Далеко-далеко, где-то там, за краем земли едва-едва разгоралась утренняя заря, плавной, робкой еще линией подпоясывая горизонт. Совсем немного еще и поднимется светило над холмами и равнинами, полыхнет в полную свою мощь, золотым водопадом обрушит по весеннему теплые лучи на просыпающуюся после долгой зимней спячки землю. Разобьется миллиардами искр на луговых разливах, заиграет тысячами огоньков на говорливых речках и ручейках, сверкнет ярким пятном на тихой заводи, еще покрытой ледком. Совсем немного еще...

Совсем еще немного, но пока, в плотных предрассветных сумерках, шумно расталкивая густой воздух быстрыми крыльями, молодой селезень, на мгновение замирал в полете, будто наслаждаясь терпким, пьянящим, весенним ароматом. Гулко билось горячее сердце, быстрее и быстрее гоня кипящую кровь, словно жар пульсирующую в такт Весне. Все ускорялся ритм полета, все быстрее отталкивались от упругого воздуха крылья.

Вот промелькнула внизу небольшая речушка, змеей извивающаяся сквозь луг, промелькнула и широкая заводь с бурлящей от весеннего паводка протокой посередине. Зорко вглядывался в темное еще по сумеркам зеркало заводи селезень, заложив над водой лихой круг и, раскрыв клюв, издал приглушенный крик: «шааак». Громко говорит протока, чуть зашумел ветками ивы налетевший ветерок, но так ожидаемого ответа на свой призыв селех не услышал. Быстро-быстро, со свистом заработали крылья, набирая высоту. Дальше, дальше, туда к горизонту. Разгоралась молодая заря, огнем горела молодая кровь, стрелой пролетала внизу земля.

Вот вдали, словно кольцом окруженное пологими холмами, в обрамлении невысоких деревьев, показалось обширное озеро с белыми островками не растаявшего до конца льда. И вот от туда, отраженное от тихой глади воды, раздалось частое, звонкое и такое призывное «кря». Миг – и молодые, сильные крылья пронесли селезня над спокойной водой. Миг – и глаз высматривает зазывающую невесту. А вот и она, купается возле самого почти берега, вон там под низко склонившимися к воде ветками ивы. Бархатистым, глухим «шааак» ответил на призыв селех. Еще и еще. Звонче ответила подруга. Как вдруг от противоположного берега донесся еще голос, вторая кряква, стараясь перекричать соседку и соперницу заприметила молодого кавалера, кружащего над озером. Но, хоть и сильнее забилось сердце селеха, хоть все требовательней несся в воздухе призыв обеих крякв, садится селезень не поспешил, сделав над озером еще один круг и внимательно всматриваясь в округу. Вот голые ветки ивы, кои тесно росли вдоль кромки озера, касаются воды, от туда, из под них несется звонкая песня одной невесты. Вон там сладко надрывается вторая. Та совсем уж около пустого берега, лишь пожухлая трава прижалась к земле, да рядом темной копной застыл пышный куст, сливаясь с желтой прошлогодней травой. Зорче вгляделся в копну селезень, ни на миг между тем не забывая отвечать хрипотцой на приветливые, манящие крики подружек. Смутной, неясной тревогой кольнуло сердце при виде куста около берега, а впрочем есть и есть, ни движения рядом, ни постороннего звука. Да и тревога проскочила лишь на секунду смываемая задорным криком крякв.

Не спеша выбрать себе невесту и явно красуясь, селезень, в последний момент широко раскинув крылья, рухнул на середину озера, подняв при этом тучу брызг. Аккурат между двумя кряквами по обе стороны. Продолжая красоваться селех, бодро перебирая лапами, крутнулся вокруг себя, затем еще раз и еще. И не торопясь, с достоинством взобрался на случившуюся рядом льдину.

Низким, громким и густым голосом отозвалась кряква из под ив. Азартно прокричала вторая, от противоположного берега. Разрывалось сердце молодого селеха, не зная какую из невест предпочесть. Гулко пульсировала кровь, словно кипящая ударяла в голову, затмевая весь остальной мир вокруг. Нет, невозможно больше ждать, не устоять молодому сердцу перед таким напором. Вновь подняв облачко брызг селех плюхнулся обратно в воду. Как сладко, как призывно звучал голос из под ив. Втянув шею в плечи, опустив клюв и подрагивая хвостом, селех наконец решился и, резко выкинув голову вперед и вверх, решительно направился к невесте, ждущей кавалера под ветвями ивы.

Словно почуяв, что красавец селезень уходит, звонче прежнего закричала кряква с противоположного берега. И столько страсти, столько влечения было в ее голосе, что селех, совсем одурманенный от внимания, не раздумывая повернул к другому берегу. На крик от ив, в котором послышалась явная досада кавалер уже не обратил никакого внимания.

Вот она - копна на берегу, темнеет на фоне разгорающегося неба, все ближе и ближе. Однако, едва сдерживая неистовое желание оказаться к невесте ближе, селех едва перебирал лапами, приближаясь плавно, не спеша. Вот и кряква, примолкшая увидев приближающегося кавалера, совсем рядом с кустом. А позади, вдогонку уходящему кавалеру, от ив понеслась нескончаемая песня внезапно покинутой невесты. И послышалось в ней селеху столько призыва, столько задора, что он, замедлил ход, а затем и вовсе замер на месте. Совсем смешался молодой, хмельной дурман бушевал в голове. Вновь высоко вскинув голову селех часто-часто захлопал крыльями, приняв почти вертикальное положение. А меж тем, кряква около ив распалялась все громче и громче, вот послышался хлопот крыльев и с ее стороны. Растерявшись от такого обильного внимания, селезень, крутанувшись на месте стал смещаться к ивам, к так заливисто кричавшей первой подружке. Сначала неуверенно, будто действительно выбирая кому отдать предпочтение, но с каждой секундой все быстрее набирая темп.

Неизвестно, сколько еще продолжалась бы эта перекличка, если бы не характерный, несравнимый ни с чем, свист воздуха под крыльями прервал весеннюю игру незадачливой троицы. Привлеченные горячим выступлением крякв на самый дальний край озера шумно рухнуло сразу три соперника-селезня. На какое-то мгновение обе утки примолкли и над прудом, уже чуть тронутым поднимающимся солнцем, повисла звенящая тишина. Но лишь на краткий миг. Секунда и первая кряква разразившись короткими «кря» вдруг сорвалась с места, перелетая поближе к неожиданным, но желанным визитерам. От противоположного берега еще одной секундой позже включилась и вторая, но перелетать с места вслед за товаркой к яркоголовым женихам отчего то не спешила.

Такого молодой селех стерпеть уже не мог. Словно багровым туманом застила глаза ярость и, легко подняв мириады брызг с только что спокойной поверхности, селезень ринулся в сторону не к месту объявившихся конкурентов. Не прошло и секунды как с гвалтом, сопровождаемым утиным кряканьем завязалась короткая, но яростная драка. Что-то совсем невообразимое происходило не озере. У каждого из кавалеров горела кровь, каждого подстегивала Весна, каждому хотелось быть первым, да и молодая кряква, как на грех крутившаяся рядом, только подгоняла женихов.

Мгновение и стая, включая крякву, вдруг шумно поднялась в воздух, с чего то решив продолжить выяснять отношения в другом месте или вовсе в небе. Четверо молодых селезней буйно переругивались между собой. Уже не тонким поясом, но яркой золотой короной сиял горизонт, все дальше протягивало руки-лучи солнце, выгоняя с просыпающейся земли последние тени. Все вокруг заполнялось неповторимыми звуками весеннего оркестра – ведь теперь пришло его время.

А в шалаше, прилежно укрытым жухлой травой, в том месте которое молодой селех принял за копну, усталые от напряжения руки опустили ружье. Проводив взглядом удаляющуюся стаю, охотник, улыбнувшись уголками губ, едва слышно произнес: «Ну что ж, повезло тебе значит, гуляй кавалер, на верный выстрел так и не подставился».

Утренняя тишина недолго царила над озером. Рядом с шалашом очередной звонкой осадкой разразилась подсадная, а в небе послышалось быстро приближающееся «шаак». Ствол ружья лег в бойницу.