Стихотворение «Письмо с фронта» пришло ко мне вместе со вспышками молнии. Я гуляла с собакой после захода солнца, и увидела, что приближается гроза, и во мне словно что-то замкнуло, и полились стихи:

 

Мы, сестрёнка, теперь под Калугой,

Ночи ласковы тут, хороши.

Хоть гроза приближается с юга,

Соловьи здесь поют от души…

 

Вспышка молнии всё озарила –

Помогает писать мне письмо…

С небывалою, истовой силой

В бой мы вступим смертям всем назло…

 

Я ужасно боялась потерять пришедшее озарение и записала всё в память сотового телефона. Потом побежала скорей домой, записала всё в чистую тетрадь. Потом вновь пошла гулять. А когда оказалась на том же месте пустыря, ко мне явилось продолжение:

 

Перед боем всегда мне не спится,

И сегодня уснуть я не смог…

Не прощаюсь с тобою, сестрица,

Будет время, закончу письмо…

 

Я сунула руку в карман за сотовым телефоном, чтобы записать всё, и обнаружила, что нет ни телефона, ни ключей. Говорю собаке: ищи ключи! Собака тянет к дому. Ключи я оставила в двери, вместе с телефоном на одной связке! Вошла в квартиру, всё записала. И вновь пошла, уже не забыв ни ключи, ни телефон. И вновь на том же месте меня осенило вдохновение. И я уже не сошла с места, пока не написала стих полностью:

 

«Передай нашей маме поклон мой

И скажи: благодарен я ей,

Верность Родине, чувство земное,

Всё, что вложено в нас, сыновей,

 

С молоком мы впитали и свято

Будем нынче свой долг выполнять…

Командир и простые солдаты,

Умирая, в бреду кличут мать...

Я вернусь! Разве может иначе

Повернуться судьба к Васильку?..»

Вот над этим письмом мама плачет,

А потом убирает в фольгу,

 

Чтоб не выцвела эта святыня,

То письмо, что пришло ей с войны…

И ждала моя бабушка сына

Тридцать лет! «Хоть хромым, хоть слепым,

 

Возвратился б сынок мой Васятка, -

У иконы шептала она, -

Без него мне на свете несладко…»

Вот каких погубила война!

Будь же проклята эта война!

 

Пустырь, на котором я гуляла, как после выяснилось, был в годы войны линией фронта. И здесь земля была полита кровью. Нет, не кровью нашего Василия. Но кровью таких же солдат, как и он. Таких же чьих-то сыновей, которых ждали домой мамы и сестрёнки.

 

О том, что стихи станут песней, я тогда не догадывалась. Просто записывала то, что пришло само вместе с приближающейся грозой. А песни... Обычно я пою своё настроение, и так рождается песня. А тут просто словно мужской голос в моей голове надиктовывал мне письмо, но в стихах.

 

Так родилось стихотворение памяти гвардии старшего сержанта Василия Васильевича Кабанова, который погиб на войне 1941-1945 гг., и памяти его сестрёнки Анны Васильевны и их мамы Елены Ивановны, которая всю свою долгую жизнь несмотря ни на что продолжала верить, что её любимый сынок Васятка жив и обязательно вернётся.

 

Василия не сразу взяли на фронт, он был молод - 1924 года рождения. Призвали только в 1942 гожу, он был ранен, началась гангрена, отпустили домой умирать. Кто-то посоветовал ему как последнее, но самое верное средство, втирать в рану соль! Он уговорил сестрёнку обрабатывать ему рану вот таким невыносимо мучительным способом. Он зажимал зубами деревяшку, чтобы не закричать от нестерпимой боли. Руками крепко держался за что-нибудь, что невозможно было сломать, и терпел эту адскую боль. Анютке, как он звал сестрёнку, было чуть больше десяти лет, изо всей родни больше всех любила Василия. Понимала, что если не будет, превозмогая свою жалость, втирать соль в рану, то брат точно умрёт. Соль помогла! Рана зажила, брат окреп и вновь ушёл на фронт. На этот раз они расставались навсегда, хотя он всегда верил в свою удачу...

 

Извещение о гибели гласило, что гвардии старший сержант Кабанов Василий Васильевич, командир рации, 1924 года рождения Тульская обл., Мордвесский район, с. Кухтинка пал смертью храбрых весной 1945 года.

 

Спустя годы Анна вышла замуж за Исаева Алексея. И у них родилась я. И с детства слышала о мамином брате. И любила его, не зная его. А иногда мне казалось, что я когда-то всё это знала, всё, что происходило с Василием, и мне снились сны о войне, и в этих снах я была гвардии сержантом Василием Кабановым. И однажды я видела сон, что получено ранение и вот уже близка смерть, а рядом плачет молодая девушка, она любит Василия, а я думаю: «Как же она будет жить без меня?». И умираю*.

 

Меня удивляли эти сны. Но я предпочитала молчать о них. А когда я стала взрослой, мама рассказала, что приезжал фронтовой товарищ Василия и рассказал, что Вася на фронте встретил девушку, и они говорили, что после войны поженятся. И рассказывал, какой была девушка. Описание девушки со слов фронтового товарища полностью совпадало с тем, что я видела во сне. Но и тогда я промолчала. Слишком уж невероятными казались все мои и сны, и мысли на этот счёт.

 

Прошли годы, я смогла найти документы, знаю точную дату, когда Василий был призван, знаю, где похоронен, и кто погиб в тот же день вместе с ним. В Донесениях о безвозвратных потерях написано, что они убиты осколком мины...

 

С маминым братом связано много мистического в нашей семье. Он спасал маму спустя много лет после войны. Ровно за семь лет до маминой смерти, он показался ей в окошко. Дело было так. После сильного снегопада мама расчищала дорожку возле дома. Светило яркое солнце. Словно что-то толкнуло её в спину. Она оглянулась на окна своего дома и увидела в окне улыбающееся родное лицо. Она решила, что это приехал её восемнадцатилетний внук, что ради сюрприза он незаметно проник в дом и теперь смотрит в окно и ждёт её. Она обрадовалась, бросила лопату и побежала в дом. В доме оказалось тихо и пусто. Она позвала внука по имени. Никто не отозвался. И только тут она осознала, что её внук и её брат - одно лицо. И как она этого прежде не замечала! И ей стало не по себе от нахлынувших воспоминаний и пришедших мыслей. Она подумала, что Василий приходил за ней, за своей любимой младшей сестрой. Вот точно также он приходил к их маме, а вскоре старушка, которой исполнилось восемьдесят девять лет, тихо и радостно скончалась, сообщив всем, что вот же за ней пришёл Вася, чтобы взять её жить к себе, как они его не видят? Перед своей смертью набожная старушка видела его каждую ночь и всё собирала вещи, рассказывая, что Вася жив и женат, и очень хорошо живёт, и зовёт её жить в свою семье. Это была весна 1979 года. Васи на свете не было уже 34 года...

 

И вот теперь, увидев лицо брата в окне, его сестра испугалась. Умирать одной в пустом доме ей было страшно. Почувствовав сильную боль в области сердца, она приняла все нужные лекарства, и позвонила соседке, благо дома был телефон. Соседка прибежала, вызвала скорую. Маму положили в больницу. А на другой день ровно в полдень по тихой окраине прошлись два недобрых немолодца, вышибли закрытые двери там, где никто не отозвался на стук, взяли всё, что понравилось. Одной старушке не повезло. Она не услышала стука в дверь. И очень испугалась, когда чужие люди вломились в её дом. А они не растерялись, сказали, чтобы она по-хорошему отдала им все деньги, какие есть в доме. Старушка отдала. А что ей было делать? Они взяли деньги и ушли. А старушка стала заикаться, а летом скончалась.

 

А наша мама полежала в больнице, оправилась от стресса после видения брата, и ещё прожила 7 лет.

 

* Не знаю, что это такое, генная память поколений или какая-то другая тайна мироздания, но думается мне, что я знаю, как умирал Василий.

 

Будучи маленькой девочкой, я во сне увидела себя взрослым красивым мужчиной, умирающим от осколочного ранения. Тогда я ещё не знала, что мамин брат погиб от осколка взорвавшейся мины, будучи командиром рации. Я, имея облик крепкого мужчины, лежу со смертельным осколочным ранением и понимаю, что жить осталось недолго. А рядом со мной плачет молодая женщина в солдатской гимнастёрке. И последняя, предсмертная мысль в голове: «Как же она будет жить без меня?».

 

Проснувшись утром, я никому не рассказала об этом сне. Меня не покидало чувство, что это моё и только моё, и что я сейчас не проникла в святую тайну, а всегда жила вместе с этим знанием.

 

Тогда я не знала о гипотезе многократного рождения души. Просто приняла это как тайну моей души. А между тем, родители считали, что их малышка всегда откровенна с ними. До сих пор не пойму, почему я никогда не попыталась рассказать им о своих снах про войну и про Василия. Вероятно, моё молчание тоже для чего-то было нужно.