Близость Бунина «новым живым» (О сохранении памяти И. А. Бунина) Н. Деронн Апрель. В Париже цветут каштаны и магнолии. Самолет в Париж задерживается на два часа, иду к книжному киоску— нашёлся там модный сборник удобного формата, если не дочитаю, то войдёт в мою пока пустую «до парижскую» сумку: Прилепин, Лимонов, кажется, Пелевин…под названием, кажется, «Остров». Из всего сборника запомнился только один рассказ, с повторами, как в песне — балладе, с тавтологиями для полного вразумления читателям, летающим и потерявшимся, вот и запомнилось: … «На воду нельзя было насмотреться. Эта вода являла собой бездну…И так тысячи лет. Хотелось приобщиться к этой неизменности или хотя бы попытаться почувствовать ее ток. Вышедшее солнце было сладким и медленным — от него шло тепло, как от лимонного пирога, только что вынутого из печи…Бешеная вода внизу, медленное солнце сверху, он посередине, со своей душою и своей кровью. … Это было счастье. Он возвращался в гостиницу, преисполненный радости. … Надо было успеть всё сделать, пока не высохло море на коже и не выветрился запах соленой воды в волосах…Он заторопился, чтобы не обратить внимание на (её) ногу и не отвлечься, и поэтому склонился к ее лицу, по пути увернувшись от раскрывшихся навстречу губ, и прошептал на ухо: — Я больше не люблю тебя.» [ 10 ] Книжонка потерялась где-то в парке Тюильри, а рассказ засел в голове, словно хотел вытянуть из меня все ассоциации и воспоминания, когда сбежала от «обыденки» собственных отношений на Темерлик, и стоя на обрыве с ободранными коленями и ладонями в кровь , также – горная бешеная река черной веревкой— внизу, а надо мной —только солнце и небо—рукой облаков коснись, а я между ними стою, то ли ору, то ли пою «со всей своей душою и своей кровью». Песня на крови. Песня на крови. Между небом и землей ровно летел самолет в сладкий, нежный Париж. Очевидно, мы влетели как раз в то самое интеллектуальное поле, что впитывает в себя всё, что диктует нам виртуальные образы, что не дает сгинуть нашим душам в астрал, что божественно и вечно, что никогда не пропадет, даже если ты читаешь свои стихи на кухне свежевыжатые из души, даже если ты пишешь дома сам для себя — как этот вымученный реферат; поле, которое пробьёт твое тело и душу насквозь квантами и корпускулами так, что через дыры будут светиться звезды на небе… я попала в этот слой. Спасибо, супер-джет, или как тебя там, — несись к божественному! Я вспомнила. Я никогда не забывала: Бунин. Иван Бунин. «Апрель». … «У нее горела свеча, она на спине спала под своим стеганым одеялом. Свет свечи блестел на ее кукольном лице с закрытыми глазами. Когда он сел к ней на постель, она открыла глаза, бессмысленно посмотрела и, ничего не поняв, повернулась на бок. Он стал целовать ее в шею в телесном тепле из-под одеяла и уже дунул было на свечу. Но за окном вдруг встал такой чистый, прекрасный мир лунной ночи, что он вскочил и ушёл с бьющимся сердцем.» [ 3]. Прилепин из Бунина, и я, как и мы все! Мы из Бунина, пусть пока ещё косноязычные, но уже безжалостные и душераздирающие. «Живодёрка» Бунин берет за живо— о чем бы ни писал. «Но за окном вдруг встал такой чистый, прекрасный мир лунной ночи, что он вскочил и ушёл с бьющимся сердцем». Сегодня мы, по выражению Бунина — «новые живые», должны бы назвать это интеллектуальным полем, квантовым интеллектом и виртуальным тезаурусом, а еще и клиповым мышлением или мозаичным мышлением — ведь Бунин художественным видением обладал, особенным: эйдетическим, с удивительной ,до пушка над губой, художественной памятью рисовальщика. Ясно одно: Бунин— интеллектуальная сфера, всепоглощающая каждого из будущего: она в эстетике мироощущения, в воспоминаниях о будущем, в этом мистичность, не примитивная, не интеллектуальная масонская, а чисто русская мистичность души. Это тянущая всё нутро в «Натали», «Митиной любви», в «Весёлой жизни», в «Чистом понедельнике» — экзистенциальность Бунинской прозы во всех его произведениях. Читая или слушая, ощущаешь эмпатическое присутствие Бунина, он входит в читателя, в самое нутро, и теперь мы точно знаем, как видел и чувствовал Бунин: видим его глазами до мелочей то, что никогда не видели, трепещем ноздрями — от того, что никогда не вдыхали и помнить не могли — но вспомнили. По Бунину будущее нельзя предсказать— его можно только вспомнить. Это твою щеку, а не мужика деревенского из «Веселой жизни» задевает паровоз, эта огромная тёмная машина…, и ты невольно трёшь щеку, как он тебя толкает легонько так… и всё, что «дальше —то после гроба». Бунинская проза лаконична психологизмом, у нас вопросов дополнительных нет (только у критиков); без графоманских километров и слащавых чувствований нам всё понятно и так же больно всё, как самому Бунину, потому что мы — всё ещё такие же русские, как он, ни смотря ни на что. Всё до боли, до запахов прочувствовано в кровь. Как ему это удаётся? Так же, как не становится он сентиментально-слезливым рассказчиком любовных историй, при всей вольности воображения, свободе от ханжеских любовных эпитетов и предельной чувственности. Не сентиментальность, а чисто русская мистичность: нежная мистичность любви. В любви ко всему, что рядом, каждый день— в чеховской «обыденке». Что с нами делается, с русскими да советскими, когда мы попадаем в «мечту из мечт» во Францию да в Париж, где нам кажется — всё будет «гидемопасоновски» и «модельянисто» — свободно и допустимо, такое, такое «…влекущее к себе…вы знаете, что это такое», чувственное, не патриархальное чувственное, не слезливое — и мне виделся перед глазами именно такой Париж. Париж по-Бунински. Много лет назад, впервые оказавшись в тёмных аллеях на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа , я была в том «не думающем» девичьем возрасте, когда не знаешь, как относиться к белой армии адмирала Колчака, к генералу Корнилову, генералу Деникину, князю Трубецкому, Кириллу Мамонтову ,… дальше— кадеты почти моего возраста, по-прежнему строгими рядами, дальше … Бунин. Иван Бунин. О, эти тёмные кладбищенские аллеи, никакое безжалостное солнце не делает их светлыми. О, эти окаянные дни для России! Бунин—идеалист, приветствует занятие Одессы Добровольческой армией в августе 1919 года, лично благодарит, прибывшего 7 октября в город, генерала Деникина… Бунин, Ленин, Деникин. Вспомнилось. То ли прошлое, то ли будущее… Рассказывает мне библиотекарь-эмигрант в Париже: — «Когда-то в советской школе, я единственный получил пятерку за сочинение на тему: «Ленин – идеальный человек нашего времени». Отец не разговаривал со мной неделю. Ещё через неделю открыл передо мной тайный саквояж с домашним архивом, спрятанным за кожаными бордовыми двадцатью пятью томами полного собрания сочинений Ленина и пятью томами в сером коленкоре, со стертыми корешками сочинений Ивана Бунина: — Твой дед, а мой отец, был почётным гражданином города, был награжден именной грамотой царя Николая II. Погиб дед при отступлении армии Деникина в декабре 1918 года. Мне было десять лет. Когда белые были в городе, (недолго, пришли с боями,) но успели провести благотворительные вечера, выдать пенсии и пособия вдовам и сиротам. В торговых рядах в центре города были собраны все погибшие для прощания, и те и другие, и купцы местные и бандиты, казаки ли, а после захоронены на кладбище у Троицкой цервы и отпеты батюшкой как полагается— и белые и красные – все за счет генерала Деникина. Потом пришли красные…Всех погибших и раненых сгребли в общую могилу, буйствовали несколько дней, над народом измывались, над женщинами. Мы со старшей сестрой прятались под полом. Отец наш в эти минуты уже умирал — лежал с оторванной ногой наверху. Когда армия Деникина отступала, то снаряд попал прямо в наш двор. Бомбой моему отцу ногу оторвало. Ранило корову и лошадь, а мне попал осколок в глаз— с тех пор на один глаз я ослеп. Через три дня мы остались без кормильца, без кормилицы-коровы. И Россия была уже не та, даже облака другие. Но не было никакого слезливого сожаления и причитаний в словах отца, что Деникин — подлец и кровопивец, а только глубокая боль, что силы народа гибнут напрасно. Только боль и страдание за Россию, как страдания собственного тела. Без насаждения и нравоучений: — Пора тебе читать Бунина. – Отец придвинул мне все пять томов, стоявшие раньше «под ключом» от детей. Теперь соглашаюсь с Буниным и его мучениями из-за надругательств над русофильством, соглашусь с его издёвками по поводу псевдорусского Блока, с горечью, о потерявшем себя вечно хмельным и слезливым Есениным, с горечью о несчастном «горлопане» Маяковском. Я ещё могу «вспомнить» ту революцию, которая отходит в мифическое прошлое, но уже превращается в а-ля «Соньку—золотая ручка», глубокая народность — в «культурно-культивированный» ансамбль «Березка», а Великая Отечественная война с фашизмом — не в борьбу престолов, но в «Гусарскую балладу»— такая Отечественная война 1812 года только для русских осталась». И. Бунин останавливает разврат от дешевых духов в спаленке дворовой девки, прививает то чувство вкуса и меры, ту культуру эмоций и их выражение, когда осторожничаешь превратить восторг — в разгул, героику — в лозунговый пафос , а любовь— непреложно в прикладное занятие... «Но за окном вдруг встал такой чистый, прекрасный мир лунной ночи, что он вскочил и ушёл с бьющимся сердцем.» Эйдетическое видение Бунина создает не просто фотографию- пейзаж по удивительной памяти каждого колоска в России спустя тридцать лет, но вместе с ним постигается крошечность своей просто любви и глобальность мира, и никакая «обнаженная маха» ни Бунина , ни Прилепина не может быть глобальнее и непостижимее красоты мира и всеобъемлющего космоса. Кажется, сама судьба без выбора отправила Бунина в изгнание туда, где ему легко дышится и всё унисон. Странно. Иногда надо покинуть Россию, ибо остро почувствовать себя русским можно лишь там— отторгнутым Россией. Чтобы снова почувствовать себя здесь чужим— надо вернуться. В аэропорту Шарля де Голля встречаю самолет из Москвы, ко мне подходит высокий француз и, желая познакомиться, говорит: — Какие у вас славянские, такие русские, романовские глаза! Но вернувшись, услышать: — Какая-то вы вся не наша. Да, не бунинские глаза. У него все с чёрными глазами, с чёрным глянцем волос, да с чёрными бровями, словно предвещая нам конец русской нации. Бунинская эстетика безжалостна к человеку, одним трагическим умерщвлением в две строки — Бунин полосует и нам сердце. Любимый цвет Бунина— чёрный, он же цвет русской тоски, и он же женской непорочности. Его проза и стихи ближе даже к Бродскому, к импрессионизму или даже неомодернизму, ближе к черно-белым фотографиям, даже к черному квадрату Малевича, без «зоологической» пестроты, ближе к чёрно-серым оттенкам страсти. Бунин — поэт и художник. Любимый чёрный цвет и образы- символы, образы- знаки создают художественный монохром и почти «японистый» минимализм, что воздействует максимально выразительно. Не захламленный язык красот природы и отсутствие лубочных картин патриархальной деревни, производит впечатление эклектического искусства, настолько сдержанны тона, и полны глубокого смысла, как самая интеллектуальная эстетика. Редкие, неожиданные выражения запоминаются даже в аудиокнигах, ибо вдруг показались не «по-бунински» звучащими и возникает близость вместе с Буниным «ко всему тайному и дивному»: «фантастика темного коридора», «увидеть себя в Крыму, в котором никогда не был», «вспомнить то, чего ещё не было», «ничтожен каждый край земли», «предрассветное ничто» ,«затаенное, обещающее» и совершенно исключительная фраза: «…новые живые, которые будут жить нашими мечтами, а прошлое время будет казаться легендой» [ ]. Молнии с небес в любовную ночь и громы у Бунина повторяются из рассказа в рассказ: «Три рубля» и «Натали» — как переход любви в страсть, но страсть испепеляет, как молния, не создает, превращая в нечеловеческое и временное, тело и душу. Оттого и оканчиваются «страстные рассказы» непреложно смертью или её предощущением. Крепкое тело и крепкие груди, тело выше коленок — переходят из рассказа в рассказ как чернобровый барин и чёрные глянцем глаза, «чёрные тьмы – ещё ночны» … словно вся проза Бунина— единый и целостный роман, поэтичный с одними символами с образами: они работают как интеллектуальный код Бунина, как «код Да Винчи». Повторы, одни эпитеты, похожие ситуации « в той же темноте»—словно Бунин проигрывает одну и ту же бесконечную жизнь и её варианты : и в этом мистичность, такая понятная и знакомо русская поэтика, и как это гипнотизирует читателя, и так психологично по-русски, что мы и не замечаем это в ни в текстах, ни в жизни—для нас это нормально , как для старика Аверкия или дурочки Машеньки из «Баллады»: — «До чего хорошо, Господи! — Чем хорошо, Машенька? — Тем и хорошо-с, что сам не знаешь чем. Жутко.» [2, 17] Никаких случайностей в прозе Бунина: чётко выверенная речь и продуманны повторы слов, образов, эпитетов, даже ситуаций— то, что льётся так естественно и девственно-патриархально, на самом деле— высокая академическая проза, глубоко поэтическая проза, словно сам Бунин не делает разницы между стихом, прозой, музыкой и живописью. Эйдетическое единение искусств Бунина поражает и именно оно наполняет всё, что «от Бунина» — мистицизмом и экзистенциализмом русской души. «Сама чувствует то, что должен чувствовать он». [15] Разные толкования Бунина — только от изощрений литераторов. Бунин прост и ясен— в нём нет многослойности и подтекста, столь почитаемой критиками и Лурье. Бунин понятен сразу и обволакивает сразу. Осмысление приходит позже и не отпускает. В России счастье и любовь надо тоже уметь «перенесть», это как родиться в чистом поле под ясным небом, и уже ничто более для тебя в России дороже нет. «Всё вокруг вольно, просторно, пусто и до боли в глазах светло». [3] . Счастье тоже надо иметь силы перенесть: «Если бы револьвер… вот тут через эту синюю поддёвку— и всему конец…», это русскому не кажется неожиданным. Русский человек в любви гармонии не ищет, оттого и слова этого в текстах Бунина нет. От избытка страстей, от избытка воли, от близости не к природе и пейзажу, а гораздо глобальнее — близости к космическому и всеобъемлющему. Чисто русский надрыв и стон душевных мук. Счастье тоже надо уметь перенесть. Когда оно случается: и вольно, и просторно, но не свободно, а вдруг— Пусто, словно тебя пустили «враздрай», словно ветер вырвал клок души, размазал по небу— теперь ищи…, словно тело, звенящими крупинками тающего сугроба, разметало среди звезд — и тебя нет. «Самоубиение» русской души перманентно, в тоске и в думах, да в мечтах, чтобы всё нутро истомилось, свобода зане— как пустота, тут только револьвер… Бунин гипнотизирует как «Болеро» Равеля или «Патетическая» Шостаковича: ритмическая монотонность—монохромность всё нарастает, достигая апогея в напряженности. Такова проза Бунина: поэтичная, музыкальная, с повторами-гипнозами, где кодовые ударные слова так действуют, что «…через эту синюю поддёвку — и всему конец», напряжению и мучению. Кодовые ударные слова – чёрные глаза, черные брови, черная шляпка, черный глянец волос молодого барина… всё та же Глаша -Маша- Дурочка- Степа , девка дворовая или учительница, или бывшая гимназистка - упругая грудь, крепкое тело, прозрачная деревенская рубашка, да картуз, длинный подол, чёрные султаны пальм, чёрная темнота, тёмные аллеи—как постоянное дежавю. Ничего не выдумано Буниным, он помнит только то, что было. Чистый эйдетизм утонченного, неповторимого гипнотического текста, который и о будущем думает также, как о прошлом: для него всё едино, едино эмпатически, он вне времени, может вспомнить и того, что не было с ним, но будет с нами «новыми живыми». Любовь для Бунина— это эмпатическая Близость на любом расстоянии. Каждое движение, каждое слово, каждое невыраженное и недоговоренное чувство создает глубокую мистичность — мы, русские, все состоим из нее: будто всё у нас там, внутри. Сама суть русской психологии —жить в ощущениях, в предчувствиях, в непонятности своих собственных поступков, только нутром чуять. Видеть виртуальные образы— все равно, что быть провидцем, и термин для нас у него есть: новые живые, ибо старые живые —это те, что «после гроба», но не мёртвые. Оттого рассказы его и новеллы заканчиваются на смертях и гибелях, зане там, после гроба, иное - инфернальное, в котором Бунин ещё не был. Но он прав: он в интеллектуальном поле, в том самом, где никогда ничего не пропадает, все мысли и чувства-единый квантовый поток души и чувства любви, сострадания к ближнему. Второе любимое слово-фаворит, слово-ударник, которое выстраивает в систему все написанное Буниным — это Близость. Но Близость — то, что возникает с одного взгляда от одного жеста и одной мысли, единого чувства близости - то самое трансцедентальное, что несет чувства в любую точку мира. Как любят они оба в «Натали» … без писем, без встреч… Близость. Близость, черные глаза, эйдетическое видение и чувственная эмпатия Бунина — вот базовые алгоритмы Бунинской прозы, что делают Бунина - прозаика, Бунина - поэта и Бунина - публициста чудотворным мистиком не из прошлого, а «старым живым» из легендарного времени» - между мирами. Будущее предсказать можно : в будущем у всех смерть, если не предсказать, то можно вспомнить. Ощущение, что Бунин какой-то весь не наш, давно прошло. Мы как раз готовы быть с ним в одном поле, в одном измерении, в одном кадастре чувств, боли и любви в России— «Встань, возлюбленная моя», встань Россия. Самоистязание души в нас каждом сидит и от политического строя не зависит, и никакой идеологии в нём нет. Да разве это по-русски, чтобы душой за отчизну не болеть? Воля и демократия, свобода и право выбора— это нам, новым живым еще предстоит решить: старая Россия не смогла — сама себя и порешила, пропала вся Россия. Оттого даже «счастливые» рассказы Бунина драматичны. Всё у Ивана Бунина — Россия, каждое слово, каждый образ— всё символично, выписано и точно выверено, в одной тональности, что ещё сильнее воздействует на культурный код, на программирование русского следа в истории, в эстетике, духовности. В России счастье и любовь надо тоже уметь перенесть. Всё «вживагу». Эйдетическая память, образная, художественная русская память, до инфернальности с крепким словом, до боли, когда и вспоминать не надо- Россия вся перед глазами —так и не уходила. Всё- таки Россия. После цикла «Тёмные аллеи»,( а сам формат, по сути, современный сериал), после тончайшей эстетской, но чувственной его прозы— именно так она воспринимается теперь, литературно-критические очерки Бунина о писателях и поэтах, сначала удивляют откровенной беспощадной издёвкой. Мы подпадаем под поэтичность литературного языка Бунина, так вживаясь, что почти не улавливаем грустной насмешки, поэтому Бунин предстает мизантропом – а на самом деле- перфекционистом, и таким же категоричным, как все, что принесла революция 1917 года. «Новые живые», не найдя своего, желая разобраться – что есть что, как ни странно, а вовсе и не странно, но невольно обращаются к вкусам свергнутых и царя: он, царь-батюшка, и они, свергнутый класс, образованные, в гимназиях учились, уж должны в искусстве разбираться. Посему Брюллов — гений, а его девушка с виноградом— будто шедевр, лишь из приятельских отношений Брюллова и будущего царя Александра II — Карлуша еще в Царском лицее рисовал ему фривольные картинки. Своего культурного вкуса не было у пролетариата и крестьянства, а он нужен был – была в нем потребность. Брюллова давали, потому как у царя плохого вкуса быть не может. Бунин писал честно, ясно, искренне, интеллигентно, с уважением и состраданием к человеку, никаким властям не прислуживал и не угождал: ни царю, ни большевикам, ни фашистам. Но Ивана Бунина, родного, самоистязающего душу, нашего, патриархального не давали в советских школах. И всё равно мы все из Бунина: мы одного с ним культурного кода, кода русской души. Литература в России и поэзия имеет особый статус. Статус русской мистической души и мученика. После войны с фашизмом и после революционного угара все отшелушится, как короста, «с веселой ненавистью». Рассказы сороковых – все о любви, словно Иван Бунин знает: ещё немного и всё кончится, снова жизнь вернётся к душе и любви. До следующей революции — революции инсталляций, искусство сделает следующий спиральный виток, и мы снова начнем читать и слушать Ивана Бунина: всем родное, трепетное, простое и ясное, всем понятное исконно русское. Новое виртуальное мышление и синдром Стендаля со скрипом русской телеги, но вместе с желанием «новых живых» старинной дворянской (ни с того ни с сего) родословной, своё дело благородное делают— и верно, отшелушивая «не искусство». Апрель. Поздний вечер. Еду в метро. Поезд с грохотом огромной глыбы несётся в черноту тоннеля. Напротив, две девушки-хипстеры в наушниках что-то слушают-читают друг другу, улыбаются. Когда поезд остановился, я расслышала последнее: — Хорошо бы собаку купить! Пересаживаюсь к ним: — Что читаете? Отвечают: —Бунина. Спрашиваю: — Кто это? В ответ они улыбаются: —Наш эмигрант, как Бродский. Очень крутой чел. — Стихи наизусть знаете? И они прочли мне хором «Одиночество» Бунина. Важнее важного теперь понять русские корни, понять русского человека. Иван Бунин в монолите с русской культурой и домашних, уважительных семейных традиций, без излишней набожности, но с жадностью к образованию и книгам. «К более нормальной жизни, к более правильной работе литературной и образовательной я возвратился…», (Автобиография И. Бунина, интернет ресурс Чтобы наш мир, новых живых, не возвратился к допотопному. Чтобы не ушла Россия «по дороге в Чернь». «Встань возлюбленная моя», Россия. И всё-таки Россия. Цель эссе показать современность и близость изысканного мастера русской словесности, почетного академика русской литературной школы, писателя, поэта, публициста, переводчика — Ивана Алексеевича Бунина, нам, « новым живым». Писал нам, говоря с нами, словно вспоминая будущее, зане Иван Бунин обладал непостижимым русским интеллектуальным кодом: эйдетической способностью видения мира . Эссе носит скорее экспериментальный характер, ибо при его написании использованы опросы слушателей, читателей и собственные наблюдения, но не включены научные статьи и монографии литературоведов, дабы не «испортить чистоту» воздействия. Впечатление это произвело колоссальное: Бунинские тексты удивительно легко воспринимаются на слух и, главное, правильно. Бунин воспринимается, как сегодняшнее, недавно написанное, его язык точно не затхлый из сундука ворчливого дворянчика и не загнивающий, а животрепещущий. И как винить Бунина «за эту русскость». Иван Бунин, благодаря сюжетности текстов, ясности слога, не захламлённости излишним описательством, простотой изложения и даже «короткостью» рассказов, то с лёгкой ироничностью, то с глубокой грустью воспринимается на слух современно, значимо. Повторы образов- эпитетов, поэтичные, не сентиментальные—всё работает на современность. Использованы почти исключительно материалы и публикации интернет-ресурса, как наиболее доступного массового источника. Текст не является компилятивным,но в нем умышленно используются исключительно впечатления аудио- слушателя, иногда подготовленного, иногда нет, а не только автора данной статьи. Ибо близость Бунина «новым живым» — в восприятии его прозы и поэзии новыми инструментами мышления и средствами воспроизведения. Отсюда не академичный формат , ибо моё писательское исследование показало, насколько Иван Бунин не архаичен. Бунин читается только в одном алгоритме — в аналогии с настоящим; болезненные, патриотические, глубокие русские вопросы не уходят — они ждут разрешения. Крестьянская русская деревня почти сгинула и тянутся развалившиеся избы вдоль пыльных полей, и за русским словом— ёмким и понятным— не обращаются в память русского наследия и русских традиций. А надо бы к Бунину, к пониманию русского счастья, к его непостижимости. Иван Бунин — сама любовь и всегда о счастье. Источники и материалы: 1. И. А. Бунин. Темные аллеи, ООО «Издательство АСТ», 2017 2. И. А. Бунин. Баллада.03 февраля 1938. ООО «Издательство АСТ», 2017, стр.17 3. И. А. Бунин. Апрель. 9 марта 1938.Аудио-источник: bunin/21701-h udaya-trava-ivan- bunin/read/page-1.html 5. И. А. Бунин, Хорошая жизнь,11, 1911, Капри. 6. И. А. Бунин, Веселый двор, декабрь. Капри 1911, veselyy- dvor.html#book 7. И. А. Бунин. Часовня. 2 июля 1944г. Источник: 10. Захар Прилепин. Зима. Рассказ.2014. Интернет-ресурс онлайн- чтения: e-reading. club 11. И. А. Бунин. Аудиокнига. Окаянные дни. Онлайн-ресурс: 12. И. А. Бунин. Легенда, 9 марта 1949г., Электронная библиотека v=-3eJ_Y1e9XI 13.И. А. Бунин .Автобиографические заметки. molotom/avtobiograficheskie-zametki.htm 14.И. А. Бунин. Натали. 4 апреля 1941г. ООО «Издательство АСТ» , 2017, стр. 15.И.А. Бунин. Когда я впервые. 22 апреля 1944г. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
