Вокзал, перрон… Вокзал. Перрон, Весна. Апрельские рассветы. Немеряно дорог. Не считаны пути. И ждёт тебя любовь неведомая где-то, И там свою мечту сумеешь ты найти… Но как ритмичен стук – бездушные колёса Отсчитывают пульс, отмеривают срок. И ты уже не ждёшь ответов на вопросы, И ставки высоки, хоть ставишь на зеро. А в окнах поездов, чуть смазано и быстро, Мелькают кадры дней, находок и потерь… Но если сделан шаг, то «делит биссектриса, Как будто угол, жизнь на «раньше» и «теперь». Остались за спиной восторги и полёты, И где-то позади дела, что удались. А нынче – просто быт, в котором важен кто-то, И это хорошо, и в этом суть и смысл. Так что же так зовёт, влечёт неудержимо В далёкую весну, где звёзды так близки, Где в лунных камышах кувшинки-пилигримы Холодным янтарём скользили вдоль руки? Где все ещё в пути, где всё, конечно, будет, Где множество надежд – и столько светлых «да»… Вокзал, перрон, октябрь. Под зонтиками люди. А мимо, мимо них грохочут поезда… Днепровские зарисовки Ночь-замарашка полоскала ноги в росных, прохладных травах возле лунного ручья. Бродяга-ветер осторожно гладил косы склонённой ивы, у гранитного плеча лиловой кручи над Днепровой синей глубью. Дремали тихо дачных домиков стада. Морфей в объятиях лелеял и голубил и тех, кто «нет» твердил, и тех, кто слышал «да». Проснулось утро, чуть туманное спросонок, над гладью тихой серебрящейся воды. Летучим облаком, прозрачно-невесомым, мой сон тревожный растворился, слово дым. На горизонте, чётком, вычерченном тонко полоской золота над ласковой волной, рождалось солнце, с вечной жаждою ребёнка мир познавать. И расстелилось полотно затонов тихих, где глубины необманны. А лён, своей голубизной окрасив склон, стремился вниз, к зеркальной плоскости лимана, где небо тёплой синевой уже цвело. И разбивались на хрустальные осколки Бокалы тонкие, где вина всё горчат, и все слова (которых было, помнишь, сколько?), что были брошены в запале, сгоряча. Я на холме, раскинув руки, принимаю - по каплям - ветра и воды хмельной бальзам, и оживаю. И хочу оттаять к маю, где шёлк травы – и вечно юная гроза… Старый сад Деревья так раскидисты и пышны, Травою буйной сад укрыт по пояс, Под старою задумчивою крышей Вьют ласточки гнездо, не беспокоясь, Что кто-то их сумеет потревожить – Давно здесь тишина. И только ветер, На тот, весёлый, прежний так похожий, Ласкает перепутанные ветви. В густой тени и в полдень как-то зябко, И всё, что было прежде - скрыто снами… А память, словно жадная хозяйка, Всё бродит по углам воспоминаний: Взбегает по ступенькам озорницей - Той, юной, в кружевном нарядном платье, И в дверь входную весело стучится… Её бы удержать… её догнать бы… Но к окнам засыпающего дома Сквозь заросли и солнцу не пробиться… А кажется, всё близко и знакомо, И в томике заложена страница Сиреневой – из рук е г о – фиалкой, Давно засохшей, только не забывшей Весны далёкой… И немного жалко, Что юные деревья стали выше… Но время пролетает птичьей стаей, Которая обратно не вернётся. Лишь ветер безнаказанно листает Страницы прошлых дней, омытых солнцем… Фламенко. Гитарист и танцор (Воспоминания о Льёрет де Мар) И когда загустел окончательно сумрак Вселенной, На свободу рванулись пять соколов, пять обнажённых страстей… Полукружье гитары легло в напряжённость коленей, И закончилось Время… И миг остановлен... И час – на кресте… А зал стонал и плакал, И тетивой дрожал На острие атаки Пяти звенящих жал; И каблуками скерцо У смерти на краю Танцор вбивал и в сердце, И в боль, и в жизнь мою… Алхимиками в тигле Расплавлена любовь… В судьбу вгоняет иглы Тот бой – с самим собой… Не выдержать, не выжить… Но вздох – и снова – шаг… Огнём мне душу выжег Фламенко – друг и враг… Стыли звуки, рассыпав глиссандо, как звёздные руны, Отражались в огне, погружая себя в многоточие дней… А на грифе разбитые в кровь обожжённые струны Умолкали, дрожа, навсегда породнившись с тоскою моей… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
