сказала, что слышит что-то такое страшное и непонятное.

И попросила показать ей то, что может звучать вот так:

 Фрр-бум-бум-бум!

 Фрр-бум-бум-бум!

 Фрр-фррр-фррр-р-р-ррр!

 Фрр-фррр-фррр-р-р-ррр!

 Фр-ррррррррррр-Фр-ррррррррррр!!!

Когда Ева подбегала к окну и смотрела на дорогу перед домом, там уже было пусто. И она никак не успевала увидеть то, что производило такие ужасные звуки.

Мы с Адамом переглянулись и повели Еву на соседнюю улицу.

 

Мы попросили молодого парня, который только что примчался на своем средстве передвижения с работы и уже успел заглушить мотор, завести свой мотоцикл, проклятый всеми старушками улицы.

 

Ева морщилась, стонала от ужаса, но, блаженно улыбаясь, слушала и слушала, как старая двухколесная рухлядь выдавала ей:

 

 Фрр-бум-бум-бум!

 Фрр-бум-бум-бум!

 Фрр-фррр-фррр-р-р-ррр!

 Фрр-фррр-фррр-р-р-ррр!

 Фр-ррррррррррр-Фр-ррррррррррр!!!

 

Себя Ева не слышала, когда изображала эти «фрр-ррр-фрр-ррр» и «бум-бум».

И ей это очень не нравилось.

Пока, для себя самой она звучала только, как сирена скорой помощи...

Я понимал, почему это так. Еще слишком мало было огня в пещере ее внутреннего уха.

Адам за это время очень хорошо освоился со своим открытым третьим глазом. Он все понимал про пещеру и, зажигая сталактиты и сталагмиты один за другим, очень при этом старался и радовался, как ребенок...

Большой и очень добрый ребенок!

 

За эти три недели я тоже многое понял, многому научился, и мое внутреннее чувство Надежды было на седьмом небе от счастья!

 



 

Я понял, что означает «непреодолимая сила», которая заставляла уже практически всех людей, с которыми я работал, клонить голову назад, вперед или в сторону и круто выгибать спину.

Благодаря Еве и Адаму, я смог ощутить, что мое излучение этой «непреодолимой силы» постоянно усиливается. И я начал понимать, с каким чудом я имею дело, хотя еще не совсем ясно осознавал огромность масштаба этого чуда. Осознание мистически грандиозных возможностей того, что мне открылось, придет ко мне гораздо позже.

 

Когда практическое применение этой «непреодолимой силы» начнет давать результаты у очень многих людей.

 

Я научился управлять движением этой силы и направлять поток ее вибраций. Люди стали чувствовать ее еще сильнее. Добра, которое она несла людям, стало больше.

Очень скоро, сразу у нескольких человек эта «непреодолимая сила» даже начала поднимать руки с колен и превращать их в волшебные крылья.

Благодаря Еве и Адаму, я смог осознать, что на самом деле в моей жизни произошло ОТКРЫТИЕ.

 

Открытие того, что позже получило имя «I AM». – Интуитивная Активная Медитация.

 

Озарение Истиной пришло в тот день, когда Адам сказал мне, что к Еве и дома приходит «непреодолимая сила».

Сила приходит легко, без каких-либо специальных усилий со стороны Евы. Сила эта – очень добрая. Она помогает Еве избавиться от боли. И, когда она приходит, Ева даже лучше слышит.

Ева садится дома на стул. Закрывает глаза. Расслабляется.

И с ней сразу же начинает происходить то же самое, что и тогда, когда она сидит напротив меня, и я с ней работаю.

Ева чувствует, как внутри ее тела движется энергия и мягко, без какого-либо насилия просит следовать за всеми своими перемещениями.

И, что самое главное, Ева начинает чувствовать давление в ушах, быть может не такое сильное, как при работе со мной, но она точно осознает, что ее организм посылает в ее уши энергию и совершает что-то такое, что ей очень помогает.

Первый раз это произошло с Евой в тот день, когда она была одна дома и, наглухо закрыв все окна, в течение двух часов до хрипоты пробовала тихо шептать или громко кричать, подражая сирене скорой помощи. Это был единственный звук, который она слышала в то время.

Ева пыталась понять, что такое «громко» и что такое «тихо». Она никак не могла привыкнуть к новому для нее ощущению «слышания»... Ева все еще не могла до конца поверить, что слышит саму себя.

Два часа непрерывного эксперимента привели к тому, что у Евы сильно заболела голова, а в горле запершило так, что она начала кашлять, не переставая.

Ева испугалась. Такого с ней никогда не было. Ева еще не знала, что это значит: «охрипнуть от крика». Она еще не могла слышать свой собственный хрип... Раньше ее горло никогда так сильно не болело. За всю свою жизнь Ева ни разу не пробовала услышать свои собственные крики и шепот.

Подчиняясь интуитивной догадке, не думая ни о чем, Ева села на стул, закрыла глаза и сразу же почувствовала, как ее голова потяжелела под давлением моментально появившейся и уже знакомой «непреодолимой силы» и стала клониться назад.

 

И тогда Ева почувствовала, как в ее горло начали «стекать» потоки той же самой энергии, которую она так отчетливо чувствовала во время работы со мной.

 

Первым исчез испуг и вместо него пришли успокоение и расслабление всего тела. Затем в горле постепенно перестало першить, а голова, наполнившаяся энергией, начала избавляться от боли. Как будто не эта же самая голова еще несколько минут назад собиралась расколоться на мелкие кусочки от невыносимого мучения.

Не открывая глаз, Ева еще раз повторила звук сирены скорой помощи и поняла, что слышит себя лучше, чем час назад.

С тех пор Ева это делала регулярно.

Я понял, что во время работы со мной у Евы усилилась ее собственная Интуиция и, одновременно с этим, открылся канал прямого соединения с Энергией Всемирного Саморегулятивного Начала.

Интуиция человека знает все про своего хозяина.

Энергия Саморегулятивного Начала всего Мира руководит жизнью всех нас.

Интуиция человека связывается с «Всемирным банком энергетической информации» через канал прямого соединения с Энергией Всемирного Саморегулятивного Начала.

Этот канал есть у всех людей.

 

Надо только, чтобы кто-то открыл этот скрытый канал прямого соединения с Энергией Всемирного Саморегулятивного Начала ...

 

Потому что для того чтобы человек смог осознать реальность его существования, необходима дополнительная сила.

Когда Открытие и Усиление прямой связи с Саморегулятивным Началом, наконец, происходит, – тогда человек уже сам, абсолютно самостоятельно может наполнять энергетические центры, каналы и всю энергетическую конструкцию своего организма жизненной силой. При этом исправляются недостатки, убираются все камни и помехи на путях движения энергии.

Потому что смысл работы Саморегулятивного Начала в постоянном движении и творческом развитии красоты и гармонии.

Здоровье человека – это Гармония и наполненность энергией.

Болезнь – это недостаток энергии и нарушение Гармонии.

Для меня все стало ясным и понятным тогда, когда еще одна моя уникальная подопечная, с которой я в это время работал, рассказала о своих неожиданных успехах.

У этой молодой женщины было очень красивое имя, которое мне очень нравилось, – Сабина. И очень необычная, ни на что не похожая проблема. У Сабины была такая сильная пищевая аллергия на все виды еды, что она могла безбоязненно пить только простую воду.

Что бы она не съела, все вызывало мгновенную аллергическую реакцию. У Сабины краснели, покрывались пятнами и сильно распухали лицо, руки, грудь и отекали ноги. Иногда это доходило до такой невероятной степени, что она просто не могла ходить. До встречи со мной, в течение двух с половиной лет, Сабина жила на воде и на двух маленьких кусочках вареной картошки в день. (Только очень небольшое количество картофеля не давало вспышки аллергической реакции.)

Если Сабина не выдерживала пытки голодом и съедала три маленьких кусочка картошки или два, но больших... – Аллергия набрасывалась на ее тело так, будто наказывала за неведомые никому (кроме самой аллергии) страшные грехи.

Еще большее наказание настигало Сабину, если она не выдерживала и съедала что-то другое. – Отеки и красные пятна не сходили неделями.

После двух месяцев работы со мной у Сабины исчезли все следы аллергии, и она смогла начать есть самую простую пищу, но...

Мы никак не могли знать заранее, что ей уже можно есть, а что еще нельзя... И, самое главное, если что-то Сабине и можно было уже съесть, то, при этом, никак нельзя было точно определить количество нового вида еды. Любая неудачная проба была чревата такими проблемами, что отбрасывала нас далеко назад. Любые произвольные пробы вызывали у Сабины новые приступы и атаки аллергии. Так продолжалось долго...

До тех пор пока мне в голову не пришла гениальная идея:

 

Я научил Сабину работать с маятником.

 

Маятник (в данном случае это было обручальное кольцо, подвешенное на нитке), подчиняясь идеомоторным движениям рук Сабины, точно отвечал на все ее вопросы:

 Можно ли мне сейчас съесть вот этот маленький кусочек сыра? – спрашивала измученная голодом женщина.

 Да, – «говорил» маятник, если кольцо крутилось по часовой стрелке, качалось вперед-назад или из стороны в сторону.

 Могу я рискнуть и попробовать съесть вот это красное яблоко? – с надеждой, будто пытаясь выпросить смягчения страшного приговора у сурового судьи, молила Сабина.

 Нет, – «говорил» маятник, если кольцо никак не реагировало, оставаясь неподвижным, или вращалось против часовой стрелки...

 А если я возьму зеленое яблоко? Это можно?

 Да, – отвечал маятник и, покачиваясь из стороны в сторону, одобрительно подмигивал Сабине золотистым блеском энергично двигающегося обручального кольца.

 Если мне сейчас можно съесть вот это зеленое яблоко, то сколько именно? Одно яблоко? Два? Или, может быть, три? – смиренно обращалась Сабина к маятнику, как к живому существу.

 Сегодня тебе можно съесть только два яблока, – абсолютно уверенно отвечал маятник и был всегда прав на сто процентов.

Если же Сабина не выдерживала и нарушала четкие инструкции, полученные в диалоге с маятником, то наказание в виде красных пятен, отеков и зуда следовало незамедлительно.

Это была очень хорошая учеба. И для меня, и для Сабины.

С течением времени Сабина дошла до удивительно виртуозного владения искусством диалога со своим подсознанием. Прежде, чем идти в магазин за продуктами, Сабина писала на листке бумаги название овощей, фруктов или нескольких видов сыра и спрашивала, можно ли все это сегодня покупать. Если ответ был – «Да», то потом маятник точно указывал количество бананов, яблок, даже количество маленьких виноградинок, которые Сабина могла позволить себе съесть в этот день. Ответы всегда были самыми разными, но всегда очень точными.

По характеру движений маятника, Сабина даже научилась понимать «язык эмоций» своей Интуиции.

Если маятник, будто нехотя, еле-еле качался из стороны в сторону, разрешая съесть хлеб или макароны, то Сабина тут же спрашивала:

 Я понимаю, что хлеб мне можно, но лучше повременить и попробовать что-то другое. Сегодня мне лучше обойтись без мучных продуктов и съесть что-нибудь другое? ...Например, брокколи?

 Да! Да! Да! – громко «кричал» Маятник, вращаясь по часовой стрелке так сильно и быстро, что становилось понятно: Сабина все поняла правильно, и ее Интуиция просто счастлива.

То, как крутилось кольцо в руках Сабины... То, как оно блестело всеми своими золотыми боками, говорило о том, что подсознание Сабины ведет себя как ребенок, который прыгает и кружится на месте, не в силах скрыть радость по поводу того, что его поняли, и теперь взрослые все будут делать так, как он того хочет.

Вершиной мастерства Сабины в ее диалоге с Интуицией стало открытие возможности знать ближайшее будущее. Маятник мог точно рассказать ей, когда придет с работы ее муж. И это было не самое интересное и удивительное...

Сабина очень не любила ждать автобус, который всегда абсолютно непредсказуемо выныривал из страшной городской пробки и с явно виноватым и смущенным видом, не спеша, проезжал по главной улице ее тихого района.

Автобус подпрыгивал на неровностях дороги, покачивая боками, будто желая стряхнуть с себя навязчивую тесноту дорожной пробки, и смешно фыркал открывающимися дверями, распахивая их навстречу заждавшимся людям...

 

И все время, пока раздраженные его опозданием пассажиры заходили вовнутрь, выхлопная труба автобуса пыхтела, стучала, извинялась и просила прощения за то, что, конечно же, надо приезжать вовремя, но вот – опять не получилось...

 

Иногда автобусы шли один за другим. Иной раз их не было совсем и приходилось их ждать часами. Планировать свое время было просто невозможно. Это очень нервировало Сабину. Мешало ей жить.

И Сабина решила эту проблему:

 Сейчас утро. Восемь часов и 7 минут, – говорила Сабина, обращаясь к маятнику. – Я хочу знать, когда придет следующий автобус! Через одну минуту? Две... Пятнадцать... Двадцать одну? Тридцать пять? – терпеливо перечисляла Сабина.

 Да, – отвечал маятник, как только Сабина доходила до правильной цифры, и начинал вращаться по часовой стрелке также весело, как и Сабина, которая радостно бежала к автобусу, если до его прихода оставалось пять минут.

Если же пробка в этот день была особенно плотной, и до прихода автобуса оставалось много времени... Сабина ощущала полную определенность и предсказуемость своей жизни, как счастье... и, напевая и улыбаясь, продолжала делать свои домашние дела.

Она всегда точно знала, что до прихода автобуса осталось девять, двадцать две или тридцать шесть минут...

 

Непроизвольные, никому не видимые, мельчайшие идеомоторные подрагивания пальцев Сабины передавали наиточнейшую информацию легко, быстро и безошибочно, помогая обычному кольцу «во весь голос» говорить от имени всезнающей интуиции.

 

Сабина быстро пошла на поправку. Потому что до этого диалога с самой собой, то есть со своей интуицией, она никак не могла избавиться от постоянных ошибок в выборе еды и в том ее максимальном количестве, которое ей было позволено съесть в данный конкретный момент ее жизни.

У всех знакомых и друзей Сабины рассказ о необычайных возможностях маятника в ее руках вызывал восторг, граничащий с поклонением. Муж настолько поверил ей, что иногда просил узнать у маятника о том, когда ему стоит назначать важные для него встречи.

Отбоя не было от ее приятелей и друзей, желающих узнать, когда в их жизни произойдет, наконец, то или иное событие. Однако вскоре Сабина стала скрывать от всех свое умение говорить с маятником. Потому что, к сожалению, Сабина часто ошибалась. Ошибалась она тогда, когда вместо маятника пыталась сама давать ответы, потому что очень этого хотела. Сабина спрашивала маятник о том, попросит ли ее подругу выйти замуж человек, который уже три года никак не может на это решиться. И ошибалась обязательно!

Сабина была слишком эмоциональна, для того, чтобы не подменять объективность маятника своим собственным мнением, предположением или желанием. Для этого ее эмоции были слишком сильны.

И немудрено.

Сабине было очень тяжело сохранять выдержку и спокойствие. Потому что обида подруги на то, что предсказание Сабины никак не сбывается, не шла ни в какое сравнение с тем, как наказывала Сабину аллергия в случае ошибки с количеством еды.

Сабина на всю жизнь запомнила неизбежность наказания за то что, ей еще в самом начале общения с маятником все время хотелось «договориться» со своей интуицией и получить не действительный, а желаемый ответ. Она так намучалась, когда пыталась выпросить у маятника лишнее яблоко или кусочек банана, чуть подталкивая кольцо в своих руках к ответу «Да».

Аллергия приучила ее не вмешиваться и не выпрашивать лишнего. Только для себя она смогла всегда получать правдивые ответы... Для других людей ответы часто были неправильными. Собственные эмоции и амбиции Сабины были слишком сильны.

Эта милая история с таким хорошим концом помогла мне понять, что то, что я называл «непреодолимой силой», работает по тому же принципу. Только в случае диалога с «непреодолимой силой» общение происходит уже не между человеком и его интуицией через посредничество маятника. – Диалог происходит между Энергией Всемирного Саморегулятивного Начала и Интуицией. И роль посредника берет на себя физическое тело человека.

Я понял очень простую вещь:

Для того чтобы идеомоторные движения всего тела человека стали такими же понятными, как «разговор» маятника в руках опытного оператора, надо было, прежде всего, осознать отдельное существование этого особого «энерго–психо–физического» состояния. Надо было стать отстраненным наблюдателем.

Произойти это могло только в том единственном случае, когда состояние «Я и все мое тело – сейчас маятник», становилось очень сильным, и его можно было бы реально ощутить определенно и внятно.

 

Это должно было произойти в жизни человека хотя бы один раз... С моей помощью.(***78)

 

В дальнейшем каждый человек может абсолютно самостоятельно пользоваться помощью объединенной работы собственной Интуиции, Системы Саморегуляции и Энергии Всемирного Саморегулятивного Начала.

Я понял, что самостоятельные занятия Евы – это и есть проявление открытой мною возможности человеческого организма быть маятником-проводником для получения дополнительной энергии и точной интуитивной информации о способах и путях восстановления и укрепления собственного здоровья.

Я даже стал просить Еву заниматься дома серьезнее и не меньше двух раз в день...

И начал все смелее и смелее просить других людей делать то же самое, что и Ева.

Все так обнадеживало. Все было так хорошо. Мое «Чувство Надежды» продолжало петь и радоваться.

Ева все лучше и яснее слышала сигналы машин скорой помощи и «Фрр-бум-бум-бум» мотоциклов, даже если они проезжали далеко от ее дома.

Вот только...

Вскоре у Евы начала болеть голова по ночам. То сильно, то слабо, но все чаще и продолжительнее. Ева спасалась только тем, что всегда знала: достаточно ей сесть на стул, закрыть глаза и добрая Энергия Саморегуляции, приходящая к ней по первому зову, тут же избавит от боли...

Однако... десять раз (а то и двадцать раз) за ночь получать энергию, чтобы избавиться от головной боли, вместо того, чтобы спать... Еве было очень трудно.

Дело в том, что никто из нас...

 

Ни Адам, ни я, ни мое «Чувство Надежды» и, тем более, Ева не могли даже представить себе, как часто именно ночью по городу мчатся машины скорой помощи... И сигналят... Сигналят... Сигналят...

 

И тем более никто из нас не предполагал, как много в нашем городе мотоциклистов, обожающих именно в два часа ночи и в шесть утра поражать воображение любимых девушек тем, как они ловко, прямо с места и без разгона умеют набрать умопомрачительную скорость:

 Фрр-бум-бум-бум!

 Фрр-бум-бум-бум!

 Фрр-фррр-фррр-р-р-ррр!

 Фрр-фррр-фррр-р-р-ррр!

 Фр-ррррррррррр-Фр-ррррррррррр!!!

Ева стала просыпаться от каждого такого звука. Пугалась. Долго не могла уснуть. Часто все это заканчивалось головной болью. Я говорил Еве, что это временно... Это скоро пройдет... Она привыкнет и, как все мы, станет спокойно спать по ночам, не просыпаясь от постороннего шума за окном.

Я обещал, что очень скоро Ева начнет слышать более приятные и красивые звуки.

Ева смотрела на меня с верой в глазах и, ничего не говоря, кивала головой.

Старалась не жаловаться...

И молча терпела...

 



 

Терпение было привито Еве с детства.

Сколько Ева себя помнила, она всегда знала: для того, чтобы добиться того, что хочешь, надо много трудиться, сильно верить и надеяться.

Жизнь ее мамы стала для Евы идеальным воплощением жизни настоящего человека.

Сорок лет назад, ее мама, узнала о том, что десятимесячная дочь на сто процентов лишена слуха и никогда не будет ни слышать, ни разговаривать...

Мама решила помочь дочери. И не просто помочь, а сделать так, чтобы Ева никогда не почувствовала себя ущербной из-за своей глухоты. Для этого маме Евы пришлось поменять в своей жизни все.

Она оставила успешную карьеру молодой скрипачки в симфоническом оркестре и снова поступила в университет. Одновременно с учебой и освоением профессии логопеда мама Евы начала заниматься с дочерью тем, что четыре десятка лет назад, было еще совсем новым делом...

 

Мама Евы обучала дочь произношению всех слов человеческой речи и пониманию того, что говорит собеседник по тому, как двигаются его губы.

 

Самопожертвование и страстное желание матери привели к тому, что Ева заговорила и практически все слова научилась читать по губам. Это дало ей возможность и право учиться в обычной школе. Вместе с обычными, здоровыми детьми.

Мама Евы стала лучшим в городе специалистом. Вслед за ее дочерью много глухих детей научилось разговаривать и понимать человеческую речь...

Мечта Евиной мамы была достигнута.

Хотя...

Это было только половиной материнской мечты.

Мама всегда говорила Еве, что она жалеет только об одном... Ева не может слышать музыку. Мама была уверена, что если бы это было не так, Ева была бы музыкантом. Хотя бы по тому, что у Евы ярко выражено природное чувство ритма...

Каждый год все летние каникулы были посвящены тому, что мама и Ева отправлялись за тысячи километров к очередному врачу. Мама верила в то, что Еву можно вылечить. И тогда... Если бы это произошло... Она бы сама научила Еву играть на скрипке.

И, несмотря на то, что все попытки кончались неудачей... Мама упрямо твердила, что она знает: у Евы – абсолютный слух.

Потому что абсолютный музыкальный слух у людей находится не в ушах, а в душе. И душа у Евы такая нежная и чувствительная.

Почему мама была так уверена в этом, Ева так и не узнала.

Она только знала, что мечта мамы стала и ее мечтой.

 

Мечтой всей жизни...

 

После окончания университета Ева работала фармацевтом в большой фирме. Благодаря самопожертвованию мамы и собственному трудолюбию, она завоевала и это право... И эту возможность.

Мама Евы умерла на следующий день после того, как дочери исполнилось двадцать шесть лет. Она так была занята сложным процессом воспитания Евы. Так была поглощена своей работой с глухими детьми... На себя ей никогда не хватало ни времени, ни сил.

И больное сердце не выдержало...

Ева осталась одна.

Отец Евы пятнадцать лет назад переехал в другой город. У него была другая семья. Самопожертвование и фанатизм жены, одержимой постоянной работой с глухой дочерью, оказался для него тем испытанием, которое он просто не выдержал.

Несмотря на то, что Ева, конечно же, не могла не нравиться мужчинам... Ева жила одна. Все ее любовные романы были короткими и кончались ничем.

Те мужчины, кто были такими же, как и она, глухими людьми... оказывались такими чужими для Евы. Они сторонились «нормальных» людей. Стремились общаться только с такими же людьми, как и они сами. Не любили и не интересовались «нормальным» миром. Стремились обособиться от него. Они хотели жить только в кругу своих интересов.

Те же мужчины, кто были и считали себя «нормальными», не понимали Еву. Стеснялись ее высокого и странного голоса. Пытались обуздать ее непосредственность и искренность. Укротить ее интерес к жизни.

Ева жила одна.

Она ждала. Ева знала, что если ей так повезло с мамой... Значит должно повезти и с мужчиной ее жизни.

...Однажды Ева возвращалась домой с работы и уже у самого подъезда увидела соседа с последнего этажа своего многоквартирного дома, сидевшего на ступеньках у входа. Непонятно зачем в его руках был зажат маленький белый медвежонок...

Ева давно обратила на него внимание.

 

Такого мужчину нельзя было не заметить.

 

О таком мужчине мечтает каждая женщина. И красивая, и уродливая. И молодая и не очень... Мечтают все женщины.

И даже женщина, глухая от рождения, не могла смотреть на такого мужчину без того, чтобы втайне не думать о нем по ночам...

Ева запрещала себя думать о нем. Мужчина был женат. Как ей казалось, он был женат прочно и окончательно. У него была маленькая дочь, которой было всего три года. И у него была жена, которая была очень красива и одевалась ярко и необычно. Казалось, будто она выходит не просто из подъезда во двор обычного дома, а на сцену оперного театра... Выйдет и прямо здесь и сейчас запоет выходную арию Кармен или Аиды.

...В тот судьбоносный день Ева вспомнила, что этот сосед... Этот мужчина, который долгое время был предметом ее ночных сновидений и грез... Что он и утром, когда она пробегала мимо него, торопясь на работу, вот также сидел в нелепой позе на ступеньках у входа в дом. Он и тогда вот так же держал в руках белого плюшевого медвежонка и напряженно смотрел прямо перед собой, никого и ничего не замечая.

С тех пор ничего не изменилось.

Он не отвечал на приветствия соседей. Ни на кого не смотрел, не реагировал ни на что и, хотя его лицо выражало предельную усталость, он все время пристально всматривался во что-то такое на дороге, что не было видно никому, кроме него. Взгляд его был остановившимся и пугал людей, заставляя обходить его стороной.

Ева хотела пройти мимо, как сделала это утром, но вдруг увидела, что губы мужчины еле заметно шевелятся.

Когда она поняла то, что он говорит...

Ева резко развернулась и подошла к мужчине ближе. Выражение неподвижного лица глядящего в вечность сфинкса противоречило смыслу тех слов, которые Ева прочитала по его губам...

Ева видела, что он все время повторял одни и те же короткие фразы:

 Не уходи... Я люблю тебя... Дай мне воды... Я хочу пить... Не уходи... Не уходи... Мне очень плохо... Дай мне воды... Не уходи... Я хочу пить...

Ева достала из сумки бутылку с водой и протянула ее тому, кто так хотел пить. В ответ – никакой реакции.

И тогда Ева тронула мужчину за плечо...

 

Он упал со скамейки на землю прямо у ног Евы.

 

Тело мужчины глухо стукнулось о землю, но он при этом не издал ни звука. Только медвежонок выпал из его рук, лег на бок и уставил свои черные глаза-пуговицы на дорогу.

Мужчина, лежащий на земле, тоже повернулся на бок и стал смотреть туда же, куда и медвежонок. Губы его продолжали шевелиться и просить:

 Не уходи... Дай мне воды... Я хочу пить... Я люблю тебя... Не уходи... Мне очень плохо... Не уходи...

Все, что она потом делала, Ева помнила не очень отчетливо. Она сильно испугалась.

Испугалась за него.

И – за себя.

Годы тренировок умения читать по губам помогли Еве понять, что сейчас его губы шевелятся как-то не так... Без воздуха... Она чувствовала, что с этих губ не идут никакие другие колебания, кроме вибраций боли и горя.

Ева поняла, что его никто, кроме нее не может слышать. Это именно ЕЕ он сейчас просит: «Не уходи... Мне очень плохо... Я хочу пить... Дай мне воды...»

Адама увезли в госпиталь. Ева поехала вместе с ним и всю ночь просидела у его изголовья. Адам продолжал беззвучно говорить, и только она одна... Во всем мире только она одна могла понять все, что он хотел сказать.

Говорил он все время одно и тоже:

 Не уходи... Я люблю тебя... Дай мне воды... Я хочу пить... Не уходи... Мне очень плохо... Не уходи... Я люблю тебя...

От всеведущих соседей Ева узнала, что от Адама в тот день ушла жена. Соседи не знали, куда она уходит, зачем и к кому. Они только слышали, как громко хлопнула дверь квартиры, и в подъезде раздался плач маленького ребенка. Потом соседи увидели, что это горько плачет трехлетняя девочка, которая упиралась изо всех своих детских сил и упрямо, хотя и безуспешно, пыталась вырвать свою руку из маминой ладони.

В этот раз на ее маме было надето воздушное, разлетающееся на ходу, романтичное, голубое платье. Видимо, она приготовилась петь арию Травиаты из того акта, в котором знаменитая дама полусвета впервые встречается со своим будущим возлюбленным.

Дочь громко плакала, но ее мама ничего не говорила и только крепко сжимала ярко накрашенные алые губы. Уж лучше бы мама кричала, посылая небу оперные проклятья вместо того, чтобы так безжалостно дергать дочь за руку!

Разгневанное выражение лица не соответствовало романтическому настроению платья. Такое лицо больше подошло бы к исполнению роли Медеи, которая прямо на глазах у зрителей решается на убийство собственных детей из-за желания отмстить предателю мужу.

 

Она явно что-то очень важное перепутала в своих ролях, в одежде и в своей жизни...

 

У подъезда стояла большая серая машина с включенным мотором. В ней сидел светловолосый крупный мужчина. Соседи его никогда раньше не видели.

Мать с трудом усадила отчаянно сопротивляющуюся дочь на заднее сидение и села с ней рядом. На ее оперно-яростном лице отражалось одно только раздражение.

И ничего больше.

Вся сцена была долгой и мучительной. Девочка, не переставала плакать все время, пока водитель машины несколько раз поднимался и спускался по лестнице, неся в обеих руках туго набитые чемоданы. Девочка плакала, уже захлебываясь, теряя последние силы и вздрагивая всем телом от нервной икоты.

Мать же только сильнее сжимала губы и, не говоря дочери ни слова, только сильнее прижимала ее к себе. Ни на кого не глядя, никому из соседей не помахав рукой на прощанье, разъяренная театральная фурия навсегда покидала надоевшую ей сцену у входа в многоквартирный дом. Эти непрезентабельные подмостки явно не соответствовали ее возможностям демонстрировать оперные страсти.

Машина тронулась с места... Маленькая девочка прижала заплаканное лицо к окну. И тут все увидели, как, перебирая руками по стене, из подъезда вышел Адам. Он держал в руке маленького белого медвежонка и махал им вслед отъезжающей машине.

Адам только на одно мгновение успел увидеть отчаянно машущую руками дочь... Было слишком поздно. Машина, взвизгнув колесами на резком повороте, исчезла за углом.

Адам еще долго поднимал и опускал медвежонка вверх и вниз. Прощался... Видимо, это была любимая игрушка дочери.

Потом он как-то сразу сник, опустил плечи и сел, будто упал, на ступени.

Двумя руками Адам прижал медвежонка к груди и уставился на дорогу неподвижным взглядом. И только губы его беззвучно шевелились.

Проходил час за часом. Соседи выходили из дома и заходили обратно.

Он же все сидел и неслышно, будто это было немое кино, шевелил губами.

И все смотрел на дорогу...

Никто из соседей так и не осмелился подойти к мужчине с медвежонком в руках. Ситуация была для всех ясна и понятна. Никто не мог разобрать ни одного слова из того, что он говорил. Только вечером Ева, возвращавшаяся с работы, одна единственная из всех подошла к нему, потому что прочитала по его губам:

 Дай мне воды... Я хочу пить... Я люблю тебя... Не уходи... Мне так плохо... Не уходи...

Ева протянула Адаму бутылку с водой и, когда поняла, что Адам ничего не видит перед собой, дотронулась до его плеча...

 

Любовь Евы к Адаму родилась в тот миг, когда Адам упал на землю к ее ногам и лег рядом с белым медвежонком, глядящим на дорогу глазами-пуговицами.

 

В госпитале Ева всю ночь просидела у изголовья Адама. Тот все время прижимал к груди игрушечного медвежонка, был безучастен ко всему, что с ним происходило, и продолжал беззвучно говорить. И только она одна... Во всем мире только она одна могла понять все, что он хотел сказать...

Диагноз, который поставили врачи, был странным и пугающим: «Острый психоз».

Брошенный муж и отец забыл, как его зовут, где он работает, сколько ему лет. Он не знал, какое сегодня число, день недели, месяц и год. Не помнил адреса дома, в котором прожил пять лет. Как оказалось, это были самые несчастные пять лет его жизни.

Так бывает только если человек способен на сильные чувства...

Когда перед таким человеком открывается пропасть подлости и предательства, тогда срабатывает инстинкт самосохранения. Если ничего нельзя сделать, чтобы не было так невыносимо больно, тогда можно хотя бы забыть об этой боли. И если отдельно от всей памяти забыть такое трудно, тогда придется забыть все! Даже если для этого надо отключить память и забыть свое собственное имя.

Адам так и сделал.

Он помнил только одно... Надо все время твердить:

 

 Не уходи... Я люблю тебя... Дай мне воды... Я хочу пить... Не уходи... Мне так плохо... Не уходи... Я люблю тебя...

 

Только через четыре дня он вспомнил свое имя.

Узнавать знакомых и друзей, которые навещали его в госпитале, Адам начал спустя две недели. Соседи, которые пригласили меня и мою семью на день рождения дочери, ходили к Адаму чаще всех. От них я и узнал всю эту историю.

Когда к Адаму вернулись сознание и память, выяснилось, что Адам потерял голос.

Говорить он мог одними губами. Поэтому еще несколько месяцев понимать Адама мог один единственный человек на земле!

И этим человеком была Ева.

За все время пока выздоравливал Адам, а выздоровление длилось полгода, жена ни разу не пришла навестить его. Хотя она знала, что с ним произошло. От нее еще несколько раз приходили посыльные за ее вещами. Соседи говорили с ними. Просили их рассказать ей, что происходит с ее мужем. Те только отмалчивались.

Последний посыльный оказался более разговорчивым. Он рассказал, что жена Адама и его дочь скоро уедут в другую страну. От него же соседи узнали, что сначала жена Адама исчезла на два дня, оставив мужу письмо, в котором сообщала, что возвращается к человеку, которого любила до встречи с Адамом.

Спасаясь от кредиторов, этот человек семь лет назад исчез. Говорили, что он уехал из страны. По всей вероятности он перешел на нелегальное положение. Спустя год после исчезновения, пришло известие о его гибели. Как потом выяснилось – это был обман.

Адам ничего не знал об этой истории. Он познакомился со своей будущей женой, через год после того, как та уже смирилась с мыслью о потере.

Смирилась, но не забыла. Не поверила. И ...не разлюбила.

Через семь лет беглый банкрот объявился. Она бросила все. Не думая ни о муже, ни о дочери.

Адам находился в ужасном, шоковом состоянии. В тот самый момент, когда он прочитал письмо, он потерял не только память, но и голос.

Когда через два дня жена вернулась, чтобы забрать дочь, она увидела что Адам, как безумный, безостановочно ходит по дому с ребенком на руках. И не просто ходит, а бегает от окна к входной двери и обратно.

...От окна к двери. От двери к окну.

Как безумный... Без остановок.

Состояние Адама только разозлило ее.

Она все восприняла неправильно. По ее мнению Адам притворился больным с одной только целью... Вызвать у нее жалость, чтобы помешать ей уйти.

Она никого не хотела и не могла жалеть. Видимо, и чувства ее, как и одежда, были не человеческими, а оперными страстями, среди которых нет места ни для настоящей жалости, ни для человеческого сострадания.

Когда-то и ее бросили. Когда-то и ей сообщили о смерти возлюбленного. Ее тогда никто не пожалел. Ей тоже было себя безумно жаль. И это ничему не помогло.

Она выжила. Теперь ее очередь жить. Сейчас не ее черёд переживать предательство и измену... Ее опера должна иметь счастливый конец.

Пришло время, чтобы страдали другие.

Когда Адам выздоровел, и к нему вернулась речь, он уже никого не любил сильнее, чем Еву. Недостаток Евы обернулся ее главным достоинством.

 

Глухота Евы спасла Адаму жизнь.

 

Спустя два года у Адама и Евы родились близнецы. Два мальчика.

Оба были абсолютно нормальными детьми со здоровым слухом. У этих детей не было никаких проблем с пониманием в семье.

Их папа и мама понимали все, что они не только говорили, но даже думали.

 



 

Этот выходной день оказался днем особенным.

Я заранее договорился с Адамом, что буду работать с Евой рано утром. Сразу после этого я и моя жена должны были уехать. Наши друзья праздновали годовщину свадьбы и пригласили нас на пикник.

Адам и Ева пришли вовремя. Лицо Адама светилось счастьем. Два часа назад к нему приехала дочь. Неожиданно. Без предупреждения.

Дочери Адама исполнилось семнадцать лет, и сразу же после своего дня рождения она приехала к отцу. Став взрослой, она решила вернуть отца в свою жизнь. Она давно хотела видеть его. Говорить с ним. Обнять его. Узнать своего отца поближе.

Адам безостановочно говорил о том, какой красавицей стала его дочь. Как много она, хотя и была совсем маленьким ребенком, помнит о том времени, когда жила с отцом. Как она умна, рассудительна и серьезна. И как сильно она, несмотря на долгие четырнадцать лет разлуки, продолжает любить отца.

Адам не мог поверить своему счастью. Ева тоже была сильно взволнована. Она смотрела на Адама взглядом, наполненным не только любовью, но еще и чем-то таким, что нельзя было объяснить словами, но заставляло ее крепко сжимать руку мужа в своих ладонях. Будто каждую секунду Ева хотела убедиться, что Адам сейчас с ней, и он никуда не убежит и не исчезнет.

Нам всем надо было торопиться.

Я и моя жена должны были через час уехать. Адама дома ждала дочь, которая в это время знакомилась со своими братьями.

Ева понимала, что близнецы уже большие – им уже исполнилось двенадцать лет, – но все равно она была неспокойна. Ева еще ничего не знала о том, зачем приехала дочь Адама. Какие у нее планы. Захочет ли она остаться с отцом или вскоре уедет.

Я сразу предложил не терять времени зря. Приезд дочери Адама мы обсудим позже.

Адам и я, начали работать и уже привычно одновременно закрыли глаза. Я сразу увидел, что:

 

Луч Адама стал другим!

Луч Адама стал сильным, уверенным и ...веселым!

 

 Я так счастлив! Я чувствую в себе необыкновенную, огромную силу, – говорит Адам. – Я сейчас могу горы свернуть. Что еще я могу сделать?

 Что ты видишь, Адам?

 Пещеру. Сталактиты и сталагмиты. Больше половины из них горят и сияют в самых разных местах пещеры.

 Где больше всего огня? – спрашиваю я, а про себя думаю, что сейчас я обязательно попрошу Адама сделать то, что давно собираюсь, но никак не решаюсь ему предложить.

Сейчас для этого самый подходящий момент. Я уже несколько раз пробовал «это» сделать сам, но Душа Евы была не согласна. Значит, первым «это» должен делать тот, кому душа Евы доверяет безоговорочно. Если бы была жива мать Евы. Я бы просил сделать «это» ее. – И уже приняв решение, я спрашиваю еще раз:

 Адам, где больше всего огня? Вверху или внизу?

 Внизу, – отвечает Адам.

 Запомни все, что ты сейчас видишь.

 Хорошо.

 Открой глаза, Адам. Возьми эту книгу и прочти выделенные мною строчки, – сказал я и протянул Адаму анатомический атлас. – Читай вслух.

 Kортиев орган состоит из ряда чувствительных, снабженных волосками клеток, которые покрывают базилярную мембрану (это примерно 23 000 тонких радиальных коллагеновых волокон), – читает Адам. – Кортиев орган это то, что находится в самой улитке. Внутри нее. Да?

 Да, Адам. Ты же уже прочитал про 23000 волокон? Это – важно знать, но это еще не вся информация. Пожалуйста, продолжай.

 Звуковые волны улавливаются волосковыми клетками и преобразуются в электрические импульсы, – старательно, как ученик в школе, водит Адам пальцем по строчкам. – Далее эти электрические импульсы передаются по слуховому нерву в головной мозг. Слуховой нерв состоит из тысяч тончайших нервных волокон. Каждое волокно начинается от определенного участка улитки и передает определенную звуковую частоту. Низкочастотные звуки, передаются по волокнам, исходящим из верхушки улитки, а высокочастотные – по волокнам, связанным с ее основанием. Таким образом, функцией внутреннего уха является преобразование механических колебаний в электрические, так как мозг может воспринимать только электрические сигналы. – Все. Я закончил, – говорит Адам.

 Тебе все понятно?

 Да. Все ясно, хотя и очень коротко.

 Тогда закрой глаза и вернись в пещеру. Будем соединять науку с мистикой. Посмотри с другой точки зрения на сталактиты и сталагмиты, которые ты видишь благодаря открытому в тебе третьему глазу. Теперь ты понимаешь, что на самом деле – это волосковые клетки на стенах улитки во внутреннем ухе Евы?

 Да, – говорит Адам, закрывая глаза.

 Хорошо. Теперь тебе понятно, почему Ева лучше слышит высокие звуки и почти ничего не слышит в нижнем и среднем звуковом диапазоне?

 Потому что в основном горят сталагмиты. Мы оживили только нижние волосковые клетки. Что же делать?

 Ты сейчас счастлив, Адам! Счастье – это энергия огромной силы. Так используй огонь своего счастья и зажги сталактиты, то есть волосковые клетки вверху и на боковых стенах слуховой улитки. Тогда Ева сможет услышать и более низкие звуки.

 Я не знаю, как этого добиться. Что я только уже не пробовал делать.

 Открой глаза, Адам. Энергетическую картину, которую ты видишь третьим глазом, можно взять отдельно в руку. Вот таким же образом, как я сейчас тебе это покажу. Посмотри на меня, Адам, – говорю я и провожу рукой возле уха Евы, делая пальцами такое движение, будто хочу собрать себе в ладонь что-то невидимое из глубины ее головы.

 Вот так? – спрашивает Адам, повторяя мое движение.

 Не совсем так. Дело не в самом движении, а в том намерении, с которым ты его проделываешь. Ты просто берешь в ладонь энергетический фантом внутреннего уха Евы.

 Понял. Сейчас сделаю, – говорит Адам и медленно проводит рукой около уха Евы. От старания он даже высовывает наружу кончик языка.

 Вот теперь правильно.

 Что дальше?

 Теперь зажги стены и потолок внутреннего уха при помощи «Энергии трех волшебных «Д».

 При помощи... чего? Что это такое: «Энергия трех волшебных «Д», – удивляется Адам.

 Три «Д» – это «Дыхание Доброго Дракона». Ты когда-нибудь дышал на замерзшее окно горячим внутренним дыханием, чтобы прогреть его и очистить от инея?

 Да.

 Дыхание Доброго Дракона делается похожим способом. Смотри на меня. Это очень просто, – говорю я и подношу ладонь с энергетическим фантомом внутреннего уха Евы близко к своему рту. – Только дышать надо не столько горячим телесным теплом, сколько жаром сердца и души, пропитанным энергией искренней любви. Не думай ни о чем. Просто используй огонь своего счастья. У тебя это должно получиться очень хорошо. Адам, делай, как я. Делай вместе со мной.

Адам подносит руку с фантомом внутреннего уха Евы близко ко рту и начинает дышать так, как я ему показываю.

Энергетическая магия начинает действовать сразу.

В пещере слуховой улитки Евы пылают огненные вихри. Мягкие. Сильные. Нежные. Жаркие. Добрые.

Это и вправду очень похоже на огненное Дыхание Дракона... вернее, Двух Добрых Драконов из прекрасной сказки.

 

Сказки, которую я и Адам сейчас делаем реальностью.

 

 Они загораются гораздо быстрее. Ты тоже так видишь? Я не ошибаюсь? – открывает глаза Адам.

 Да, я вижу точно так же. Жаль только, что в основном горят волоски только на полу и потолке пещеры. Стены почти не реагируют.

 Ничего. Зажжем и стены, – говорит Адам, закрывает глаза и его ладонь, держащая невидимый фантом внутреннего уха Евы, заметно бледнеет. Внутреннее напряжение Адама, десятикратно усиливается точным осознанием того, что ему сейчас надо сделать. – Ты же сам мне говорил, что энергия моей любви не ушла в слова. Значит, ее много и она такая же горячая, как и у сказочного дракона, который хочет освободить заколдованную принцессу. Если я сейчас действительно чувствую себя волшебником, превратившимся в дракона, то моя Ева – настоящая сказочная принцесса. Правда?

 Конечно, Адам. Ева – самая настоящая принцесса. Только не сказочная, а настоящая.

 

На потолке и на дне пещеры горят уже сотни волосковых клеток... Вот только на стенах все еще очень много безжизненных волосков.

 

 Адам, мы сейчас будем направлять дыхание Доброго Дракона только на стены. На них, как я понимаю, находятся волоски, передающие сигналы среднего звукового регистра.

 Хорошо, – говорит Адам, наклоняет чуть правее нижнюю часть ладони, на которой он держит энергетический фантом внутреннего уха Евы и опять дышит на нее горячим Дыханием Доброго Дракона. Наверное, так ему удобнее развернуть фантом внутреннего уха Евы, чтобы точнее попасть на боковые стены.

Проходит несколько минут, прежде чем на боковых стенах кортиева органа Евы загорается несколько волосковых клеток.

 Ты тоже видишь, что они горят? – обращаюсь я к человеку, сидящему напротив меня и ставшего таким же, как и я, Добрым Энергетическим, Огнедышащим Драконом.

 Да! – говорит Адам. – Так оно и есть! Я бы никогда раньше не поверил своим глазам! Это, действительно, наука и магия. Невероятное и очевидное. Мечта и реальность.

И, не открывая глаз, Адам неожиданно громко зовет:

 Ева! Ты слышишь меня? Ева! Ева! Услышь меня!

Адам явно не ожидал от себя того, что он только что сделал. Он открывает глаза, виновато смотрит на меня, пытается улыбнуться...

Адам упрямо машет головой. Выражение его лица меняется. Глаза сужаются, губы упрямо сжимаются. Адам подносит ладонь с фантомом внутреннего уха Евы к своему рту еще ближе и дышит жарко, страстно, тягуче и еле слышно, будто хочет вот так, сквозь свое дыхание, еще раз и изо всех своих сил позвать Еву по имени.

 Ничего, ничего, Адам. Все в порядке. Ты все правильно делаешь. Только не торопись, пожалуйста... – говорю я и тоже дышу на свою ладонь с фантомом внутреннего уха Евы горячим Дыханием Доброго Дракона... Дыханием моей Души.

 

И тут Ева открывает глаза.

 

Она смотрит на нас удивленно и даже как-то... изумленно.

Я смотрю на Адама. Он смотрит на меня.

Еве есть чему изумиться. Мы оба держим ладони перед лицом, почти касаясь собственных носов. Наши открытые рты и горящие лихорадочным блеском глаза делают наши старательные лица магических добрых драконов просто сумасшедшими!

 Ева, не волнуйся. Все в порядке. Это мы так с тобой работаем. Тебе нечему удивляться. Скажи мне, зачем ты открыла глаза?

 Мне показалось, что я слышу что-то такое, чего никогда раньше не слышала. Мне было больно. Вот здесь, – показывает Ева двумя руками на свой затылок. – Это было очень больно. И я узнала этот звук. Вернее, я узнала ощущения моего тела, которые обычно сопровождают появление такого звука. Так реагирует мое тело, когда дрожит пол в комнате, если в ней громко работает телевизор. Я знаю, что никакого телевизора сейчас нет. Потому что сейчас дрожал не пол, а только мое тело. Звук я ощущала только в моей голове. Я запуталась. Я не могу объяснить то, что почувствовала. Я узнала звук, который я никогда раньше не слышала. Только чувствовала. Или было бы правильнее сказать, – видела. Я запуталась окончательно.

 Ева! – подходит Адам ближе к жене. – Е-е-е-в-а-а-а! Я сейчас кричу твое имя. Очень громко кричу. Ты меня слышишь?

 Если ты и правда кричишь, то почему для меня это звучит так тихо? – говорит Ева. – Я слышу какой-то звук, но он такой, как-будто это машина скорой помощи сигналит очень далеко отсюда.

 Это неважно! – радуется Адам! У меня сегодня самый счастливый день моей жизни! Ты слышишь Ева! Ты понимаешь, что ты слышишь, как я зову тебя по имени? Повторяй за мной: Е-е-е-е!!! – В-в-в-в-в!!! – А-а-а-а!!! – Только не так, как тебя научила мама произносить свое имя. Скажи мне так, как ты сейчас слышишь. Свое! Собственное! Имя!

 Э-э-э-э! – А-а-а-а-а, – неуверенно говорит Ева.

Адам поднимает Еву на руки и, не очень умело вальсируя, кружится по комнате.

 Э-э-э-э! – А-а-а-а-а! Э-э-э-э! – А-а-а-а-а! Э-э-э-э! – А-а-а-а-а! – кружится и счастливый голос Евы.

Я просто физически ощущаю как Евино имя, впервые произнесенное ею так, как она его услышала, звонко разлетается по всей комнате хрустальными переливами ликующего счастья.

Мое чувство Надежды вместе со мной празднует победу. Я думаю, что невозможно чувствовать себя еще счастливее.

 

Я не знаю, что для меня этот прекрасный день еще не закончился.

 



 

Мы приехали на пикник вовремя и, как это часто бывает, оказались самыми первыми гостями.

Я даже рад этому. Мне хочется побыть одному, чтобы лучше понять и осознать все, что произошло сегодня утром.

Место, выбранное нашими друзьями для пикника, как нельзя лучше подходит для размышлений. Это старый парк, все аллеи которого сплошь заросли высокими и густыми кустами сирени. Соцветия еще нерасцветших бутонов, тысячами остроконечных башенок устремляют свои вершины прямо в небо.

 

Они все просят у неба еще тепла, еще силы и еще любви.

 

На каждом кусте сирени редкими и яркими звездочками сияют первые маленькие и нежные крестики цветков, отважно рискнувшие раскрыться, не дожидаясь летнего тепла и силы. Для них одной только весенней любви оказалось достаточно.

Сиренью еще не пахнет... И все же предчувствие сиреневого запаха разлито в воздухе подобно тому, как уже слышится в напряженной тишине концертного зала еще не прозвучавшая музыка.

...Дирижер поднимает свою палочку. Струнная группа кладет скрипки на плечо и единым взмахом возносят смычки над будущей музыкой. Трубачи вздымают вверх свои трубы. Барабанщики сжимают в руках барабанные палочки...

Незазвучавшая еще музыка – уже слышится.

Нерасцветшая еще сирень – уже пахнет.

В центре парка блестит зеркальный овал небольшого искусственного озера. С возвышения над спуском к воде, на котором стоят деревянные столы, накрытые белыми бумажными скатертями, озеро видно, как на ладони.

С трех сторон озеро окружают высокие плакучие ивы. Спуск к берегу озера стелется вниз прямо перед ногами. Он сплошь зарос зеленой, сочной, весенней травой и желтыми одуванчиками и выглядит так, будто по зеленому ковру кто-то рассыпал много ослепительных, золотых солнышек.

Весна заканчивается, но лето еще не началось. Тишина, которая до приезда гостей полностью заполняет собой паузу между второй и третьей частью четырехчастной симфонии года, – дышит свежестью и прохладой. Я чувствую, что мне даже зябко.

Я беру толстую утреннюю газету, которую захватил из дома и, стараясь не наступать на желтые одуванчики, спускаюсь к самому берегу. Сажусь прямо на траву и смотрю на безмятежную гладь озера.

Солнце стоит в зените прямо над моей головой. Его ослепительное зеркальное воспроизведение в водной глади сияет даже ярче, чем само светило в небе.

Ивы столпились у самого берега. Как множество прекрасных Нарциссов, они нежно прикасаются к воде тонкими длинными ветвями, будто целуют собственные восхитительно красивые отражения. Я понимаю, что ивы просто не в силах сдержать безмерную любовь к самим себе.

Белые облака остановили свой вечный бег и тоже любуются собой, завидуя деревьям, которые стоят так близко к воде, что могут ветвями ласково и любовно погладить свои восхитительные отражения.

Зеленая трава на берегу и желтые цветы одуванчиков, не останавливая своего веселого бега по крутому склону, добегают до самого берега и, отражаясь в озере, цветут и зеленеют в воде также ярко, как и на земле.

Чувство Надежды внутри меня, обращаясь не столько ко мне, сколько к солнцу, облакам, ивам, озеру, траве и одуванчикам, что-то тихо говорит, будто читает стихи. Видимо приподнятое настроение моего чувства Надежды хорошо рифмуется с весенней Природой. Отдельные строки, которые я могу расслышать, говорят о благодарности к миру. Потому что в этом прекрасном мире оказалось возможным совершение того чуда, которое только что произошло с Евой, с Адамом и со мной...

Я сижу у озера, держа в руках нераскрытую газету, слушаю стихотворные излияния восторга моего чувства Надежды и думаю о том, что энергию «Трех «Д», то есть энергию Дыхания Доброго Дракона, я открыл уже давно.

Впервые это произошло во время работы с моей мамой. Я так хотел помочь ей избавиться от всех ее многочисленных, серьезных и не очень болезней, которые так мешали ей жить и так пугали меня, когда она вдруг внезапно бледнела, начинала задыхаться, прижимала руку к груди... И сердце ее в это время билось так слабо и неровно.

Я так хотел ее исцеления. Я так любил и жалел маму, так хотел ей помочь, что в один из многих дней, когда я с ней работал, сыновняя любовь превратила меня в Доброго Огнедышащего Дракона...

Я держал на ладони энергетический фантом сердца моей мамы и согревал его энергией трех «Д», энергией Дыхания Доброго Дракона. Для движения целительного тепла энергии моей Души к сердцу моей мамы никогда не возникало никаких препятствий.

Оказалось, что так могло быть только с моей мамой. В работе с другими людьми все было не так просто.

Трудность применения энергии трех «Д» заключается в том, что не все люди, с которыми я работаю... Вернее, не каждая энергетическая система по имени «Человек», позволяет этой энергии беспрепятственно входить в ее «Святая Святых». То есть, в Душу.

На словах все хотят чуда. – Чуда исцеления. На деле же многие люди выстраивают вокруг себя столько защитных преград. Они научены горьким опытом всей своей жизни и никому не доверяют сокровенные тайники своей Души.

Тело они могут доверить чужому влиянию... Душу же – нет! Они могут допустить к своей Душе только тех, кого считают самыми проверенными и близкими.

Люди, сами того не осознавая, часто так сильно сопротивляются энергии Дыхания Доброго Дракона, что она просто огибает место, в которое я ее направляю, и исчезает из моего поля зрения.

 

Я знаю, что Энергия трех «Д» улетает к тому, кто ее ждет и согласен получить.

Я твердо уверен в этом. Я давно понял, что созданная мною энергия не может исчезнуть. Энергия вообще неуничтожима...

 

Конечно же, Ева верит Адаму. Так, как не верит больше никому.

Как хорошо, что я знаю, что надо было сделать для того, чтобы Адам смог превратиться в сказочно могущественного Доброго Дракона и согреть душу любимой женщины.

 Кстати, мне тоже надо бы сейчас как-то согреться. Воздух все еще слишком холодный, – отмечаю я.

Яркое солнце обмануло меня. Я слишком легко оделся. Надо бы пойти в машину и взять из багажника куртку, но вставать и уходить от этой травы, одуванчиков, воды, деревьев и солнца совсем не хочется...

...И тут вдруг я понимаю, что мне совсем не холодно. Даже жарко.

И совсем не от моих горячих мыслей о магическом Дыхании Доброго Дракона.

 

На меня будто дует теплый ветер.

 

Я смотрю на противоположный берег. – Зеленые, кудрявые ветви деревьев абсолютно неподвижны.

Я смотрю вверх. – Солнце и облака замерли и не двигаются.

Я оглядываюсь назад. – Длинные белые края бумажных скатертей на столах не шевелятся.

Ветер дует непонятно откуда. Да и ветром ли, на самом деле, принесено ко мне это тепло?

Разве ветер может быть таким... обволакивающим? Таким живым и ласковым? Разве он может дуть в лицо и в спину одновременно?

Я оглядываюсь еще раз. Что-то изменилось в окружающем меня пейзаже. Все осталось на своих прежних местах, но стало ярким, контрастным и объемным.

Небо стало ослепительно голубым.

Вода стала такой прозрачной, что хорошо видны крупные камни на дне озера, посеребренные множеством воздушных пузырьков, покрывающих их гладкую поверхность.

Облака стали кипельно белыми.

Солнце и одуванчики стали золотыми.

Листва деревьев и трава стали такими ярко-зелеными, будто их только что специально подкрасили перед тем, как снять в телевизионной рекламе, приглашающей провести отпуск на лоне природы.

И неужели ветер может так пахнуть? – Тонко, тонко... Почти неосязаемо. – Будто для меня стало возможным чувствовать далекий запах редких расцветших цветков сирени, прячущихся за густыми ветвями деревьев.

Я даже не думаю... Я просто осознаю... Я чувствую, что...

 

Меня сейчас греют своим дыханием: Солнце – Облака – Озеро – Деревья – Трава и Желтые Одуванчики. Меня сейчас греет сама Природа, смотрящая на меня глазами-звездочками первых и самых смелых цветков сирени.

 

 Неужели Природа прочитала твои мысли и решила согреть нас Дыханием Доброго Дракона? – спрашивает меня чувство Надежды.

 Почему бы и нет? – отвечаю я. – Разве Огнедышащий Дракон не есть одно из самых распространенных сказочных персонификаций Природы у многих народов? В конце концов, не сама ли Природа помогла мне научиться согревать сердце мамы горячим дыханием моей Души? Разве не точно так же дышала теплом любви и добра Душа Адама сегодня утром, когда он держал фантом внутреннего уха Евы у себя на ладони?

...Я закрываю глаза и плыву (быть может, лечу, как во сне) в волнах доброго тепла, льющегося на меня из ослепительной Души Солнца. Из молчаливой Души Деревьев. Из прозрачной Души Воды. Из веселой Души Желтых Одуванчиков...

 

 Я приветствую тебя! О, мой Добрый Дракон! – слышу я голос моего чувства Надежды. Оно перестало читать стихи и вспомнило заветные слова Маугли, с которыми тот обращался к животным, деревьям и камням. – Я приветствую тебя! О, мой Добрый Дракон! Ты и я! Мы с Тобой – одной крови!

 О, мой Добрый Дракон! Мы с тобой – одной вибрации Души! – уже от самого себя добавляю я.

 

В моем позвоночнике начинает ощущаться «Неодолимая Сила». Она растет. Напрягается. Будто вместе с Дыханием Доброго Дракона Природы в меня проникает могучая жажда роста по-весеннему сильной травы, на которой я сижу.

Неодолимая сила наклоняет мою голову вперед. Ведет ее направо, назад, влево... И опять назад.

Пальцы на руках отделяются от земли, тяжелеют и набухают, словно весенние бутоны сирени и парят, как в невесомости ... В середине груди шевелится мягкое, знакомое с раннего детства чувство защищенности, равновесия и тишины.

От затылка к шее, от шеи к плечам и рукам бегут электрические мурашки, которые щекочут меня своими лапками. Это так приятно... Так хорошо.

Неодолимая сила мягко и вкрадчиво заставляет прогнуться мою поясницу. Совершенно непроизвольно я вздыхаю так глубоко, что чувствую, как мои ребра сладко раздвигаются и тянутся в разные стороны...

 

 Так вот, что все они чувствуют, когда я с ними работаю, – думаю я. – Как это прекрасно! Как сильно! Как это реально. И какое это волшебное удовольствие...

 

 Прошу прощения, что мы мешаем, – слышу я голос жены совсем близко от себя.

 Уже пора? Все гости приехали? – открываю я глаза, встаю на ноги и вижу, что рядом с женой стоят еще две женщины и маленький светловолосый мальчик лет девяти или десяти на вид.

Одну из спутниц моей жены я хорошо знаю. Годовщину ее свадьбы мы и собираемся праздновать сегодня. Со второй женщиной я не знаком.

 Должна подъехать еще одна машина. В ней едут брат моего мужа и его семья, – говорит хозяйка пикника. – Они звонили с дороги и предупредили, что приедут через двадцать минут. Познакомься, пожалуйста, это – Мария, – протягивает она руку в сторону незнакомой мне женщины. – Мария моя коллега. Мы с ней вместе работаем уже много лет.

 Какое у этой Марии усталое выражение лица, – думаю я. – Она ведь, еще совсем молода. Ей не может быть больше тридцати пяти лет. Что должно произойти в жизни женщины, чтобы ее глаза отражали такую глубокую усталость?

Мария в знак приветствия кивает мне головой, берет за плечи маленького мальчика, прячущегося за ее спину, выводит его вперед и говорит:

 Это мой сын – Майкл.

 Очень приятно, – говорю я.

Мария и ее сын одновременно протягивают мне руки. После секундного замешательства я пожимаю правой рукой руку матери, левой рукой – руку ее сына. Женщины и я дружно смеемся.

Мальчик отчего-то не смеется вместе с нами. Лицо его остается совсем не по-детски серьезным и даже печальным. Он отходит в сторону, отворачивается от взрослых и пристально смотрит на воду, в которой отражаются солнце, облака, деревья и трава с одуванчиками...

 Мы все равно должны подождать, пока приедут все гости, – обращается ко мне виновница сегодняшнего торжества. – У нас есть еще, как минимум, двадцать минут. Не согласишься ли ты посмотреть Майкла и, может быть, и поработать с ним? Дело в том, что я рассказала Марии о той женщине, которая была глухой от рождения, а теперь, благодаря тому, что ты смог с ней сделать, начала слышать.

 У моего сына... – вступает в разговор Мария. – Майкл, подойди ближе, – прерывает она сама себя и повторяет еще раз, – У моего сына... У Майкла не все так плохо, как у той женщины, которая не слышит с рождения. Майкл слышит, но не все звуки. Вернее, он плохо слышит высокие и тихие звуки. Посмотрите, он носит на ухе слуховой аппарат. Самая же главная проблема в том, что он, даже со слуховым аппаратом, не слышит шипящие и глухие согласные. Звуки «С», «З», «Х», «Ч» и «Ш» – его слуху недоступны. Несмотря на все это, Майкл хорошо учится. Однако у него не все в порядке, даже когда он со слуховым аппаратом. И не только в учебе... Например, он не может играть в баскетбол, который так любит... Да, и я не разрешаю сыну заниматься спортом. Слуховой аппарат очень дорогой. Я боюсь, что он его уронит и тот сломается от удара. Майкл мог бы учиться еще лучше, если бы слышал так же хорошо, как его одноклассники. Он вынужден так сильно напрягаться во время уроков, что всегда возвращается из школы усталым. У него нет друзей. Одноклассники не понимают Майкла или, вернее, не хотят понимать. Дети не хотят думать о... сложных обстоятельствах его жизни и здоровья. Да, этого и нельзя ни от кого требовать. Из-за того, что он плохо слышит, Майкл может нормально общаться только с младшими братом и сестрой. Помогите, пожалуйста. Если то, что мне рассказали, правда. Тогда... Вы, наверное, сможете помочь.

 Хорошо, – не задумываясь, говорю я. – Оставьте нас с Майклом наедине.

Женщины удаляются налево вдоль берега озера. Я прошу Майкла отойти на четыре шага направо, встать ко мне лицом и закрыть глаза.

Оборачиваюсь назад и вижу, с какой Надеждой смотрит на меня Мария...

Мое собственное чувство Надежды внутри меня буквально подпрыгивает на месте, и я чувствую, как оно весело потирает руки от нетерпения...

 

Луч света подрагивает, как зеркальце в руке ребенка, играющего с солнечным зайчиком, и все увереннее продвигается в сторону метко нащупанного моей интуицией, едва различимого углубления в середине стены.

Луч света касается углубления и легко пробивает стену.

 

Сталактиты на потолке и на стенах пещеры внутреннего уха Майкла пылают ярким огнем. Дно же пещеры – почти сплошь темное. Сталагмиты черными столбиками торчат вверх и... молчат.

Они не хотят работать. Не желают помочь Майклу слышать мир и понимать красоту тихих и высоких звуков.

Не колеблясь, я беру фантом слуховой улитки Майкла в свою ладонь и начинаю дышать на него горячим Дыханием Доброго Дракона... Мне нужно высечь пламя из сталагмитов.

Прямо посередине дна пещеры загорается один сталагмит... Другой... Третий... Десятый... Двадцатый...

Голова Майкла чуть-чуть отклоняется назад. Я уже подготовлен. Теперь я точно знаю, что должен сделать.

 Майкл, что ты сейчас чувствуешь?

 Что-то непонятное сжимает голову и мне кажется, что моя шея хочет наклонить ее назад. Мне трудно удерживать голову на месте.

 Это нормально Майкл. Ты же хочешь, чтобы я помог тебе?

 Да.

 Тогда доверься тому, что ты чувствуешь. Не бойся, твоя мама рядом. Она никому не позволит тебя обидеть.

 Хорошо, я ничего не боюсь. Я просто не знаю, что должен делать, – говорит Майкл, и голова его наклоняется уже не назад, а вперед.

 Вот так будет правильно, – говорю я, а про себя думаю: то, что сейчас начало происходить с Майклом должно помочь и мне, и ему... – И продолжаю согревать Дыханием Доброго Дракона мою ладонь с энергетическим фантомом внутреннего уха Майкла.

Когда горящих на дне пещеры волосковых клеток становится достаточно много, я прошу Майкла, не открывая глаз, ответить на мои вопросы:

 Майкл, ты сейчас с-с-с-лы-ш-ш-ш-и-и-и-ш-ш-ш-ь меня? – тихо говорю я, специально выделяя шипящие согласные.

 Да, – говорит Майкл и поднимает голову.

Я понимаю, что он сделал это не потому, что сам захотел поднять голову. Сейчас действиями Майкла руководит Энергия Дыхания Доброго Дракона.

 Ты сейчас с-с-с-лыш-ш-и-ш-ш-ь лу-ч-ч-ч-ш-ш-ш-е, чем обычно?

 Кажется, да, – неуверенно говорит Майкл. – Скажите, пожалуйста, еще что-нибудь.

 Майкл... Я с-с-с-ей-ч-ч-ч-ас-с-с-с говорю о-ч-ч-ч-ень ти-х-х-х-о, – шепчу я. – Ты с-с-с-лы-ш-ш-ш-ишь мой ш-ш-ш-ш-ш-е-е-пот?

 Да слышу, хотя и понимаю, что Вы говорите так тихо, что обычно я не могу расслышать такие звуки даже со слуховым аппаратом.

 Ты можешь, не открывая глаза, снять слуховой аппарат и положить его в карман?

 Да. Я могу, – с удовольствием избавляется Майкл от слухового аппарата, который, несомненно, надоел ему сверх всякой меры.

 Майкл, правда, з-з-з-де-с-с-с-ь о-ч-ч-ч-ень кра-с-с-с-иво? – говорю я громко. – Тебе нравит-с-с-я этот парк? Ты люби-ш-ш-ш-ь природу?

 Да, – отвечает Майкл. – Потому что звуки Природы я могу угадать. Если я один раз в жизни слышал, как громко шумят деревья, то потом, когда вижу, что за окном ветви гнутся от ветра, я слышу этот звук внутри себя. Пение птиц, например, я слышу только в записи, когда поднимаю громкость магнитофона до верхнего предела. И потом я легко угадываю, что делают птицы, когда перелетают с ветки на ветку. Вот только... Речь людей не угадаешь. Люди всегда говорят непредсказуемо и по-разному.

 

Я невольно содрогаюсь внутри себя от слов маленького мальчика, так серьезно говорящего о совсем не детских понятиях.

 

 Вы не удивляйтесь, – слышу я голос матери Майкла совсем близко у себя за спиной. – Майкл всегда так разговаривает... Как взрослый. Я живу одна, без мужа. Майкл – мой старший сын. Он поневоле заменяет отца моим младшим детям. Жизнь у Майкла нелегкая. Он вынужден быть взрослее своих сверстников. Ему нельзя иначе...

Я поворачиваю голову назад и вижу, что Мария стоит в двух шагах от меня. И, хотя она сейчас говорит со мной, из-за моей спины Мария смотрит не на меня, а на Майкла. Сейчас в ее взгляде я вижу боль за сына.

...И безмерную любовь к нему!

 

Я отворачиваюсь от Марии. Мне еще нечего ей сказать. Вместо слов я лучше вернусь к работе с Майклом.

 

Волосковые клетки, что зажглись на дне пещеры слуховой улитки Майкла, все еще горят, но их огонь не так ярок и совсем не так активен, как надо.

Я усиливаю свой энергетический луч.

Я удваиваю жар Души моего Доброго Дракона.

Волосковые клетки загораются ярче. Огонь перекидывается на соседние черные столбики сталагмитов. Те вспыхивают... И все же я понимаю, что этого недостаточно. Мне не хватает сил.

Моему огню сейчас надо больше силы...

Я открываю глаза, смотрю на Майкла, который стоит на фоне озера и деревьев, как зачарованный маленький принц в заколдованном прекрасном лесу, и слышу голос моего чувства Надежды:

 Солнце, Вода, Облака, Деревья и Трава! Вы и я – одной крови! Помогите Майклу! Поделитесь своей силой! – страстно молит мое чувство Надежды.

 О, Небо! Мы с тобой одной вибрации Души! – молю я. – Помоги Майклу! Пожалуйста! Небо! Помоги!

Я с сожалением думаю, что рядом со мной нет Адама. Его помощь сейчас была бы так кстати...

Моей спине становится горячо. Я понимаю, что не от Солнца. Солнце не может так греть. Это Мария, мать Майкла, подошла ко мне так близко, что я слышу, как она взволнованно дышит мне в спину, и чувствую жар ее дыхания.

Я невольно дергаю рукой. Мою ладонь будто обожгло кипятком.

 

В пещере становится светлее. Энергия, идущая из глубины материнского сердца, открывает для меня доступ к самым сокровенным уголкам Души Майкла.

Энергия Дыхания Доброго Дракона Солнца, Воды, Облаков, Деревьев, Травы и Неба делает меня сильнее во много раз!

В пещере становится еще светлее... Еще ярче и горячее...

 

Мария не умеет создавать энергетический луч... Ее «третий глаз» не открыт, как у Адама.

Зато она умеет дышать любовью! Любовь Марии устраняет последние преграды недоверия, мешающие моей Энергии войти в Душу ее сына. О том, чтобы получить помощь и силу энергии материнской любви просить не пришлось. Любовь и сила любви матери Майкла пришли сами! И, конечно же, Душа Майкла открыла все двери навстречу энергии любви близкой и самой для него родной Души.

Душе своей мамы Майкл верит и доверяет больше всего на свете.

...Дно пещеры кортиева органа Майкла залито огнем. Сталагмиты волосковых клеток сияют, и мне кажется, будто они растут вверх в этом огне.

Аура Майкла увеличивается, растет вверх, будто хочет дотянуться до Солнца. И превращается в Золотую Ауру Совершенного Здоровья Человека...

И тут нас настигает порыв сильного ветра. Настоящего сильного ветра. Какой-то странный, резкий звук заставляет меня открыть глаза.

...Ветер пытается поднять на воздух тяжелую утреннюю газету, лежащую у моих ног. Большие страницы веером вздыбились вверх и шумно бьются, как бесполезно хлопающие крылья птицы, которая не умеет летать.

Несколько листов уже оторвались и, стелясь по земле, кружатся вдоль берега, падают в воду и плывут по ней.

Я прижимаю рукой к земле оставшиеся листы утренней газеты. Ветер борется со мной и старается вырвать шуршащие, трепещущие на ветру страницы из-под моей руки.

 Что это? – слышу я долгожданный возглас Майкла.

 Ты о чем? – спрашиваю я.

 Об этом, – говорит Майкл, подходит ко мне и проводит рукой по вздыбленным страницам. – Что это за звук?

 Ты что, никогда не слышал, как шелестит бумага на ветру?

 Нет! Никогда! Я вообще не знал, что бумага может издавать звуки.

 Возьми себе всю газету и послушай, как шуршит бумага! – говорю я. – Ты теперь не должен это угадывать... Ты это, действительно слышишь.

 

Мария смеется за моей спиной счастливым смехом.

 

Мое чувство Надежды вскакивает на мое сердце, как на горячего скакуна, пришпоривает его, заставляя мое сердце пуститься вскачь, и издает победный клич индейца.

Нет, кажется, это я сам так кричу сейчас! Как хорошо, что сейчас всем не до моего неумелого крика вождя краснокожих индейцев!

Женщины окружают Майкла, подносят к его лицу листы газеты и мнут их, теребят, заставляют Майкла рвать на части бумагу, которая, оказывается, может трещать так же громко, как стреляющий очередями пулемет.

Мария подставляет порывам ветра развернутое бумажное полотнище оторванной Майклом страницы и размахивает ею так сильно, будто хочет возвестить всему миру о победе над ее злейшим врагом...

И все мы смеемся.

Смеемся и не можем остановиться...

 

Смеется Солнце и его отражение в воде. Смеются желтые одуванчики, бутоны сирени, деревья и облака. Все вокруг смеется, танцует и поет вместе с нами.

 

И в довершение всего «слепой» дождик брызгает на нас теплыми, мягкими каплями. Мы не прячемся от дождя. Подставляя смеющиеся лица и ладони дождевым каплям, мы ловим слезы плачущего от счастья неба.

...Слепой дождь быстро прошел, и над озером взметнулась ввысь огромная Радуга. Мое чувство Надежды немедленно взобралось вверх по ее крутой дуге и, скатившись с нее, как с горки на детской площадке, по пути вобрало в себя все яркие краски небесной радости.

Радуга вскоре растаяла, но это не помешало моему чувству Надежды, на протяжении всего этого прекрасного дня, говорить синими, желтыми, красными, голубыми, оранжевыми, фиолетовыми и зелеными стихами с ослепительной Душой Солнца, с прозрачной Душой Озера, с молчаливой Душой Деревьев и с веселой Душой Желтых Одуванчиков...

На всех фотоснимках этого праздника были видны необычные световые блики, вспыхивающие над головами гостей, над озером, деревьями и водой.

Хозяйка пикника даже расстроилась. Она подумала, что купила некачественную фотопленку. Я не стал объяснять ей, что фотопленка, наоборот, оказалась достаточно качественной и чувствительной. – На снимках были зафиксированы вспышки яркой энергии счастливого смеха неба, солнца, деревьев, озера, одуванчиков, первых, самых смелых цветков сирени и людей.

 

Особенно много бликов было на фотографиях, где в объектив фотокамеры смотрели счастливые глаза Майкла.

 



 

Когда исполнилось ровно месяц с того дня, как Ева смогла впервые в жизни услышать звуки собственного имени...

На тридцать первый день с того момента, когда я и мое чувство Надежды получили в подарок энергию объединенной Души Солнца, Озера, Деревьев, Бутонов Сирени, Травы и Неба...

В этот день ко мне пришли сразу две новости.

Первая новость была просто плохая.

Вторая... – очень плохая!

Просто плохую новость принес мне телефонный разговор с хозяйкой того самого замечательного пикника, на котором мы так счастливо радовались обретению Майклом способности слышать звук шелеста бумаги.

С тех пор эта женщина звонила мне не меньше двух раз в неделю и все никак не могла успокоиться. Ей было трудно поверить в то, что она стала не только свидетельницей и непосредственной участницей, но даже и косвенной причиной свершения чуда исцеления полу-глухого мальчика. Она не уставала повторять, что это именно она рассказала Марии о том, что Ева начала слышать. И как это здорово, что она догадалась попросить меня поработать с Майклом...

Каждый раз она находила повод для очередного звонка. Потому что ей надо было срочно рассказать о том, как она «совершенно случайно» встретила Майкла в школе, в которой училась и ее дочь. При каждой такой встрече Майкл просил ее передать мне слова благодарности и то, что он теперь хорошо слышит все, что говорят учителя. Она передавала мне приветы от Марии, которую видела каждый день на работе и обязательно рассказывала все, что та говорила о том, как поменялся Майкл, и как изменилась к лучшему его жизнь... Да мало ли о чем можно говорить, когда рядом с тобой произошло такое необыкновенное событие.

В этот день она позвонила мне, и я не сразу узнал ее голос.

 Если ты стоишь, то сядь на стул, пожалуйста,– сказала она трагичным тоном.– Я не знаю, как тебе сообщить о том, что произошло сегодня, – уже скорее загадочно, чем трагично добавила она и замолчала, ожидая моей реакции.

 Кто заболел? Ты? Твой муж? Дети? Говори же! – не на шутку встревожился я.

 Спасибо. Все здоровы. Я сегодня встретила Марию и Майкла у входа в школу... – сказала она и опять смолкла.

 Что случилось с Марией и с Майклом?

 Майкл... опять ходит со слуховым аппаратом на ухе!

 Почему?

 Вот и я тоже спросила у Марии, зачем Майклу теперь, после всего, что с ним произошло, нужен слуховой аппарат.

 Что сказала Мария?

 Она сказала... – пауза повисла в воздухе и стала невыносимой...

 Что сказала Мария, – не выдержал я и повысил голос.

 Она сказала, что уже неделю назад заметила, что Майкл начал плохо слышать, а вчера она поняла, что все вернулось назад.

 Ты узнала у Марии, что именно произошло с Майклом?

 Да. Мария сказала, что Майкл опять плохо слышит шипящие согласные... Он опять вообще плохо слышит, даже со слуховым аппаратом. Все опять стало таким, каким было раньше.

 Ты сказала Марии, чтобы она срочно связалась со мной?

 Конечно, я сказала!

 Что же Мария ответила?

 Что она не будет этого делать, потому что не хочет травмировать Майкла.

 Майкл присутствовал при вашем разговоре?

 Нет. Он вошел в здание школы. Но я же сама видела, что Майкл надел на ухо слуховой аппарат. Я так расстроилась. Скажи мне, почему все вернулось?

 Я не знаю.

 Что же теперь делать?

 Сделать можно только одно действие: продолжить работу с Майклом. Для этого нужно, чтобы Мария привела ко мне Майкла.

 Она не хочет... Травмировать... Майкла!

 Каждая мать знает лучше всех на свете, что правильно для ее ребенка, – сказал я, отделываясь фразой, против которой не могло быть никаких возражений, и которая ничего не могла объяснить...

 

Я был огорчен этой плохой новостью. Я еще не знал, что это все еще – просто плохая новость...

 

В тот же день ОЧЕНЬ ПЛОХАЯ НОВОСТЬ вошла в мой дом вместе с Адамом и Евой.

Они пришли ко мне поздно вечером, переступили порог комнаты, но не сели в кресла, как делали это всегда, а остались стоять у двери.

Первым заговорил Адам:

 Ева просит прощения, но она хочет прерваться на неделю... может быть, две недели.

 Вы собираетесь ехать в отпуск? – спросил я.

 Нет. Мы никуда не едем. Просто Ева... очень устала. Она хочет сделать перерыв.

 Адам! Ты можешь мне объяснить, что происходит?

 Садись, Ева, – сказал Адам и вошел, наконец, в комнату. Он сел в приготовленное ему кресло, и, опустив голову вниз, обхватил ее руками. Я понял, Адам – в отчаянии.

 Простите меня, – сказала Ева, не двигаясь с места. – Я больше не могу выносить эту боль.

 Ева ты же можешь сама справляться с болью. Стоит только тебе дома сесть на стул, закрыть глаза, как энергия приходит к тебе и начинает помогать избавляться от боли, – укоризненно начал я...

 Да это так, – подняла Ева руку вверх, остановившим меня жестом.

Я увидел, как дрожат от нервного озноба ее пальцы, и понял каких усилий ей стоит сдерживать себя. Ева вслед за мной тоже увидела, как дрожит ее рука. Она упрямо повела головой и заговорила громче:

 Я это делаю постоянно. Если бы дело было только в физической боли! Я бы справилась...

 В чем же дело? Ева! Если это не физическая боль то, что же мешает? Что мучает?

 Я хочу тишины! – сказала Ева и, подойдя к креслу, тяжело опустилась в него.

Она не стала демонстрировать свое отчаяние, как это сделал Адам. Ева сидела с прямой спиной и смотрела мне в глаза.

 

Я увидел, что взгляд Евы наполнен настоящим, неподдельным горем!

 

 Что это значит, Ева? – спросил я почти неслышно. Потому что знал: Ева поймет меня и так...

 Вот уже три недели мне нет ни минуты покоя. Я все время что-нибудь слышу. И слышу все очень громко! Я забыла, когда было тихо! Нет ни одной минуты без шума. Нигде! Ни дома, ни на работе. Ни днем, ни ночью! У меня голова разрывается от этого!

 Почему же ты мне раньше об этом не сказала?

 Я не хотела говорить... Поначалу я даже радовалась этому... Я не думала, что это будет так... мучительно. Я неправильно сейчас сказала... На самом деле я не знала, что это будет так отвратительно! Так грубо! Так назойливо... И так некрасиво!

 Ева, тебе не нравится... слышать?

 Да! Мне не нравится все, что я слышу, – необычным для нее... злым голосом сказала Ева, и ее руки, лежащие на коленях, задрожали сильнее. – Если я не смотрю на того, кто говорит со мной, то я не понимаю ни одного слова из всего, что говорят Адам и мои сыновья. Мне кажется, что они все время кричат на меня. Они утверждают, что говорят со мной тихими голосами, а мне кажется, что это мотоцикл въехал в комнату и оглушительно тарахтит прямо перед моим лицом!

 И ты хочешь?.. – начал говорить я и замолчал, не в силах продолжать.

 Причем здесь хочешь или не хочешь? Я так больше не могу! НЕ МОГУ!!! Единственное, что я действительно хочу, – это получить мою прекрасную тишину обратно!

 Ева... Это была твоя мечта. Ты же сама так хотела слышать. Пойми, это только начало. Ты скоро привыкнешь. Ты сорок два года ничего не слышала. Тебе необходимо много времени, чтобы...

 Я все время твержу Еве о том же самом! – наконец-то заговорил Адам. – Она больше не хочет меня слушать.

 Наверное, вы оба – правы, – быстро встала Ева. Сильное волнение толчком стальной пружины вытолкнуло ее из кресла. – Я знаю это. Я прошу только, чтобы Вы поняли меня. Все очень просто: Я БОЮСЬ того, что слышу. Я не понимаю, что в этом хорошего. Я не понимаю, почему вам всем так нравится этот грохот, в котором ничего нельзя разобрать. За все это время я не услышала ни одного красивого звука. Даже музыка, которую я так хотела услышать, и которую так любила моя мама... Даже музыка только гремит и отвратительно скрежещет в моих ушах. ...И в голове! И во всем теле... Когда этот шум звучал тихо, его еще можно было терпеть. Теперь же, когда этот постоянный страшный гул становится все громче и громче... Я больше не могу. Не могу! Мне нигде нет покоя. Как вы можете жить в таком шуме?

Глаза Евы наполнились слезами, и она наконец-то заплакала. Адам вскочил с кресла и взял Еву за руку.

 Ева! Никто в мире не может тебя заставить терпеть такую муку, – сказал я.

 Я смотрю на твои губы и понимаю все, что ты мне говоришь, – без сил опустилась Ева в кресло. – В то же время то, что я слышу, совсем лишено какого-либо смысла. Я слышу свой собственный голос. Я не понимаю ни одного слова, из того, что произношу. Мой голос кажется мне грубым и отвратительно уродливым. Мои дети говорят со мной такими некрасивыми голосами... Я не хочу такое слышать. Это совсем не то, что я про это думала. Это совсем не то, что вы все мне об этом говорили... Я представляла «слышание» совсем другим. Многие годы моей жизни я думала, что звуки, которые я, быть может, когда-нибудь услышу, – будут совсем другими... Я представляла их себе совсем не такими противными... И не такими грубыми. Я думала, что звуки будут похожи на ласковое прикосновение моей мамы. По крайней мере, она мне так обещала... Я так любила с ней об этом говорить. И что теперь? Теперь я понимаю, что звуки – это не нежное прикосновение человеческой руки. Они похожи на... Такое ощущение, будто меня режут на части острой пилой с большими зубьями! Я все время думаю, что моя постоянная тишина, от которой я так хотела избавиться... Она – намного лучше. Мир с тишиной... Мир в тишине – прекрасен! Мир БЕЗ тишины – ужасен!!!

 

Я хочу тишины! Теперь это желание стало единственным, чего я хочу!!!

Я пыталась... Я хотела... Я ждала... Сил моих больше нет терпеть это! Я больше не могу... Простите меня! И поймите... Если можете!

 



 

В течение еще очень долгого времени, на расстоянии наблюдая за энергетическим состоянием Евы, я видел, как постепенно тускнела Золотая Энергия ее ауры. Как медленно и неотвратимо угасал огонь в пещере ее внутреннего уха. Черных, обугленных сталактитов и сталагмитов становилось все больше и больше.

Мне было больно видеть это... Мысленно я перебирал все возможные варианты. Я думал о том, что же было сделано неправильно. Я мучительно искал выход из создавшейся ситуации.

В один из этих грустных дней ко мне пришла простая мысль. Она поразила меня своей очевидностью и неумолимостью: я и Адам... мы оба заблуждались.

 

Мечта о том, чтобы начать слышать, как все нормальные люди, не была МЕЧТОЙ ВСЕЙ ЖИЗНИ Евы...

 

Сначала это была мечта всей жизни ее матери. Потом она стала главной мечтой Адама. Затем моей мечтой...

Ева поверила нам. Увлеклась прекрасным смыслом и чудесной идеей нашей мечты. И все мы, люди, одержимые мечтой вернуть Еве чувство слуха не увидели, не смогли понять главного. Никому из нас в голову не пришла простая мысль... Как? Каким образом Ева могла по-настоящему мечтать о том, о чем не имела никакого понятия?

Это мама Евы понимала весь ужас того, что ее дочь никогда не сможет услышать музыку, а значит, ничего не будет знать о том, как важно для человека слышать мелодию своей души... Это мама Евы была готова на все ради того, чтобы, несмотря на глухоту дочери, помочь ей достойно жить в этом мире. Это мама Евы поменяла профессию ради этого. Это она пожертвовала ради этого семейной жизнью и рассталась с мужем.

Это Адам мечтал о том, чтобы Ева слышала, так же как и он. Сила мечты Адама была такой огромной, что открыла в нем возможность видеть невидимый Мир Энергии «третьим глазом».

Это я мечтал о том, что смогу вернуть Еве способность слышать... И совершил Открытие нового... биоэнергетического эффекта. Вернее, нового, ни на что не похожего, способа... или метода Энергетической Саморегуляции тела и души человека.

Ева тоже мечтала об этом... но совсем не так, как мы.

Ева не могла до конца понять нашей мечты. Никто до конца не поймет, как именно она представляла звучащий мир, который мы, нормальные люди, слышим с рождения. Ясно одно: то, что она услышала, напугало ее и показалось не стоящим тех огромных усилий... и мучений, которые от нее потребовались.

Никто во всем мире ничего не может с этим сделать. Решение Евы прекратить встречи со мной, пришло к ней в результате ее СВОБОДНОГО ВЫБОРА!

Выбор между тишиной и страшным шумом... Выбор, перед которым поставил ее звучащий мир, неожиданно для нее оказавшийся оглушительным, бессмысленным и пугающим, стал для Евы непосильным.

И теперь никто в мире не может убедить Еву выбрать что-то другое.

Мое чувство Надежды плакало вместе со мной. В отличие от меня, оно совсем не стеснялось своих слез, и все время упрямо твердило:

 Ева еще поймет, какую ошибку она совершает. Не надо отчаиваться! Надо верить и ждать!

Я был согласен ждать и верить всю жизнь. Моя мечта помочь глухому человеку слышать была так сильна, что и не собиралась угасать вместе с угасанием золотой ауры Евы.

Прошло еще три месяца.

Мы были соседями, и совсем избежать встреч было невозможно. Адам и Ева издалека вежливо приветствовали меня, но ни разу не подошли и не сказали ни одного слова. Ева выглядела счастливой и уравновешенной. Я понимал, что Ева все еще уверена в своей правоте и не жалеет о том, что отказалась от продолжения работы со мной.

 

Адам, быстро отворачивался и спешил войти в дом или пройти мимо. Он ни разу не посмотрел мне в глаза.

 

Когда же я увидел, что мотоцикл, с оглушительным треском проехавший между мной и идущими по другой стороне улицы Адамом и Евой, не заставил Еву вздрогнуть... Я понял, что Ева окончательно вернулась в свой мир вечной Тишины...

 



 

Осень пришла вместе с сильными ветрами, дождями и необычно ранними холодами по ночам и быстро, в течение недели скинула на землю листву с деревьев. Когда весь город покрылся разноцветным ковром из опавших листьев, осень вдруг отступила, запоздало осознав, что слишком торопится. И вместо извинений прислала людям такое тепло, какого не было даже летом.

Понимая, что скоро опять будет холодно, и в этом году такой возможности уже не представится, мы с друзьями решили еще раз побывать у озера в сиреневом лесу.

Все кусты сирени были уже без листьев и стояли, воздев голые руки-ветви к небу, жалуясь на безжалостность скорой на расправу осени. И только ивы вокруг озера и трава на пологом берегу были такими же зелеными, как и весной. Могучие, старые ивы и жизнелюбивая трава были единственными, кто выстоял и уцелел после бури и натиска ранней осени.

Я сидел у самой кромки воды и смотрел на противоположный берег, который ничуть не изменился с тех пор, как я несколько месяцев стоял на этом же месте и работал с Майклом. Разве что ветви деревьев выросли, и ивы уже не целовали ими свои отражения, а обнимали озеро, прощаясь с ним перед разлукой на весь срок долгой зимы.

...Теплый ветер снова принялся согревать мою спину Дыханием Доброго Дракона. Я вновь услышал голос Марии у себя за спиной. Я опять почувствовал тепло энергии ее материнской любви, обжегшей мою ладонь, когда я держал на ней энергетический фантом внутреннего уха Майкла...

Ветер ласково прикоснулся к моим глазам, лбу и щекам, будто хотел удостовериться, что он не ошибся, и я, действительно вернулся, чтобы встретиться с ним еще раз.

Продолжая цепочку последовательных, на всю жизнь запомнившихся мне действий, я вновь увидел свой луч в пещере внутреннего уха Майкла... Однако мне там нечего было делать. Все сталактиты и сталагмиты волосковых клеток горели и сияли... даже ярче, чем тогда, когда Майкл впервые в жизни услышал звук шелестящей на ветру бумаги. Я понял, что это не воспоминание.

 

Я вижу реальную сиюминутную картину.

 

 Не может быть, – подумал я. – Мне же сказали, что Майкл опять плохо слышит. Улучшение слуха продержалось совсем недолго. Дно пещеры внутреннего уха Майкла не может гореть и сиять, оно должно быть черным...

 Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – услышал я рядом с собой голос женщины, познакомившей меня с Марией и ее сыном. От неожиданности я вздрогнул и вскочил на ноги.

 

Глупое сердце забилось... Застучало в ушах. Обдало лицо жаром... Зачем? Что мое сердце предчувствует? Чего боится? На что надеется?

 

 Все-то ты всегда знаешь, – сердито сказал я, пытаясь скрыть чрезмерную реакцию гулко бьющегося, наивного сердца. – Стоило ли из-за этого так тихо подкрадываться и пугать задумавшегося человека?

 Не расстраивайся! Сегодня такой теплый, замечательный день! Смотри, какие красивые деревья стоят на том берегу, – было сказано мне медовым голосом. – Ни один листочек на них еще не пожелтел...

 Ты решила пожалеть меня? – сказал я, приходя в себя. – Спасибо! Ты и в самом деле точно догадалась, о чем я думаю. Не надо меня жалеть. Я не расстраиваюсь. Я уже давно научился не торопиться прыгать до неба, когда у меня что-то получается, и не падать в пропасть, если не удалось добиться результата.

 Мне не за что жалеть тебя. О какой жалости ты говоришь? Молодой, здоровый, удачливый!

 Не жалеешь? Здоровый и молодой? Удачливый? За это отдельное спасибо! Тогда зачем ты начала говорить про зеленые листочки и прекрасный теплый день?

 Потому что у меня есть очень хорошая новость.

 И прежде чем сообщить ее мне, тебе обязательно надо было начать с того, что ни один листочек еще не пожелтел?

 Конечно. Когда ты узнаешь то, что знаю я, ты поймешь, что это было замечательное начало.

 Хватит ходить вокруг да около. Что хорошего случилось в твоей жизни?

 Почему в моей? Эта новость, прежде всего для тебя. Я, когда об этом узнала, просто порадовалась, а ты, я уверена, все-таки будешь прыгать до неба! ...Мария узнала, что мы должны ехать в это прекрасное место и прибежала ко мне домой рано утром.

 Это и есть хорошая новость? Видеть Марию с самого утра означает что-то новое и хорошее? И почему я не вижу Марию среди нас?

 Мария не собиралась ехать вместе с нами. Дело совсем в другом... Ладно, я больше не буду испытывать твое терпение.

 Вот это правильно!

 С ТОГО САМОГО ДНЯ, КАК ЗДЕСЬ, НА ЭТОМ САМОМ МЕСТЕ ПРОИЗОШЛО ЧУДО ИСЦЕЛЕНИЯ МАЙКЛА, ЕГО СЛУХ НЕ УХУДШИЛСЯ! НАОБОРОТ, СЛУХ МАЙКЛА УЛУЧШИЛСЯ!!!

 Это же ты известила меня о том, что слух Майкла постепенно ухудшился и вернулся к тому уровню, каким был до нашей с ним встречи. Тебе об этом сообщила сама Мария! Отчего же слух Майкла теперь улучшился?

 Оттого, что он и не ухудшался

 Не ухудшался? Как... это... может быть?

 Вот так!

 Так вот почему аура Майкла сейчас в полном порядке! Так значит, я не ошибся? – подумал я про себя. – Так вот что предчувствовало мое сердце! – Вслух же я сказал совсем другие слова. – Зачем же Мария обманула тебя, то есть меня?.. То есть нас?

 У нее была веская причина.

 Из-за этой причины Майкл надел ненужный ему слуховой аппарат и... до сих пор притворяется, что плохо слышит? Причина должна быть, действительно, очень серьезной.

 В обстоятельствах жизни Марии и Майкла эта причина очень серьезна, хотя и банальна.

 Что же это?

 Деньги!

 Не понимаю.

 Тот, кто не живет в условиях семьи матери-одиночки, воспитывающей троих малолетних детей, не может даже представить себе, какую утрату может представить потеря четырех сотен в месяц.

 Ты хочешь сказать, что...

 Да, именно это я и хочу сказать! Майкл получает материальную помощь от государства за то, что у него есть частичная потеря слуха. Для того чтобы продолжать получать эти деньги, Мария уговорила сына носить в школе ВЫКЛЮЧЕННЫЙ слуховой аппарат. Иначе его бы лишили этих денег.

 Я не знаю, что сказать...

 Ничего и не говори. Я, как мать, ее понимаю.

 Не мое дело кого бы то ни было судить. Я только не понимаю, отчего сегодня утром Мария прибежала к тебе и рассказала всю правду?

 Потому что ей стыдно! Все это время она переживала и мучилась угрызениями совести. Вместо того чтобы благодарить за то, что ты сделал для ее сына, Мария была вынуждена обманывать тебя. «Обман вообще вещь плохая! Однако неблагодарность – еще хуже!» – сказала мне Мария. – Я поняла, что она решила избавить свою совесть хотя бы от одного мучения.

 Передай Марии мою благодарность, пожалуйста. И скажи, что я очень рад за Майкла. То, что он хорошо слышит, в конце концов, самое главное во всей этой истории.

 Так ты рад или нет? Почему сейчас ты не торопишься радоваться по-настоящему?

 Ты хочешь, чтобы я прыгнул до неба?

 Да!

 Тогда смотри!

 

Я, действительно прыгнул вверх, так высоко, как мог...

И достал до неба!

 

Я был так счастлив! Пережитые неприятности улетучились.

Мне стало легко и светло на душе.

Главное – это Майкл! Жизнь всегда сложнее любой схемы. Понятия «правильно» или «неправильно» – так относительны...

Жаль, что Ева не выдержала мучений и отказалась продолжать со мной работать. И как хорошо, что благодаря работе с Евой я смог помочь Майклу. Если бы в моей жизни не было этого опыта, вряд ли Майкл сегодня мог слышать, как все нормальные люди!

Чего здесь больше? Хорошего или плохого?

Конечно хорошего! Какие еще могут быть сомнения?

И сколько хорошего произошло с другими людьми, которым я уже посоветовал самостоятельно заниматься получением и распределением Энергии. И все это благодаря работе с Евой. Она первая применила мое открытие новых способностей человека к самоисцелению.

 

Мое торжествующее чувство Надежды вновь заговорило стихами:

 Когда родилась моя печаль, я заботливо выхаживал ее и оберегал с нежностью и любовью... – почти пропело мое чувство Надежды, и я узнал строки Халиля Джебрана.

 

Я с благодарностью принял подсказку моего чувства Надежды и, обращаясь к стоящей рядом со мной женщине, процитировал строки любимого поэта:

 Когда родилась моя печаль, я заботливо выхаживал ее и оберегал с нежностью и любовью. Моя Печаль росла, как все живое, росла сильная, прекрасная, исполненная прелести и очарования.

И мы с Печалью любили друг друга и любили окружавший нас мир, потому что у Печали было доброе сердце и мое рядом с нею становилось добрее.

Когда мы с Печалью разговаривали, наши дни обретали крылья и сновидения обвивали наши ночи, потому что Печаль говорила ярким языком, и мой язык рядом с нею становился ярче.

Когда мы с Печалью пели, соседи садились у окон послушать нас, потому что наши песни были глубокими, как море, и их мелодии были полны причудливых воспоминаний.

...Когда родилась моя Радость, я взял ее на руки и, взойдя на кровлю дома, вскричал:

 Приходите, соседи, посмотрите, что за Радость родилась у меня! Приходите, люди добрые, поглядите, как она беззаботно веселится и смеется под солнцем!

 Что это было? – спросила женщина, стоящая рядом со мной.

 Это цитата из великого Халиля Джебрана, – ответил я. – Лучше, чем он невозможно выразить то, что я сейчас чувствую.

...Весь остаток последнего теплого осеннего дня я провел в общении с друзьями. Я наслаждался жизнью, ел, пил, шутил, смеялся, танцевал и пел.

Разговаривал с душой травы, деревьев и воды.

Благодарил небо...

 

И все это время мое чувство Надежды говорило мне:

 

 Верь мне! Верь всегда! Теперь ты убедился, что я, твоя Надежда, всегда права?! Ты не должен носить меня на руках, как новорожденную Радость. Я только хочу, чтобы ты любил меня, потому что вместе со мной ты преодолеешь все препятствия и добьешься всего, чего только пожелаешь.