«Кнопка – Конопка» или просто «Конопка», так короче… Фамилия у него была Конопляников, имя – Сергей. Из-за маленького роста и неутешительных результатов в учебе, а, скорее всего, из-за безобразного, с точки зрения учителей, поведения, Конопка был посажен за первую парту в среднем ряду, где и восседал уже который год. Понять учителей было можно: Конопка учился плохо, во время уроков учителя видели, в основном, его спину, своим вниманием он их не баловал, за партой сидел, как правило, повернувшись к классу в пол- оборота, так как, по его мнению, именно там, за его спиной, и проходила самая что ни на есть настоящая и интересная жизнь. Был он худеньким, волосы белые, почти льняные, непослушной соломкой лежали на голове, на макушке чуть торчали, оттопыривались хохолком, из-за чего он напоминал воробья. Круглые серые глаза, маленький нос еще больше усиливали сходство с птичкой. Когда учитель в начале урока приветствовал нас и разрешал садиться, Конопка откидывал крышку парты, ставил на нее локоть и, опираясь на руку, полулежа-полусидя, оглядывал класс. Взгляд его блуждал по классу, пока не натыкался на что-то с его точки зрения заслуживающее внимания. Тогда он оживал, впивался взглядом в это нечто, глаза его, и без того круглые, распахивались еще шире, и он замирал, мысленно парил над предметом своего интереса, осмысливая увиденное. Руки его не были спокойны; он постоянно вертел в них какой- нибудь предмет: ручку, карандаш или просто катышек бумаги. Пальцы, тонкие, с обломанными ногтями, похожие на птичьи лапки с коготками, почти всегда были измазаны чернилами. Голова крутилась то вправо, то влево. Одновременно он поглядывал на учителя, чтоб не попало, перебрасывался с кем-нибудь из класса кусочками резинки, кидал реплики по поводу сказанного учителем. Учителя остерегались связываться с ним, так как очень часто после его замечаний по поводу сказанного ими, брошенных будто невзначай, реакция класса была настолько бурной, что дальнейшее объяснение оказывалось невозможным. Как-то раз урок истории был посвящен Древнему Риму. Клавдия Сергеевна, учительница со стажем, как принято называть учителей, чей профессионализм не вызывает сомнения, рассказывала о государственном устройстве Римской империи. Было интересно и поэтому тихо. Вдруг, после того, как учительница закончила фразу, Конопка, до этого слушавший урок вместе с классом, развернулся к аудитории, махнул рукой и произнес с пренебрежительно- недоверчивым выражением: «Брехня-я-я…!» Надо ли объяснять, что за реакция была у класса: стоял такой хохот, что о дальнейшем проведении урока не могло быть и речи. Незадолго до этого весь класс посмотрел только что вышедший на экраны фильм «Неуловимые мстители»… Клавдия Сергеевна только развела руками: «Ну, не дурачок ли?» А Конопка улыбался и радовался произведенному им фурору. Ситуация разрешилась сама собой: прозвенел звонок с урока. Девочка сидела через три парты от него. Она была хохотушка и с удовольствием наблюдала за его фокусами. Две косички с коричневыми капроновыми бантами по будням и белыми в праздничные дни подпрыгивали на ее плечах, когда она смеялась. Взгляд Конопки чаще других останавливался на девочке. Ее смех раззадоривал его, и он старался, хохмил еще больше, иногда до тех пор, пока его не выгоняли из класса. Видимо Конопке девочка нравилась, а иначе, зачем бы он так внимательно следил за ее реакцией на свои выходки? И дразнил ее: «Эй, ты, длинноносая!» А она была худенькая, и на ее лице, и правда, выделялся длинный остренький носик. Но она, почему-то, именно на Конопку и не обижалась. Не обидно он дразнился. Время шло. Дети подрастали. Становились серьезнее. Не взрывался уже так легко смех без причины. В восьмом классе про Конопку уже не вспоминали. Все готовились к первым в своей жизни экзаменам, да и он притих, словно чувствовал, что пришло время расставаться. Новый учебный год девятый «А» класс начал в обновленном составе. В классе оказались новички. Они казались интереснее «своих». Правда, и «свои» после летних каникул повзрослели, вытянулись, некоторых было просто не узнать. «Балласта» не было. Всех, кто учился кое-как, в девятый не взяли. Мальчишки из этой категории пошли в ГПТУ (городское профессионально-техническое училище), часть девчонок тоже. Некоторые из ребят сразу уехали из города и поступили в техникум. Приезжая на каникулы, они приходили в школу, в свой класс. Бывшие одноклассники обступали их, разглядывали и слушали рассказы о другой, взрослой жизни, уносясь при этом мечтами и надеждами в свое придуманное будущее. Конопка, естественно, попал в состав «балласта» и не пришел первого сентября. По правде говоря, девочка этого не заметила. Она давно перестала замечать его и смеяться над его шутками. Может быть, поэтому и шуток стало меньше. Ушло безудержное бесшабашное веселье из атмосферы класса. Его сменила напряженная монотонность учебного процесса, прорезаемая всплесками смеха, шуток, язвительности, ироничных высказываний и попыток сразиться интеллектом. Дети повзрослели, это были уже даже не подростки, а юноши и девушки, готовящие себя к взрослой жизни. Они страшились ее и ожидали с нетерпением одновременно. Знакомились, дружили, влюблялись, переживали, но при этом учились и упорно мечтали о будущем, которое обязательно - так казалось, а как же иначе - будет светлым, счастливым, хоть и не безоблачным. Наступили выпускные экзамены, затем выпускной вечер. У дверей школы собрались выпускники: девочки в розовых, голубых, кремовых и светло-зеленых платьицах и белых туфельках и мальчишки в темных костюмах и белых рубашках. Пришли и ребята, которые ушли из школы раньше, после восьмого класса. Эти ребята держались нарочито самоуверенно, но было понятно, что они волнуются и очень хотят быть «своими». Конопка был среди них. Он немного подрос, но все же был из тех, кого называют мелкими. Тот же взгляд, как бы остановившийся во времени. Те же светлые спутанные волосы. Та же небрежная походка, руки в карманах. Она, девочка, девушка танцевала с ребятами, с девчонками. Она не обращала внимания на Конопку, да и вообще не вспоминала о нем. Тот, кто так старался в детстве рассмешить ее, давно отошел в прошлое, как и само детство. Остались лишь веселые воспоминания, как о чем-то легком, ни к чему не обязывающем. После выпускного вечера все, кто собирался уезжать из города, разъехались. Началась новая жизнь. Новая жизнь началась и у тех, кто остался в городе. Появились новые знакомства, мечты становились реальностью. Бывало и так, что эта реальность не совпадала с ожиданиями. Годы полетели. Снова она и Конопка встретились спустя почти двадцать пять лет. В местном Дворце молодежи праздновали тридцатипятилетний юбилей их школы. Собрались, все кто жил в этом городе и кого смогли оповестить о юбилейном вечере. Она шла туда не очень уверено. Столько лет прошло. Что ждать от этой встречи? Перед входом в зал она нерешительно остановилась. Мелькнула мысль уйти, но тут к ней подбежала подруга, взяла за руку и решительно повела за собой в зал. В зале, вокруг столов толпились ребята и девчонки, а точнее мужчины и женщины, бывшие одноклассники. Конечно, это были уже совсем другие люди: взрослые, прожившие целую жизнь, принявшие от нее радость и печаль, переоценившие и переосмыслившие свои детские представления о том, «что такое хорошо и что такое плохо». Многие, с кем она встречалась хоть изредка, были узнаваемы. Некоторых она узнала с трудом, тех, с кем она общалась редко или не видела много лет. Конопку она не узнала. Худенький мужчина, светлый, с чуть взлохмаченными волосами и горящим взглядом. Что-то в этом взгляде притягивало и кого-то напоминало. Она вдруг засмущалась, и внутри у нее что-то дрогнуло: давно уже на нее никто не смотрел так, по- мужски. - Кто это?- спросила она у своей школьной подруги. - Это –Конопка! - Да ты что! Никогда бы не узнала! И добавила спустя немного: - Как он? Где? Подруга сказала: - Да у него, на удивление, все хорошо! Работает водителем автобуса. Женат второй раз. Есть уже взрослая дочь. Выпивает, но в меру: жена его крепко держит. Да и вообще, вниманием женщин он не обделен. Кто бы мог подумать! - Да уж, - подумала она. Трудно было предположить, что Конопка будет пользоваться популярностью у дамского пола. Хотя, почему? Ведь ей было очень весело когда-то. Она снова перевела взгляд на Конопку. Теперь она уже узнавала его черты: взлохмаченные светлые волосы, порывистые движения, поворот головы. Но самое главное – глаза, распахнутые, призывающие, горящие. И снова он был в центре внимания и снова смотрел на нее чаще, чем на других, и взгляд его смущал и согревал ее, будя в ней воспоминания о школьных годах. И казалось ей, что плечи ее расправляются, голова поднимается, улыбка становится шире. Было очень хорошо и весело. Наверно, такое возможно в окружении близких тебе людей, когда все они, как дети, как первоклашки орали, смеялись, толкались, и никто не был выброшен за пределы их круга, все были «свои». Она сидела на скамейке около стола, наслаждалась этой атмосферой детства, любви, добра, сочувствия, взаимопонимания. Она видела мальчишек в серых костюмчиках с пуговками, девчонок в коричневых платьицах и черных фартуках, с портфелями, ранцами: вот они идут с цветами на демонстрации, вот собирают металлолом, а вот в походе разжигают костер, пекут картошку, играют в футбол. Как быстро пролетела жизнь… Она подняла глаза. Конопка стоял напротив. Она всматривалась в него, сама того не замечая, как будто вспоминала, вглядывалась в давно ушедшее детство и вдруг, очнувшись, поняла, что он тоже смотрит на нее, и его губы шевелятся. - Я тебя любил! - потрясенно прочитала она по его губам. А когда пришла в себя, он уже отвернулся и разговаривал с кем-то из одноклассников. - Что это? Показалось? Но как же можно? Не приснилось же мне! Столько лет прошло! Вечер катился: разговоры, воспоминания. Нет ничего задушевнее встреч одноклассников. Начинали вместе в детские годы: детей ведь не обманешь, они чувствуют, где искренность, а где ложь. Нельзя быть плохим: выпадешь из команды... И теперь, спустя столько лет, они были друг для друга все теми же детьми, которые, держась за руки много лет назад, первого сентября, нарядные, с цветами вышагивали за учителем. Какие бы регалии не обременяли их теперь, это не имело значения. Спустя пару часов мимо нее прошла группа ребят, которая несла кого-то на поднятых руках. Несли торжественно и осторожно. Все это напоминало процессию выноса павших героев с поля боя. Этим кем-то оказался не кто иной, как Конопка. Лицо его было разбито, из носа шла кровь, тем не менее, вид у него был хоть и помятый, но непобежденный. Он вытянулся в струнку, руки скрестил на груди. Глаза были закрыты, голова гордо закинута назад. - "Что с ним?" - мелькнуло в голове. - Кто его так? - спросила она у подруги. - Да подрался, как обычно! Он же, как выпьет, буйным становится, все нарывается на удар. Вот и получил. Ничего, ребята его отведут домой,- объяснила та. Больше она его не видела. Совсем. То есть никогда в жизни они больше не встретились. И никто никогда в жизни ни один мужчина больше не сказал ей вот так просто, глядя в глаза: - Я тебя любил... В следующем году исполнялось двадцать пять лет с момента окончания школы. Они готовились к этой дате, пригласили ребят, разъехавшихся по другим городам. Ждали их приезда. Со своих собирали деньги, чтобы заказать кафе. Группа ребят, неустроенных, либо разведенных, либо потерявших доверие жен, не внесла назначенную сумму, и на праздник они не были приглашены: времена были трудные, денег лишних не водилось, никто не захотел платить за них, а может быть, просто постеснялись их неустроенности и непрезентабельного вида? В результате на вечере были те, кто так или иначе преуспел в жизни или хотя бы просто не потерялся в ней. Весело было, вспоминали, рассказывали о себе, о своих семьях, танцевали, фотографировались, выходили на крыльцо покурить. И тут кто-то из приехавших вспомнил с сожалением о тех ребятах, которые не смогли оплатить входной билет на вечер, входной билет назад в детство. Хотелось бы увидеть их, посмотреть, какими они стали, что у них получилось. Ее весь вечер не оставляла мысль, что надо было скинуться да и заплатить за них, ведь и сумма не была такой большой. Неправильно как-то получилось, что часть своих же ребят оказалась "за бортом". В какой-то момент она вышла на улицу вместе с теми, кто курил. Падал мокрый снег, зябко поеживаясь среди веселого гогота, она оглянулась. Уже стемнело. - Как же хорошо! Вокруг – «свои», ты - не одна. Да еще в такую погоду... И опять, некстати, вспомнила про не пришедших ребят. Как позже выяснилось, они приходили в тот вечер к кафе, постояли, посмотрели издалека на них, не решились подойти и ушли. Денег же у них и вправду не было. Кто-то не работал, кто-то пропивал все, что зарабатывал, и жена не давала на карманные расходы. Вся эта гвардия, состоявшая из пяти-семи человек, так и не осмелилась примкнуть к бывшим одноклассникам, а те, если и вспомнили про них, то постарались отмахнуться и забыть. Тот вечер оставил глубокий след в памяти ребят. Столько радостных воспоминаний! Все как будто помолодели. И даже те, неприглашенные, не обиделись. Позже они хорохорились, пытаясь оправдаться и делая вид, что совсем и не расстроились. Три дня пролетели незаметно. Потом все разъехались. А чувство вины перед ребятами, преследовавшее ее всю ту встречу и не оставлявшее позже, отступило, растворилось в повседневных заботах. Прошло три года. Она уезжала, далеко, думала, что навсегда. Можно сказать даже, что не уезжала, а убегала. Убегала от несбывшихся надежд, от какой-то личной неустроенности душевной, от страха перед одиночеством, т.к. дети уже выросли, родители, слава богу, были здоровы, а она по сути дела все одна. Внутренняя неудовлетворенность гнала ее из дома. Думалось, а вдруг что-то еще успеет в ее жизни случиться хорошее, что отогреет ее, смягчит, позволит разжаться той струне, которая все последние годы звенела в ней, звенела от напряжения. Никто из ее подруг не знал, что она уезжает. Она все оттягивала свое признание, т.к. боялась непонимания, сомнений, недоумения, всего того, что могло добавить смятения и так неспокойной душе. Но тут сама жизнь помогла ей сделать это. Позвонила как-то вечером подруга: - Конопка умер... Чуть подождав, добавила: - По-моему, сердечный приступ. Послезавтра похороны. ……………………………………… - Где собираемся? Когда? – она с трудом вспоминала о ком идет речь. Когда же поняла, что-то внутри подсказало: - Ну, вот, я уезжаю, а он совсем ушел… - А я уезжаю, совсем, в другой город… - Ну, ты даешь! - только и было сказано в ответ. Падал мокрый снег, хотя всего-то был конец октября. Они брели к выходу кладбища. У ворот стоял автобус, всех собирали на поминки. Как-то все пошли: нечасто ведь приходится провожать одноклассников в последний путь, когда всего-то сорок пять стукнуло. В столовой разместились за одним столом, помянули, согрелись. Как часто водится, пошли сами собой воспоминания, шутки. Слезы сменились на смех, и она вдруг подумала: - Ну, вот он и накормил всех, просто так, без денег. Собрал всех, отогрел нас и наши души, как бы говоря нам: - Я рад вам всем, живите долго и дружно. - Я вас любил… |