Ему не повезло в жизни, но он об этом не догадывался. Происхождения он был самого что ни наесть плебейского, дворовый беспородный пёс средних лет, неказистой наружности: серая свалявшаяся шерсть, торчащие рёбра, грустные глаза… И хозяин его тоже был худым, серым, с кудлатой шевелюрой. А вот души у пса и хозяина были разные. Душа хозяина была, как грубая, неотёсанная чурка, а пса угораздило родиться с душой нежной, он жаждал дарить любовь. Но ни хозяину, ни его друзьям – собутыльникам собачья любовь была не нужна. И сидел пёс на цепи, стерёг дом, хотя ничего мало-мальски стоящего в его стенах не было. Однажды хозяин сказал, что его хибару сносят, он получит однокомнатную квартиру в хрущёвке, там для пса места не будет. Сообщив это, хозяин повёл пса в неизвестном направлении. Собачье сердце сжималось в неведенье. После долгого пути они остановились у проходной, ведущей к большому серому зданию. Хозяин не без труда прочёл название: «Институт экспериментальной физиологии и патофизиологии». «Тьфу, язык сломаешь», – раздражённо пробурчал он. И уже другим, заискивающим голосом обратился к охраннику, молодому, рыжему и, как сразу почувствовал пёс, доброму парню: «Я, это, пса продать желаю. Он сторожить сгодиться, а может для опытов. Здесь, говорят собак и кошек режуть. Мне за него много не надо. На бутылку. И делайте с ним, чего хочете!» Пёс внутренне сжался. Как это: « режут»? Не смотря на обстоятельства, он хотел жить и смотрел умоляюще на рыжего парня, который должен был решить его судьбу. Глаза пса и парня встретились. – Ну, и чего ты так испугался? – ласково спросил парень. – Не бойся. Никто тебя здесь не обидит. А как тебя зовут? – На Серого откликается, – ответил хозяин. Он радостно зажал в кулаке трёшку и, даже не взглянув на пса, поспешил к ближайшему гастроному. – Ну что, Серенький, поздравляю тебя с переменой в судьбе. О хозяине не тоскуй. Он того не стоит. Будешь жить здесь, науку охранять. Сторожа у нас – люди хорошие, не обидят. Раз в три дня буду я дежурить. В остальные дни в институте учусь. Зовут меня Лёшей. Подружимся. Вымою тебя, расчешу, накормлю. Жизнь и наладится! От Лёши шло мягкое тепло, и Серый начал успокаиваться. – Это хорошо, что в охране собака будет, – одобрил появление Серого начальник Лёши, пожилой отставник Савельич. Пёс предстал перед ним уже чистым, тщательно расчёсанным. Всем своим видом Серый демонстрировал горячее желание верно служить. – Со временем ещё пару собак взять можно,– сказал Савельич. Несколько дней Серый гадал, какими будут новые собаки. И однажды тёплым, ласковым летним вечером появилась Она – беленькая пушистая собачка с восхитительным именем: Белочка! У неё были стройные, точёные ножки; изящный, игривый хвостик; остренький носик и прекрасные, радостные и лукавые глаза. А какой аромат исходил от Белочки! Дурманящий, нежный, призывный… Серый влюбился с первого взгляда, первого вдоха. Ах, как они были счастливы! Он оставлял ей лучшие куски мяса, вкусные мозговые косточки, ходил за ней, как тень… Когда темнело, они вместе смотрели в небо, на единственную звезду, свет которой не могли заглушить, победить московские электрические огни; на тонкий, задевающий душу, серп месяца или луну, полную, загадочную, зовущую ввысь. Иногда к ним присоединялся Лёша. Он тоже смотрел в небо и порой читал вслух что-то ритмичное и напевное. «Это – стихи», – говорил он. А потом случилась беда, которую Серый и предвидеть не мог. Однажды сторож Ерофеев привёл в институт ещё одного пса, огненно рыжего, поджарого. Новичок был выше, моложе и явно сильнее Серого. У него был гордый профиль победителя и имя Лорд. И Белочка, любимая Серым Белочка, смотрела на Лорда с немым обожанием, а потом направилась к нему особой заигрывающей, обещающей, завлекающей походкой. А Лорд смотрел на неё поощрительно… Серого Белочка больше не замечала. И он старался держаться поодаль от новой пары, не смотреть в их сторону. Но куда деться? Всё рядом. Можно закрыть глаза, но уши… Это счастливое повизгивание Белочки!.. Таким ли оно было в пору их любви?. Нет, не таким!.. Серый лежал в дальнем углу, носом к забору, прикрывал лапами уши и всё-таки всё слышал… Вечером следующего дня Лёша говорил Ерофееву: – Слушай, увёл бы ты отсюда этого Дон Жуана. Видишь, как Серый переживает? – Преувеличиваешь ты, студент, насчёт собачьих переживаний! – ухмылялся Ерофеев, – Лорд – молодец, молоток, настоящий кобель, а Серый твой по всем статьям – слабак! А побеждает кто? Сильнейший! И нечего тут нюни разводить! Закон природы. В ту ночь дежурил Ерофеев. Серый попробовал подойти к Белочке, но она ощерилась на него, тут же грозно зарычал Лорд. Серый униженно побрёл к забору, в ставший уже привычным угол. Было противно, обидно. Как она могла всё забыть? Ему хотелось выть, но нельзя, стыдно показывать свою боль. А боль вдруг стала иной, физической, режущей сердце, разрывающей грудную клетку. Утром Лёша пришёл на работу. Серый лежал, закрыв глаза. Из-под сжатых век текли слёзы. Дыхание было частым, булькающим. Сердце неровными толчками билось о рёбра. «Что случилось, Серенький? – всполошился Лёша. Он остановил, проходившего мимо аспиранта: «Глеб! Посмотри, что случилось?! Пёс последнее время переживал, мучился. Похоже, надорвался!» Аспирант дотронулся до артерии Серого. «Слушай! А у него аритмия! И, похоже, отёк лёгких: в груди всё клокочет. Давай быстро, но осторожно переправим его в лабораторию!» Серый чувствовал, как его подняли, понесли. – Надо снять кардиограмму, – услышал он девичий голос. – Братцы, да у него инфаркт! Обширный! Ну и ну! – чуть позже воскликнул аспирант. – Леночка, быстро морфин, камфару, а то потеряем пёсика! – Потерпи, милый, – говорила, делая уколы, девушка, – сейчас легче станет. Серому и впрямь стало легче. Боль отпускала. В тумане он увидел Белочку, не теперешнюю, скалившую на него зубы, а прежнюю, нежную, любящую… «Надеюсь, будет жить», – сказал Глеб. Лёша вышел из помещения института во двор. В носу щипало. У проходной резвились Лорд и Белочка. Через месяц Глеб перевёз идущего на поправку мохнатого пациента к себе домой: на постоянное место жительства. Для Серого начиналась новая жизнь. |