А Ты Прошу, не тронь меня, молю о милости, избавь от круговерти авантюр. Не помню, ночью грезилось ли, снилось ли, что снова жизнь – картина в стиле сюр, что вновь меня из беспечальной гавани уводишь в неизведанность, а я, опутанный уловками лукавыми, глупец, в который раз не устоял. … Взглянув глазами грустными, усталая, решила – я, наверно, не пойму, что ты, кидаясь в омуты, искала лишь созвучие желанью моему. Касанье рук – и в сети пойман снова я, зовёшь найти замену шалашу. На зов семи ветров, в края бедовые веди из тихой заводи, прошу. -------------- Б Южное, моё Солнце моё – тягучий горячий мёд с запахом детства призрачным и далёким. Я не могу дышать без тебя. Метёт в северных землях. Пасмурно, одиноко. Каждое утро манкий рассветный луч тонок, порой невидим. Так мало света. Каждым бесцветным днём сквозь густую мглу в небе пустом ищу отголоски лета, лета, когда весь мир говорлив, пригож. Память уносит к морю, где жил когда-то, к полю, где вдалеке колосилась рожь. Воздух тогда был приторно-горьковатым. И защемит, заноет внутри. Унять грусть невозможно… Солнце моё живое, вызрей янтарной дыней к осенним дням, жёлтой листвой с каштановой рыжиною, чтобы зимой, лишённой твоих костров, снился мне яркий, ласковый цвет медовый. В тусклом сиянье лампы и блеске льдов – вижу повсюду охровый след. И снова выстудит душу холодом ведьма-ночь – всё отболит, забудется, станет снегом. Только во тьме зимы, обнажившей дно, чудятся мне лучистые обереги. Выйдет весна безумствовать, пировать, мир оживёт и вылезет из скорлупки. Буду смотреть на синего неба гладь, чтоб любоваться светом неярким, хрупким, тёплых лучей касаться – ещё, ещё! В окна закат искристый жар-птицей бьётся. …Это не кровь по венам моим течёт – южное золотисто-хмельное солнце. |