Она ела мороженое, слегка чавкая, поглощая его таявшую основу. Вафельный стержень в ее ладони уже обмяк, а клубничный джем стекал по руке. Ее пухлые щечки были перепачканы шоколадом и пеной, в которую превратилось мороженое.

- Вкусно? – он держал ее за руку и смотрел через темные очки

- Офень! – малышка посмотрела на него и улыбнулась, - а мы покатаемщя на гоках, мама?

- Да милая! – он сжал ее руку сильней

Они стояли в центральном парке, где вокруг не встретишь ни мужчин, ни машин, одни женщины и их дети. Все смеются, радуются жизни, катаются на горках, прыгают через резиночку, едят сладкую вату и мороженое и крепко обнимаются.

Если оставить ребенка одного, никто и не заметит этого. Если бросить на произвол судьбы невинное дитя, никто и глазом не поведет в след уходящему родителю.

Это хороший шанс – думал он, - я посажу ее на качелю, а сам уйду за еще одной порцией мороженого, а потом просто не вернусь!

Не вернусь!

Так же как не вернулся его отец, когда узнал что его сын гомосексуалист. Он просто вышел купить молока и не вернулся. Мать тогда долго рыдала, но в душе понимала мужа. Тяжело воспитывать сына, который с девяти лет испытывал влечение к мужчинам. Это были трудные времена. Мальчика считали прокаженным, он был изгоем всей школы, а его мать страдала еще больше. Ее не принимали на работу и не понимали подруги, все вокруг считали, что она виной тому, что ее сын не такой как другие дети. Потому она его и оставила в этом приюте и переехала в большой город. Словно сбросила груз и отправилась дальше по своим делам.

Это же хочет сделать и он. Оставить свою маленькую девочку и просто исчезнуть. Плевать, что потом ее в приюте будут избивать и призирать за то, что она дочь гомосексуалиста, что она не такая как все. Плевать, что жизнь ее после очень сильно измениться, и она уже никогда не станет полноценным человеком. Плевать…

А что лучше, если она вскоре вырастет и узнает что ее мать на самом деле мужчина, да еще и гей? – он сражался со своими мыслями крепче сжимая ладонь дочери, - и зачем только эта стерва Лори подбросила мне трехгодовалую дочь, в тот момент, когда я вовсе не был готов к отцовству? Сука!

«Знакомься Люта, это твоя новая мама!» - сказала тогда Лори и впихнула в квартиру ребенка, который ей просто надоел. «Мне тяжело воспитывать ее одной. Ты должен меня понять, я молода мне хочется веселья, с Лютой я же только сижу дома и готовлю ей хлопья!». Что плохого в хлопьях? – подумал тогда он и улыбнулся. Приняв малышку, он надеялся, что они поладят, будут вести себя, как только обретенные отец и дочь. Но нет, они со стороны напоминают, мужчину гомосексуалиста, и девочку, которая стала результатом его заблуждений. Он однажды решил, что сможет встать на путь истинный, а теперь вот пытается совершить самый тяжелый грех в своей жизни.

- Мама! – ее голосок скользил по его ушам как бритва по горлу, - пойдем на гоки?

Его раздражало, что на плохо говорит, не выговаривая некоторых букв и коверкая слова. Еще девочка любила еду исключительно из дешевых забегаловок, такую которую не приготовишь дома. Она по вечерам начинала печь и свистеть. А утром, проснувшись ни свет, ни заря, танцевала под электронную музыку.

- Мам, пойдем а? – она смотрела на него, снизу вверх прищурив один глаз и открыв рот. Она была самой красивой девочкой в мире. С длинными русыми локонами и редкой челкой до бровей. У нее появлялись ямочки, когда улыбалась и морщинки когда поднимала носик ко лбу. Большие серые глаза всегда сверкали какой-то чистой, яркой, теплотой добротой, а маленькие губки всегда блестели от слюны.

Он сжимал ее руку, а она слегка кружилась вокруг себя, держась за подол белого платьица. На нем были серая широкая майка и синие джинсы. Они не были похожи друг на друга, но он чувствовал, что это его дочь. Он знал, что она его кровь и плоть. И когда Лори привела в его дом это маленькое создание, он ни на секунду не усомнился в том, что это именно его «ошибка», что это именно его «цветок» жизни.

- А мофно мне еще слагостей? – она улыбнулась, и он увидел, что у нее нет двух передних зубов. Он пронянчился с ней уже практически год, а только сейчас обратил внимание на ее беззубый рот.

- Мама! – она дернула его за руку, - мофно еще вкусого?

Он вновь посмотрел на нее, но так и ничего и не ответил.

Он думал о том, что лучше всего это сделать сейчас. Оставить ее здесь, среди улыбающихся людей, которые, услышав ее рев, помогут и не дадут в обиду. Он был уверен, что если решится на это сейчас, то избавит себя от проблемы на всю оставшуюся жизни. А что ждет его дальше в этой жизни? Многочисленные сексуальные связи с соблазнительными попками и широкими плечами. Он будет заниматься сексом с понравившимся парнем и думать о том, что самый счастливый человек в мире. Он все так же будет писать свои слюнявые романы о женщинах и думать что именно он самый гениальный писатель по части женской психологии. А потом однажды заболев СПИДом, умрет так и ничего не оставив после себя?

- А мы пойдем на гоки? – ее голос прозвучал в тот самый момент, когда ему показалось, что этот черный туннель в его голове, все же кончается белым светом.

- Да! – вдруг произнес он, - пойдем, посажу тебя на качели!

Она обхватила своими маленькими пальчиками его руку и улыбнулась так широко, что в глазах у него заболело от яркости этой теплоты и нежности.

Они прошли мимо сидящих на скамье женщин с сумками для подгузников и двух маленьких карапузов дерущихся за воздушный шарик.

С малых лет начинают проявлять жестокость, - думал он, - я всегда в детстве улыбался здоровяку, который хотел меня побить. Но это означало лишь одно… зато уже понятно что эти мальчики не станут гомосексуалистами

Когда он был маленьким, всегда надевал мамины розовые чулки и бегал в них по дому. Когда же мама возвращалась домой и видела свои чулки в потрепанном состоянии, думала что вновь соседская кошка забегала и играла ее бельем. Мама никогда не могла подумать, что это он, ее сын, любит переодеваться в женщину и смотреть на себя в зеркало, при этом, дергая за то, что находилось в промежности. Папа же с малых лет пытался привить сыну любовь к хоккею, но самый жестокий вид спорта, так и не вызвал интереса у курчавого пацаненка с женскими гормонами в крови.

- Ты меня покафяешь? – она села на качели не без его помощи, и схватилась за железные поручни красного цвета. Качели были настолько стары, что на них было страшно взглянуть, а ведь здесь, в этом парке, каждый день гуляет ребятня, и не одна попка садится на эту опасную штуку.

Его в детстве тошнило от этих железных монстров. Мама водила его в парк два раза в неделю, и эти два раза были для него страшнее уколов витамина C. Больно? Нет! Чувство страха! Оно сильнее любой боли!

- А мофно сильней? – она держалась так сильно, что косточки на ее ручках побелели. Волосы развивались от движения качели, и она улыбалась, когда ветер дул ей в лицо.

Он оттолкнул ее чуть сильней, но после пожалел об этом.

Она же может упасть!

За то время что они прожили вместе, он достаточно привык к девочке, чтобы сказать, что он любит ее. Пока он не открывал в себе эти чувства, но был уверен, что убьет их сразу, как только они всплывут на поверхность.

- А еще мофно? – она посмотрела на него и открыла рот, после, издав радостный вопль, запрокинула голову назад.

Она была похожа на маленького ангела взлетающего то вверх, то падающего вниз. Она улыбалась, вертя головой, а волосы ее ровными волнами колыхались на ветру.

Красивая, - подумал он, - очень красивая! Люта!

Его первый раз произошел с парнем из школы, который твердил всем, что он набожный человек. Это был незабываемый раз. Это было в школьном туалете после уроков. Они закрылись покурить и внезапно для самих себя припали друг к другу и стали вытворять такое, что и сейчас вспоминать стыдно. Домой он пришел прихрамывая, ведь очень болели ягодицы, но с улыбкой на лице, ведь очень понравилась ему тогда эта интимная жизнь.

Нужно делать это сейчас! - мысли атаковали его и деваться уже было некуда.

- Я куплю тебе еще мороженого, хорошо? – он повернулся к ней лицом и посмотрел в большие, безграничные глаза. Они сияли. В них были слезы и радость. Казалось, что еще секунду, и она заплачет, но девочка улыбнулась и кивнула головой!

- Какое будешь? – он наклонился к ней ближе и вдохнул сладкий аромат ее щек. Запах клубничного джема так сильно впитался в ее кожу, что теперь она как одна большая клубничка.

- Вифневое! – Люта быстро заморгала, а потом снова улыбнулась.

Он с трудом выдавил улыбку и еще раз посмотрел в ее глаза. Она была очень красивой, настолько красивой, что на секунду он усомнился, его ли это дочь?!

Нужно бежать, - он встряхнул голову и отодвинулся от нее, - влюблюсь и уже не смогу ее оставить, а это необходимо, я не смогу с ней жить до конца своих дней. После она вырастит, узнает, что я гей, будет долго плакать, а потом поступит в колледж и никогда больше не приедет ко мне. Я буду тосковать и скучать по ней, буду винить себя за то, что не избавился от нее тогда, что не избавился от этой боли, которая наступит, после того как она меня бросит. Люта никогда не сможет принять такого отца как я… извращенца и циника, пессимиста и халатного человека. Нужно убегать пока есть время и оставить ей возможность жить как нормальный ребенок. Ее после кто-нибудь удочерит, явно нормальный отец и правильная мать. Она будет расти в хорошей семье и никогда чувство стыда за отца педика не заставит ее умываться слезами. Беги!

Он медленно отошел от нее и повернулся спиной. Какое-то странное чувство не позволяло сделать ему решительный шаг вперед. Он еще раз обернулся и посмотрел на нее

- Вифневое! – промямлила она и улыбнулась

Он кивнул и все же сделал этот большой шаг вперед.

Теперь он шел, не смотря по сторонам, просто шел, не обращая на людей веселящихся вокруг.

Беги, - крутилось у него в голове как старая пластинка, - убегай!

Она такая маленькая, невинная осталась там, на качелях среди неизвестных людей! Она волнуется? Переживает ли?

Он зашел довольно далеко теперь можно обернуться и посмотреть на нее, но ему было страшно это делать. Он боялся, что не увидит ее на качелях и поймет, что навсегда потерял маленький цветочек, который превознес что-то новое в его серую жизнь.

Посмотри на нее, - он закрыл глаза и повернулся лицом к тому месту, где оставил Люту, - она наверняка уже плачет!

Разжав глаза, он увидел, как она качалась на качелях, что-то рассматривая у себя под ногами. Она не волновалась, не переживала, она верила что мама, ее новая странная мама, вернется и принесет ей вишневое мороженое.

Черт, - он выругался в душе и ступил дальше, - как она может оставаться спокойной, когда меня нет рядом?! Глупый ребенок!

- Папа, а ты можешь достать рукой до солнца? – маленький мальчик сидел под деревом, прижавшись щекой к отцу. У мужчины на лице были глубокие шрамы, видимо от порезов и расплывшиеся на всю левую сторону следы от ожогов. Его лицо напоминало лужу, в которую вылили литр бензина – размытое и страшное.

- Могу! – ответил мужчина, прижимая мальчика ближе к себе, - запомни малыш, твой отец может все!

Они сидели под большим деревом и смотрели по сторонам, изучая прохожих мам и их детей.

- А ты самый сильный в мире? – спросил малыш у уродливого мужчины

- В этом можешь не сомневаться, - он почесал свой большой лысый череп и добавил, - что бы ты не попросил, я все сделаю для тебя!

Он стоял рядом с ними и, открыв рот, слушал эту невинную беседу

- А когда я выросту буду таким как ты? – мальчик посмотрел на отца и погладил его по уродливой стороне лица

- Если хочешь непременно станешь таким как я, - ответил мужчина, - но думаю, ты будешь лучше, чем твой старик…

Они рассмеялись и обнялись еще крепче!

Да они что все сговорились? – внутри него кипела злость, и жалось к этому миру, - какая трогательная картина, мерзость!

Он двинулся дальше, но теперь ничего не видел, перед глазами стояла штора из слез, его ломало изнутри, его сжирала эта теплота и любовь, которая жила в нем с детства, как и в любой другой женщине.

Уроды, - он ругал этих людей, их любовь, этот мир, но не мог убить чувство, которое махало в его душе большими крыльями, - ненавижу всех вас!

- Мороженое! Кому мороженое? – веселый молодой человек одетый как клоун стоял у большого белого холодильника и весело жестикулировал, - мороженое, любое! Подходите, в такую жару только мороженое и нужно есть!

Он смеялся, а дети вокруг него весело прыгали и хлопали в ладоши.

Беги, - кричало что-то у него в голове, - уноси отсюда ноги, все эти люди просто уничтожат тебя!

Он пошатнулся от теплого дуновения ветра и, собравшись силами, побежал вперед. Он пробежал мимо мороженщика, женщин с огромным пузом и детей катающихся на горках. Он обогнул большую песочную яму и выбежал на дорогу.

Мир! Реальный мир! – он огляделся по сторонам и глубоко вздохнул, - как я люблю эти грязные улицы и запах из выхлопной трубы.

Он перевел дыхание и побежал дальше!

Он мчался по бульвару, сшибая медленных прохожих с пути. Он тяжело дышал и быстро перебирал ногами.

Главное не оборачиваться, - его мысли спутались в одну большую паутину, и теперь он не понимал, думает ли он или говорит это вслух, - не возвращаться в этот розовый мир, где все друг друга любят и ценят за уродливые щеки и большие животы с торчащими пупками. Только вперед.

Он бежал, не думая о том, что где-то там, на качелях сидит совсем одна его маленькая девочка, его Люта! Он по-прежнему улыбается и медленно покачивается на ненадежных качелях. Она ждет его… свою маму!

Люди стали расходиться по домам!

Мамы цепляли за руки своих детей и уводили их домой. Время обедать!

Солнце уже не светило так ярко, а небо стало покрываться серыми тучами. Будет дождь!

Она сидела на качелях, покачиваясь то взад, то вперед при этом поднимая ноги и наклоняясь к земле. Она смотрела на уходивших с парка людей, ища глазами свою маму. Но ее нигде не было, она не собиралась приходить обратно!

Люта наклонилась вперед и посмотрела на землю! Под ее маленькими ножками ползали крошечные жучки. Впереди ползла большая мама-жучок с зеленым панцирем, а позади два меленьких ребенка-жучка. Они медленно передвигались, наверняка тоже спеша на обед. Люта наклонилась ближе к земле, чтобы рассмотреть семью насекомых получше и выпала из качели. Она упала на холодную землю и ударилась лицом.

Ее никто не поднял!

Она встала на ноги сама и отряхнула белое платьице! Оно было запачкано и ей понадобилось еще минуты три, чтобы отчистить его гладкую ткань от мокрой грязи.

Полил дождь!

Ее длинные волосы стали собирать капельки дождя в запутанные комки. Она осталась стоять возле качелей, смотря по сторонам. Она знала, плакать от боли бесполезно, ее все равно никто не услышит и не сможет пожалеть – на площадке уже никого не было.

Дождь усилился!

Белое платьице стало серым от грязного дождя, а волосы прилипли к шее. Она смотрела по сторонам, прижав руки к груди - было холодно! В животе разразился ураган, а кости содрогались от наступающей истерики.

- Мама? – она выпучила нижнюю губу и закрыла глаза, - мама!

Она говорила шепотом, словно говоря сама с собой. Но через секунду ее голос вырвался из груди

- МАМА! – закричала и крепче обхватила себя за плечи.

Только сейчас она поняла, что ее мама не придет, не вернется к ней больше. Что она осталась одна, никому не нужная.

- Мне боше не надо вифневого морофного… мама!

Слезы наполнили глаза и она заплакала.

Неужели всех бросают, неужели так со всеми детьми случается? Почему именно она? Почему именно ей суждено стоять под дождем с урчащим животом?

- Мамофка!

Нижняя губа теперь совсем упала на подбородок, а глаза испускали столько слез, что она не могла понять дождь это или ее слезы.

- Прости меня! – его голос прозвучал так тихо, что она сначала не решилась повернуться назад, - ради бога, прости меня!

Он стоял позади нее с огромным пакетом вишневого мороженого!

Люта медленно развернулась и увидела мать! Он стоял в двух шагах с большим пакетом и тяжело дышал!

- Нигде не было вишневого мороженого… я обегал весь город и нашел,… купил сразу большой пакет, чтобы ты больше никогда не просила меня покупать тебе этих вкусностей! Я больше никуда не пойду… всегда буду с тобой! Никогда не оставлю тебя одну… слышишь? Никогда!

Она вытерла нос ладошкой, но осталась стоять на том же месте

- Прости! Я больше никогда тебя не оставлю… я всегда буду рядом с тобой… обещаю!

Она смотрела на него большими глазами,… а через секунду на ее щеках образовались ямочки! Она подбежала к нему и обхватила ногу. Он секунду колебался, а после прильнул к ней с объятьями!

- Ты дрожишь! – он накинул на ее свою кофту и взял на руки, - пойдем домой!

Он не мог ее бросить, он не мог поступить так же как его отец в свое время. Он знал эту боль, знал, как ужасно чувствовать себя брошенным, знал, что малышка не виновата, что ее отец гомосексуалист.

Он обнял ее крепче и поцеловал в щеку

Ты самая красивая девочка в мире, - думал он, - и я очень рад, что ты моя девочка!

- А ты помофеф мне съесть вифневое морофное? – она дышала теплом

Дождь прекратился! Небо стало белым, но солнце не показалось больше!

- С большим удовольствием, маленькая леди!