ИЗ БОЛЬНИЧНЫХ ТЕТРАДЕЙ *** Прижав живот к холодной простыне, и у неё одной прося защиты от школьных представлений о стране, в которую пока не затащили, я думаю: китайский и санскрит намного легче было бы освоить, чем сколько-нибудь знаний наскрести о связи морга с изморозью коек… Мне не семнадцать и не тридцать три! И мне об этом... поздно или рано, мне слишком хватит пристальных смотрин красавицы, глупей звезды экрана. Ну что ж, смотри, чудовище, смотри, я вроде и сама не лыком шита, пока не приготовили витрин моего нутра, раскроенного с шиком, пока ещё живу, дышу пока, соперницу смелее поищи-ка! Но безоружна тонкая рука, и безнадёжней в мире нет защиты, чем мёртвый кокон белого холста и в голове роящиеся строчки… Ах, жизнь моя, и с пеной на устах я не могу, не смею ставить точку. *** Не думать о конце. Не сметь, не сметь! Не представлять его во всех деталях, покуда лета плавленая медь наотражала красок всей Италии и прочих стран полуденных, пока сидим себе в провинции спокойно. Так рыбка не гадает – рыбака, а старая корова – скотобойни. Ну вот опять…ничем не задавить вертлявую змею воображенья. …какой лудильщик эту медь лудил, её до боли яростное жженье? - особенно теперь, когда притих и ветер, мой единственный товарищ. Когда же будет пасмурно, мой стих – клянусь вам – станет жизнеутверждающ! *** На чудный мир, на этот белый свет не надышусь. И как мне отдышаться от бега по слоистому ландшафту, как бы происходящему во сне, когда бегу на речку что есть мочи, и плаваю, и что мне ваши Сочи, и жуткие пророчества врачей? За право быть самой собой, ничьей, но только рыбьей, птичьей, стрекозиной отмеченною братьей шебутной, за право раздавать, чтоб ни просили и плёс речной, и пёс сторожевой, я жизнь свою, последняя разиня, отдам, прослыв живой, живой, живой… *** На перекрестье света окон двух – загадочнее всех церковных таинств – в который раз я укрепляю дух, вернее укрепить его пытаюсь. Как мне спастись от юношеских дум, куда мне от экземы этой деться? Не облегчают душу и недуг ни детства косолапого соседство, ни луга буколический пейзаж вдоль берега, к которому не сплавать от берега, на коем только пляж (на кой он мне, безродной и бесславной?), ни сада плодоносная пора, его открыто дышащие поры, и ни дождя весёлый тарарам, подхваченный зелёным косогором с неистовством и жадностью двух тел, дорвавшихся до ласки - наконец-то…, ни гром, который важно продудел музЫкою классической, немецкой. Под перестрелкой молний в окнах двух, как под огнём родительских проклятий, мне б выстоять! Надежда, боль, испуг сцепились так во мне, что не разъять их. ОПЕРАЦИОННАЯ Белее мела белая стена в последнюю секунду на сетчатку так навалилась, что не простонать, ни вскрикнуть не успела. Опечатку так машинистки правят, возвратясь на знак один, штрихом или забивкой. И легкокрылой бабочкой боязнь в последний раз под веками забилась. *** Есть что-то от чумы в чумазом лете. И дети тонут в речках, и отцы от сердца умирают, а птенцы из гнёзд на землю падают. Отметим, что всё это от солнца и ленцы. Обычной лени, свойственной живому не думать ни о чём в такой жаровне. Так ни о чём не думают гонцы - бегут себе, бегут - отдать концы, споткнувшись на дороге длинной, ровной. *** Ах, как мерцает стакан, в свете луны серебрится... Мысли про Туркменистан одолевают... Не спится. Сон у меня отняла дева по имени Мева. Только вчера умерла. Мне бы забыть её, мне бы снегом сейчас подышать новорождённым и белым - да не пускает душа смуглой и сумрачной Мевы. Кружится над головой, жарким крылом задевая... Грёз нескончаемый рой мучает Азии раем. Жёлтый песок Каракум слепит, хрустящий и грубый. Вязкий шербет и лукум намертво склеили зубы. Уж я не в люльке горбов мерно качаюсь верблюжьих? Что там метёт за окном? То ли песок, то ли - вьюжит, то ли пустыня вокруг, то ли Москва и больница? Мне б разорвать этот круг - мне б из стакана напиться. *** Коль я подумаю о нас, Наталия, с тобой о разговорах без прикрас, о пенье вразнобой, когда пойму, что мы с тобой из одного ларца, рискую заразиться тьмой от здания с торца. Там чёрные платки и плач, там невозможен смех, там пепел стряхивает врач на отсыревший снег. …наверняка сойду с ума и места не найду ни в том раю, где ты сама, ни в собственном аду. *** Как старый друг тебе позолотил пилюлю – в осенней полутьме вдруг вспыхнуло июлем. Свет долго созревал и тёплый, жёлтый, чистый, из серых туч упал, как хлебный сноп лучистый. Поверилось, что – вот, и жизнь пойдёт сначала. Судьба моя, как плот, куда-нибудь причалит. И после всех крутых кружений по стремнине – земная твердь, цветы, и смерти нет в помине. МОЛИТВА Ф. Отодвинь темноту, отодвинь синей шторкой ли, лампочкой, свечкой, огонёк чей выпрастывал вечность в виде рыбок глазастых янь-инь. Чёрно – белых, не свет и не тьма… Ну а если он в силах отринуть темноту настоящую, вынуть этот чёрный квадрат из ума? Янь плюс инь – это птицы глубин океанских, иль рыбки в полёте. Отодвинь темноту, отодвинь, чтоб летели на автопилоте. Коль они в этой адской войне так срослись плавниками упруго, что – одним ограничились кругом и премудрыми стали – вдвойне. Боже праведный, им помоги, чтоб они понимали друг друга, чтобы их не захлёстывал туго белый вой из гортани пурги. Из стервозной промозглости вынь раму белую с чёрным квадратом. Умоляю, не дай плагиату разорвать круг из двух половин. Отодвинь темноту, отодвинь, прояви Божью суть и терпенье, чтоб явилось и без промедленья чудо света из двух половин! …отодвинь темноту, отодвинь. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
