«Я умираю, - шептали его потрескавшиеся губы, - я умираю». В его голове пролетали тысячи мыслей: «Вот она смерть, какая, я так ждал её, так звал… вот она… схватила костлявой рукой за горло… всё в груди клокочет…не могу дышать…Я иду к тебе, моя Маруся… ты ждала меня? все эти годы я хотел быть рядом с тобой… прости»…В его памяти всплывали один за другим образы из счастливой жизни с Марусей. Тогда не было болезней, тогда дети были маленькими. Когда в их дворе цвела черешня. Когда Маруся готовила борщ, а зелень винограда укрывала навес над столом, стоящим во дворе, скоро за него сбежится детвора, будет стучать ложками. А ложки у них все деревянные, так детям нравилось. И Маруся, его любимая строгая Маруся, красавица, не смотря на пережитый голод, на бесконечные роды, на тяжелую жизнь матери-героини. Он часто украдкой любовался её тонкими своенравно изогнутыми бровями, гордой осанкой, красивой статью и пронзительно голубыми глазами.

Последние годы тоже проплыли мрачной пеленой перед глазами: наступившая глухота, когда он не смог больше слушать радио – единственный источник информации в его доме. Но как потом оказалось, не это было самым страшным, жутко стало, когда он погрузился в темноту – глаза отказались видеть. Сын, живущий с ним в одном дворе, иногда забегал в дом, чтоб принести чаю. Сын, который тихо ненавидел его за старость. Ругал его за то, что он топтался во дворе, заставил сидеть дома. Сначала руки тянулись что-то делать, ноги болели сильней, если они не ходили. Как сын не понимает, что нужно двигать-ся?! работать нужно, чтобы жить!.. Прошла зима, а к глухоте и слепоте присоединилась слабость в ногах. Потом он просто не смог встать, и тогда пришлось лечь. Так он впервые задумался о смерти всерьёз. Когда умерла Маруся, он почувствовал себя обделенным, вот, будто обманула она его, сбежала, оставила на земле одного. Он тогда упал на холмик мо-гилы, когда её закопали, и рыдал, просил забрать его с собой, кто-то его тянул за руки, поднимал, а он сопротивлялся, думал, если не уйдёт в этот день с кладбища, то Маруся вернётся за ним. Стоял июнь на улице, четырнадцатое число. Чуда не произошло, смерть не забрала его к любимой.

И тогда он каждую ночь начал звать смерть, разговаривать с ней, просить не заби-рать жизни у солдат, у мальчишек на войне, он был готов пожертвовать своей пустой жизнью. Но смерть не хотела его забирать. Она скалилась по ночам ему в окно, но не за-ходила.

Лишь однажды он уже чуть было не обрадовался, когда стая отморозоков пришла к нему ночью в дом. Может, они и свет включали, он не мог знать, он же слепой, они били его какой-то дубиной, выкручивали руки, били по лицу, по голове, требовали денег. Он тихо плакал, радовался в душе: «Уж после этого я не выживу!» И тут мелькнула в помутившемся сознании мысль: «Сын! Он у себя в доме тоже один». Когда детёныши нечело-веческой самки не добились от него ничего, они ушли. Он сполз с кровати, даже не покривился, упав на пол, дополз до двери дома сына то и дело теряя сознание. Потом он уже плохо помнил, но главное, сына они не тронули.

А на следующий день приехали врачи, сделали укол, зачем? Ведь он не просил облегчения боли, он хотел скорее уйти. Но врачи сказали, что у него крепкое сердце, оно многое выдержит. А Маруся умерла из-за слабого сердца, если бы можно было поделиться с ней здоровьем!..

Когда он выжил после побоев, придумал план, как приблизить смерть. Он начал меньше есть. Благо, сын только радовался этому обстоятельству, не нужно было убирать за ним, да и кормить теперь реже можно. Значит, появится больше времени, чтобы зани-маться своей жизнью.

Первый год он просто голодал. Отказывался от аппетитно пахнувшей тарелки с су-пом, от халвы, принесенной к чаю. Пил только чай. Он не мог себе отказать в этом удовольствии. Чай он любил ещё со времен работы в бане. Работа была несложной, платили так, что хватало, чтобы кормить семью. Государство заботилось о детях, они все получили образование, некоторые из них получили жилье. А тем, кому не удалось получить жилье, он помог с покупкой. Ему даже дали орден «Ветеран труда» и наградили настольными часами. Их так любила Маруся. Всегда подводила их в три часа дня, для чего очень осто-рожно открывала дверцу на стеклянном циферблате, вынимала ключик из стола, на котором стояли часы, и подводила, потом также аккуратно закрывала крышку, а ключик прятала в стол. Часы и сейчас стояли на том же месте, только они перестали ходить в день смерти Маруси. Мастер сказал, что механизм износился.

Когда начался второй год голодания, было уже проще, организм забыл, что такое еда. Тем более он не выходил из дома, не читал газет, не слушал радио, а значит, не помнил о пище.

Он рассуждал так: «Зачем мне есть? Для бездействующего человека хватит и воды, а сын уже привык, что я отказываюсь, он давно махнул на меня рукой». Это только первое время кружилась голова, трудно было уснуть, а желудок недовольно ворчал, теперь он даже не помнил, что это за процесс – поглощение пищи.

А ещё у него была мечта – умереть во сне, ну, или хотя бы в одночасье, чтоб не ус-петь почувствовать смерть. Да вот не вышло, умирал, как Маруся, в обед, только через четырнадцать лет и пять месяцев, четырнадцатого ноября, он не спал, как мечталось…все чувствовал, а у Маруси сердце остановилось, раз и всё… Что-то печёт в горле, в груди скребёт. Он почувствовал, что зашёл сын, понял, что надо что-то сказать, и сказал: «Я умираю, - вышло как-то хрипло, он повторил, - я умираю»…

 

14.11.2007г.