Я научилась читать рано и с тех пор читала все подряд: папе читала газеты, маме журналы мод. А еще начала читать книгу Оноре де Бальзака «Утраченные иллюзии», потому что детских книг в доме не было. Когда я мешала маме заниматься домашними делами, или беседовать с соседками, она усаживала меня на шкаф, сунув в руки какую-нибудь книжку. Я читала, и в доме было тихо. Мама знала, что со шкафа я не слезу и не натворю глупостей. Но я и там нацарапала на обоях слово «дура», отомстив так за мое сидение на шкафу. Каждый раз, когда мама усаживала меня на шкаф, я аккуратно выводила карандашом это слово, а потом невинно смотрела ей в глаза. Отец мой в то время служил на Востоке, и жили мы на военной базе. По утрам мама наряжала меня в красивое платье и выставляла играть на улицу. Во дворе я не знала, чем заняться и бегала за старшим братом, мешая ему жить. Он хватал меня за шиворот и говорил: -Отстань, в лоб дам. Тогда я начинала громко плакать, зажав себе уши руками. -Ладно, - соглашался он. – Хватит выть. Труба иерихонская! - это означало, меня приняли в компанию мальчишек. До вечера я лазала с ними по блиндажам и солдатским казармам, пока нас не вылавливали и не отправляли домой. По вторникам и четвергам к нам приходила учительница французского языка давать частные уроки. Я попросила ее принести какую-нибудь детскую книжку, и она принесла «Библию для детей». В библии было много картинок, и я с удовольствием их рассматривала. О Боге в нашем доме не говорили, а маме было некогда мне что-то объяснять. В моем понимании Бог был всемогущим волшебником, который все видит, понимает и слышит мои мысли. Я обрадовалась, что грехов у меня нет. Откуда у меня грехи? Я еще ребенок. Или у детей - маленькие грехи, а у взрослых – большие? Из книги я узнала, что человек должен покаяться, чтобы очиститься от грехов. А кому мне было каяться? Маме? Но я не слушалась ее, называла «дурой», ненавидела, когда она заставляла меня есть жареную рыбу. Нарочно пачкала жирными руками одежду, скатерть, шторы. За это она побила меня ремешком. В ответ я сбросила сковородку с рыбой на пол. Почему я это сделала? Потому что мама покупала живую рыбу и держала в емкости с водой, а я игралась с ней, кормила, меняла воду. А потом эту рыбу зажарили на сковородке!? За это я ненавидела маму. Но разве можно любить живую рыбу больше, чем родного человека? Значит, и у меня были грехи, несмотря на мой маленький возраст. Еще один грех я совершила в солдатской столовой. Эту столовую построили много лет назад пленные японцы. Она была из белого кирпича и круглая. Держась за выступающие из стен кирпичи, можно было лазать по стенам с одной стороны на другую. Быстрее всех лазала я. Мальчишки прозвали меня за это «мавпой» (обезьяной), и это была высшая похвала. Хоть в чем-то я оказалась лучше мальчишек. Столовая была на ремонте, мы разбили окно и влезли в здание. Осмотрели все. Брат посадил меня в котёл и прикрыл крышкой. Всем было смешно и мне тоже. Сказал, что мы играем в прятки, и чтобы я сидела тихо и не высовывалась. Я сидела тихо, потом уснула. Когда проснулась, стала звать брата, но он забыл про меня, или сбежал, потому что я опять ему надоела. Я пыталась вылезти из котла, но у меня не получилось. А еще я хотела в туалет. Прыгала-прыгала в котле и допрыгалась. В этот момент появился начальник столовой. Он вытащил меня из котла за шиворот и рассматривал, как нашкодившего кота. Мне было стыдно. Но виноватой я себя не считала. В окне показалась физиономия брата. Ему и пришлось чистить котел. Пока брат убирал за мной, я ревела, стоя в углу. -Лучше бы ты лопнула! - злился он, и я выла еще громче, потому что боялась, что брат наябедничает маме. Вскоре про столовую мы забыли. Но, когда я задумалась о моих грехах, вспомнила. А еще вспомнила, как к нам на базу проник мальчишка из дальнего поселка. Он собирал с тутовника пух. Мы окружили дерево и стали угрожать. -Слазь на землю! Ты вор! Нас было много. Он был один. Мы бросали в него камнями и улюлюкали. -Слазь, урод. Я кричала вместе со всеми. -Урод! Урод! Если бы мальчик слез с дерева, мы бы побили его. -Эй, зачем тебе пух? – спросила я. Он рассказал про свою семью. У него было пять братьев и две сестры. Он в семье старший. Отца не было. Жили бедно. Из пуха мать ткала пряжу, продавала на рынке, на вырученные деньги покупала одежду и еду. Но этого не хватало, чтобы прокормить всех. Молча выслушав его рассказ, ребята полезли на тутовник собирать в майки пух, а я побежала домой за бутербродами для семьи мальчика. -Приходи, всегда поможем, - сказал ему мой брат. -Спасибо, – ответил мальчик, но в глазах была недобрая усмешка. Мы проводили его до забора. -Почему не простил? – спросила я. -Чужие вы. -Ты сам пришел. Деревья наши. -Деревья ваши, земля наша! - он перемахнул через забор. Больше мы его не видели. -Может, он шпион? - сердился тогда брат. – А мы и уши развесили. А мне было почему-то грустно. Вечером, когда мама укладывала меня спать, я решила рассказать ей, как мы обидели мальчика, как я обзывала его уродом, а ее дурой, как сбрасывала надоевшие туфли с моста в реку, а потом врала, что туфли нечаянно утонули. -Мамочка, я хочу покаяться! – доверилась я. Мама рассмеялась, и я сразу передумала каяться и пожелала ей спокойной ночи. -Кайся! – приказала мама и снова рассмеялась. -Спать хочу, - я отвернулась к стене. Мама ушла, а я заплакала и плакала долго, пока брат не пришел ко мне в комнату. -Плакса-вакса-гуталин, на носу горячий блин, - он обнял меня, я перестала плакать и рассказала, как смеялась мама, когда я хотела покаяться в грехах. -Ну, что тут скажешь, она женщина! - оправдал маму брат. – А много у тебя грехов? -Я насчитала пять. Но, наверное, много. -Знаешь, - сказал брат. – Если у кого-то в голове мякина, то у тебя, точно, уголь. А каяться нужно священнику. Он укрыл меня одеялом и пошел спать. Уголь в моей голове и в самом деле был, и как он в меня попал, я очень хорошо запомнила. За забором нашей базы был дом. И мы часто подсматривали, как там живут люди. Они всё делали вместе, и мне это нравилось. Вместе возились в саду, поливали цветы, собирали виноград. Бабушка пекла во дворе лепешки, и мы кричали ей. -Ба, дай лепешку! Она бросала через забор лепешку, и мы рвали её на куски и проглатывали, почти не пережевывая, нам казалось, ничего вкуснее этой лепешки мы не ели. Однажды дети из этой семьи решили показать для жителей поселка сказку «Золотой ключик». Они вывесили на заборе афишу, приглашая всех желающих на спектакль. Мы тоже пришли, но нас почему-то не впустили. Сцена была устроена во дворе, зрители сидели на лавках и стульях. А мы решили смотреть сказку с забора. -Эй, вы, русские! – кричали нам с той стороны. – Вас не приглашали! -А мы просто сидим на заборе! -Да! Сидим! – поддакивала я. -А зачем ноги на нашу территорию свесили? Мальчишки уселись спиной к сцене. А я продолжала сидеть, свесив ноги во двор к соседям. -И ты тоже убери ноги! Я сделала вид, что у меня не получается пересесть - кряхтела, пыхтела, а потом заплакала. -Посадите ее правильно! – приказали с той стороны. -Она маленькая. Пусть так сидит! Я заплакала еще громче, и от меня отстали. Начался спектакль. Играли сказку про Буратино, было очень интересно, я даже забыла, что сижу на заборе. Но мальчишкам спокойно не сиделось, они ехидно высказывались в адрес актеров. Кто-то назвал Мальвину кривоногой, и она обиделась. -Убирайтесь отсюда! Вас никто не звал! – закричали зрители и стали бросать в нас палками. Мальчишки соскочили с забора и стали бросаться камнями. А я продолжала сидеть на заборе. -Эй, русские! Валите отсюда! – кричали с той стороны. -Сами ишаки! – обзывались мальчишки. Я увидела, как внизу у забора подпрыгивают Буратино и Пьеро, пытаясь схватить меня за ноги. Я поднимала ноги, потом опускала, понимая, что меня не достанут. Тогда Буратино запустил мне в висок углем. А больше я уже ничего не видела, потому что упала с забора в кусты и затихла там. Мальчишки пошли в рукопашную. Во двор выскочил хозяин дома и пальнул из ружья вверх. -Идите по домам! – приказал всем. Услышав выстрелы, к забору прибежали солдаты с автоматами и наши родители. А с той стороны набежала толпа мужчин с обрезами и палками. В этот момент моя мама нашла меня в кустах. -Убили! - истошно закричала она. – Убили-и-и-и. Она держала меня на руках и стояла между враждующими. А была я маленькая и щупленькая, в красивом платье, лаковых туфельках, вся в крови и не дышала. Мама громко кричала и прижимала меня к себе. -Девочку, надо отвезти в больницу, - сказал кто-то с той стороны. Он подошел к моей маме. – Идемте, я вас отвезу, – и мама послушно пошла за ним. Как меня лечили, я не помню. Помню, когда выписывали, доктор сказал моим родителям: -Забирайте это яблоко раздора. Дома я плакала, потому что голова у меня болела, а еще потому, что меня назвали яблоком раздора, а разве я была виновата? Когда я совсем поправилась, всю нашу компанию вместе с родителями пригласили на спектакль за забор. Я сидела на почетном месте и меня угощали виноградом. Я смотрела спектакль и была счастлива. Но отношения между хозяевами и гостями не стали теплее. Мальчики вели себя вежливо, помня о том, что отцы открутят им головы за лишнее слово. Женщины холодно благодарили хозяев. А я улыбалась всем, чувствуя себя виноватой и желая всех помирить. Уголь въелся мне в кожу и остался на виске черной точкой. я думала, что со временем это пройдет, но не прошло. Короче, я решила покаяться. Мне казалось, если я покаюсь, то и люди скорее помирятся. Священника на нашей базе не было. А за забором была мечеть. Я направилась туда. Мечеть оказалась закрытой. Рядом находилось небольшое здание с дверью из металлических прутьев. Внутри на земле лежали книги. Палкой я подтянула одну из книг, взяла в руки и стала рассматривать. Написано было на непонятном языке. Книгу я принесла домой и спрятала в шкафу. Брат, сказал, что за эту книгу могут убить. -Мало тебе угля? – злился он. Книгу я перепрятала, сказала брату, что выбросила ее за забор. На самом деле, я караулила муллу. И вот однажды мне повезло. Он был старый и важный. Лицо все в морщинах. Я подбежала к нему и попросила: -Не уходите! -В чем дело? - спросил он. - Где твои родители? -Они не знают, - сказала я и протянула ему книгу. – Возьмите. Он взял книгу. -Чего хочешь? -Покаяться. -Для этого надо принять ислам, - строго сказал он. - Чтобы принять ислам, нужно согласие родителей. -Бог для всех один. -Аллах, - сказал он. -Аллах, - согласилась я. А сама подумала, не все ли равно, как Бог называется, главное, что он один для всех. Если бы богов на небе было много, они бы все там передрались, как люди на земле. -Ладно, идем со мной. Мы вошли в мечеть. Он посадил меня на коврик и сам сел на коврик. Помолился. Потом сказал: -Рассказывай. Я рассказала про мои грехи. Он серьезно выслушал меня, потом сказал. -Хорошо, что вернула священную книгу и покаялась. Теперь живи праведно. -Хорошо, - сказала я и почувствовала себя счастливой. Он тоже улыбнулся всеми своими морщинками. -Идем, я провожу тебя. По дороге мы встретили бегущих мужчин, они несли покойника на носилках. -А где гроб? - спросила я. -У нас не положено, - ответил мулла. "Может быть и правильно, - подумала я. - Не все ли равно, в чем человека хоронят? Главное, как он жил, и чтобы вовремя покаялся?" |