Злата Рапова

 

КРИВОЕ ЗЕРКАЛО ПОЛИТИКИ

 

Это книга о выдающихся людях ушедшего века. Каждый из них оставил свой след во времени. Без них нельзя было бы пред-ставить искусство: кино и театр; советскую политику и Пере-стройку.

Рассказ об этих людях – не исследование биографии и анализ деяний, это воспоминания о том какими их мало кто видел: в гневе и любви, в личной жизни и в государственных тайнах.

Воспоминания о дружбе, когда пытаешься постичь достоин-ства, понять и простить недостатки. Это дань памяти ушедним и надежда на будущее для живых. Среди героев этой книги много антиподов, которые являлись врагами друг другу и каждый был убежден в своей правоте. Но я считаю, что они все, действи-тельно, были по-своему правы. Они составляли мой мир. Они были теми, на кого следует ровняться, яркими и интересными личностями, дружбой с которыми не многие могут гордиться. Это те – кого я любила и не написать о них не имела права.

В этой книге будет Перестройка и то, что к ней привело. Бар-довские тусовки и комиссия Натальи Крымовой о литературном наследии Владимира Высоцкого.

Воспоминания и письма о еще хрущевской “оттепели” Люд-милы Целиковской и сама судьба этой прекрасной, уже забытой актрисы и необыкновенной женщины, с которой мне посчастли-вилось дружить в последние годы ее жизни.

Это театр на Таганке, ставший “островом свободы” и возвра-щение Юрия Любимова.

Это – прошлая и настоящая политика страны.

Личная жизнь Александра Невзорова.

Смещение Генерального прокурора Скуратова.

Семья Жириновских.

Прокурор – против президентов – Виктор Илюхин.

Современная Государственная Дума и Губернаторы.

“Единство” и КПРФ.

Письма, дневники, фотографии, воспоминания.

Удивительное благородство одних и клубок политических ин-тргиг, уводящий в интриги прошлые у других.

В книге много неожиданного и, наверное, сенсационного. Но это не погоня за политическими тайнами, и тем более, не подражание Монике Левински. Это – необычные портреты необычных людей. Процесс преображения добра во зло и зла в добро.

 

К Р И В О Е З Е Р К А Л О П О Л И Т И К И

 

В с т у п л е н и е

 

В детстве моим кумиром был Высоцкий...

Он сформировал меня как личность. С него началась моя ис-тория.

 

Мой подростково-юношеский период пришелся на восьмиде-сятые годы, когда бардовская дерзость властям, щемящая тоска по свободе, были единственными отдушинами в безвременье бюрократии, фальшивого лизоблюдства и одуревшего мещанст-ва.

Воодушевленная надрывными “пророков нет в Отечестве своем” и вызывающими “идет охота на волков”, я рисовала и тайно расклеивала на улицах карикатуры на Генсека Брежнева с подписью “смерть фашизму и бюрократизму” Писала крити-кующие письма в ЦК партии. Наивное детское диссидентство было вкладом в борьбу немногих. Тех, у кого не закисли мозги, не опустились руки. Тех, кто не продал души и не позволил рас-топтать их. Люди, которым было стыдно за еле говорящую му-мию на трибуне, стыдно за страну, докатившуюся до такого: пустые прилавки, ограничения в свободе слова, свободе выбора и... партийные собрания, речи о “построении развитого социа-лизма и движения вперед под руководством Коммунистической партии и лично дорогого и любимого вождя”...

Нет, это было не смешно. Это было ужасно. Потому что в та-кой стране нельзя жить. Мне казалось, что это должен понимать любой ребенок. Даже пятилетний. Ведь я в пять лет понимала. Но, видимо, все не так просто. Недаром, писал Высоцкий: “Мне вчера дали свободу, что я с ней делать буду?” Народу не нужна свобода. Освободителей или убивают, как Александра II или проклинают, как Михаила Горбачева. Народу нужен напряжен-ный труд на благо Родины, где укажут; зарплату, “как у всех”, и, в качестве отрады, прогулка в выходной день с портретом лю-бимого вождя по центральной площади... Наверно это хорошо понимает современная власть. Поэтому всегда будет не Комсо-мол, так “Идущие вместе”, не КПСС, так “Единство”, “а на ле-вой груди профиль Сталина”...

Наша страна обречена на борьбу. Только одни будут бороться “за”, другие “против”. И появится новый Высоцкий, чтобы раз-будить еще живых, не позволить стать покорными животными.

 

“Мы из породы битых, но живучих.

Мы помним все, нам память дорога...”

 

В этой книге речь идет о давно умерших, но всегда живых и о живых, но вечно мертвых.

 

Глава 1.

 

В ы с о ц к и й

 

Когда умер Высоцкий, мне было двенадцать лет. Я не видела его живым, но его смерть потрясла меня и предопределила судьбу в этом плавящемся олимпийском июле.

Его могила стала своеобразным местом сбора сначала для всех желающих поклониться его памяти. Потом для так назы-ваемых Высоцковедов. Здесь собирали его стихи, записи песен, обменивались информацией. В основном, это были очень хоро-шие люди, бескорыстно делящиеся всем, что у них было, сами пишущие стихи. Тогда еще не было поставлено, как сейчас, дело на коммерческий поток. На Высоцком не делались деньги. Туда просто приходили люди, которые не могли без этого жить. Без духа свободы. Без надежды на лучшее. Заводилой в том малень-ком тусовочном мирке был молодой рабочий Вячеслав Песков. С хриплым, как у Высоцкого голосом. У него были лучшие за-писи, стихи, фотографии, которыми он щедро делился. Сам пи-сал стихи и вообще был на рекдкость образованным человеком.

Я тоже в детстве писала о Высоцком:

Сероглазому гению посвящаю я строки.

Прозвучал его голос в ночной тишине,

И осыпались листья, шелестя о пророке.

Белый аист, напомнивший нам о войне.

 

И о его могиле, как это было:

Цветы горят огнем предсмертным,

Как будто кровью налитые.

Две свечки, вспыхнув желтым блеском,

Осыплют звезды золотые.

 

Цветы увянут на могиле,

И ветерок задует свечи.

Но люди вновь цветы живые

Несут. И время их не лечит.

В нашей памяти царила чистота и порядочность, которые мне больше не приходилось встречать нигде. Помню, один мой зна-комый, ценой колоссальных усилий, переснял и вынес из закры-того архива института им. Склифосовского медицинские карты Высоцкого. То, что там было написано повергло в шок даже лю-дей не сильно разбирающихся в медицине. Например, проведе-ние процедур, однозначно приводящих к ухудшению здоровья пациента, в которых, к тому же, не было необходимости. Тогда со Славой Песковым мы поклялись, что дальше нас эта инфор-мация не пойдет, т.к. изменить уже ничего было невозможно, а выворачивать на изнанку интимную жизнь человека ради гром-кого скандала, который бы с удовольствием обсосала “желтая” пресса, казалось как минимум, неэтичным.

Как впоследствии мне удалось узнать, медицинские карты Высоцкого за последние годы его жизни непонятным образом исчезли из архива, хотя срок хранения их еще не вышел, и я до-гадываюсь почему это произошло.

Тогда я писала:

 

Сделанный из мрамора или стали,

Освещенный фонарем во мгле,

Тихо ты замрешь на пьедестале,

Не ответив даже слова мне.

 

И друзей сердца не станут биться,

И она тебя устанет ждать.

Ты успел так многого добиться,

Как сумел ты все предугадать?

 

И не будет больше человека,

Остается только маски снять.

Ахиллесов прожитого века

Мы умеем лишь провозглашать.

 

Ничего им сделать ты не сможешь,

Не спуститься с мраморной плиты.

Если даже речи будут ложны,

Не сумеешь вызов бросить ты.

Впрочем, на Ваганьковском кладбище у могилы Высоцкого появлялись не только порядочные люди. Заглядывали прохо-димцы, торгующие ворованными рукописями и, несмотря на не-приязненное к себе отношение, продолжали свой бизнес. Один из таких людей затесался в комиссию по литературному насле-дию Высоцкого и вынес немало подлинных рукописей на про-дажу, прежде чем кто-то вспохватился.

Об этой комиссии в следующей главе о Наталье Крымовой, издавшей первые сборники Высоцкого, а так же, его прозу.

 

Глава 2.

Н а т а л ь я К р ы м о в а.

Комиссия по литературному наследию В. Высоцкого.

 

Комиссия по лит. наследию Высоцкого была создана под ру-ководством известного мэтра Роберта Рождественского, но, на самом деле, он всего лишь осуществлял общий контроль и руко-водство, а реальную работу проводила со своими помощниками Наталья Анатольевна Крымова. Один из самых знаменитых те-атральных критиков, жена режиссера Анатолия Эфроса. По тем временам это было событие. И весьма смелый поступок. Изда-ние первого сборника В. Высоцкого (посмертного. При жизни не вышло ни единой его книги). И создание комиссии было проры-вом через все бюрократические препоны к демократии. Вся ра-бота комиссии была окутана глубокой тайной, получить доступ к материалам было практически невозможно.

На этот момент я уже поступила на первый курс Московского Гос. ун-та им. Ломоносова и мы с моей подругой Ольгой Д. ре-шили любой ценой познакомиться с Крымовой. Наталья Ана-тольевна, помимо всего прочего, читала тогда лекции о театре в Домах культуры. Там Ольге и удалось узнать ее домашний те-лефон. Двум наивным девчонкам звонить маститому корифею отечественной культуры было безумно страшно, и первые свои реплики и предполагаемые варианты ответов Крымовой я вна-чале писала на бумажке и потом зачитывала при телефонном разговоре. В результате познакомиться с Крымовой оказалось не слишком сложно. Мы сразу настаивали на помощи в работе над литературным наследием Высоцкого, доказывая свою профес-сиональную компетентность. Попав к Наталье Крымовой, мы сразу окунулись в творческую атмосферу, царившую вокруг подготовки к печати новых книг Высоцкого. Вспоминаю один поразивший меня эпизод: в первый день нашего пребывания у Крымовой, когда мы тщательно выбирали стихи для публика-ции, сверяя многочисленные песенные варианты и отбирая луч-ший, открылась дверь и на пороге возник симпатичный молодой человек, представившийся просто Севой. Мы не придали этому большого значения и продолжали работу. Надо отметить, что случайные люди к работе над рукописями Высоцкого, конечно, не привлекались. Поэтому Крымова особенно не удивилась, что мы с Ольгой знаем наизусть не только все песенное творчество Высоцкого, варианты и подварианты его стихов, но и неизвест-ные, неисполнявшиеся никогда произведения, включая прозу. Иные люди просто и не могли к ней придти. Сева удивил меня тем, что знал не только это: он мог детально вспомнить при ка-ких обстоятельствах писалась конкретная песня и в связи с чем Высоцкий вносил в нее изменения. При чем, он явно был свиде-телем данных событий. Как же я была удивлена, когда моя под-руга Ольга, гораздо раньше меня сообразившая, с кем мы имеем дело, сообщила мне, что перед нами известный актер МХАТА и лучший друг Владимира Высоцкого, Всеволод Абдулов. Ему то-гда было за сорок. Но выглядел он не старше двадцатипятилет-него, к тому же, держался с предельным демократизмом. Рабо-тать с ним было на редкость легко. Он безошибочно выбирал наилучший вариант текста для публикации, обосновывая это со-бытиями из жизни Высоцкого, соответствующими этому тексту, свидетелем которых Сева был или мнением по поводу конкрет-ной песни самого Высоцкого. Работа велась спешно и напря-женно. По двенадцать часов подряд. Однажды Крымова дала нам с Ольгой единственный существовавший в Советском Сою-зе вариант “Романа о Девочках”, который мы за ночь должны были выправить и подготовить к публикации. Тут же мы про-шли краткий курс редакторско-корректорской специфики. Мы поделили листы книги между собой пополам и ночью дома я, светя под одеялом фонариком, т.к. родители не одобрили бы этой моей деятельности, правила страницы.

Ни под одной из этих публикаций не стоят наши фамилии, не говоря уж о невыплаченных деньгах, о которых мы и не думали. Зато сохранилось несколько книг, фотографий и открыток от Крымовой: “С благодарностью за помощь”. И это было пра-вильно. Мы и так получили слишком много. Гораздо больше, чем то, на что могли рассчитывать большинство моих сверстни-ков – юных студентов. Это доступ к уникальным материалам, новые профессиональные знания, заполнение пробелов в обра-зовании, знакомство с интересными творческими личностями, на которых мы смотрели почти как на Богов, вхождение в круг элиты. Это бесценный опыт. Данная работа дала возможность преодолеть себя, ведь уже одна мысль о том, что две первокурс-ницы могут иметь наглость предложить свои услуги столь за-служенному мастеру, казалась кощунственной. Кроме того, это дало возможность доказать себе, что мы не столь никчемные существа, способные лишь идти по заданному старшим пути; наши знания являются реальной ценностью и вызывают уваже-ние и признание у профессионалов с многолетним стажем, а что эти книги мгновенно сметались с прилавков, было лучшей на-градой. Ведь в этом была и наша заслуга. В период, когда Вы-соцкого “разрешили” было колоссальное количество дилетант-ских публикаций, в основном, в газетах и журналах, в которых грубейше перевирался текст, искажая содержание, а то и вовсе печатались стихи неизвестных авторов под именем Высоцкого. Но такого не могло быть в сборниках, под редакцией Крымовой. Высоцкий сыграл огромную роль в жизни миллионов людей, ко-торые росли и жили с его песнями. Каждый находил в нем что-то свое. Я читала воспоминания инвалидов и тяжелобольных, которые утверждали, что песни Высоцкого буквально вернули их к жизни, заставили бороться и не смириться с увечьями. По-этому он заслужил, чтобы его сборники издавались грамотно, профессионально и с любовью.

Все это хорошо. Плохо было другое. Нельзя обращать не-сформировавшуюся молодежь, с восторгом глядящую на своих кумиров, в рабов. А именно этим мы и стали. Наталья Анатоль-евна Крымова была человеком со сложным характером. Миниа-тюрная женщина, с вызывающей прической с хвостиком, кото-рый носят дети, только уже поседевшим; она умела приворажи-вать аудиторию, заставлять огромный зал, затаив дыхание, вслушиваться в каждое ее слово и даже рыдать в наиболее тра-гичных местах ее выступления. Она вызывала комплекс идоло-поклонства. У нее сменилось несколько поколений восторжен-ных девочек, учившихся у нее и помогавших ей. И так уж полу-чилось, что литературные помощники были для нее одновре-менно и домработницами и, даже, волшебницами. Помню, как однажды она дала мне задание раздобыть для нее редкую ме-бель, на которую писались на пять лет вперед. Я на удачу зашла в первый попавшийся магазин, заглянула в какую-то комнату, подозрительно напоминавшую администрацию и стала весьма настойчиво и напористо объяснять, что конкретно мне надо. Я не знаю, за кого они меня приняли, но администратор, изумлен-но на меня поглядывая, тут же выписал талон на нужную ме-бель, которую можно было получить на следующий же день. Крымова долго не могла мне поверить. Вероятно, в данном слу-чае сыграло роль какое-то странное стечение обстоятельств. Но мы делали у Крымовой не только это. Мы покупали продукты, убирали квартиру, стояли в очередях и даже крали стекла из Дома Художников, а потом удирали через Крымский мост, неся в окровавленных руках свежеизготовленные, поэтому страшно острые, стекла нужного размера.

Но ушли мы от Крымовой не из-за этого. Как-то незаметно она стала посвящать все больше времени работе над книгой ее недавно умершего мужа режиссера Анатолия Эфроса. Мы помо-гали редактировать и эту книгу. Конфликт возник из-за театра на Таганке. Дело в том, что Юрий Любимов, создатель и бессмен-ный главный режиссер этого театра, был за дерзость партийному руководству насильно лишен советского гражданства и был вы-нужден жить за границей. Его имя было вычеркнуто изо всех афиш, в театре его запрещалось даже упоминать. Похвалить Любимова в анонимной записке казалось верхом смелости. Но без Любимова бы театр не существовал и все знали это. Никто из именитых режиссеров не посмел бы возглавить этот театр, являющийся по-сути авторским, потому что это бы означало на-рушить не только театральные каноны, но и стать иудой по от-ношению к коллективу, преданному своему создателю, и по от-ношению к уважаемому человеку, неоднократно помогавшему и защищавшему своих коллег. Но все же нашелся человек, ре-шившийся занять вакантное место Главного режиссера. Это был Анатолий Эфрос. Юрий Любимов в свое время сотрудничал с Эфросом и приглашал его ставить “Вишневый сад”, в котором Лопахина играл Высоцкий. Но постановочная манера обоих ре-жиссеров отличалась разительно. У Эфроса был совершенно иной стиль. И предложить такому режиссеру возглавить Таганку было весьма странно. Но тут сыграла роль идеология, которая стояла на первом месте и Эфрос предложение принял. Мало кто из таганских актеров и их почитателей простил ему это. Крымо-ва даже утверждала, что постоянные проблемы с таганцами вы-звали у Анатолия Эфроса инфаркт и практически убили его. Но я была на стороне хозяина дома – Юрия Любимова. И не сочла нужным это скрывать. Вероятно, если бы Наталья Анатольевна Крымова была более сдержанным человеком, не столь эмоцио-нально экзальтированным, мы могли бы или продолжить со-трудничество, или расстаться по-хорошему. Но у многих в два-дцать лет экзальтированности тоже хватает, особенно если юношеская эмоциональность постоянно наталкивается на при-вычку вроде бы взрослого и опытного человека постоянно ко-пить и культивировать в себе мелкие обиды; не объясняя при-чин, подолгу не разговаривать, а потом часами отчитывать, раз-бирая по косточкам твой проступок. Игра в молчанку лично ме-ня всегда выводила из себя. Я неоднократно сталкивалась с этим и у других людей и всегда приходила в ярость, т.к. никогда не могла понять, почему, собственно, нельзя просто объяснить, что человеку не нравится.

Так или иначе, общение наше с Крымовой закончилось, да и сама комиссия по литературному наследию Высоцкого просу-ществовала после этого недолго. Публикаций стало выходить все больше. Они приносили большие деньги и наследники Вы-соцкого, а у него тогда оставались в живых отец, мать, жена Ма-рина Влади и двое сыновей, решили поставить это под свой кон-троль. Мне доводилось видеть Семена Владимировича Высоц-кого (отца Владимира), который при жизни сына писал на него доносы во властные структуры, а после смерти принял участие в дележе его гонораров. Единственная, кто не принимал участия в этой безобразной склоке, была жена Высоцкого Марина Влади. Она с готовностью предоставляла для публикации эксклюзив-ные материалы, но наотрез отказалась участвовать в семейной сваре, полностью отгородившись от этого.

Сейчас, конечно, издания самого Высоцкого и материалов о нем поставлены на поток. Немало было вывернуто грязного бе-лья. Но, пожалуй, главные тайны его жизни и смерти остались нераскрытыми. И, может быть, следует так и оставить?

 

Глава 3.

Л ю д м и л а Ц е л и к о в с к а я.

 

“Златка, не будь столь категоричной!

Вот увидишь, я еще доживу до того времени,

когда ты не будешь столь категоричной”.

Л. Целиковская

 

Одним из самых значительных периодов моей жизни, было время общения со знаменитой актрисой советских времен Люд-милой Васильевной Целиковской.

Она была совершенно поразительным человеком. Таких я больше не встречала. С жизненным опытом приходит мудрость понимания, что не существует людей абсолютно плохих и без-условно хороших. В каждом можно найти достоинства и, если человек чем-то дорог – простить недостатки. У Целиковской не-достатков не было. Или, по крайней мере, со мной она их никак не проявляла.

Для тех, кто плохо помнит советское кино середины XX века, напоминаю, что Людмила Целиковская родилась в 1919 году, играла в Вахтанговском театре, снималась в популярных филь-мах “Близнецы”, “Беспокойное хозяйство”, “Сердца четырех”, “Попрыгунья” и т.д. Зрители старшего поколения очень хорошо ее помнят. Она была кумиром во время войны, когда веселое и озорное высмеивание вражеской армии и немецких нравов по-могали не озлобиться, давали оптимизм и веру в победу. Трудно сейчас передать насколько она была популярна. Про Целиков-скую говорили: “Три миллиона мужчин не могут ошибаться”. Ее засыпали цветами, ее спектакли специально приходили по-смотреть высокопоставленные лица, она была обласкана вла-стями.., но сознательно пошла против них.

Почему-то большинство думает, что путь всеобщей любими-цы, блистательной актрисы Целиковской был сплошь устлан ро-зами. На самом деле, шипов в них преобладало значительно больше. С самого начала и до конца.

Людмила Васильевна родилась в семье известного деятеля культуры Василия Целиковского. Она была очень хрупкой и бо-лезненной девочкой, в то же время, обладающая живым и непо-корным характером. Разумеется, ее стали учить музыке. “У меня лились слезы из глаз и, чтобы они не капали на клавиатуру пиа-нино, я подвязывала на лице полотенце, – рассказывала Цели-ковская, – и продолжала играть”. Я не знаю, как при этом мож-но было не возненавидеть и музыку, и родителей, но ей это уда-лось.

Она вообще была очень жизнерадостной. Маленькая девочка, мечтая стать актрисой, постоянно разыгрывала какие-то сценки. Например, переодевшись в нищую беженку, подволакивая ногу, она просила милостыню на Тверской, пока ее не увидели там знакомые родителей. Когда она поступала в театральное учили-ще, педагоги посылали студентов посмотреть на “девочку с лу-чистыми глазами”. Глаза ей, кстати, сожгли во время съемок фильма “Иван Грозный”. Сталин, как известно, восхищался Иваном IV и сравнимал себя с ним, поэтому, промерзшей зимой 1941 года, когда немцы стояли у стен Москвы, в Алма-Ате сни-мался страшно дорогой, с колоссальными массовыми сценами и огромными декорациями фильм “Иван Грозный”. Людмила Це-ликовскую играла царицу. Она рассказывала, как был подготов-лен макет в натуральную величину собора Василия Блаженного, который стоит на Красной площади. Установили софиты, на-клеили ей огромные накладные ресницы, в которых нельзя было моргнуть и... искалечили навсегда хрусталики глаз. “Так что товар порчен,” – шутливо заканчивала свой рассказ Людмила Васильевна. Впрочем, поездка в Алма-Ату из заледеневшей го-лодной Москвы, в которой дымчатый кот, жалея хозяев, прино-сил им пойманных крыс, казалась Целиковской настоящим раем. На тот момент она была на грани чахотки и кормилась, продавая носки, собственной вязки. “Я была совсем как ты, Златка, – го-ворила она мне. – Я весила 44 кг”.

Но вот миновала война. Целиковская развелась со своим му-жем Михаилом Жаровым, партнером в кино, прославленным и официально признанным артистом. Вышла замуж за главного архитектора Москвы и, что было тогда наиболее важно, кровно-го брата Микояна, армянина Каро Алабяна. Микояна, отвечаю-щего за пищевую промышленность, я думаю, помнят и сейчас, в связи с постоянно рекламируемым микояновским мясокомбина-том. Архитектора Алабяна связывала со своим покровителем ка-кая-то военная история, в которой Алабян спас Микояну жизнь и, по кавказскому обычаю, они породнились. В 1949 году Цели-ковская родила сына Александра и вскоре выяснилось, что у не-го серьезное и, фактически, неизлечимое заболевание: полиэми-лит. Целиковская оставляет работу в театре, отказывается от престижных ролей в кино, и все свое время посвящает сыну. Она говорила: “Мне предлагали новые роли, мне говорили, что если ты откажешься, таких хороших предложений уже не будет”. Но для меня было самое главное, что сегодня Саша сделал на десять шагов больше, чем вчера, а завтра пройдет на двадцать шагов больше, чем сегодня”. Ей удалось сделать чудо. Сейчас у Александра Алабяна нет и следов прежнего заболева-ния. Вообще, окруженная многочисленными поклонниками, Це-ликовская всегда оставалась верна своему единственному лю-бимому мужчине, как она его называла, – сыну. И это была не рисовка. Как-то она подробно объясняла мне, почему выбрала в качестве спутника жизни того или иного мужчину (она офици-ально пять раз была замужем). Но всегда говорила, что сын – это ни с чем не сравнимо и внук уже не может занять такое место в ее сердце как Саша. Именно поэтому ее всегда задевало не-сколько критичное отношение сына к своему воспитанию. “Ты была строгая мать,” – осуждающе говорил он. “Ничего не строгая!” – возмущалась Целиковская и тут же вспоминала раз-личные истории из жизни ребенка, например, как она, практиче-ски контрабандой, привезла ему из-за границы огромную игру-шечную машину, которую они взгромоздили ему на кровать во время болезни, потому что на пол ему спускаться было запре-щено. Однако, детям всегда виднее в оценке своих родителей и, наверное, Саше было тяжело выдерживать бремя славы, обру-шившееся на мать, ее своеобразный жизненный уклад, выматы-вающую учебу в двух школах, причем в английскую его мать сама возила на другой конец города. Отец Александра Каро Алабян умер в 1959 г., когда сыну еще не исполнилось десяти лет. И тогда Целиковская решила выйти замуж за своего давнего поклонника, партнера по театру, сыгравшего Ромео, в то время как она играла Джульетту, Юрия Любимова. Театр на Таганке тогда еще не был создан и Юрий Любимов был популярным, часто работающим в амплуа героев-любовников, артистом теат-ра им. Вахтангова. Мало кто знает о значении Людмилы Цели-ковской в формировании и существовании театра на Таганке.

В те сложные времена, когда каждый спектакль до показа зрителям принимало и исправляло партийное руководство, фо-тография Людмилы Целиковской с главой государства Никитой Хрущевым на первой странице “Правды” могла сыграть важную роль. “Если меня будут увольнять из театра, – шутила Цели-ковская, – я ее директору под дверь подброшу”. Кстати, фото-графией этой она была обязана тому же Микояну. Дело было так. Хрущев проводил свои знаменитые встречи с интеллиген-цией. Была пора летних отпусков. “Юрка [Любимов – прим. ав-тора], – рассказывает Целиковская, – поехал на юг на машине, чтобы к нашему с Сашей приезду все устроить, а мы пошли на встречу с Хрущевым. Встреча проводилась на природе и мы стояли на берегу, а Хрущов с Микояном плыли на плоте. Вдруг Микоян кричит: “Саша!” и машет нам рукой. Плот подплыва-ет к берегу, Хрущев подходит и нас фотографируют”. Вроде бы ничего особенного, но подобная фотография, появившаяся на страницах центральной газеты, являлась, своего рода, охран-ной грамотой. Правда, самого Хрущева скоро смещают, а ма-ленький, только что родившийся театрик ждет упорная и много-летняя борьба. Целиковская не перешла вместе с Любимовым в театр на Таганке. До конца жизни она оставалась верна Вахтан-говскому. Но она помогала Любимову писать пьесы для Таган-ки, например, “Товарищ, верь!” по Пушкину, поддерживала в борьбе с идеологическим чиновничеством, считающим полити-чески опасными даже канонические произведения. Например, каким образом может оказаться антипартийным спектакль “Гамлет” по Шекспиру? Между тем Таганка все время баланси-ровала на грани запрещения и прямая причастность к опальному театру не могла не сказаться на судьбе Целиковской. Она пере-жила все со свойственным ей юмором и без озлобления, прощая всех своих врагов и гонителей. Ее перестали снимать. А в конце жизни от нее отказался ее родной театр. Нет, формально она продолжала там числиться. Сменилось руководство театра, ди-ректором стал политически благонадежный Михаил Ульянов, который в идеологически необходимый момент как честный коммунист отрекался от диссидента Любимова и поливал его грязью. Зато, когда ветер переменился, без всякого стеснения, произнес в его честь панегирик. Ролей Целиковской он не давал. За исключением крохотного эпизода в “Закате” Бабеля, когда она врывалась на сцену в матросской тельняшке с залихватским разбойничьим свистом в два пальца и зал вставал, взрываясь бу-рей аплодисментов.

Отчаявшись ждать подаяний от руководства театра Вахтанго-ва, Целиковская начала искать себе роли сама. Ей было уже семьдесят, здоровье оставляло желать лучшего (она пролежала в реанимации и многие врачи думали, что она уже не выживет по-сле инфаркта),... но “без работы я не могу жить. Я зачахну и умру,” с жаловалась она мне. Людмила Васильевна прочитала сотни пьес, выбирая ту, в которой могла бы сыграть и которую, она надеялась, разрешат поставить в театре. Но Ульянов отвер-гал одно за другим ее предложения. Особые надежды она возла-гала на известную историю, когда в пожилую, но по-прежнему прекрасную женщину влюбился семнадцатилетний юноша. Эта роль была как раз для нее. Но Ульянов тут же опустил ее с небес на землю, заявив, что юношам противоестественно влюбляться в пожилых женщин. Данная классическая история была воспроиз-ведена во всех лучших театрах мира, существует несколько ки-новерсий, но, когда я высказала мнение, что Ульянов просто хо-чет выжить Целиковскую из театра, она эмоционально стала за-щищать своего директора, тогда-то она и сказала: “Златка, не будь столь категоричной. Я еще доживу до того времени, когда ты не будешь столь категоричной!” Она всегда прощала своих гонителей и находила доводы для их оправдания. Например, она первой бросилась на помощь попавшей в беду критикессе, кото-рая до этого в своих статьях вылила на Целиковскую не один ушат помоев.

Познакомилась я с Людмилой Васильевной Целиковской в связи с ситуацией с театром на Таганке. Тогда, на заре Пере-стройки, началась борьба за возвращение в страну Юрия Люби-мова. Эфрос умер. В театре царило безвластие. На тот момент меня интересовало только мнение Людмилы Целиковской, а не она сама. Но, вскоре, мои представления переменились. У ста-ренькой работницы справочного киоска мы с моей подругой Ольгой узнали домашний адрес Целиковской, что опровергло наши предположения о том, что данные на столь известную да-же тогда личность должны быть засекречены. Нет. Она оказа-лась никому не нужна. Сначала я позвонила ей. Сказала, что студентка, что пишу ее актерский портрет и хотела бы взять у нее интервью. Она легко согласилась, и вскоре мы стояли на шестом этаже дома напротив американского посольства. Дверь, с затейливым китайским колокольчиком, распахнулась и на-встречу нам выскочила красивая энергичная блондинка в халате и тапочках, собирающаяся спуститься за почтой. От неожидан-ности мы все смутились, но уже через мгновение выяснилось, что общаться с Людмилой Целиковской необыкновенно легко. Она проводила нас в свою огромную, но чрезвычайно неудачно спланированную четырехкомнатную квартиру, заставленную книгами.

Она вообще очень много и жадно читала и, помимо книг, ре-гулярно выписывала целую кипу газет и журналов. Потом дели-лась прочитанным, щедро давая почитать книги из своей пре-красной библиотеки и выглядеть на ее фоне невеждой было со-вершенно непростительно.

Во время нашей первой беседы Людмила Васильевна подроб-но рассказывала о своей жизни, ролях. Опираясь на это интер-вью я впоследствии составила ее актерский портрет и подарила ей. Потом наши встречи стали регулярными и переросли с дружбу. Разница в возрасте между нами составляло полвека, но она, казалось, не замечала этого. К ней всегда можно было за-глянуть в гости и даже если мы являлись фактически без преду-преждения, нас всегда ждал обед, который показался бы обиль-ным даже в нынешнее пресыщенное время. Увидев гостей, Людмила Васильевна вываливали из двух своих холодильников на стол, что там было, включая различные заморские диковинки, которые с тех пор мне так и не довелось попробовать, например, венский шоколад и даже чешские облатки. За чашкой чая Цели-ковская с живым интересом расспрашивала о наших делах, да-вала мудрые и взвешенные советы и всегда была готова помочь. Она водила нас на спектакли, знакомила с интересными людь-ми. На тот момент она жила одна в квартире. Семья сына пре-бывала в Австрии, где работал Александр. Ей было трудно са-мой справляться с хозяйством, к примеру, дотащить до поезда тяжеленную посылку с любимыми национальными кушаньями для невестки, отправляемую в подарок, но Людмила Васильевна никогда не позволяла ей помогать. Даже купить хлеб по дороге возбранялось. “Я все сделаю сама,” – говорила она. Раньше в ее квартире на улице Чайковского (ныне Новинский бульвар) жило много народу. Сама Людмила Васильевна, ее мама, дожившая до преклонного возраста, сын Саша с женой и ребенком, муж Юрий Любимов и приемная дочка Галя, от которой практически отказалась ее родная мать. Мама Гали была медсестрой и при-ходила делать уколы матери Людмилы Васильевны. Девочка не-прикаянно таскалась за ней по пятам и мать Целиковской одна-жды сказала: “Да оставь ты Галю нам”. Так и случилось. Но в период нашей дружбы, вокруг Целиковской практически никого не было. Осталось несколько друзей, у которых были свои дела и заботы и несколько верных поклонников. Да, поклонники у нее по-прежнему были. Конечно, не в тех масштабах, как преж-де. И все же, в свои семьдесят она оставалась яркой привлека-тельной женщиной, выглядящей, как минимум, на двадцать лет моложе. К ней захаживал генерал по прозвищу Багратион, по-детски восторженно глядел на своего кумира, прижимая к груди букет цветов. Он был готов услужить ей во всем. Однажды мы обратили внимание, что ее старенький “жигуленок”, припарко-ванный под ближайшим деревом, выглядит подозрительно чис-тым. “Людмила Васильевна! Вы что вымыли машину?” – поин-тересовались мы. “Что вы, девчонки! Это генерал.” Еще Цели-ковская рассказывала о высоком и красивом работнике МИДа по имени Валерий Михайлович, который был моложе ее на два-дцать лет. Она очень серьезно относилась к нему и ценила его преданность. Вообще, к поклонникам Людмила Целиковская от-носилась серьезно и уважительно, а не привычно по-хамски, как большинство суперзвезд. А ведь у нее в свое время было немало проблем от них. “Никто из-за вас с собой не кончал?” – однаж-ды пошутила я и увидела, как исказилось ее лицо: “Это было ужасно. Я до сих пор не могу забыть”.

- А что случилось?

- У меня был поклонник. Ходил за мной. Преследовал, говорил, что если я не отвечу ему взаимностью, он покончит с собой. Я не придавала этому значения, но однажды, войдя в подъезд, я увидела, что он повесился на балке.

Она до сих пор винила себя в смерти этого человека. Ее от-зывчивость порой переходила все пределы. Однажды я, нака-чанная Крымовой, считавшей, что единственный приличный ВУз страны, этот ГИТИС, решила бросить МГУ и перевестись в театральный. Я ввалилась к Целиковской и, проливая слезы в ее окрошку, рассказала о своих бедах. Она долго убеждала меня, что Московский университет вполне уважаемое и престижное учебное заведение, но, не добившись успеха, сказала: “Ну, лад-но, ты пока поешь” и вышла в другую комнату. Через несколько минут она появилась сияющая и сообщила мне, что в этом году курс набирает Соловьева и “Я договорилась, она тебя завтра примет”. Ей, наверное, было тяжело звонить не слишком хоро-шо знакомому человеку и попросить за постороннюю девчонку. Соловьева потом долго считала меня родственницей Целиков-ской.

Людмила Васильевна Целиковская дала мне неописуемо мно-го. Она показала, что бывает доброта без корысти, что нужно уметь прощать врагов и искать во всем положительные стороны. Она была удивительной оптимисткой и, порой, идеалисткой. Иногда она смотрела на мир через розовые очки, не замечая очевидной подлости и предательства. А, может быть, замечала, но не хотела в это верить.

Расстались мы с ней естественным образом. Мы с Ольгой на-долго уехали в Ленинград, а через какое-то время пришло извес-тие, что ее уже не стало.

Она пережила многих своих почитателей, но многие еще жи-вы и хранят в памяти светлый образ девочки военных времен, вселяющей оптимизм и дающей надежду и радость.

Кино и тем более театр недолговечные виды искусства. Па-мять о собирающих когда-то аншлаги спектаклях живет столько, сколько жив сам человек и уже не передается следующим поко-лениям. По крайне мере, они уже не переживают это с той ост-ротой, как люди, в чью жизнь когда-то ворвались герои люби-мых фильмов и спектаклей. Поступки этих героев сформировали молодое сознание, а игравшие их актеры, стали кумирами.

И, хотя поколение, видевшее Людмилу Целиковскую, безвоз-вратно уходит, я сочла необходимым рассказать о том, какими бескорыстными и благородными бывают иногда люди. Низкий поклон Людмиле Васильевне Целиковской и благодарность за все, что она для меня сделала.

 

Глава 4.

Ю р и й Л ю б и м о в.

Театр на Таганке.

 

С Любимовым я познакомилась уже после его возвращения домой после изгнания. Борьба за его возвращение была актом очень смелых людей в эпоху трусости и продажности. Но преж-де чем говорить об этом, надо вспомнить, при каких обстоятель-ствах, он был изгнан.

Юрий Любимов был многопрофильным режиссером, при-знанным во всем мире, за исключением Советского Союза. Ему сулили многомиллионные контракты и приглашали ставить спектакли самые известные театры мира: “Ла Скала”, “Ковент Гарден”. Осуществлял постановку он не только драматических произведений, но и опер, и даже балетов. Советское руководство неохотно отпускало Любимова работать за границу. Но все же, это было в правление К.У. Черненко, режиссер Любимов ставил “за бугром” “Преступление и наказание”. Один из наших чинов-ников побывал у него на репетиции и предложил, срочно пре-рвав контракт, вернуться на Родину. На необходимость уплаты колоссальной неустойки за срыв постановки и очередной под-рыв советского престижа ему было наплевать. Любимов отка-зался. “Преступление присутствует. Наказание последует,” – отреагировал чиновник и вскоре Любимов получил известие о том, что он уже не является гражданином Советского Союза. Квартиру его тут же национализировали. А когда в России умер брат Любимова, было запрещено соединять опального режиссе-ра с родственниками для разговора по телефону.

Судьба Юрия Любимова с самого начала сложилась непросто. Высоцкий про него писал:

Ах, как тебе родиться подфартило.

Почти одновременно со страной.

Ты прожил с нею все, что с нею было.

Скажи еще спасибо, что живой!

Родился Ю.П. Любимов 30 сентября 1917 г. в г. Ярославле в семье купца Петра Захаровича Любимова. У Юрия был старший брат Давид и младшая сестра Наталья. Дед Захар Любимов был крепостным крестьянином, в котором барин нашел способности и отдал его на учебу. Сын его выбился в купцы, но совершил непростительный поступок с точки зрения принципиального с жесткими старорежимными устоями Захара Любимова – женил-ся на цыганке, которая стала матерью Юрия Петровича Люби-мова. Простил семью сына Захар Любимов только после рево-люции, когда Петр Захарович Любимов был арестован как пред-ставитель эксплуататорского класса. Когда дед приехал в Моск-ву, маленький Юра помог донести ему тяжелый чемодан. И дед дал ему за это рубль. “Я испугался, – рассказывает Ю. Любимов, – дедушка, что Вы!” “Бери! – сурово ответил дед. – И запомни: каждый труд должен быть оплачен!” Этот урок преподал быв-ший крепостной крестьянин будущему советскому человеку. Позже Юрий Любимов говорил: “У ребенка была двойная жизнь. Дома одна; в школе – другая. С первых шагов ребенка приучали к лжи. Дома это можно говорить, в школе – нельзя. Это было очень скверно и калечило душу ребенка. Теперь другая крайность – все, вроде бы, разрешено... А главное, что основное воспитание должно быть дома. Дома должен быть учитель, а затем учитель в школе должен быть независимым человеком, и, хотя бы, минимально обеспеченным, а не полунищим, как этой сейчас”. Но тогда еще маленький Юра Любимов не понимал, что некоторые вещи в школе не стоит говорить. Например, когда учительница предложила первоклассникам проголосовать за снос ближайшей церкви, которая стояла во дворе их школы, ру-ки подняли все, за исключением, Любимова. “Маму потом вы-зывали в школу,” – вспоминает он. Повзрослев, шестнадцатилет-ний Юрий Любимов поступает в вахтанговское театральное училище. С родителями у него не всегда складывались хорошие отношения. Отец Петр Любимов был признан советской властью “лишенцем”, то есть, человеком, лишенных гражданских прав, как представитель эксплуататорского класса. Напомню, что к этой категории относилось дворянство, духовенство и купцы высших гильдий. И если вначале Любимов, будучи девятилет-ним ребенком, носил отцу в тюрьму передачи, то став подрост-ком, наслушавшись советской пропаганды и старшего брата, укорял уже освобожденного отца, называя его антиобществен-ным элементом и вместе с братом уходил из дома. Потом Ю.П. Любимов горько сожалел об этом поступке, хотя виной тому была та же двойная мораль, о которой он говорил выше. Когда отец умирал от туберкулеза, Юрий Любимов не отходил от по-стели, стремясь облегчить последние дни, несмотря на риск за-разиться...

Когда началась Великая Отечественная война, Любимова при-звали в солдаты. Но вскоре он был откомандирован в красноар-мейский ансамбль песни и пляски, а уже оттуда его пригласил в только что освобожденный Сталинград Константин Симонов на съемки фильма “Дни и ночи”.

После войны Любимов играл в театре им. Вахтангова, сни-мался в фильмах, в том числе в “Кубанских казаках”, втором со-ветском цветном фильме. Долгие годы ухаживал за Людмилой Целиковской. Она рассказывала, что он просил в театре: “Вы-гляни в окошко. Мне только посмотреть на тебя” и ходил по другой стороне улицы, всматриваясь в ее окно. Помимо актер-ской работы, он занялся преподаванием. Дипломный спектакль его курса “Добрый человек из Сезуана” по Брехту, стал основой нового театра. Театра на Таганке. Театр драмы и комедии на Та-ганской площади тогда уже существовал. Он выпускал серень-кие спектакли, на которые никто не ходил, и не пользовался ни-какой популярностью. Любимовскому курсу повезло. Им отдали это здание. Кое-кто из прежней труппы остался работать в но-вом коллективе, и началась череда скандально известных поста-новок, несущих почерк и принципиально новый стиль их созда-теля.

Когда после отъезда Любимова, пытались заново воссоздать его спектакли, репетиции сводились к многозначительным про-ходам по сцене директора театра Бориса Глаголина и репликам: “По-моему, ты стоял здесь. Хм... Нет, точно там”. Театр на Таганке – театр авторский. И все, кто пытался это опровергнуть были посрамлены или ввергнуты в забвение. Именно поэтому, репетиции Юрия Любимова были значительно интереснее самих спектаклей. На свои репетиции он пускал всех желающих. К по-становкам Любимов готовился очень основательно. Он доско-нально изучал материалы, касающиеся данного произведения и эпоху, в которую оно было написано. И вот, перед изумленной аудиторией возникали то никому не известные письма Пушкина, то уникальные раритеты, подаренные Любимову каким-нибудь западным миллионером. К тому же, он постоянно рассказывал различные истории из жизни автора пьесы или из своего богато-го опыта. Человек чрезвычайно образованный, он требовал того же от актеров. И вот, на глазах рождалось чудо. В процессе ра-боты над спектаклем многое менялось. Конечно, великолепный коллектив Таганки вносил немало творческих находок. Но все же, каждую роль Любимов предварительно проигрывал сам. Создавал схему, слепок образа. Кто-то из актеров мог с ним по-спорить над тем или иным акцентом в роли или действием. И если удавалось убедить – играл по-своему. Тут имели значение своеобразные “третейские судьи” – зрители, сидящие на репети-циях за спиной Любимова. Они могли сказать, чей вариант ре-жиссерский или актерский им больше нравится и Любимов, как правило, соглашался.

Об эпопее сдачи Любимовым готовых спектаклей партийному руководству, без визы которых, эти спектакли не могли быть по-казаны зрителям, было сказано и написано немало. Вот скажите, почему спектакль “Гамлет”, в котором не изменено ни одно шекспировское слово, мог быть признан антисоветским? И в то-же время произведения Шекспира находились в свободной про-даже и не являлись запрещенными. А дело было в двух факто-рах: первый – это стремление полузадушенного общества видеть дух противоречия слащавому восхвалению трупной власти и строя во всем, даже в гамлетовских страстях. И второй – удиви-тельная способсность Любимова с помощью жеста, надрывной интонации, вложить в привычный, много раз читанный текст, необычный, крамольный смысл. В постановке “Борис Годунов” по Пушкину, партийное начальство усмотрело намек на совре-менного главу государства и тогдашние взаимоотношения с со-циалистической Польшей. И тогда Любимов, не выдержав, по-интересовался: “А что, Ярузельский уже ведет войска на Моск-ву?”

Театр на Таганке был настолько популярен среди молодежи, что однажды к изумленному Любимову обратились сын и дочь наводящего ужас главы КГБ Ю.В. Андропова. Его дети во чтобы то ни стало хотели стать актерами, причем непременно играть на Таганке. Юрий Петрович послушал их и, поставив вердикт “не годны”, с трепетом ожидал последствий. К его изумлению, Анд-ропов пришел в восторг от такого решения и долго благодарил за “спасение детей”.

После начала Перестройки у актеров и поклонников Таганки появилась надежда, что Юрий Любимов может вернуться. До этого все протесты натыкались на четко отработанные механиз-мы противодействия. Заслуженная артистка Зинаида Славина рассказывала мне, что за ее заступничество за Любимова, она получила “срок” в психушке, где в качестве лечения, ее били по голове. При Горбачеве первым, кто посмел вслух произнести имя своего учителя, запрещенного режиссера Юрия Любимова, был Вениамин Смехов. Его публикация стала сенсацией. Одна-ко, ветер свободы был уже достаточно ощутим и есть люди, ко-торые всегда держат нос по ветру, они понимают, что выгодно в данный момент и что уже разрешено. Таким человеком оказался актер Николай Губенко. Именно ему достались все лавры за воз-вращение Любимова, но другие люди, которые боролись и по-страдали за это возвращение простили ему это, слишком важен был сам факт возвращения человека, без которого дом был мертвым. Кстати, именно Губенко категорически возражал про-тив присутствия на репетициях посторонних лиц – зрителей, ви-димо сомневался в своих актерских способностях. В театре на Таганке к тому моменту Губенко давно не играл, но, разумеется, был срочно введен на роль Бориса Годунова. Роль он не помнил. Позориться перед Любимовым не хотелось. И в перерыве между репетициями попросил ведущую актрису театра Зинаиду Слави-ну поработать с ним отдельно, помочь. Естественно, не буду описывать, какие грубость и мат стояли на Губенковской репе-тиции, но после ее окончания, Губенко претенциозно пожало-вался Любимову, что не успел пообедать. Славина, бившаяся с ним все это время и, конечно же, тоже оставшаяся без обеда, промолчала. О том, что происходило тогда и потом я написала в статье “Как выглядит Иуда?” для газеты “Кречет”. Вот ее текст.

 

“ КАК ВЫГЛЯДИТ ИУДА?

 

То, что театр должен перейти в

его руки, – это моя мечта, два го-да

жизни на это положено.

Н. Губенко о Ю. Любимо-ве

“МК”, 22. 11.89

 

Как коротка память людей! Порой она оказывается даже короче человеческой жизни.

Москва конца XX века. Страну уже не лихорадит “пере-стройка”, отгремели выстрелы у “Белого Дома”. И несмотря на продолжающиеся политические баталии, народ постепен-но снова погружается в спячку, как всегда поругивая ны-нешнюю власть, но уже привыкнув и к переполненным при-лавкам, и к обилию политических партий, взглядов, мнений, свободе. Как будто так было всегда.

 

Но еще недавно все было по-другому. Более двух десятилетий сонную столицу сотрясал маленький, отчаянный, безумно сме-лый крохотный островок свободы – театр на Таганке. В нем от-крыто говорили то, о чем боялись шептаться на кухне, в нем звучала философская мудрость классики так, что “Гамлета” партийные боссы боялись больше, чем новой революции. А в театр валил народ; чтобы попасть в него, специально приезжали из провинции, толпилась интеллигенция, на галерке “висели” студенты, а на маленьком балкончике прятались, бывало, члены правительства, чтобы затем незаметно и подобострастно пригла-сить главного режиссера этого непокорного острова свободы к себе в гости.

Когда на заре перестройки изгнанному из своей страны Юрию Любимову удалось приехать в Москву на несколько дней, каза-лось, вся Россия пыталась вместиться в небольшом театральном дворике. На Садовом кольце постовые милиционеры с интере-сом взирали на студентов, совершающих акробатические трюки, чтобы проникнуть в театр через крышу. Я своими глазами виде-ла, как у маститого театрального критика застрял в форточке ор-топедический ботинок.

Театр не мог вместить всех желающих. Да и не подпускал к великому режиссеру людей новый хозяин театра – Николай Гу-бенко. Он уже тогда чувствовал себя хозяином.

Николай Губенко. Провинциальный мальчик, ноче-вавший, как беспризорник, в котельной. Блистатель-ный Юрий Любимов не только взял его в свой театр, но и, пожалев, привел домой. Сколько дней и ночей провел Коля Губенко в гостеприимном доме мамы Юрия Пет-рович на Фрунзенской набережной? Об этом теперь помнит только он сам. Помнит ли? В первые годы Та-ганки играл ведущие роли, но неожиданно бросил те-атр. Случайно ли это совпало с появлением новой яркой звезды Владимира Высоцкого?.. Похоже, что Губенко всегда и во всем хотел быть первым. Но только почему-то это никогда ему не удавалось.

Н.Н. Губенко: актер, кинорежиссер, министр, ди-ректор театра, депутат, коммунист. Сколько ролей! Но кто их помнит сейчас?

Может быть, потому и чувствовались в нем внутренняя озлоб-ленность, закомплексованность, выливающаяся в беспрерывные потоки брани на репетиции, а “творческий процесс” у режиссера Губенко сводился к воспоминаниям, как это делал Любимов.

Он всегда вовремя чувствовал конъюнктуру. Поэтому при на-значении Губенко на пост министра культуры его так дружно поддержала интеллигенция: “Все знают его как человека глубо-ко порядочного. Он помог возвращению Любимова в театр,” – выразил общее мнение Г. Панфилов (“Комсомольская правда”, 22.11.89)...

Что должен был чувствовать Любимов, когда, ухмыляясь со сцены, Губенко произнес: “Мы Вас очень любили... раньше; а теперь, извините, ненавидим”... За несколько лет до этого я го-ворила Юрию Петровичу: “Губенко – предатель”. “Нет, Коля – хороший человек”. Я не ждала от Ю. Любимова другого ответа. Они все у него были хорошие люди. Они были его дети, его ученики, его семья, которой он отдал свою жизнь и отдает сей-час, жертвуя многомиллионными контрактами за границей. Он создал их. Только люди, ничего не понимающие в творчестве, могут думать, что все прекрасное и мудрое, что несут актеры зрителям, придумали они сами...

Ю.П. Любимов. Он радовался как мальчишка, когда мы принесли ему газету, где сообщалось, что ему вернули гражданство. Он сумел пережить и про-стить очередной плевок в лицо, когда выяснилось, что ни у кого не хватило мужества попросить про-щения за совершенную подлость.

Он был жестким режиссером, и многие его боя-лись. Но он всегда был очень добрым человеком. Он никогда не подводил и не предавал своих учеников, и они ему отвечали искренней любовью. Не только ак-теры, но и вся страна. Все, кто его знал.

Сейчас Ю. Любимову 79 лет. Кажется, годы не меняют его. Он такой же величественный, красивый, мудрый, сильный. На старой Таганке идет репетиция “Братьев Карамазовых”. Обыч-ная работа. Новая же Таганка давно используется как оплот по-литических сил, и говорить тут, кажется, не о чем. Предавшие своего учителя теперь сами преданы забвению. Где они теперь? Кто они и что?

Но рана не зажила, и только наша корреспондентка коснулась вопроса об отделившейся части Таганки, Юрий Любимов взо-рвался: “Вместо того, чтобы кто-нибудь заступился, начи-ная с судов, правителей, что “зачем же вы разрушаете те-атр?” У них на словах: “Такой был театр, в нем было то-то и то-то...” Теперь оказывается, никому это не нужно. Даже наоборот, надо плевать друг на друга.

- Не было ли с их стороны попыток к сближению?

Ю.Л. Представьте: вы все время изменяете мужу. И его спрашивают: “Вы, может быть, сойдетесь?” Да сходился уже три раза, а она опять б.. “Но все равно надо сойтись. Уж простите, уж такая она родилась”. Но я-то не хочу жить с такой.

- Чем занимаются актеры Губенко?

Ю.Л. Им предлагали напротив кинотеатр “Таганский” – работайте. Они сказали “нет”, тут будем. С коммунистами вели пропаганду из этого театра. И звонили моей сестре, моим родственникам и говорили, что ваш брат совсем с ума сошел.

Можно простить его горячность. И нам жаль, что мы опять потревожили эту больную тему. Предательству Иуды со времен Христа было обыденным и привычным делом, а продавшие ду-шу за 30 серебренников сами стали “мертвыми душами”.

По сути, Губенко никогда не имел отношения к подлинной Таганке и не имеет его сейчас. Тогда как же оказалось, что театр перешел в его руки? И неужели никто из современных “демократов”, правителей, ратующих за свободу, не спосо-бен вспомнить, что был человек, который не боялся гово-рить правду тогда, когда они проповедовали коммунистиче-скую идеологию в советских обкомах. Идеология изменилась. Но люди остались прежними. Поэтому они так старатель-но пытаются забыть, кто такой Юрий Любимов, игнорируя его письма, в которых он просил всего лишь справедливости. Его имя всегда раскаленным железом будет жечь их совесть. Они будут бояться его. Потому что он никогда не менял цветовую ориентацию, он всегда говорил, что думал, остава-ясь патриотом своей России.

Уже ничего нельзя изменить. Но мне бы хотелось, чтобы Любимов знал, что с ним всегда будут люди, у которых есть честь. Пришло время отдавать долги. И я вернулась на де-сять лет назад, чтобы отдать свой долг памяти друзьям, которых я никогда не предавала”.

Когда Любимов приехал в Москву всего на 10 дней по част-ному приглашению Губенко, как иностранный гражданин, теат-ральный дворик у служебного входа был заполнен толпой почи-тателей. Постоянно мелькали лица знаменитостей: известных всей стране журналистов, актеров. Когда подъехала “Волга”, я рассчитала так, чтобы первой оказаться около дверцы. Вышел Любимов. Не помню, что я ему сказала. Но это и не важно. Главное было в глазах. Он долго меня разглядывал. Толпа за-мерла. А дальше, мы пошли в театр, а все остальные остались за дверью. Любимову ведь было запрещено тогда проводить в те-атр людей. Но все же он сделал исключение. Так состоялось на-ше знакомство. Тем временем, люди, оставшиеся на улице, не смирились с неудачей. Они лезли в окна, через крышу, подкупа-ли рабочих и проникали через подвалы, где их вылавливали и отправляли в милицию. Приезд Любимова был триумфом. Хотя никто не думал, что он решит здесь остаться, пренебрегая бла-гополучным Западом.

Врагам не удалось расколоть отчаянный “остров свободы”. Это сделал “друг”. Губенко отхватил новое здание театра на Та-ганке, пристроенное к маленькому камерному старому. Огром-ный удобный зал он использует для коммунистических собра-ний и там он не ставит спектакли, потому что не умеет. Но ста-рая Таганка по-прежнему живет. У них есть главное: привычные стены, старая гримерная Высоцкого и глава и душа этого театра – Юрий Любимов. Он по-прежнему ставит совершенно необыч-ные спектакли, переворачивающие представления о прошлом и настоящем страны. Многие его работы являются таким глубо-ким потрясением, что меняют жизнь людей. Недавно я видела репетицию спектакля по казалось бы конъюнктурному произве-дению. Настроена я была весьма скептически. Но Любимов в очередной раз перевернул мои представления не только своей обычной эрудированностью, а тем, насколько неожиданными и трагически-щемящими могут быть уже привычные истории о заключенных физиках ядерщиках. Но больше всего меня по-трясло то, что восьмидесятилетний человек в свой отпуск ездит за границу ставить спектакли (а его контракты расписаны на 10 лет вперед, несмотря на возраст. Умеют иностранцы ценить, в отличие от нас!), а из заработанных на Западе денег, выплачива-ет зарплату актерам на родной Таганке. Потому что государст-венных средств не хватает для сносного существования.

Юрий Петрович Любимов в последние годы стал мягче, муд-рее и терпимее. На своих критиков и противников он смотрит с юмором. Не раздражается, как прежде, на чужую глупость. Од-нако, он далек от эйфории в оценке действительности. И по-прежнему не выносит пинков власти, ставших для многих есте-ственными. Если в советские годы, когда министр культуры Де-мичев вызывал его к себе на многочасовую “проработку” и сам при этом поедал клубнику, ругая собеседника, Любимов демон-стративно доставал бутерброд; то теперь, промаявшись в ожида-нии опаздывающего Путина, Юрий Петрович Любимов, посмот-рев на часы, говорит, что он тоже занятой человек и дальше ждать не будет. Потому что нельзя позволять власти себе ха-мить. И это правильно.

 

Глава 5.

 

А л е к с а н д р Н е в з о р о в.

 

В отношении значения фигуры Александра Глебовича Невзо-рова не существует единого мнения. Одни обожествляют его, других трясет от ярости при упоминании его имени, третьи – презрительно утверждают, что он ничего значительного собой не представляет. Кое-кто уже фактически забыл о его существо-вании, хотя он и по сей день является депутатом государствен-ной Думы, то есть, действующим политиком.

Однако, прежде чем делать выводы, следует вернуться к исто-кам. В период Перестройки страну постоянно трясло. Сейчас большинство вспоминает пустые прилавки и карточки. Но были еще митинги, собиравшие десятки тысяч людей, гудящие толпы; часы, проведенные на морозе с отмерзающими руками и ногами – но люди не уходили. Они выплескивали застоявшуюся энер-гию, скопившуюся за целую жизнь застоя. Интеллигенция рас-хватывала скандальные “Московские новости” и “Огонек”, и... приникала к экрану, оставив все свои дела, когда из Питера транслировались “600 секунд”. Тогда было немного передач, бросающих вызов власти. Телевидение по инерции оставалось торжественно-помпезным.

До знаменитого репортажа “Наши” у Невзорова было мало противников. По крайней мере, в массовом масштабе. Отчаянно ненавидели его только герои “секундовских” негативных репор-тажей. За один из таких сюжетов он, вероятно, и схлопотал пу-лю, прошедшую в 4 см от сердца, рана от которой долго не за-живала и воспалялась. Забавно, что некоторые даже сомнева-лись в самом наличии ранения. По принципу “а, может быть, ты расковырял палец гвоздиком...” Невзоров не опускался до опро-вержения идиотских инсинуаций, понимая, что абсолютно бес-смысленно доказывать, что ты не верблюд. В конце 80-х и в 90-м году его передачи были не только прорывом к демократии, вызовом отмирающей системе и торжеством свободы слова. Это были маленькие шедевры операторского искусства. Съемки Невзорова, выпадающего из обстреливаемой машины или вися-щего на дверце штурмующего ворота проворовавшегося мясо-комбината УАЗике, могут служить пособием для операторов.

Оперативность работы была рекордной. И, наконец, никто, кроме Невзорова не умел делать такие проникновенные, беру-щие за душу репортажи, с таким пониманием и чуткостью отно-ситься к героям этих сюжетов, будь это нищие бомжи или юные проститутки. И эти люди, в свою очередь, буквально молились на него, во всем ему доверяя. Он был их последней надеждой. Опять же, никто кроме него не умел так яростно уничтожать противников всего несколькими словами и богатейшими инто-нациями. Он заставлял зрителей сопереживать, испытывать эмо-циональное потрясение. Он мог повести за собой людей куда угодно. Но... в 1991 году общество раскололось. В Прибалтике начался “парад суверенитетов”. Слабые попытки советского ОМОНа взять под свой контроль местное телевидение и не до-пустить туда прибалтийских националистов, окончились прова-лом. И тогда Невзоров делает заявление о том, что он прощается с частью своей демократической аудитории и показывает репор-таж “Наши”, в котором однозначно становится на защиту рус-ских в Прибалтике. Многие зрители повержены в шок. Общест-во делится на две непримиримые группировки: одна – последо-вательные сторонники демократии любой ценой и вторая – за сохранение Советского Союза. Невзорова забрасывают гневны-ми или, напротив, хвалебными письмами. Помню, только в один день их пришло четыре тысячи. Сам же Александр Невзоров становится пылким сторонником коммунистов. И это после за-хвата телевизионного эфира в пользу Гдляна и Иванова с их че-моданами компромата. Кстати, это был один из немногих в мире и, наверное, единственный в России настоящий захват эфира с блокированием телевизионного начальства. Однако, Невзоров всегда был на стороне слабейших, на стороне проигравших. Это его принципиальное отличие от большинства телевизионщиков и политиков, мгновенно начинавших прислуживать победив-шим.

В конце 1990 г. у меня возникла идея взять у Невзорова ин-тервью. Моя лучшая подруга Ольга Д., мы с ней вместе учились в Московском университете, меня поддержала и мы стали соби-рать о Невзорове материал, прекрасно понимая, что приблизить-ся к такой суперзвезде, не зная его привычек, будет просто не-возможно. И мы, действительно, выяснили немало полезного. Например, что он приезжает на работу около 8-ми утра, а уходит оттуда глубокой ночью. Поэтому мы выгодно отличались от многих журналистов, терпеливо поджидавших его около теле-центра начиная с 10-ти утра. Решив брать интервью от газеты “Московский университет”, мы приехали в Питер. Там сущест-вовало студенческое общежитие при здании Сената, где мы и остановились. Помогать нам вызвался наш однокурсник А. Ла-зуткин. Нам легко удалось пообщаться с “секундовцами” и по-бывать на прямом эфире у Вадима Медведева (второй ведущий “600 секунд”). Однако Невзоров оставался недоступным. Тогда, вооружившись букетом роз на двадцатиградусном морозе мы остались ждать его после очередного выпуска. Конечно, его группа старалась не подпускать к нему посторонних, но тут они не успели среагировать. Он подошел к нам первым, веселый, в распахнутой дубленке, предельно доброжелательный. Мы тут же договорились об интервью и на следующий день сидели на студии, наблюдая за оперативной работой “секундовцев”. Тогда у него была команда энтузиастов, людей любыми способами прорвавшимися на работу к Невзорову. Например, оператор Дмитрий Логвиненко, чтобы увидеть своего будущего шефа, пе-релез через забор, отделяющий телецентр от остального мира и долго блуждал черными ходами. Будущая сотрудница програм-мы Ирина Измайлова работала в музее и однажды вызвала бри-гаду “600 секунд”, чтобы показать творящийся там беспредел. После выхода сюжета, ее немедленно уволили и Невзоров взял ее работать к себе. Все эти люди были убеждены в правоте Нев-зорова и готовы идти за него хоть в тюрьму, хоть под расстрел. Впрочем, внутренние дрязги были и тогда. “600 секунд” выхо-дили далеко за рамки традиционного телевидения и постоянно причиняли головную боль руководству. С Невзоровым, правда, считались. Его побаивались и позволяли делать практически, что угодно. Помню, однажды директор Петербургского канала Петров, втянув голову в плечи, наблюдал как на его глазах Нев-зоров проводит на территорию телевидения посторонних людей (нас), хотя только что сам Петров издал распоряжение о том, что в связи с чрезвычайным положением, на телецентре запрещено находиться людям, не работающим та. “Вот видите, какие у Вас порядки. Я даже людей провести не могу, – сказал ему Невзо-ров. – Идемте девочки”.

В начале 1991 года в команде Невзорова наметилась оппози-ция. Это был продюссор программы Александр Игоревич Бори-соглебский. В принципе, он считал себя создателем “секунд”, приютившим Невзорова. Роль второго лица его явно не устраи-вала. К тому же, он быстро понял, что на столь популярной фи-гуре, как Невзоров, можно делать деньги. И вот Александр Гле-бович узнает, как он тогда рассказывал, что “секундовские” ре-портажи Борисоглебский продает за рубеж, а колоссальную прибыль кладет себе в карман. Борисоглебский ушел со сканда-лом. И прихватил с собой двоих сменщиков Невзорова, ведущих программу Медведева и Загороднюка. Сейчас о них, наверное, никто и не помнит. Да и тогда они просто терялись на фоне ос-новного ведущего и, уйдя от Невзорова, надеялись на реванш. Потом они вели другие передачи, но их “звездный час” так и не наступил.

В “600 секундах” Невзоров остался единственным ведущим ежедневной программы и репортером, выезжающим на места событий. Позвольте напомнить, что все новостные программы складываются из многочисленных сюжетов, каждый из которых озвучивает отдельный корреспондент, а ведущий программу только подводит итоги в прямом эфире. Невзоров же носился по городу, снимая сюжеты как репортер, а, порой, и как оператор. Возвращаясь к вечеру на студию, он запирался в маленькой комнатке и писал тексты к программе, участвовал в монтаже и уже потом выходил в прямой эфир. И так было каждый день. Как-то он даже вышел на работу с температурой около сорока градусов. Конечно, он мог себе взять сменных ведущих. Же-лающих занять это место было хоть отбавляй. Но он хотел дока-зать ушедшим из его программы, что в состоянии справиться один.

В такой гонке, казалось, не до романов с женщинами. Но они были. На тот период Невзоров уже расстался с бывшей женой Натальей, а так же, закончил кратковременный, но бурный ро-ман с известной по фильмам “Чародеи”, “Человек с бульвара капуцинов” актрисой Александрой Яковлевой. Он вел холостяц-кий образ жизни, проживая в маленькой однокомнатной кварти-ре на улице Достоевского. Улица эта соседствовала с Централь-ным рынком и еще несколькими криминальными объектами. Сам дом был известен тем, что в нем некогда проживал и сам Федор Михайлович Достоевский и, возможно, этот дом он брал за образец некоторых описываемых им трущоб. В доме, разуме-ется, не было лифта, и прямо над квартирой Невзорова, которая находилась на четвертом этаже, имелся чердак, где собирались бомжи, хиппи и поклонницы таланта Александра Глебовича. Свою любовь они выражали в том, что жгли над его головой костер, устраивали пляски, писали на стенах и забивали замки его двери пластилином и тряпками. На телевидении его тоже не оставляли в покое. Женщины, от пятнадцатилетних девчонок до пожилых дам, как только не изощрялись, чтобы привлечь его внимание. Одна, например, завела дома настоящих песцов и ре-гулярно выгуливала их на улице Чапыгина, где находится Пи-терский телецентр, как обыкновенных собачек. В дальнейшем она планировала сшить из их шкурок для Невзорова шубу.

Что касается наших с Ольгой судеб, то все могло бы сложить-ся гораздо проще, не будь мы москвичками и не сопровождайся проживание в чужом городе с такими трудностями. Нет, Невзо-ров не был бабником. И когда мне рассказали историю про то, как в Москве он пожалел поклонницу, поджидавшую его ночью у гостиницы и привел к себе в номер, я не сомневалась в исходе – они так и спали всю ночь через тумбочку. При чем, разочаро-ванная девица, рассказывающая эту историю, была явно не про-тив иного общения.

Но у нас в тот момент уж так сложилось. Не знаю, что Сашка в нас нашел, но очаровывать он умел. Перед его бархатным го-лосом, сияющими глазами, мягкими интонациями устоять было невозможно. Если бы мы не были вдвоем, опять же, могло все произойти иначе. Но нам в голову не приходило, что можно ссо-риться из-за мужчины, делить его. Выбор должен был сделать он. Но он не сделал. “Приезжайте. Почему вы не приезжаете?” – говорил он по телефону, когда мы ему звонили из Москвы. А когда мы приезжали, у него никогда не было времени для ре-шающего разговора. Вероятно, он не задумывался, на сколько дорога жизнь в чужом городе для двух студенток, особенно в период диких скачков цен, когда однажды номер в гостинице подорожал ровно в десять раз. Чтобы оплатить проживание, мы сняли золотые серьги и продали на “черном” рынке. Потом оче-редь дошла до одежды. А он все не отталкивал и не отпускал. В Москву я приехала, чтобы забрать из дома фамильные старин-ные иконы на продажу. Полагаю, что вряд ли когда-нибудь про-стят мои родители. Возвращение домой стало невозможным. Издерганная неопределенностью, я влепила Сашке публичную пощечину, после чего он не разговаривал с нами полгода. День-ги закончились окончательно и мы переселились на улицу. Бом-жовская жизнь проходила на круглосуточно открытом Цен-тральном телеграфе, где спать можно было на деревянных крес-лах, с низкой спинкой и где с других бомжей на нас переползали блохи. Иногда нас подкармливали друзья, но есть особенно не хотелось, слишком велик был стресс. Тем не менее было забав-но наблюдать себя в бане, где из зеркала на нас смотрели ходя-чие пособия по анатомии скелета. А если серьезно, то лично мне выдержать подобную жизнь помог такой великий город как Пи-тер. Он давал силы. Он позволял выжить в совершенно невоз-можной ситуации, когда сутками не ешь и не спишь. Почти все время находишься на ногах – ведь, не смотря на свое бедствен-ное положение, мы старались не “опускаться” и сохранить ви-димость нормального внешнего вида, поэтому, польстившись на этот вид, при ночевках на Центральном телеграфе, к нам часто приставали кавказцы, которые приходили туда действительно позвонить. Чтобы отбиться от них, нам приходилось вставать, выходить на улицу и сутками гулять по всему городу. На улицах кстати, непрошенные кавалеры, отставали проще. Теперь весь С.-Петербург я могу пройти с закрытыми глазами и нет другого места, с которым я бы так сроднилась душой. Когда я смотрела на панораму города с Троицкого (Кировского) моста, казалось, что весь он создан по мановению чьей-то гигантской руки, на-столько совершенными и соответствующими друг другу по сти-лю, были открывающиеся взгляду постройки. Сами камни ды-шали величием. Разве можно сравнить эту монументальность с базарной Москвой, где виртуозные постройки семнадцатого или пятнадцатого века могут соседствовать с наляпанными рядом железобетонными сооружениями. Поэтому, бродя по песку у Петропавловской крепости и глядя, как волны лижут гранитные берега на другой стороне Невы, у Зимнего дворца, я думала, что это город великих людей. И слабые здесь не в состоянии вы-жить...

Конечно, мы были виноваты в этом затянувшемся конфликте. Виноваты перед домашними и виноваты перед Невзоровым, ко-торому немало попортили крови. Но здесь нет лишь одной не-правой стороны. Если бы Сашка был более последователен и менее резок, ничего этого могло не произойти. А так, то роман развивался, то, обидевшись на что-то, Невзоров переставал об-щаться, то он снова приезжал и все начиналось заново... В Мо-скву мы все же вернулись. А с Невзоровым удалось сохранить дружбу, которая, несмотря на все неприятности, причиненные друг другу, строится на взаимном уважении и признании собст-венных ошибок.

Передачи “600 секунд” давно не существует, ее последова-тельно сменили “Дикое поле” и “Дни”. Затем на экран вышел художественный фильм “Чистилище” о чеченской войне, кото-рый в очередной раз потряс общество своей пронзительной не-прикрытой правдой о чеченском конфликте Сам Невзоров про-вел блестящую избирательную кампанию по одномандатному Всеволожскому округу Ленинградской области и остается неза-висимым депутатом Государственной Думы, не войдя ни в одну из фракций.

Всем же, кто читая эти строки, кипит от ярости и возмущения, я хочу сказать: на свете не существует только черного и белого. И если вам не нравится язвительный характер Лермонтова, это не означает, что на него срочно надо искать Мартынова. Это ни-чего не дает обществу. А злоба и ненависть истощает собствен-ную душу.

 

Глава 6.

Государственная Дума и Совет Федерации.

 

Новая Государственная Дума, после кратковременного суще-ствования царской, была срочно выбрана в декабре 1993 года, после разгона Ельциным Верховного Совета. Располагаются де-путаты в бывшем здании Госплана на Охотном ряду. В первом созыве депутатов избирали на два года. В последующих – на че-тыре. Вообще этот первый сумбурный созыв 1993 –1995 года отличался наибольшим демократизмом. Кандидатам в депутаты предоставлялось практически нелимитированное бесплатное эфирное время, да и народ, еще не остывший после схваток у Белого Дома, стремился поучаствовать в митинговых страстях. Поэтому на первый план выдвинулись люди, способные красно-речиво убеждать. И не играли такой роли, как сейчас, деньги и пиаровские технологии. И уж тем более, не место было кремлев-ским назначенцам. К тому же, привлекало все новое. Например, в Думу прошла партия “Женщины России” во главе с Екатери-ной Лаховой. И уж совсем неожиданным оказалось для боль-шинства народа и даже правящей верхушки то, что наибольшее количество голосов избирателей набрала партия Жириновского – ЛДПР. Сам Жириновский даже говорил, что будь у нас страна парламентского типа, он уже был бы главой государства. Это действительно так. В парламентских республиках лидер, побе-дившей партии становится главой страны. Но в России, со сме-шанной формой правления, он не был избран даже спикером Думы. И это было вполне объяснимо. Жириновский, со своей эмоциональностью, мгновенно бы подмял под себя всю ниж-нюю палату Федерального Собрания и дезорганизовал ее рабо-ту. Впрочем, в Думе и без того больше веселились, чем работа-ли. Я думаю, многие до сих пор помнят шутовские выходки Ма-рычева, депутата от той же ЛДПР. Структура Парламента еще не была строго упорядочена и это имело как свои плюсы, так и ми-нусы. Под плюсами можно подразумевать появление в Россий-ской власти лиц из народа, учителей, врачей; тех, кто ни при ка-ких обстоятельствах сейчас не смог бы попасть в законодатель-ное собрание. У них не хватило бы денег даже размножить лис-ты для сбора подписей, т.к. это полагается делать за свой счет. С другой стороны, в старой Думе было много людей случайных, дорвавшихся до власти и пытающихся взять от нее сколько воз-можно. Среди депутатов были даже люди из российской глу-бинки с тремя классами образования. Немало дел они натвори-ли.

Сейчас, конечно, Дума посолиднела. В нее пришли люди с докторскими степенями по экономике, юриспруденции и со строго корпоративными интересами. Помощниками депутатов могут быть только лица с высшим образованием. Заматерела Го-сударственная Дума и поскучнела. Однако, пороги ее по-прежнему обивают непонятно на что надеющиеся избиратели. Они толпятся у бесплатных телефонов при входе в десятый подъезд со стороны Георгиевского переулка, а также на Охот-ном ряду. Странные бывают порой просьбы к депутатам. На-пример: “Я приехал в Москву, мне негде остановиться. Уст-ройте”. Или: “Я два дня не ела, пусть депутат проведет меня в Думу, чтобы пообедать бесплатно”. Но в Государственной Ду-ме нет бесплатных столовых. И разрекламированных СМИ рай-ских скидок тоже нет. Цены, естественно, не ресторанные, но все же выше, чем в большинстве ведомственных аналогов (тех же столовых при НИИ, учебных учреждениях и заводах).

Для того же, чтобы пожаловаться на местную исполнитель-скую власть или прокуратуру и вовсе не зачем ехать в Москву. Ведь у каждого депутата существует приемная в своем избира-тельном округе. Но люди, как правило, этого не знают. Не пред-ставляют они реальных функций законодательного собрания. А виноваты в некоторых заблуждениях часто сами депутаты. К примеру, не Жириновский ли говорил: “Когда меня выберут в Государственную Думу, я снижу цену на водку!”? Но разве у не-го есть такие полномочия? Так что же теперь аппарат ЛДПР обижается, отвечая на бесконечные звонки с требованием водки.

Для тех, кто слабо разбирается в структуре и функциях Госу-дарственной Думы, в двух словах поясню, что она собой пред-ставляет.

Государственная Дума – Парламент Российской Федерации является нижней палатой Федерального Собрания. Состоит она из 450 депутатов, половина из которых выбрана по партийным спискам (то есть путем пропорционального представительства). Во многих западных странах этот способ избрания считается наиболее демократическим. Для того, чтобы партия прошла в Думу и образовала там фракцию, она должна первичные органи-зации иметь более чем в половине регионов страны, кроме того, обязана собрать более двухсот тысяч подписей избирателей в свою пользу и набрать на выборах не менее пяти процентов го-лосов. Вторая часть Государственной Думы формируется мажо-ритарным способом, то есть по одномандатным округам. Тут баллотируются не партии, а конкретные лица. Граждане голо-суют за Иванова, Петрова или Сидорова. Каждый достигший двадцати одного года может выдвинуть себя кандидатом по од-номандатному округу. Этот человек может быть как беспартий-ным, так и представителем какой-либо партии. По политическо-му принципу Государственная Дума делится на фракции, груп-пы и особняком стоят независимые депутаты. Но помимо этого, есть еще деление профессиональное. На Комитеты. В каждый комитет входят представители различных фракций и занимаются разработкой соответствующих законопроектов. В данные коми-теты, подкомитеты и комиссии входят люди, профессионально знакомые с данной спецификой. Например, Комитет по Безо-пасности, Комитет по бюджету и т.д.. Основная работа Думы – это законотворческая деятельность. Каждый депутат не только может принять участие в доработках внесенного Президентом или Правительством варианта, но и предложить свой вариант за-кона. В течение трех недель месяца депутаты занимаются рабо-той непосредственно в Думе. Четвертая неделя – работа в окру-гах, с избирателями. На самом деле, полномочия депутатов по работе с населением весьма ограничены. Они не могут подме-нить собой исполнительную власть. Но могут помочь разобрать-ся. Допустим, послать номерной запрос на основании жалобы избирателя в милицию, ЖЭК или даже в Правительство. Прин-ципиальное отличие депутатского запроса от жалобы обычного гражданина заключается в том, что на запросы положено отве-чать. При чем отвечать исчерпывающе.

Многие рядовые граждане представляют себе Государствен-ную Думу абсолютно неверно. Заблуждение относится к тому, что выбирая себе предпочтения, избиратели часто идеализируют полюбившуюся партию и считают буквально исчадием ада все остальные. На самом же деле, как не существует реального единства внутри фракций (между прочим, это присуще вообще любому коллективу); так нет такой уж принципиальной враж-дебности между депутатами разных политических объединений. Несхожесть идейных взглядов не может послужить причиной ненависти, и все разумные люди это понимают. Неприятие друг друга, которое порой возникает, строится вследствие тех же причин, что и у обычных людей. Разумеется, в каждой фракции есть яркие и интересные личности, да и просто хорошие люди.

Второе заблуждение относится к представлению о Гос. Думе как о неком рае для избранных. Между тем, зарплата большин-ства работников Думы по московским меркам чрезвычайно низ-кая. Два огромных здания на Охотном ряду, соединенные стек-лянным коридором, представляют собой целый мини-город. Здесь есть магазины, аптеки, парикмахерская, столовые и спор-тивный зал. Депутатские же кабинеты являются как будто вызо-вом законодательной власти, или издевательством над ней. Все-гда смешно читать рассказы дилетантов, описывающих огром-ные роскошные депутатские кабинеты с приемной и секретаря-ми. В то время как все эти помещения больше напоминают стенные шкафы в малогабаритных квартирах. Не удивительно, что вице-спикер Думы Любовь Слиска, прибыв из просторов Саратовской администрации, была неприятно поражена дум-ским демократизмом. Критичные жители России, наверное, только порадуются такому аскетизму. Но иностранцев хоть на порог не пускай. Позор. В западных парламентах сортир больше нашего депутатского кабинета. Туалет, кстати, в конце коридо-ра. И приемных с секретарями, естественно, не предусматрива-ется. Попасть в здание Государственной Думы непросто. В бюро пропусков на десятом подъезде постоянно толпятся просители, уже безуспешно пытавшиеся найти правду у местных властей. Это люди, для которых поездка в Москву явилась последней на-деждой. Кое-кто по наивности пытается попасть и в Кремль. Однажды в Центре я видела совершенно древнюю бабушку с многочисленными баулами, которая подошла к милиционеру и на полном серьезе поинтересовалась: “Сынок, а как мне к Пу-тину пройти?” Попытка проникнуть в Думу не столь безнадеж-на. Время от времени предприимчивые пенсионеры даже уст-раивают маленький бизнес на депутатах. Например, дождавшись у центрального входа приезда Г. Зюганова, к нему кидались лю-ди с жалобами на свое бедственное положение. Ему ничего дру-гого не оставалось, кроме как дать им денег. Подобного рода просьбами часто донимали и Жириновского. После амнистии, объявленной Государственной Думой, в аппарат ЛДПР потяну-лись бывшие заключенные с мольбами выдать им денег на билет до родного края, т.к. тюремное начальство об этом не позаботи-лось. И деньги они получили.

Одной особенно холодной зимой вдоль всего думского здания тянулась человеческая цепочка, состоящая из стариков и инва-лидов. Они просили милостыню у депутатов. Больше всего по-ражала строго установленная иерархия в их рядах. Самый стар-ший и наиболее уважаемый пенсионер отбирал просителей по возрастной категории. И лица, не достигшие 75 лет не могли и мечтать о присоединении к этой маленькой компании, на них набрасывались с палками и клюками и отгоняли прочь. К вечеру все тот же почетный председатель распределял между членами своего коллектива дневную выручку.

Вообще, Дума очень демократичный орган. Если, конечно, уже оказался внутри ее стен. Здесь практически никто не ходит с охраной. Даже лидеры фракций. И любой депутат обычно готов выслушать и относится вполне доброжелательно. Самой вежли-вой и воспитанной является фракция КПРФ. Среди них же встречается самое большое количество настоящий зубров от по-литики. Людей, прошедших через советские еще структуры вла-сти. Это и бывший Председатель Совета Министров СССР Ни-колай Рыжков, и участник парада Победы 1945 Валентин Ва-ренников, и член ГК ЧП, знающий себе цену, Анатолий Лукья-нов. В КПРФ строгий отбор, жесткая структура и система колле-гиальных решений. Случайные люди здесь редки. Эта фракция демонстрирует собой своеобразный парад звезд. Давно устав-шие от закулисных интриг, ветераны снисходительно погляды-вают на резвящийся думский молодняк, постоянно попадающий по незнанию, в различные переделки.

Самыми невоспитанными в Думе являются обитатели десято-го этажа старого здания, где размещается фракция Жириновско-го. Впрочем, сам термин “невоспитанные” относится скорее не к самим депутатам, а к группе молодежи, тусующейся около ли-дера либерал-демократов. Имя Жириновского с 1991 года гордо несет за собой шлейф скандальности. Еще перед первыми пре-зидентскими выборами на патриотических митингах стал появ-ляться на первый взгляд незаметный и неважно одетый молодой мужчина, ему предоставляли слово и... слушателям оставалось только поражаться его ораторскому искусству. Потом он начал собирать собственные митинги. И совершенно невероятным об-разом занял третье место на выборах Президента в 1991 году, обойдя весьма солидных конкурентов. Феномен Жириновского неоднократно исследовали, этим занимались целые отделы, о нем писали книги и статьи, хвалили и ругали. Одно несомненно: ЛДПР – это партия лидера. Недаром она сменила название на “Партию Жириновского”. Если в большинстве партий фракция в Думе складывается из прошедших по партийному списку, а так же, победивших в одномандатных округах: то есть выигравших выборы персонально; то во фракции Жириновского в первом со-зыве прошел только один одномандатник Михайлов, а во втором – Логинов. Остальные же депутаты представляют собой никому неизвестную серую массу, вошедшую в Государственную думу исключительно благодаря личному авторитету В.В. Жиринов-ского. Из ярких личностей в этой фракции можно отметить разве что фигуру Алексея Митрофанова, человека, недавно надевшего маску скандалиста, напоминающую Жириновского. Произошло это, вероятно потому, что Митрофанов вполне справедливо ре-шил, что серьезные и умные высказывания, для падкой на исте-ричные “изюминки” толпы, никому не интересны. В предыду-щем созыве членом фракции ЛДПР был Владимир Кузьмич Гу-сев, доктор наук, профессор, бывший член ЦК КПСС и первый заместитель Председателя Совета Министров СССР. Человек чрезвычайно принципиальный, он, уважая лично Владимира Вольфовича Жириновского и состоя в его фракции, тем не менее не стал вступать в партию ЛДПР, не сумев изменить уже не су-ществующей КПСС. Кроме того он, вопреки запрету Жиринов-ского, поддержал импичмент президенту Ельцину, за что и по-платился свои депутатским мандатом. В этой партии и не может быть лидеров, кроме самого В.В. Жириновского. Дело в том, что это структура клановая. Основные посты в аппарате ЛДПР за-нимают родственники Владимира Жириновского. У него их много. Мать Владимира Вольфовича шестнадцатилетней девоч-кой вышла замуж за Андрея Жириновского и родила ему пяте-рых детей: сыновей Юрия и Александра и трех дочерей – Веру, надежду, Любовь. После смерти мужа, в конце войны она выхо-дит замуж за будущего отца лидера ЛДПР – Вольфа. В 1946 г. на свет появился Владимир. Но его отец тоже вскоре погибает и мать Александра Павловна находит себе молодого студента лет на пятнадцать моложе ее. Детей разделяют. Старший сын Юрий отправляется в военное училище, средний сын Александр с се-страми Надеждой и Любовью переезжают в Белоруссию в семью дяди, крупного начальника, наводившего порядок в Минске по-сле освобождения от немцев. С матерью остается только стар-шая дочь Вера и маленький Владимир. После окончания школы, он переезжает в Москву к брату Александру, занимающемуся довольно специфической деятельностью за границей. Кстати, Александр Жириновский успел даже поработать с Г.К. Жуко-вым, занимавшим тогда пост военного министра. А.А. Жири-новский говорил о себе: “Я закончил высшее военное училище. Попал по распределению в Генеральный штаб. Прослужил всю жизнь здесь, в Москве, с частыми выездами за рубеж. Потом я работал тоже здесь, в Москве, тоже в учреждениях, связанных с внешним миром. А потом, когда создавалась ЛДПР, я перешел к Владимиру Вольфовичу. Стараюсь снять с него лишнюю на-грузку: работу, которую ему необязательно выполнять, но без которой не может существовать партия”. Будучи студентом института восточных языков, В.В. Жириновский выезжает на стажировку в Турцию (кстати, он был единственным практикан-том, направленным во враждебную тогда Советскому Союзу страну). Но Владимир Жириновский “прокалывается” на разда-че, как он утверждает, советских значков местным жителям и попадает в турецкую тюрьму. После возвращения оттуда, совет-ские власти о нем надолго забыли и целых двадцать лет его жизни не отмечено ничем примечательным. Но тут начинается Перестройка и тут возникает бунташный Владимир Вольфович Жириновский, противовес как коммунистам, так и демократам и тянущий наиболее аморфную часть избирателей в любом нуж-ном направлении. И рядом находится его брат Александр Анд-реевич, вышедший в отставку и занимающий различные руково-дящие посты в ЛДПР. Партия Жириновского была зарегистри-рована еще в 1990 году, как альтернатива КПСС и называлась она Либерально-демократическая партия Советского Союза. Как я уже сказала, фактически все руководящие посты в партии имеют родственники Жириновского. Это почти не распростра-няется на фракцию ЛДПР в Государственной Думе, за исключе-нием официального лидера этой фракции Игоря Владимировича Лебедева, сына Владимира Вольфовича. Но фракция не делает погоды. Она является уже результатом деятельности партии. Надо сказать, что одно время у Жириновского практиковалась раздача постов не членам семьи. Но эта попытка себя не оправ-дала; люди исчезали, прихватив с собой партийную кассу и пар-тийное имущество. Впрочем, это неудивительно. Они ведь зна-ли, что относятся к ним как к грязи и никакой серьезной роли в партийных структурах они никогда играть не будут. Семья же всегда надежна. Среди членов клана Жириновского встречаются вполне милые люди, например, Вера Андреевна Листопадова (старшая сестра Владимира Вольфовича), традиционно возглав-ляющая культурный и социальный отделы в аппарате, и прин-ципиально не участвующая во всевозможных дрязгах и интри-гах. Однако, среди членов семьи Жириновского, как ни странно, нет не только единства и согласия, но и хоть сколько-нибудь доброжелательного отношения друг к другу. Такое впечатление, что их связывает исключительно деловые отношения, где нет места человечности. Редко, когда кто-либо поздравляет родного брата или сестру с днем рождения, и уж точно никто не поедет к заболевшему родственнику с визитом в больницу. Да и по рабо-те они встречаются нечасто. Каждый руководит своим отделом или направлением и вокруг любого из членов семьи складывает-ся своя группа поддержки, весьма негативно относящаяся к дру-гим группировкам. Представители клана Жириновского ревнуют к успехам друг друга и единственным реальным связующим звеном является для них фигура Владимира Вольфовича Жири-новского. Что касается его, то он всегда на коне. Он, конечно, растерял порядочную часть своего электората, который был у него в 1993 году. Но как бы часто Жириновский не менял пози-ции на противоположные, у него все равно остается немалая часть сочувствующих. Никакие скандалы не могут ему повре-дить. Напротив, идут на пользу. И все это потому, что уязвимым местом большинства политиков является внутренний страх пе-ред нарушением какого-либо стереотипа. Например, допустим, депутат не задумываясь изменяет жене, но он панически боится, что эта измена раскроется. Человека с таким страхом перед внушенными обществом запретами легко можно шантажиро-вать, заставить сделать подлость и отступить от намеченной по-зиции. У Жириновского нет такого рода психологических барье-ров и комплексов. Он легко пропагандирует гомосексуальный секс, рассказывает, сколько у него было женщин и в ответ на обвинение в изнасиловании, только смеется, мол, зачем мне на-силовать, я и так могу иметь кого хочу. Это очень сильная пози-ция. Она практически неуязвима. Поэтому то, что для других людей становится трагедией, для Жириновского очередная сту-пенька триумфа. И он прав, потому что не следует делать то, че-го в последствии будешь стыдиться, а если считаешь, что посту-пал правильно, то нечего потом бояться огласки. В крайнем слу-чае, надо учиться признавать свои ошибки, а не прятаться от них, доводя ситуацию до все большего абсурда.

В нынешнем созыве Государственной Думы 1999 – 2003 гг. огромный вес имеет новосозданное объединение “Единство”. “Медведи” создавались поспешно и далеко не все были уверены в их успехе. Однако, на волне поддержки Путина они получили неожиданно много мест. За них голосовал колеблющийся элек-торат, не имеющий твердых убеждений. “Единство” не одно-родно по составу. Среди депутатов этой фракции есть опытные управленцы из регионов, есть и молодые люди, не успевшие по-работать в политических структурах Состав фракции постоянно сменяем, так как именно оттуда наиболее часто власть призыва-ет людей в Правительство. На место этих депутатов, согласно закону, приходят новые из списка “Единства”. Одного из моло-дых депутатов этой фракции я хорошо знаю. Он, как и я, учился на историческом факультете МГУ, на курс младше меня. Это Игорь Юрьевич Динес. У него любопытно сложилась биогра-фия. Родился он в Москве в 1970 г. в семье известного скульп-тора Ю.С. Динеса и его жены художницы.

Игорь получил прекрасное образование, в том числе и музы-кальное, окончил Московский университет не только с красным дипломом, но и с золотой медалью, которая выдавалась не каж-дый год, успел поработать в первом думском созыве помощни-ком депутата и уехал учиться в Австрию, в Венский универси-тет. Там он получил экономическое и политологическое образо-вание. Вернулся в Москву и... по традиции нашей страны, не смог найти здесь работу, несмотря на дополнительные знания четырех языков. Но в тот момент формировался список “Един-ства” и губернатор Е.Э. Михайлов предложил его кандидатуру. В Думе Динес работает в Комитете по бюджету и сумел выбить для Псковской области, от которой он избран, дополнительные несколько миллионов рублей из недорасходованных остатков бюджета за прошлый год.

 

В целом Государственная Дума представляет собой своеоб-разный живой организм.

Среди ее депутатов встречаются лица с нестандартной поло-вой ориентацией и, напротив, ловеласы, не пропускающие ни одной юбки. Есть трудоголики, постоянно работающие с жало-бами избирателей (что, к сожалению, еще не является гарантом того, что их переизберут на следующий срок, потому что в по-следнее время все большую роль стали играть деньги, а так же, выдвиженцы власти). Много профессиональных юристов, по-стоянно предлагающих свои собственные варианты законопро-ектов. Творческие люди, активно совмещают профессии, как, например, Комиссаров, прилежно работающий в Парламенте и, в то же время, буквально не сходящий с телеэкрана. Напомню, что депутатскую деятельность запрещено совмещать с другими профессиями, за исключением творческого, педагогического и научного видов труда. Хватает в Думе и депутатов, практически не появляющихся на своем рабочем месте. Неоднократно при-ходилось видеть, как в Гос. Думу рвутся люди исключительно за депутатскою неприкосновенностью. К счастью, многих часто останавливает то, что это не так просто. И даже фракции, почти откровенно продающие места в списках, требуют соблюдения определенной дисциплины и включения в работу. К тому же, ес-ли дело намечается серьезное, то неприкосновенность снимут. А некоторые демократические фракции вообще ратуют за лишение неприкосновенности всех депутатов. Хотя, с моей точки зрения, подобная акция полностью убьет оппозицию, так как не будет никаких сдерживающих факторов для фальсификации дел про-тив неугодных депутатов.

 

Глава 7.

Г у б е р н а т о р Е. Э. М и х а й л о в.

 

Совет Федерации в своем прежнем составе, когда в нем еще собирались губернаторы и председатели областных законода-тельных собраний был, как это ни странно, еще более демокра-тичным органом, нежели Государственная Дума. Здесь легко можно было пообщаться с любым и, практически недоступным в своем регионе, Президентом республики. Или, например, чрезвычайно популярный мэр Москвы Лужков, за право при-ближения к которому ведется борьба даже среди его окружения, в здании Совета Федерации на Большой Дмитровке был абсо-лютно доступен. За ним даже не слишком гонялись падкие до сенсации репортеры со своими телекамерами. В некий момент приблизительно в течение 1999 года, Совет Федерации пред-ставлял собой даже большую оппозицию Президенту, чем Госу-дарственная Дума. А без Совета Федерации нельзя было при-нять многие серьезные государственные решения. Например, среди полномочий Совета Федерации по Конституции числятся: утверждение чрезвычайного и военного положения, решение вопроса об использовании вооруженных сил за пределами Рос-сии, назначение выборов Президента Российской Федерации, отрешение от должности, назначение на должность судий Кон-ституционного, Верховного и Высшего Арбитражного судов, а так же, назначение на должность и смещение Генерального про-курора. Помимо глав законодательных собраний, в Совет Феде-рации входили 89 глав регионов, чувствующих за собой силу в особенности, когда они собирались вместе и отстаивали корпо-ративные интересы. Одним из таких людей был губернатор Псковской области Евгений Эдуардович Михайлов. Я знаю его пятнадцать лет. Мы учились на одном курсе на историческом факультете Московского Государственного университета им. Ломоносова. Среди студентов этого курса было немало выдаю-щихся личностей. Кто-то обращал на себя внимание своими критичными в отношении властей выступлениями, интересны-ми научными изысканиями, как, например, Вячеслав Юрченко, подававший большие надежды, но так и не защитивший диссер-тации и имеющий сейчас инвалидность. Выделялись дети высо-копоставленных чиновников, от внука Председателя Президиу-ма Верховного Совета А.А. Громыко (формально главы государ-ства), до сыновей и дочерей местных властителей. Пробиться в той среде, будучи простым мальчиком из глубинки было доста-точно сложно. Однако, такие ребята встречались. Один из них, Радик Махмудов, возглавляет сейчас в Москве институт. Дру-гой, Игорь Никифорович Ермолаев, уже в студенческие годы от-личался от однокурсников повышенной серьезностью и глубо-кими знаниями. Как потом выяснилось, он успел повоевать в Афганистане, был награжден, и до Московского университета учился на философском факультете Ленинградского универси-тета. После неудавшейся защиты Белого Дома в октябре 1993 года, Ермолаев даже прятал у себя от гнева властей будущего губернатора и тогдашнего депутата Моссовета Евгения Михай-лова.

Оригинальную биографию Михайлова удачно описала его од-нокурсница О.А. Долгушева в статье для газеты “Кречет” в 1996 году, еще до того, как он в первый раз был избран губернатором Псковской области. Предлагаю отрывок из этой статьи:

“Политическая жизнь последних дней выдвинула на первый план знакомое имя: в Пскове во второй тур губернаторских вы-боров вышел Евгений Эдуардович Михайлов.

Вспомнились события шестилетней давности, когда мы, студенты-выпускники Истфака МГУ, узнали, к своему немало-му удивлению, что наш однокурсник, Женя Михайлов, выбран депутатом Моссовета – того самого, знаменитого, где были Г. Попов и С. Станкевич...

Как? Студент, не москвич, мрачновато-замкнутый молодой человек, длинные волосы, небрежный костюм... Не совсем при-вычно для нас, легкомысленно-элитных москвичей (а на нашем курсе учились ребята из Дома на набережной, внук Андрея Гро-мыко): нам все давалось проще, нам не приходилось доказывать свое право на место в одном из лучших вузов страны.

И вот – удививший всех взлет: тот самый Женя Михайлов – депутат Моссовета, депутат ГосДумы, кандидат в губерна-торы Пскова... Уже слышатся скептические усмешки: знаем, мол, таких карьеристов... Он теперь, небось, и здороваться не будет...

Мальчишка из Великих Лук. Его жизненный путь начинался вполне заурядно: коммуналка, отчим; школа, после – Великолук-ский строительный техникум, армия... Но не это, а свойствен-ная характеру жажда знаний и целеустремленность определи-ли дальнейшую судьбу: после армии Женя Михайлов подает за-явление на истфак МГУ и через год поступает туда.

Удачная карьера! Работа после МГУ в Моссовете, женитьба на москвичке, затем ГосДума – казалось бы, о чем еще меч-тать? Но такая теплая и удобная жизнь – не для Евгения Ми-хайлова. Пока другие – говорят, он делает.

В комитете по бюджету ему удалось выбить 20 миллиардов на здравоохранение, столько же – на развитие и содержание автомобильных дорог.

В родном Пскове Е. Михайлов организовывает благотвори-тельные концерты, все средства от которых идут на памят-ник воинам-десантникам, погибшим в Чечне, на детские при-юты. Он изыскивает средства на реконструкцию зданий в Пскове, оказывает реальную помощь старикам, солдатам, ра-ненным в Чечне, инвалидам; но все это замалчивается. Поче-му?”

Конечно, у него был сложный путь. Расти без отца с постоян-но замотанной на тяжелой работе матерью, в маленьком про-винциальном городишке на границе с благополучной Эстонией, не являющимся даже областным цетром. Суметь поступить от-туда, пусть даже не с первой попытки, в лучший ВУЗ страны и закончить его с красным дипломом, было почти подвигом. Я однажды бывала в Великих Луках в годы Перестройки. Кроме зачерствевшего хлеба и грузинского чая по талонам на прилав-ках там не было ничего. Сама атмосфера города производила удручающее впечатление своей нищетой и убогостью. Наверное, это и породило определенное мужество в характере, стремление чего-то добиваться и побеждать. Для российских ветвей власти достаточно характерным явлением стало появление в своих ря-дах людей из глубинки, из многодетных или неполных семей. Данная ситуация сложилась благодаря достижениям (это нельзя не отметить, не покривив душой) советской политики, открыв-шей такую возможность. Тем не менее большинство населения так и осталось загнивать в своих дальних городках и селах, гор-батиться на закрывающихся заводах и постепенно спиваться.

Когда Михайлов был избран губернатором, большинство на-реканий в его адрес связано было с его недолгосрочным пребы-ванием в партии Жириновского. Как, например, охарактеризовал это Борис Федоров: “Принадлежность к партии Жириновского для меня его сразу делает политическим противником. Если че-ловек годами мог быть в партии Жириновского, я его лично уважать не могу. Ни один уважающий себя патриот или демо-крат в партии с таким клоуном в виде руководителя быть не может. Я могу только сожалеть о судьбе Псковщины”.

Газета “Кречет” провела опрос среди политиков, поинтересо-вавшись, как они отнеслись к избранию Михайлова губернато-ром еще в 1996. Я цитирую: “Я очень боюсь, что как только во главе области оказался губернатор-жириновец, область начнут образцово-показательно наказывать. Сам Михайлов – прелест-ный человек и умница. Но он – плоть от плоти этой партии. Александр Невзоров”.

Почему-то некоторые даже считали, что своими успехами в политике Евгений Михайлов обязан Жириновскому. Но следует напомнить, что Михайлов выигрывает уже пятые выборы под-ряд (тем или иным образом). Первый раз он был избран еще в Моссовет, когда не имел к Жириновскому никакого отношения, наоборот, Жириновский взял к себе уже действующего полити-ка. После избрания Михайлова губернатором, Жириновский не сдержал обещаний, касающихся благ для Псковской области. И молодому губернатору (ему тогда было 33 года), пришлось вы-кручиваться самому. Он набрал команду единомышленников, многих из которых он знал давно. Среди них был опять же од-нокурсник Михайлова по историческому факультету Сергей Би-говчий, выходец с Украины, без колебаний переехавший на по-стоянное место жительства в Псковскую область и возглавив-ший один из отделов администрации. Другим был товарищ Е. Михайлова по Моссовету, бывший депутат, а ныне заместитель губернатора Дмитрий Владимирович Шахов. Он вообще, уехав в Псков с Михайловым, оставил в Москве и карьеру и квартиру. Шахов, человек с двумя образованиями, профессиональный юрист, со своей обаятельностью является всеобщим любимцем как московских высокопоставленных чиновников, так и работ-ников псковской администрации, от секретарши, до шофера.

Е.Э. Михайлов начал возобновлять в дотационной северо-западной области производство. Открыл несколько заводов. Создал новые рабочие места. Реставрировал “Пушкинские го-ры”, включая знаменитое “Михайловское” и старинные истори-ческие центры, например, Изборск. Дел, правда, в области, не-початый край. Но и у Михайлова второй губернаторский срок еще не закончился.

 

Глава 8.

Ю р и й С к у р а т о в.

Белый волк среди шакалов.

 

Однажды в день моего рождения 18 мая раздался необычный звонок: “Злата Олеговна? Это Юрий Ильич Скуратов”. Я оне-мела.

Мое знакомство с Генеральным прокурором Скуратовым бы-ло из разряда чудес. Когда я решила сделать про него материал для газеты, возник вопрос, каким образом на Юрия Ильича вый-ти. Жил он, я знала, на государственной даче, находившейся на закрытой и охраняемой территории; звонить в Генеральную прокуратуру и объясняться с равнодушными чиновниками было смешно... Пока я размышляла на эту тему, около книжных киос-ков в Гос. Думе, мне встретился А.Г. Невзоров, изучавший имеющуюся литературу. Я поделилась с ним данной проблемой и он тут же посоветовал: “Через Илюхина. У них прекрасные от-ношения”.

- Да я сама знаю, но я с Илюхиным не знакома. Не хочется мне с ним связываться.

- Виктор Иванович – милейший человек. Ничего не бойся. Он тебя наверняка знает. Ты уже примелькалась.

Виктор Иванович Илюхин был на тот момент главным пуга-лом в Государственной Думе. Его резкие непримиримые высту-пления повергли в такой шок оппонентов и даже коллег, что не всякий депутат рисковал к нему приблизиться. Плохо знающие его люди, его опасались, а то и попросту боялись. Но Александр Невзоров всегда отличался редкой интуицией и отлично чувст-вовал людей. Поэтому его суждениям я доверяла. И все же... меньше всего мне хотелось просить о чем-то незнакомого мне зубастого волка. Однако, собрав волю в кулак, на трясущихся ногах, я рискнула подойти к Илюхину и изложила свою просьбу. Он очаровательно улыбнулся и посоветовал обратиться к его за-местителю (Илюхин возглавлял Комитет по безопасности) С.С. Босхолову, депутату от НДР: “Он со Скуратовым каждое вос-кресенье играет в футбол. Он Вам поможет, скажите, что я просил”. Но, несмотря на ссылку на его шефа, Босхолов даже не поднял на меня головы, пробурчав что-то типа: “Много тут вас ходит, а Скуратов один”.

- Можно я Вам хотя бы отдам статью?

- А она у Вас готова? – удивился Босхолов.

- Да.

- Несите.

Я отдала бумаги, абсолютно не надеясь на результат. При та-ком отношении, не забыть взять бумаги из Думы, потом захва-тить их на матч, да еще и вспомнить, что надо их передать Ску-ратову... В общем, дело мне казалось совершенно безнадежным. Каково же было мое удивление, когда в следующий мой визит, Босхолов, увидев меня, вскочил на ноги и радостно воскликнул: “Я ему все передал. Он Вам позвонит”. Надо сказать, что ко вто-рой части его восклицания, я тоже отнеслась весьма скептиче-ски. Однако, звонок Скуратова не заставил себя ждать. Я, разу-меется, тут же предложила встретиться и он согласился, поинте-ресовавшись, где. Я робко предложила заехать ко мне, зная, что ему это по дороге. Он опять согласился. Мне все это казалось невероятным. Ну, неужели действительно, одно из первых лиц государства, так запросто поедет в гости на частную квартиру к незнакомому человеку. Мало ли какая провокация может его там ожидать.

Тем не менее, в назначенный срок раздалсяя сначала звонок в домофон, а потом открылась дверца лифта и оттуда вынырнул колоссальных размеров детина (один из охранников Скуратова, другого он оставил в машине); а за ним вышел скромно одетый человек, в домашнем свитере и с потертой сумкой через плечо, Генеральный прокурор Ю.И. Скуратов. Один из восьми офици-ально охраняемых государством лиц. Напомню, что к этой по-четной восьмерке относятся: Президент Российской Федерации, Премьер-министр, Председатель Гос. Думы и Председатель Со-вета Федерации, Генеральный прокурор, главы Конституцион-ного, Верховного и Высшего Арбитражного судов. Охранника я в дом не впустила, попросту закрыв перед ним дверь. Мне про-сто негде разместить его в своей заурядной московской кварти-ре. И Скуратов, поспешно обернувшись, сказал: “Саша, подож-ди меня здесь”.

Кстати, таким образом порой и рождаются легенды. Те, кому это положено по службе, разумеется, доложили, что Скуратов провел два часа у неизвестной молодой женщины. Тем более, что визиты эти вскоре стали регулярными. Интересно, кто в со-стоянии поверить, что мы при этом пили чай или минеральную воду (иногда вино) и беседовали. А именно так все и было. В том, что слежка присутствовала, мы не сомневались. Скуратова “вели” довольно плотно. За его машиной следовала другая, те-лефонные переговоры и разговоры в машине прослушивались. Однако, не чувствуя за собой никакой вины, Юрий Ильич об-щался свободно и чрезвычайно доверял людям. По поводу лич-ного обаяния Скуратова очень точно выразился корреспондент Игорь Докучаев, с которым мы вместе ездили на дачу Скурато-ва: “Надо же, великий человек может быть таким простым в общении”. Во время наших бесед, я изложила Скуратову свой план – выдвижение его на должность Президента. Тогда у вла-сти еще стоял Ельцин, а о Путине в народе и не слышали. Моя идея была такова: заключить договор с ненавидимым Юрием Ильичом Березовским, бывшим тогда в полной силе и предло-жить ему альянс. Я предлагала, чтобы Борис Абрамович Бере-зовский взял на себя переговоры с Кремлем, относительно кан-дидатуры “преемника” и гарантий, а так же, пиаровские техно-логии, получив за это кресло Премьер-министра. А Юрий Ильич стянул бы под себя, всегда сочувствующих ему коммунистов, которые вынуждены были бы пойти на уступки такой выигрыш-ной (при данном раскладе) фигуре. О Березовском, впрочем, они знать были не должны. Кроме того, я надеялась на союз с только нарождающимся, но в тот момент мощным и оппозиционным “Отечеством”. Таким образом, в конфронтации с нами были бы только ультрадемократические группировки, которые, в силу их немногочисленности, можно было бы не принимать в расчет. Много времени я потратила на то, чтобы убедить Скуратова в необходимости союза с его заклятым врагом Березовским. На-верное, он даже подумал, что я являюсь агентом БАБа. Я исхо-дила из того, что Борис Абрамович, человек чрезвычайно често-любивый, устал от роли могущественного, но тайного политика. Делала я ставку и на романтизм Березовского (а он у него безус-ловно присутствует. Об этом говорил и хорошо знающий его Невзоров). Я не сомневалась, что будучи Премьер-министром, Б.А. Березовский приложит все силы, которые он раньше тратил на иные проекты, чтобы вытащить страну на уровень передовых держав. При этом у него бы не было нужды в личном обогаще-нии, более того, я убеждена, что он бы отдал свое последнее, лишь бы доказать, на что он реально способен и чтобы заслу-жить любовь и доверие народа. С последним бы, кстати, ничего не вышло, но об этом ему пока не обязательно было знать. Дело в том, что грехи, которые простятся Иванову, Петрову или Кась-янову, например, рост цен, спад экономических показателей и т.д., никогда не сойдут с рук такой одиозной фигуре, которой пугают маленьких детей, как Б. Березовский. И он, зная это, не допустил бы ничего подобного. Что касается Юрия Ильича Ску-ратова, то люди, познавшие на себе его обаяние, могут подтвер-дить, что лучшего представителя на международных перегово-рах трудно себе представить. Его собеседники, сами того не за-мечая, попадают под его влияние и готовы даже отступиться от задуманного в его пользу.

Так или иначе, плану этому не было суждено осуществиться. И когда в начале января 2000 года Юрий Ильич позвонил мне с предложением принять участие в его Президентской кампании, было понятно, что дело это проигранное. Но я согласилась, так как друзей надо поддерживать в любом случае. К тому моменту еще не затих безобразный скандал под названием “Человек, по-хожий на Генерального прокурора”. Надо сказать, что к чести многих политиков, так называемое разоблачение “аморального поведения Генпрокурора” не поддержали. Напротив, возмущен-ный Совет Федерации, несколько раз фактически единогласно отказывал Президенту принят отставку Скуратова. Я выпустила статью под названием “Прокурор и Президент или Прокурора в Президенты!” Вот из нее отрывок:

“Лично меня больше всего поражает наглость и цинизм об-щества, осуждающего не только за недоказанное и незакон-ное, но и за то, что является нормой фактически для любого полноценного человека. Христос сказал хрестоматийное: “Кто из вас без греха, пусть первый бросит камень...” И люди, сму-тившись, отступили, ведь известно, что громче всех “держи вора” кричит сам вор. Так во что же превратилось наше обще-ство, так активно затаптывающее и бичующее? Почему ни у кого не хватает смелости сказать, что нет тут ничего предо-судительного и просто плохого? Ни с точки зрения законности, ни с точки зрения морали. Жириновский, заявивший в книге “Аз-бука секса”: “Нет импотентов, есть плохо работающие или сексуально неумелые женщины” (в чем он, кстати, абсолютно прав – делайте выводы) и призывающий к свободной любви, об-виняет Генерального прокурора в аморальности. Борис Ельцин, над которым навис импичмент с тяжелейшими обвиненями в геноциде собственного народа, вообще ведет себя прямо по ус-таву Петра I, как “самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен”. Все они устроили дикую противоестественную фантасмагорию по поводу выду-манного ими самими дела”.

В защиту Скуратова высказались многие известные политики. Например, депутат ГД Владимир Семаго: “Очень много разго-воров идет о статье закона “О Прокуратуре”, где говорится, что Генеральный прокурор должен отвечать требованиям “моральной чистоты”. Но я за более суженное понятие, чем мораль в общем. Собственно, прокурор должен быть мораль-ным человеком и не брать взяток, не пользоваться служебным положением, то есть он должен в своих моральных помыслах быть чист в отношении своей профессии и должности. Все, что касается личных человеческих отношений между мужем и женой, между людьми – это всегда предмет, который называ-ется – личное отношение и оно не должно становиться пред-метом гласности, не может являться смертельным оружием для уничтожения политического противника”.В этой истории проявляется аморальность нашего общества”.

Губернатор Е. Михайлов дал очень интересную трактовку: “В понятие о “моральной чистоте”, в первую очередь, должно входить то, что касается службы, а в отношении всего ос-тального – это личное дело. Вот, интересно, а гомосексуалист может быть Генеральным прокурором?

Это понятие “моральной чистоты” очень расплывчато. То есть никаких запретов, скажем, для гомосексуалистов нет, чтобы служить в Прокуратуре.

Если человек честно исполняет свои служебные обязанности – это и есть “моральная чистота”.”

Г.А. Зюганов, председатель фракции КПРФ: “Необходимо вернуть на работу Генерального проурора Скуратова. Совет Федерации затягивает решение этого вопроса. Прокуратура не работает без этого. Без этого невозможно бороться ни с тер-роризмом, ни с бандитизмом, ни просто с преступностью. Не-обходимо восстановить право Парламента создавать комиссии и заслушивать любое должностное лицо”.

- Против России развязана террористическая война, в стране бушует коррупционный скандал, в этой об-становке продолжает быть отстраненным Генераль-ный прокурор Юрий Ильич Скуратов, у него проводятся незаконные обыски. Как, по-вашему, все это отрази-лось на правовой ситуации в стране?

“Ну, как это могло отразиться?! Если с Генеральным проку-рором так можно проступать!! Как против него возбудили уго-ловное дело? Вызвали Росинского в два часа ночи. Я не знаю, Сысуев теще подсказал или еще кто? Написал он на коленке де-ло против Скуратова. На основании этого дела Ельцин утром выпускает Указ. Все – 300% сплошная подтасовка. И затем отстраняют прокурора. Присылают свои службы, которые опечатывают кабинет. Больший идиотизм трудно себе пред-ставить”.”

В.И. Илюхин, Председатель Комитета по безопасности: “Все судопроизводство в отношении Скуратова, или, как иногда го-ворят, по его делу, незаконно. Оно незаконно было изначально. Изначально ненадлежащее лицо возбудило уголовное дело. По-том городской суд подтвердил необоснованность продления срока расследования по этому головному делу”.

Но вот к власти приходит Путин, и Совет Федерации покорно снимает с должности Генерального прокурора Скуратова. “Зави-сают” начатые им дела о злоупотреблениях и коррупции в выс-ших эшелонах власти и семье бывшего Президента. Когда Юрий Ильич выходил из Совета Федерации после отставки, государст-венной машины уже не было на улице. Ему даже не дали воз-можности доехать до дома.

Что касается избирательной кампании Скуратова, то она из-начально обещала быть интересной. Дело в том, что предвыбор-ный штаб возглавлял генерал Юрий Муратович Баграев. Чело-век, известный тем, что отказался вести уголовное дело против Скуратова, найдя в нем ряд нарушений. Фамилия непокорного генерала гремела тогда на всю страну, он побывал “героем дня” на НТВ и в других программах и, в результате, лишился своего поста и работы в Главной военной прокуратуре. Мне его посту-пок показался просто героическим и я даже считала, что Скура-тов в определенной степени ему обязан. Видимо, Юрий Ильич тоже так думал. Избирательный штаб кандидата в Президенты Ю.И. Скуратова располагался в здании на Армянском переулке. Ю.М. Баграев производил впечатление чрезвычайно деятельно-го человека, вникающего во все проблемы и работающего, прак-тически, 24 часа в сутки. И было непонятно, почему против него внутри штаба сразу же сложилась оппозиция. Баграев выглядел обаятельным человеком, с наивной детской улыбкой и неизмен-ной доброжелательностью по отноешнию к коллегам. К томе же, он был необыкновенно скромен: носил недорогой костюм, жил в небольшой квартирке и на работу добирался на метро. Я не знаю, сразу ли он ставил своей задачей провалить кампанию Скуратова или это произошло под нажимом в какой-то момент. Но сведения для сборщиков подписей он сразу же выдавал не-верные. Напоминаю, что кандидат в Президенты должен пред-ставить один миллион подписей избирателей в свою поддержку, без этого он не будет зарегистрирован. Но тогда, в связи с дос-рочной отставкой Президента, собирали “всего” пятьсот тысяч. Сбор подписей дело чрезвычайно тонкое. Малейшая ошибка в заполнении листа приводит к выбраковке его в Центризбиркоме. И вот Баграев говорит сборщикам, что нет необходимости на подписном листе указывать область, в которой собираются дан-ные подписи, достаточно написать название города и все ос-тальное. Вроде бы мелочь. Но на таких мелочах была выбрако-вана чуть ли не половина собранных подписей. К счастью еще, некоторые сборщики оказались достаточно опытными, чтобы оформить лист как полагается. Может быть, Баграев давал не-верную информацию по неведению. Но как можно поверить в это, когда дело касается столь серьезного следователя, привык-шего проверять все мельчайшие детали, генерала прокуратуры? Но наконец, с огромным трудом собранные в кратчайшие сроки подписные листы были сложены и рассортированы в три гро-мадные кипы. На одной из них крупными красными буквами было написано “Брак” (Разумеется, изначально подписи прове-рялись и выбраковывались самими работниками штаба, до сдачи их в Центральную Избирательную Комиссию). На второй пачке стояло слово “Резерв”. И третью можно было сдавать в ЦИК. И вот, после того, как Баграев с помощниками, запершись, пора-ботал с этими папками, произошли необъяснимые вещи. Часть откровенно бракованных подписей почему-то ушла в Центриз-бирком (я это точно знаю, потому что сама браковала их: они представляли собой такую безобразную кашу с перечеркивани-ем и замазыванием строчек, что принять их было просто невоз-можно). Часть же листов, без единой пометки о причинах забра-ковки, вернулась в регионы к разъяренным сборщикам, которые тут же сообщили народу, что Скуратов издевается над людьми. Таким образом, даже если бы подписи ЦИК принял и зарегист-рировал Скуратова в качестве претендента, голосовать бы за не-го все равно уже никто не стал. Впрочем, я думаю, Баграев на-деялся, что Скуратову ЦИК не пройти и тогда вся вина за провал была бы взвалена на человека, отвечающего за проверку подпи-сей, Валерия Михайловича Лашкова. А сам Баграев остался бы чист, так как подписи были сданы к сроку. Но надо отдать должное Лашкову, ему удалось отстоять подписи в ЦИКе. С гео-графическими справочниками в руках, Лашков и Гущенко дока-зывали комиссии, что город Великие Луки находится в Псков-ской области, а, к примеру, Торжок на территории Великого Новгорода, и городов с аналогичным названием в других облас-тях не существует (ведь основная придирка была связана с тем, что на листах не указывались названия регионов). После вто-ричной выборки, подписи ЦИК прошли. Но это уже ничего не могло изменить. Скуратов не хотел предпринимать каких-либо радикальных шагов, да в этом уже и не было необходимости.

Надо сказать, что всегда основной проблемой Юрия Ильича, он, кстати, сам это признает, были кадровые ошибки. В период работы в Генеральной прокуратуре, он не сумел помешать про-тивостоянию своих подчиненных Чайки, Демина и Розонова (ко-торые впоследствии предали Скуратова) заместителю Генераль-ного прокурора Михаилу Борисовичу Катышеву. Юрий Ильич сам характеризовал Катышева как блестящего следственного работника и чрезвычайно порядочного человека, но в момент травли его, Скуратов оставался над схваткой. Наверное, дело в том, что не в характере Ю.И. Скуратова поверить в нечисто-плотность людей, которых он считает своими друзьями. И, когда возникают какие-то интриги, он старается сохранить нейтрали-тет. Это прекрасное качество, но иногда следует принимать бы-стрые и жесткие решения. Что касается Михаила Борисовича Катышева, то мне не доводилось больше ни о ком слышать столько хвалебных эпитетов от самых различных людей. И мне все время чудился в этом какой-то подвох. Ведь не бывает иде-альных людей, делающих только хорошее! Но единственная встреча с Катышевым заставила меня поменять это мнение и я с радостью присоединяюсь к голосам его почетателей, охаракте-ризовав Михаила Борисовича как человека проницательного, скромного, умного и порядочного.

В истории же с Баграевым, я высказала свое видение событий, не претендуя на объективность и не вынося обвинительный вер-дикт. Мне самой было очень тяжело разочаровываться в челове-ке, которого я считала эталоном порядочности. Поэтому, если мои наблюдения окажутся ошибочными, я буду только рада.

В отношении дальнейшей судьбы бывшего Генерального про-курора Ю.И. Скуратова, можно заметить, что он не только поли-тик, но и ученый, доктор юридических наук, автор огромного количества научных работ, поэтому за его профессиональную деятельность можно не волноваться. К своей работе Генераль-ного прокурора Скуратов всегда относился очень ответственно. Ему и в голову не приходило подтасовывать или, наоборот, “за-минать” факты, касающиеся расследования громких политиче-ских дел. Именно эта непримиримость и стоила ему разрыва с Президентом Ельциным. А вместо того, чтобы торжественно от-читаться и быстро закрыть дело, он лично допрашивал человека, признавшегося в убийстве В. Листьева и установил, что этот гражданин никак не мог быть убийцей. Остается только сожа-леть, что нынешняя власть ставит Скуратову всевозможные пре-поны в развитии карьеры. Но в период Перестройки он уже имел министерский пост, но потом до назначения его Генеральным прокурором прошло еще много лет. Поэтому время у него впе-реди есть. Свою биографию он подробно изложил в книге “Ва-риант Дракона”, а я, для ознакомления читателей, предлагаю свой вариант его жизненного пути, о котором он рассказал мне в одном интервью:

- “Расскажите, пожалуйста, какое у Вас было детство? Что на Вас больше всего повлияло? Были ли счастливые мо-менты?

Ю. Скуратов. Я считаю себя обычным человеком, без каких-то особенностей. Родился я в городе Улан-Удэ. Специфика мое-го детства состояла в том, что наш дом был на окраине города, и сразу же за домом начинался лес: и что я вынес из детства –это любовь к природе. После школы мы всегда были в лесу, летом – грибы, ягоды, даже игра в футбол, зимой – лыжи, охота.Я со-хранил тягу к российской природе и переживал, что не все, что в России есть интересного, я увидел. Ну, допустим, Байкал хоро-шо знаю, был на Камчатке, на Новой Земле, на Дальнем Восто-ке, Урале, Сибири. Но многое не посмотрел – та же Карелия, Север наш. Хотя бы в Ханты-Мансийске, там Обь, Иртыш. Была мечта побывать в Туве... Так что детство, как я уже сейчас по-нимаю, наложило большой отпечаток... Наибольшие радости в детстве? Не знаю. Проблема была в том, что я очень рано отца потерял и жил с отчимом. Я благодарен судьбе, что она мне ба-бушку подарила, которая мне заменила отца в какой-то мере. Бабушка очень большую роль в моей жизни сыграла. Широкая общественность знает, что бабушка 50 лет в прокуратуре прора-ботала вахтером, и она мне и дала профессию, может быть ми-ровоззрение такое привила. Трудолюбие у нее было исключи-тельное. Она мужа лишилась – он погиб на фронте, и она одна воспитывала троих дочерей. Всегда у нее было желание помочь в трудную минуту, требовательность к себе, скромность в быту, и мы очень скромно жили. Бабушку я с большой любовью вспо-минаю, и после ее кончины я понял, что целая эпоха для меня закончилась, какая-то связь оборвалась с детством. Я очень тя-жело переживал смерть бабушки...

- А какие у вас были любимые книги?

Ю.С. Читал все и как-то бессистемно. Наверное, это опреде-ленный пробел в образовании. Но увлекся шахматами, и мне, как ни странно, очень нравится учебник Ласкера. Он пишет на шахматные темы, но там и философия есть и отношение к лю-дям. Еще мне нравились книги, где есть описания мест, где я родился. В детстве я очень любил Бажова. Язык у него очень хо-роший, сочный. А когда я стал студентом, приходилось подра-батывать, хотя я учился на дневном отделении и учился хорошо, у меня не было ни одной четверки, одни пятерки, но приходи-лось подрабатывать, потому что стипендия небольшая, и из до-ма почти не посылали, и я ощущаю, что читал не так много, как хотелось бы. А потом в аспирантуре пошла научная литература. Тогда многие вещи не прочитал, потому что не все разрешали читать. Того же Солженицына, “Архипелаг ГУЛАГ”, я в Герма-нии прочитал, хотя надо было заниматься другими вещами (сме-ется Юрий Ильич), а я читал наших диссидентов... Читал, ко-нечно, и французских классиков. Но я считаю, что классика на то и классика, что ее надо со временем перечитывать. Совер-шенно иное восприятие. Вот сейчас буду потихонечку это де-лать, пока есть время.

- Это правда, что Вы служили в спецназе?

Ю.С. Тогда это называлось спецбатальон милиции. 5-й от-дельный моторизованный. Я служил как рядовой после институ-та, у нас не было военной кафедры. Офицеры меня активно ис-пользовали для обучения солдат основам права, поскольку все знали, что я юрист. Меня забрали прямо из аспирантуры. Я по-могал солдатам правильно оценивать ситуации. У нас был очень высокий уровнь подготовки. Я считаю, что это хорошая система. Несколько задержаний преступников – на моем личном счету, за грабеж и за ряд других преступлений. Когда Брежнев с Фордом встречались, мы летали на обеспечение мероприятия в декабре 1974 года, так что я на своей шкуре почувствовал, что такое служба настоящая. Нас здорово тренировали, и мы не уступали никакой части, а многие даже превосходили.

- А вы в детстве предполагали, что станете великим челове-ком?

Ю.С. Ну, насчет великого – это вы загнули... Честно говоря, я об этом не думал. Но что какой-то потенциал был – да. Потому что я и в школе выделялся, и институт закончил с красным ди-пломом. Защитил кандидатскую диссертацию рано.

- Да, и Вы были самым молодым доктором юридических на-ук...

Ю.С. Да, в 35 лет докторскую по тем временам было почти невозможно защитить. Так что, наверное, какой-то потенциал был. Другое дело, насколько адекватно он реализовался. У меня два восхождения во власть было. Первое, когда я приехал в Мо-скву и на излете партийной системы стал зам. зав. отдела ЦК КПСС по законодательным инициативам и правовым вопросам. Это должность равная союзному министру. А Генеральный про-курор – это второе вхождение во власть.

- Вы много бывали за границей. Скажите, есть что-то в их правовых системах, что можно было бы использовать у нас?

Ю.С. Очень много надо использовать. Мы затянули с анти-коррупционными мерами; многие вещи, связанные с контролем за операциями, создание реестра недвижимости, наведение чет-кого порядка в регистрации коммерческих структур – все это мы с опозданием делаем. Плохую службу сослужили разговоры, что рынок – это вседозволенность. На Западе есть банковская тайна, но она не для следствия, не для правовых органов. Например, говорят: тайна вкладов в швейцарские банки. Но она не является абсолютной. И в Швейцарии довольно жесткий механизм. У банков есть обязанность информировать о всех подозрительных операциях своих клиентов в правоохранительные органы. У нас же Центробанк под нажимом не давал нам сведения, которые говорили о коррупционных сделках. Мы односторонне исполь-зовали опыт рыночной экономики – в плане свободы, а в плане механизма госконтроля, правового регулирования условий су-ществования рыночной экономики, – в этой части мы неохотно заимствовали. И вот к чему это все привело.

И есть еще одна проблема: мы акцентировали внимание, ко-гда начали правовую реформу, на американском опыте. Но мы забыли, что страна континентального права. Нам ближе тот же германский опыт законодательный, или той же Франции. Это отвечает и нашему менталитету и специфике тех отношений, ко-торые в России есть. Нужно уметь правильно использовать зару-бежный опыт, создать технологии, при которых та или иная мо-дель работает. Разделение властей взяли, но где же разделение властей при такой Президентской власти?

- Кстати, насчет разделения властей... Как Вы считаете, какая должна быть система? У нас считается смешанная рес-публика. Президент болтается между ветвями власти. Как Вы считаете, как было бы лучше?

Ю.С. Конечно, Президентские полномочия слишком гипер-трофированы. Об этом я еще в научных статьях писал. Все то, что в пользу усиления Президентской власти – от французской модели и частично от американской. А те сдержки и противове-сы, которые есть и во французской, и в американской модели, отброшены.

- Во Франции Президент не может поставить подпись без подписи премьера. А в Америке Президент не может вносить законопроекты в Конгресс...

Ю.С. Нет, администрация вносит законопроекты. Но в Аме-рике очень сильный Конгресс. Ни Дума, ни Совет Федерации не имеют расследовательских полномочий, контрольных полномо-чий. А возьмите Конгресс США – специальная комиссия с очень жесткими объемными полномочиями по контролю. Или расхо-дование средств федерального бюджета, решение вопросов, свя-занных с ассигнованиями. Например, война в Югославии. Ис-черпали средства – теперь ставят об этом вопрос. А у нас по-следний транш не был оформлен. Решение ГосДумы о заимст-вованиях не было принято, то есть эти деньги и получены с на-рушениями российского законодательства. В Америке такое во-обще невозможно. Поэтому у нас действительно система разде-ления властей должна быть тщательно сбалансирована. А у нас хоть в Конституции записано разделение властей, по технологии понятно, что никаким разделением не пахнет.

- А Вы ведь работали над альтернативным проектом Кон-ституции?

Ю.С. Да, мы втроем с Августом Алексеевичем Мишиным, профессором юрфака МГУ, с Вячеславом Никоновым, Прези-дентов фонда реформ под руководством академика Шаталина подготовили свой альтернативный вариант Конституции. И опубликовали его в “Независимой газете”. И по откликам мно-гих юристов этот проект был очень неплохой. Остается только сожалеть, что многие идеи не были реализованы применительно к действующей Конституции.

- Какой бы вы хотели видеть Россию?

Ю.С. Чтобы Россия перестала быть, наконец, многострадаль-ной страной. Нам этот образ мученика где-то приятен, с уваже-нием этот крест несем. Но надо переходить к той схеме, при ко-торой Россия стала бы нормальной страной, отвечающей крите-риям процветающей, благополучной страны. Надо покончить с кадровой чехардой, постоянными реформами. Стабильность нужна элементарная. И побольше здравого смысла нашей стра-не, нашим россиянам. Ведь мы же люди-то неглупые, а собира-емся вместе – и все превращается в сумасшедший дом. Удиви-тельно: с каждым из политиков встречаешься наедине – это пре-красные люди, все понимающие, а как вместе соберутся... По-этому – побольше здравого смысла и требовательности, потому что ничего не было плохого в тезисе: сначала думай о Родине, а потом о себе. Я всегда считал, что интересы страны должны быть выше, не противопоставляя их, потому что интерес страны – это и частичка твоего интереса.”

 

Глава 9.

В и к т о р И л ю х и н.

Черный принц.

 

Самый загадочный депутат Государственной Думы. Напори-стый, яркий, пугающе откровенный... Почти все наиболее впе-чатляющие инициативы, за которые никто другой не рискнул бы взяться, связаны с его именем. Стоит только вспомнить дело Горбачева, импичмент Ельцину, законопроект о борьбе с кор-рупцией и т.д.

Его боятся настолько, что многие коллеги-депутаты не смеют к нему обратиться. Знаменитости ревнуют к его популярности, с ним считаются, его уважают друзья и враги, простой народ и высокопоставленные лица. Некоторые, порой сомневаются, в своем ли он уме, настолько резкими бывают его высказывания, на которые никто другой бы не решился.

Он пользуется большим успехом у женщин: молодых и не очень, сочувствующих коммунистам и ярых демократок, правда имеет репутацию “непорочного прокурора”. Но редко кто риск-нет обратиться к нему напрямую, подойти к нему – его имя внушает благоговейный ужас.

И все же те, кто лучше его знают, говорят: “Виктор Иванович – милейший человек, большой доброты”, общаться с ним чрез-вычайно легко.

Какой же он на самом деле, мальчик из деревни, самый моло-дой генерал, супермен, достигший всего самостоятельно,

ВИКТОР ИВАНОВИЧ ИЛЮХИН ?

Когда я собралась подойти к нему в первый раз, душа ушла в пятки, и я поймала себя на крамольной мысли, что очень хочет-ся сбежать. И только самоуважение не позволило отступить.

Однако.., действительно, милейший человек... Но, забегая вперед, скажу – это личность – загадка, которую мне так и не удалось разгадать: может быть, вам удастся, уважаемые читате-ли, потому что о его необычной многогранности и пойдет даль-ше речь.

У английского короля Эдуарда III был любимый старший сын, который прославился во всевозможных схватках, был по-пулярен в народе, его посылали на самые безнадежные пред-приятия. Прозван он был “Черный принц”. Его уважали и по-баивались. Но... королем он так и не стал.

Виктор Иванович Илюхин всегда считался самым непокор-ным и пугающим депутатом Государственной думы. Пугающим уровнем своей осведомленности, влиянием и способностью вы-сказать перед микрофоном то, о чем другие из осторожности предпочтут промолчать. Коммунисты привыкли выпускать его как Александра Матросова грудью на амбразуру.

Его биография поражает с самого начала. Родился он в самой обыкновенной русской деревне под названием Сосновка в Пен-зенской области после войны в 1949 году. Когда я узнала, что он был десятым ребенком в семье, я, потрясенная (в привычных мне московских семьях и двое-то детей встречаются нечасто), пошла у него уточнять, правда ли это... Он объяснил, что после войны людей не хватало, надо было восстанавливать хозяйство и, вероятно, такова была крестьянская мудрость, потому что многодетные семьи в деревнях были привычным явлением. С детства он приучался к труду, с пяти лет помогал родным соби-рать в лесу грибы и ягоды, научился все делать по хозяйству. Сомневаюсь, что городские жители в состоянии реально пред-ставить себе послевоенную деревню, но судя по тому, с каким наслаждением Виктор Иванович рассказывал, что при дележе селедки ему доставался хвост, как самому младшему, можно представить деревенское “изобилие”. Кстати, я так и не поняла, что же хорошего в хвосте? И вот он единственный из всей семьи решается поступать в институт. На вопрос, почему именно в юридический, ответил, что с детства наблюдал, какая в районе колоссальная преступность и хотел стать следователем. В Сара-товский юридический институт он поступил с первого раза и на-чал самостоятельную жизнь, не только не получая помощи от семьи, но, напротив, сам помогая им. После окончания институ-та, его забирают служить во флот. Илюхин попадает на плавбазу подводных лодок Тихоокеанского флота. Наконец, ему удалось увидеть иные края. И красота местной природы произведет на него сильное впечатление. Даже на службе (а был он корабель-ным старшиной), ему удавалось заниматься юридической прак-тикой: он помогал своему командиру. После выхода на “граж-данку” Илюхин отказывается от работы в милиции, несмотря на заманчивые предложения и обещания скорого карьерного роста и настаивает на работе в прокуратуре. Карьера его поистине ве-ликолепна. Это поражает в первую очередь потому, что при от-сутствии влиятельных родственников его некому было “тянуть”, в тридцать семь лет Виктор Илюхин становится самым молодым генералом. При этом он продолжает приезжать в родную дерев-ню, помогать родителям. Однако, его и еще несколько претен-дентов приглашает к себе Генеральный прокурор СССР Рекун-ков. После беседы Илюхин, уверенный, что не подошел Рекун-кову, без особого сожаления возвращается к себе. Но неожидан-но его снова вызывают в Москву. В результате, в последние го-ды своей прокурорской карьеры, с 1986 по 1989 г. В.И. Илюхин занимает должность первого заместителя начальника Главного следственного управления Прокуратуры СССР. А потом даже становится с 1989 по 1991 г. начальником Управления Прокура-туры СССР по надзору за исполнением законом о государст-венной безопасности, членом Коллегии Прокуратуры СССР, го-сударственным советником юстиции. Работал он тогда над очень сложными и политически “скользкими” делами. Напри-мер, ему поручили расследовать скандальное дело Гдляна и Иванова. Стоит только удивляться, насколько глубоко Виктор Иванович вник во все детали. Он подробно перепроверил мате-риалы допросов подозреваемых Гдляном, провел самостоятель-ное раследование и выявил глубочайшие нарушения и злоупот-ребления, несовместиые к тому же с человеческой этикой, так как многие действия выше означенных лиц являлись просто простой показухой. Дома он в тот период бывал крайне редко, так как вел расследование очень проблематичных, с политиче-ской точки зрения, дел по событиям в Нагорном Карабахе, Ар-менити, Азербайджане, Фергане, Приднестровье и Грузии. Про-являл при этом принципиальность и стремление придерживаться объективных фактов. Покорным исполнительным он так нико-гда и не стал. Впервые его имя прогремело на всю страну, когда Виктор Иванович Илюхин 4 ноября 1991 года возбудил уголов-ное дело против Президента СССР М.С. Горбачева по статье 64 Уголовного кодекса РСФСР (“Измена Родине”), обвинив его в нарушении призедентской присяги и Конституции СССР. Ха-рактерно, что в нашей демократической стране, Илюхин был тут же после этого уволен из органов прокуратуры. Возглавил Об-щественнную комиссию по расследованию антиконституцион-ной деятельности Горбачева. Некоторое время Илюхин был не совсем у дел. Работал обозревателем газеты “Правда”, был экс-пертом в Верховном Совете. Во время октябрьских событий 1993 года, активно поддержал защитников Белого дома и нахо-дился вместе с ними в осаде. К счастью, не был пойман, поэтому сумел избежать “Матросской тишины”, а вместо этого победил по одномандатному округу от родной Пензенской области и стал депутатом Государственной Думы. В двух созывах возглавлял в Думе Комитет по безопасности (это считается уровнем феде-рального министра), а в третьем созыве, начавшемся в декабре 1999 года, стал Председателем подкомитета по уголовному и уголовно-процессуальному законодательству. Но и тут Виктор Иванович не успокоился. Именно он выдвинул обвинение Пре-зиденту РФ Б.Н. Ельцину и начал против него процедуру им-пичмента. В декабре 1999 г. на Илюхина было совершено поку-шение в собственном доме. На него частенько подают в суд по-литики, уязвленные слишком резими его высказываниями.

Виктор Иванович Илюхин доктор юридических наук, автор нескольких книг и огромного количества публикаций. Рабочий день его начинается с семи и заканчивается поздней ночью.

Вообще его имидж сурового и непримиримого политика ни-как не соотносится с добротой и некоторой наивностью его по-ведения. Как-то раз я принесла ему показать попавшее мне в ру-ки дело депутата Кузнецова. Материалы этого уголовного дела настолько поразительны, что произвели впечатление даже на видавшего виды Генерального прокурора Ю.И. Скуратова. У Виктора Ивановича при виде этих бумаг заблестели глаза и он попросил их оставить почитать. У меня и мыслей не было, что он может рискнуть выступить по этому делу. Я не возьмусь сей-час описывать подробности событий, в результате которых поя-вились данные материалы, скажу только, что за публичное во-рошение этой темы вполне можно было лишиться головы. Илю-хин же, не имея никакой корысти и, вероятно, не задумываясь о последствиях, на ближайшем же заседании ГосДумы внес пред-ложение провести расследование по данному делу. Неприятно-сти не замедлили явиться. Илюхинская бескорыстность, стрем-ление разобраться в ситуации и по-возможности помочь людям, больше всего и привлекает к нему не только друзей, но и идей-ных противников. И если заочно фигура грозного прокурора от-талкивает их своей бескомпромиссностью, то после личного общения люди уходят от него, пораженные не только профес-сионализмом и высокой степенью осведомленности, но и лич-ным обаянием и неизменной доброжелательностью по отноше-нию к собеседнику.

К тому же, Виктор Иванович частенько занимается благотво-рительностью. Он принимает к себе или устраивает к другим колегам, людей по той или иной причины оставшихся без рабо-ты. Порой это люди достойные, как, например, его пресс-секретарь Александр Волков, бывший прежде сотрудником ге-нерала Льва Рохлина. В то же время у него работает другой че-ловек, являвшийся большим начальником в Главке МВД и уво-ленный, по слухам, за нелояльное отношение к своему началь-нику министру МВД Рушайло. Несмотря на далеко не помощ-нические замашки своего подчиненного, Илюхин ценит его и считает высоким профессионалом. Вот таков блестящий портрет устрашающего, справедливого, непокорного прокурора Виктора Ивановича Илюхина. Все ли сказано? Нет. Справедливости ради, надо добавить, что порой его смелые и неожиданные выходки связаны не с тонким и умелым расчетом ситуации, а с импуль-сивностью и необдуманностью. Почему иначе он может пройти мимо человека, считавшего себя его другом, но по какой-то причине ставшего неугодным и, спрятав глаза, под любым пред-логом избегать объяснений. Но, впрочем, может мне это только так кажется.

Ведь про Виктора Ивановича Илюхина ничего нельзя знать наверняка. Даже постоянно общаясь с ним, очень трудно его по-нять. Довольно своеобразные жизненные устои Илюхина каж-дый из его соратников трактует по-своему. Мотивы его поведе-ния порой непредсказуемы и непонятны. Его оригинальные по-ступки становятся темой для пересудов и сплетен. Но я считаю, что те коллеги Илюхина, которые пытаются разложить по по-лочкам его биографию и просчитать дальнейшие ходы, заблуж-даются. Виктор Иванович еще преподнесет им сюрприз. Он да-леко себя не исчерпал. А обижаться на него трудно, потому что он иногда кажется большим ребенком. Однажды, когда я в шут-ку назвала его интеллигентным деревенским мальчиком, он обиделся и долго объяснял мне, что интеллигенты – это не только люди с высшим образованием. Интеллигентность – это, в первую очередь, мудрость, понимание сути жизни и происходя-щего. Сам же он блестяще образован (однажды, я наблюдала, как он в два счета решил задачу, на которую у его собеседника ушли годы), проницателен и хорошо разбирается в людях. Каж-дому, даже не очень уважаемому им человеку, он дает опреде-ленный кредит доверия, возможность изменить свое поведение. В.И. Илюхин обладает еще одной неожиданной чертой: тонким чувством юмора. Он любит пошутить сам и прекрасно понимает чужие шутки. Он не очень доволен своей жизнью, хотя и не при-знается в этом. Но будет нести свой крест до конца, потому что так положено порядочному человеку. Тем не менее, он готов рисковать своей жизнью ради того, что он считает справедливо-стью. По характеру Виктор Иванович человек чрезвычайно за-крытый. И когда я как-то сказала ему, что абсолютно его не по-нимаю, он удивился: “А почему ты считала меня таким про-стым?”

 

Глава 10.

З а к л ю ч и т е л ь н а я.

 

Чем бы я ни занималась: театром или политикой, я неизменно слышала: “Куда ты лезешь? Это же грязь!” Но даже если грязь там есть, разве обязательно в ней с наслаждением барахтаться? Самое интересное, что больше всего грязных, мелких и склоч-ных интриг я встречала вовсе не в высших сферах, а в маленькой бюрократической конторке, в которой работают научные со-трудники канцелярского склада. Зарплаты там были мизерные, должности незначительные. Ради чего интриговать? Однако, страсти там разыгрывались бурные. Исключительно от скуки. Что же касается интриг в большой политике, то их даже интри-гами не назовешь – это само искусство. Но удивило меня то, что в столь презираемых народом структурах очень много не только умных и ярких личностей, но и просто порядочных людей. Но вряд ли кто-то захочет это понимать. Потому что в российской истории все идет шиворот навыворот. Достойных людей порой мешают с грязью, тиранов сначала ликующе возносят к небесам, а потом с беснованием втаптывают в землю.

Не так давно Президент Путин приглашал к себе ученых-историков, чтобы они сказали ему, с какого периода следует от-считывать историю государства Российского. Ведь Украина те-перь отделилась и надо ли теперь включать в учебники по исто-рии раздел “Киевская Русь”? Но почему-то никто не сказал, что в таком случае нам следует сменить название государства. Ведь еще в монолитной Российской империи, когда Украина и не ду-мала выходить из ее состава, в XIX веке появилась целая плеяда украинских историков: Грушевский (чей портрет теперь украша-ет двадцатигривенную купюру), Левицкий и некоторые другие, выдвинувшие теорию, что Московская Русь вообще не может считаться Русью. Поскольку в период татаро-монгольского на-шествия исконная Русь – Киевская, пошла по иному пути разви-тия. История вообще избирательна и непредсказуема в выдви-жении своих героев. Вот, например, всем известно со школьной скамьи, что был такой великий князь Ярослав, за свои правед-ные труды прозванный Мудрым. Кое-кто еще сможет вспом-нить, что противостоял ему нечестивый князь Святополк, под кличкой Окаянный. И именно этот Святополк и приказал унич-тожить невинных братьев Бориса и Глеба, ставших первыми русскими святыми. С тех пор имя Святополк было проклято в народе и его перестали давать своим сыновьям. И дела никому не было до местной новгородской летописи, в которой Ярослав Мудрый вовсе не представляется таким уж благородным героем. Но вот находят новый исторический источник (иностранный, надо заметить): “Эдмундову сагу”. Это откровения предводителя наемного отряда, призванного на помощь Ярославу. Источник этот абсолютно объективный, поскольку наемнику Эдмунду не-чего было скрывать или стыдиться – он просто выполнял свое дело. И он рассказывает, что Бориса и Глеба, а так же некоторых других русских князей, которые могли помешать продвижению Ярослава к великокняжескому престолу, Эдмунд уничтожил с соизволения Ярослава, а вовсе не Святополк. Ярослав же, придя к власти, просто приказал переправить русские летописи, в ко-торых он мог бы выглядеть неблаговидно. Но разве это умаляет заслуги Ярослава? Он является создателем первого на Руси пра-вового документа “Русской правды”. Он разгромил печенегов и положил конец их набегам. Он совершал походы в Прибалтику и построил там город Юрьев, ныне называющийся Тарту. Впервые избрал русского митрополита без санкции Византии. Укрепил статус Русского государства, путем династических браков. В ре-зультате его дочь Анна стала правящей французской королевой.

А отец Ярослава, князь Владимир? Прозванный Святым, Ве-ликим, Красным солнышком. Креститель Руси, сын наложницы, не имеющий права наследовать престол, он выступает против старшего брата Ярополка, сторонника христиан. При этом Вла-димир опирается на языческую дружину и обещает вернуть язычеству прежнюю силу. Он строит в Киеве роскошное капи-ще, посвященное Богу Перуну, которое венчает сама статуя Пе-руна с серебряной головой и золотыми усами. Потом он решает принять христианство. И, капища разрушаются, а статуи свер-гаются.

Не бывает в деяниях человека только черного или белого. Причем неблаговидные поступки у государей порой неизбежны для достижения великих целей. Меньше всего зла, как правило, причиняют люди, не сделавшие и добра. Безвольные, не совер-шившие никаких значительных дел. Для того, чтобы понимать современные политические события, необходимо не только хо-рошо знать историю, но и уметь представлять мотивы поступков тех или иных деятелей. Это очень хорошо знают в такой спо-койной и благополучной стране, с устоявшимися традициями, как Англия. Ни в одном другом государстве так бережно и ува-жительно не относятся к своей истории. Хотя именно этот ма-ленький остров в течение многих веков был предметом постоян-ной экспансии. Здесь кипела кровавая борьба, смешивались на-роды, римляне уступали место викингам. Тем не менее, демо-кратическая традиция избрания своих правителей зародилась еще во времена, до норманского завоевания в 1066 г. И либе-ральные традиции в Англии практически никогда не прерыва-лись. Ведь даже Вильгельм Завоеватель и последовавшие за ним короли Норманской династии были официально утверждены на народном собрании “Витан”. И это не было пустой формально-стью. С 1260 г. начинает отсчет своего существования англий-ский парламент. В Англии же появились на свет первые консти-туционные акты. И какими бы сумасбродами не были англий-ские короли, это не мешает англичанам отмечать их положи-тельные стороны. Например, королем, которого меньше всего интересовали проблемы своего государства, был Ричард Льви-ное Сердце. Он даже не говорил по-английски, т.к. его мать бы-ла француженкой, и большую часть своей жизни он провел в Аквитании. Англию же он разорял налогами для своих кресто-вых походов и совершенно не считался со своими подданными. “Я бы и Лондон продал, найдись на него покупатель,” – говорил тогда Ричард. А национальное достояние Англии – легендарный меч, по преданию принадлежавший королю Артуру, Ричард по-дарил одному из своих иностранных союзников в походе, наде-ясь его задобрить. Впрочем, Ричард довольно часто жертвовал дорогими ему реликвиями, надеясь, что люди, в отношении ко-торых был сделан подобный жест, оценят его по достоинству. Но этого никогда не происходило. Потому что честь и гордость Родины важны только самой Родине, и предложение другим проникнуться чужой славой не только безнравственно, но и бес-смысленно. Однако, для англичан – Львиное Сердце один из любимейших королей. Король-романтик, отдавший всю свою жизнь служению, по сути, никому не нужной цели – отвоеванию Иерусалима у неверных. Ричард был воином, но не государем. Поэтом, но не политиком. Но все до сих пор помнят его балла-ды. Одну из которых я перевела на русский язык:

 

Пой о моей кольчуге, о воин великий!

Пой о моей кольчуге, из света отлитой.

Пой о моей кольчуге, дошедшей из мрака.

Оденешь кольчугу – падут стены града.

 

Пой о моем мече, не ставшем судьбою.

Ты пой о мече, изменившем герою.

От подлой измены он смог затупиться,

И пали не стены, а подлинный рыцарь.

 

Когда Ричарда его бывший союзник захватил в плен, все на-селение страны собирало деньги на его выкуп. А после освобо-ждения Ричард осадил замок одного из своих подданных, ре-шив, что тот утаивает от своего короля золото, нужное для бу-дущего крестового похода. Ричард погиб, а золота в замке не оказалось.

Конечно, Англию, как и Россию, потрясали кровавые граж-данские войны и крестьянские восстания. Во время войны Белой и Алой Розы (борьба между ветвями королевской династии) по-гиб король-горбун Ричард III. А пришедший ему на смену побе-дитель Генрих VII, приказал фактически переписать историю правления своего предшественника. Почти в точности как это сделал Ярослав Мудрый. В итоге, Ричард III единственный анг-лийский король, не имеющий могилы, его тело попросту выки-нули. А отголоски этой истории были запечатлены придворным драматургом В. Шекспиром, которому внучка Генриха VII Ели-завета I разрешила открыть свой театр “Глобус”. В произведени-ях Шекспира мы видим Ричарда III убийцей малолетних пле-мянников, а король Генрих VIII страшно радуется появлению очередной дочери и даже пророчит ей великое будущее (в то время как он был в ярости, так как надеялся на рождение долго-жданного наследника). Но надо отдать должное англичанам, они не долго жили с фальсифицированной историей. Началось объ-ективное исследование исторических этапов. Выяснилось, что злодеем, убравшим со своего пути не в чем не повинных прин-цев, был вовсе не их дядя Ричард III, а сам Генрих VII. Однако, это не мешало воспринимать данного короля как строителя еди-ного государства, не допускающего больше гражданскую войну и смуту. Поэтому и наиболее колоритный король Генрих VIII, воспринимается англичанами однозначно: не как рубитель голов своим неверным женам, а как создатель первых сиротских при-ютов, как человек, запретивший в ущерб экономике Англии, сгонять крестьян с барской земли и выбрасывать людей на ули-цу. Дело в том, что в Англии тогда активно развивалось овце-водство. Шерсть выгодно продавалась за границу и многие хо-зяева земли предпочитали пустить ее под пастбища, а арендато-ров, снимавших у них эту землю, попросту выселить. Ген-рих VIII, как главный землевладелец, приказал вернуть аренда-торов на место, отлично понимая, что такую массу народа не смогут сразу принять города, торговые и ремесленные цехи и ничего, кроме новой гражданской войны в ближайшее время не предвидится. Король Генрих VIII, наконец, учредил новую анг-ликанскую церковь, перестав подчиняться Римскому Папе. Те-перь в Англии установились менее жесткие церковные порядки, и Библия была переведена на родной язык.

В России в этот же период начинается правление Ивана Гроз-ного, которого восхваляли при Сталине и тут же начали топтать после смерти вождя. А ведь резкий и несдержанный характер Ивана IV был закономерным следствием воспитания и его ок-ружения. В три года лишившись отца, который так и не смог дать ему навыки управления государством, и в семь лет остав-шись без матери, которую отравили политические противники, Иван Грозный, жил в атмосфере ненависти и борьбы группиро-вок. На глазах маленького мальчика, бояре набросились на его наставника-митрополита, который искал убежища в детской спальне. Что же удивительного, что в тринадцатилетнем возрас-те, юный Иван приказал бросить собакам наиболее нахального боярина? Все слышали про “опричнину” и разгром Новгорода, но таким образом была преодолена раздробленность Российско-го государства. Царь не дал его растащить по частям. А ведь в заговоре против него участвовал его двоюродный брат Влади-мир, которого “кровожадный” Иван Грозный неоднократно ща-дил, даже после того, как во время болезни Ивана IV самые близкие ему люди отказались присягать на верность сыну Ивана и пообещали воздвигнуть на престол того самого двоюродного брата Владимира. Выздоровев, Иван Грозный не стал расправ-ляться ни с предателями, ни с претендентом на трон. Именно Иван IV начал собирать первые Земские соборы, некоторый аналог Государственной Думы, представительства разных со-словий со всех земель, решающих важнейшие государственные вопросы.

Не все так однозначно в человеческих отношениях. И порой, стремящиеся к благому делу, совершают наибольшее зло. По-этому заповедь “не убий” обернулась походами на неверных и преследованием “еретиков”. Когда перед разрушением городов “отступников от веры” альбигойцев магистр Ордена поинтере-совался у инквизитора: “Отец мой, завтра мы возьмем этот город. В нем будет много невинных младенцев и истинно ве-рующих. как мне отличить правоверных от еретиков?” И ин-квизитор ответил: “Убивай всех, сын мой. Бог узнает своих”. Другая заповедь “не укради” выродилась в продажу индульген-ций (отпущения грехов за деньги). Когда доходило до комичных историй. Например, ехал монах с отпускающими грехи грамота-ми, к нему подошел разбойник и попросил простить ему грех, который он только собирается совершить. Монах с готовностью благословил. Тогда разбойник огрел святого отца по голове ду-бинкой, забрал мешок с монетами, приговаривая: “Этого греха на мне нет”.

Но нет людей безгрешных. Поэтому надо научиться понимать и прощать свою историю и наше настоящее. А мы сначала на чем свет стоит кроем своих политиков, а потом покорно идем голосовать за того, на кого укажут. Покорность никогда не будет символом народного волеизъявления. А ненависть, зависть и, не желающая ничего понимать, злоба не помогут установиться нормальной жизни. Люди, о которых я рассказала в этой книге, являются сложными и, порой, противоречивыми личностями. Кого-то они, в силу своего высокого положения, могли вольно или невольно обидеть, причинить неприятности. Кого-то из этих лиц, вы, уважаемые читатели, тоже можете считать своими идейными врагами, и не принимать их позиции. Я тоже видела от многих из них не только хорошее, но и плохое. Но я хочу, чтобы мы научились уважать свою историю и людей, которые ее делают. Чтобы мы пытались разобраться в своих оппонентах, прежде, чем забрасывать их камнями.

 

Оглавление

 

I. Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . с. 1

II. Вступление . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . с. 3

III. Глава I. Высоцкий . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . с. 5

IV. Глава 2. Наталья Крымова. Комиссия по литера-

турному наследию В.С. Высоцкого . . . . с. 8

V. Глава 3. Людмила Целиковская . . . . . . . . . . . . . . с. 15

VI. Глава 4. Юрий Любимов. Театр на Таганке . . . . . с. 26

VII. Глава 5. Александр Невзоров . . . . . . . . . . . . . . . . с. 40

VIII. Глава 6. Государственная Дума и Совет

Федерации . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . с. 50

IX. Глава 7. Губернатор Е.Э. Михайлов . . . . . . . . . . с. 64

X. Глава 8. Юрий Скуратов. Белый волк среди

шакалов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . с. 70

XI. Глава 9. Виктор Илюхин. Черный принц . . . . . . . с. 89

XII. Глава 10. Заключительная . . . . . . . . . . . . . . . . . . . с. 97