А Ты помнишь, кто ты? Ах как леталось радостно! И неба было мало, Отец-Борей в наследство ей оставил два крыла. Купалась в бурях истовых, с ветрами обнималась. А мать – морская нимфа. Вот и с ливнями был лад. Нежнейшим ликом женственна, бела девичьей грудью… Помочь могла непонятым, в душе найдя изъян… Но только – лапы грифовы. Их видеть было трудно У этой полуженщины. Нашлись ли ей друзья? Суровы боги древние. Чудовищ создавая, Могли и жизнь забрать шутя – могли и вечность дать. И знала птица-женщина, что участь ей такая: Прекрасна, как богиня – но… покуда молода. «Ты помнишь, кто ты? Гарпия, – прошелестело Время, – Замкнётся цикл ещё один – и станешь ты страшна. И солнца свет закончится. Тебя настигнет темень. Не будет монстра злобнее – твоя ли в том вина?» Какое же проклятие в клубок сплетает нити? Дочь Ветра и не стала ждать, когда придёт беда… На крыше старой ратуши – на угол посмотрите: Застыла – в камне – гарпия. Прекрасна. Молода… Б Непокорный Что стоит за спокойствием жарких песков, Что сулит тишина и бескрайность пустыни? Шепчет огненный джин в ухо путнику имя, Так надеясь избавить себя от оков. Он устал быть услужливым, тысячный раз Исполнять указания высшего чина. Он хотел бы играть на барханах пустыни, Но не примет Темнейший строптивый отказ. Глупый путник, он глух к переливам песка И не слышит ни просьб, ни златого посула. Вышли звёзды на небо, пустыня уснула… Не уснула по воле глухая тоска. «Наконец! Вот же я! Посмотри на песок - Тускло лампа мерцает от лунного света. Наклонись, подбери! Я умею монеты… Нет. Не видит. Но шанс был довольно высок. Ах, отец, ты украл из далёких краёв Непокорную деву, холодную пери. Я такой же, как мать, усмирять не умею Волю к жизни. Не ведаю приторность слов. Мать ушла, задыхаясь от жара песков, Над ресницами таяли грёзы о воле… А в наследство лишь сны о заснеженном поле Мне остались, да песни каких-то волков». Или плен, или смерть, или грёз миражи. Но однажды тоска, словно солнце, взыграла: «Что мне лампа?! На волю!» Сквозь брызги металла… На песке только тень антрацитом лежит… Он летел над жарой к ледяным берегам, Пел и плакал от счастья. От счастья и боли. И кричал в небеса: «Мама, слышишь? На воле! Я прочёл «ты поймёшь…» по прекрасным губам». | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
