Забыты имена чудовищ и царей, Которые порой чудовищней чудовищ. Бессмысленно брожу у мертвых алтарей, Мусолю «Captain Black» и жду, что ты откроешь. Левиафан глубин, отравленных тоской (В клепсидру на столе стекает желчь столетий), Ныряю с головой в пылающий восток И утренней звездой всплываю на рассвете. Я – нелюбимый сын. Я проклят и распят, Паршивая овца, источник зла и блуда. Куда мне до тебя, единокровный брат, Рожденный для небес из смертного сосуда. Я искушал? Тебя? В пустыне? Не смеши, На эту дребедень давно не ловят души. Хотел поговорить. С чего-то я решил, Что я смогу помочь, а ты умеешь слушать. Любовь? А что – любовь? Смесь меда и дерьма, Неодолимый яд по воспаленным венам. Я пробовал. Теперь я сам себе тюрьма, И узник, и палач… Давай-ка сменим тему. Зачем я приходил? Ну в общем-то не суть. Нам нечего сказать друг другу, да, братишка? Но если вдруг тебе однажды… нет, забудь. Мне хватит и любви. Надежда – это слишком. |