Три машины Скорой помощи у дома Степановых всполошили всю улицу на окраине поселка.

- Что? Что случилось? Как? – гомонили бабы. Мужики курили и помогали медикам тащить носилки с пострадавшими. Николая - сожителя Татьяны и соседа Володю, вели к машине под руки, детей – Юлю и маленькую Танюшку, вынесли на руках. Мать Татьяны – тетю Настю и саму Татьяну, несли на носилках. Мать была в сознании, Татьяна уже не воспринимала ничего…

- Первый! Слышите, первый, нам нужен вертолет! В Москву. Сами не спасем! Отравление грибами. Тяжелейшая интоксикация. Женщина 35 лет, – кричал в рацию доктор.

Машины уехали, а люди начали потихоньку расходиться, обсуждая произошедшее.

- Да всю жизнь же Татьяна собирает грибы – как она могла так ошибиться? Не иначе наговор это. Жена Николая, небось, постаралась, - говорила бабка Сима, которая и сама частенько ездила с Татьяной в окрестные леса за грибами.

- Ну ты скажешь, бабка Серафима! – возражала ей молодая женщина неопределенного возраста – Катерина Сивкова. – Это, небось, не грибы. Это они консервами отравились. Справляли день рождения, на столе всего было навалом, вот и попался порченый продукт. Не могла Татьяна своими грибами отравиться!

- Поглядим, что будет, - многозначительно промолвил отец Катерины дед Сивков, которого на улице и в поселке в глаза и за глаза звали Сивым, на что он всегда отвечал: «Хорошо, что не сивым мерином!», но тут уж кто-нибудь из мужиков хмыкал и острил: «А, что, Иваныч, мерином в энтом самом деле тоже быть не худо!». Потом громко ржали, рассказывая, что и они не лыком шиты, а могут по-лошадиному.

На следующий день из больницы выпустили Николая и соседа Володю. Бледные, с бледно-синюшными лицами, они говорили мало и были напуганы проишествием. К вечеру немного оклемались и рассказали, что вчера в обед праздновали день рождения Николая, а Татьяна нажарила большую сковороду грибов, собранных ею накануне… Ну выпили, как водится с устатку. Ну посидели, попоздравляли… Тут Татьяне стало плохо, и она прилегла в спальне. Особого значения этому не придали: набегалась вчера – за грибами ходила-ездила, сегодня полдня у плиты, устала, поди… "Потом позвала она меня тихо так, - рассказывал Николай, - и говорит: Что-то нехорошо мне, Коль, в глазах темнеет и слабость страшная… Ну я водички ей, то-сё, но она водички попила и вроде бы как уснула…

Тут тетя Настя всполошилась: «Это грибы!» - и два пальца в рот! Ну и все мы побегли в туалет. У Володи в доме телефон – вызвали скорую… Девчонкам – воду, воду и воду, а они квелые и не хотят пить! Испугались сильно. Врач потом сказал, что нас с Володей водка спасла, а Татьяна не пила почти – не любит она это. Вот и не поверить-то, а поверишь, что народное средство – оно всегда верней, чем заморские лекарства!

- А для Татьяны-то вертолет дали? Где она теперь? – спрашивали бабы, придя кто с чем для помощи попавшим в беду.

- Нет, она в областной больнице лежит. Немного лучше ей стало. Вертолет не понадобился.

На следующий день выписали тетю Настю и девчонок. Когда её кто-нибудь из баб спрашивал, она начинала причитать по Татьяне и далеко по улице были слышны её рыдания: дома тут небольшие и стоят рядом: участками четыре сада встык сходятся – все близкие соседи.

Татьяна была у тети Насти единственной дочерью. В войну тетю Настю угнали в фашисткий плен с Украины, и она работала на швейной фабрике в Австрии. Там даже от туберкулеза её вылечили, но об этом она никогда никому не рассказывала – это мне моя мать – сестра тети Насти, рассказала. Как и то, что вернулась тетя Настя из Германии беременная и вскоре родила девочку, которая умерла от «дифтерии», не дожив до годика… Потом она вышла замуж за моего крестного – дядю Серёжу, и родилась Танюшка. Мы с ней были ровесницы, учились в одном классе и сидели за одной партой.

Потом я уехала учиться в Воронеж, а Татьяна, не дождавшись из армии своего парня Сережу Ковалева, вышла замуж за Ивана из села Борино, что было в 20-и километрах от нашего пригородного шахтерского поселка, и сразу же в девятнадцать лет родила Юльку. Иван пил и мотался по командировкам, обещая Татьяне, что за это ему скоро дадут жильё. Татьяна терпеливо ждала, но жилья не давали – так и ютились они все пять человек в маленьком домике на окраинной поселковой улице. Потом родилась Танюшка, как бы в знак особой любви названная Иваном именем жены. Но, не смотря на эту «любовь», он продолжал "гудеть" и плакать пьяными слезами о своей судьбе, принося в дом только жалкие копейки…

Татьяна работала на заводе - во вредном цеху крановщицей и «заработала» силикоз легких.

Мой крестный дядя Сережа – её отец, был из белгородских казаков и очень додельный - мастеровитый: всё умел делать - буфеты, зеркала в витой раме, тумбочки всякие, табуретки, а главное – дом отлил из шлака - я помню, как мои родители помогали его стролить. До этого мы все жили на одной улице, где в ряд стояли двухэтажные бараки для семей шахтеров. Эта улица называлась гордым именем - Свобода. Но настоящая свобода здесь была только для нас – детей: вокруг поля, пруды в оврагах, дубовые посадки вдоль полей с земляникой и грибами, терриконы шахт, а вдалеке – леса – до них надо ехать на рабочем поезде, а в них снова шахты - 6-я, 8-я, 7-бис и другие.

Дядя Сережа работал на шахте. Там однажды внезапно оборвалась крепь, и его сильно ударило по голове. Потом парализовало, и учиться говорить ему пришлось заново. Тетя Настя работала секретарем на продбазе, а Татьяна ухаживала за отцом, как умела.

Добрая душа Татьяна! Красивая, с копной темных волос, всегда пушистых и густых – казачка! Весь дом на ней, всех она жалеет и старается понять. Эх, её бы кто понял и пожалел! Иван из очередной командировки не вернулся – ушел к другой женщине Та, говорят, заставила его вылечиться от пьянки и взяла в ежевые рукавицы. Не раз, небось, о доброй Татьяне да девчонках своих пожалел! Но не вернешь былого, да и предательства Татьяна не простила – характер имеется.

Крестный вскорости умер. Так что Татьяна была единственной опорой тети Насти в старости - было по ком так убиваться. Да и дочь она хорошая! Только вот приютила этого приблудного Николая, пожалела мужика, а у него ведь жена и дети есть. Зачем пустила в дом? Ну и что с того, что у него машина - какая-то развалюха: на ней не то, чтобы за грибами ездить, а по улице-то позорно проехать: гремит, чадит, и тормоза работают ли? Но Татьяна сказала: Мам, я сама себе выбрала мужика, а до этого - меня выбирали, и ты не лезь. Плохой плетень, но за ним тише. А машину отремонтируем. Будет на чем за грибами ездить – сама увидишь.

И то правда: грибы и рыбалка для Татьяны – главные удовольствия в жизни! «За это можно всё отдать!» - говорит она и ей веришь, когда она начинает рассказывать, чтобы сподобить и меня на «тихую охоту».

- Ты не представляешь, какая красота в лесу утром! Он ещё спит, солнце путается в ветвях, росинки на паутинках как жемчужины катаются, и пахнет душистой настоянной на травах и грибах водой!

- Почему водой? – удивляюсь я. – В наших лесах нет озер.

- Для кого-то это сырость, а для меня – живая вода, на которой растут грибы. А птички только-только проснулись и приветствуют друг-дружку и новый день, - продолжает она.- Любопытные такие! Подлетят, бусинками глаз зырк- зырк , голоском - цвирк-цвирк и отлетят недалеко, а потом опять подлетят. Словно присматриваются и спрашивают: А с чем ты, мил человек, к нам в лес пожаловал: с добром ли, с худом? Видят, что с добром (и с ведром! – смеётся Татьяна) – и улетают по своим делам. А ты окунаешься в умиротворяющую тишину слегка шуршащих листьев. У-миро-творение – это ты и есть, понимаешь? Чуткая тишина внутри тебя. Идешь и чувствуешь, что ты тоже - веточка, листик, травинка, маленький цветочек - так хочется быть родной частью этого дикого величественного мира, этой громады леса, и боишься его, и любишь, и как бы пытаешься задобрить…

- Ты о лесе, как о Боге…

- Он и есть Бог, если он – Его творение: Он ведь во всем... Иногда хочется просто лечь под большим деревом и слушать, слушать…

- Как Андрей Болконский под дубом?

- Ага.

Татьяна у нас в школе здорово читала стихи и пела – из неё получился бы хороший массовик-затейник от культуры, но культура, финансируемая по остаточному принципу как всегда, осталась в остатке без таких, как Татьяна - чутких, отзывчивых и неравнодушных к красоте.

Такой она была и с мужчинами. В цеху всё время на людях, а с ними, разве не видно, с кем можно идти в разведку, а с кем нет? Ну, в разведку – это, конечно, не совсем то, но и в том – другом, тоже хочется доверить сердце и мысли хорошему человеку, созвучному в понятиях о жизни.

Николай работал в том же цехе, на обрубке: работа не для слабых - кувалдой обрубать заусенцы на литье и зачищать заподлицо. А станины для станков - сплошь многотонные – машиностроение в стране ещё не порушено. В обед все обедали в одной столовой или подсобке. Шутки, смех, подначивания. Татьяна, понятное дело – не из последних молчуний. Раз очередь он ей занял в столовке, два - проводил и пожаловался на семейную жизнь, на третий раз – пришел жить и машину – свой развалюшный «Москвич», привел. Пожалела его Татьяна, добрая душа. Жили во времянке в саду. На работу ездили на автобусе. Тетя Настя скрипела на новоявленного «зятя», но терпела, когда Татьяна говорила: Тебе и Иван не мил был! Дай хоть немного пожить для себя!.

Жена Николая - Анна, работала в том же цехе нормировщицей. Иногда Татьяна видела, как она приходила в литейку как бы невзначай и писала что-то в своей тетрадке.

- Ой, Тань, - говорила Татьяне подруга Ольга. – Неспроста она в литейку зачастила. Как у тебя с Николаем-то?

- Да нормально вроде бы, главное - не пьет. Живем, друг друга уважаем - может быть, что получится.

- Нина рассказывала, что Анька сказала где-то в компании, что за Николая отомстит тебе. У неё бабка знахарка была, говорят…

Татьяна рассмеялась в ответ:

- Да я Николая на привязи не держу, но и гнать не собираюсь. А наговор чтобы подействовал, нужно верить в магию, а я не верю! – и засмеялась. - В субботу за грибами собираемся. Поехали?

Ольга отказалась, сославшись на занятость.

 

Я приехала в больницу к Татьяне, когда её перевели из реанимации в обычную палату. Почти всю мою передачу завернули в приемном покое: больной есть ничего нельзя – только минералку пить.

- У меня теперь вся печень в дырочку, - грустно засмеялась Татьяна. И предвидя мой вопрос: Как она – заядлый грибник (или грибница?), так вляпалась с этими проклятыми грибами, начала рассказывать:

- Свежих грибов я хотела набрать, чтобы пожарить их на день рождения Николая – он у него на воскресенье удачно пришелся. В банках-то у меня засолено много, но очень в лес хотелось! В субботу Коля наладил машину, и мы поехали в Сенцовский лес. За Центролитом мотор заглох и ни тпру, ни ну! Я издергалась вся, пока он возился: лучшее время для сбора уходит! Но ничего не помогло: машина не завелась, как чувствовала... Дорога – от деревни до деревни бежала среди полей, а между полем и дорогой – посадки. Ну, я и пошла посмотреть, нет ли грибов хотя бы там. Может быть, толкачиков наберу – подумала. Тут, возле дороги, в посадках, ничего не было, а в более дальних стали попадаться грибы. Я обрадовалась толкачикам и сыроежкам как родным, и стала их собирать в ведро. Ну ты, наверное, знаешь эти грибы – толкачики - они на шампиньоны похожи – такие же белые… Да набрала почти ведро и вернулась к машине. Николай по–прежнему «загорал» на обочине.

- Тут Виктор проезжал, торопился сильно, но я передал, чтобы он сказал Сашке приехать за нами на ЗИЛе, будем тащить на тросе, - сообщил он мне виновато.

- А когда он приедет?

- Ну, я не знаю…

Между тем солнце уже катилось колобком под хвост рыжей зари…

- Иди вдоль дороги и голосуй, но в легковушки не садись, а садись только в автобус, - посоветовал мне Николай.

Минут через десять подошёл ПАЗик, идущий в город. В нем сидели более удачливые грибники с полными корзинами грибов. Я со своим ведерком, прикрыв его марлей сверху, устроилась на заднем сиденье Рядом - бабушка с корзиной, спросила меня:

- Что собирала, милая? Что набрала-то?

- Да вот, толкачики,- только и смогла ответить я

- Покажи-ка.

Неудобно отказать старушке – я и открыла.

Старушка посмотрела и говорит мне:

- Да ведь поганки это! Выбрось – отравишься!

- Нет, бабушка, - отвечаю я ей тихо. – Это толкачики! - Как затмение на меня нашло какое-то.

Рядом сидящие тоже говорят мне, что некоторые мои грибы очень на поганки смахивают и лучше не рисковать, но я уже с пеной у рта доказываю, что я собираю грибы лет двадцать и ошибиться не могу! Точно: затмение это было…

Дома перебрала грибы, промыла хорошенько, поставила отварить с лаврушкой, чтобы потом пожарить. Варила долго, в нескольких водах - уварились как мясо, и осталось их всего на большую чугунную сковородку. В воскресенье пожарила с лучком, пока готовила всё остальное. Под водочку они хорошо пошли. Только я почти не пила… А есть - ела.

Плохо мне стало не сразу, и не поняла я, что это от грибов. Легла и вдруг начало темнеть в глазах… Николай вызвал скорую помощь, и, когда она приехала, я уже провалилась во мрак. Чуть очнулась от тряски – дорога у нас на Горняк неважная, асфальт ещё не проложили, хоть уже лет пять обещают. Очнулась и слышу краешком сознания, как сидящая возле меня врачиха говорит медсестре: Не довезем…Ох, не довезем…

Тогда дошло до меня, что это они обо мне говорят. «Как не довезут?» – содрогнулось у меня всё внутри. – «Не может такого быть!» Громадным усилием воли все остатки сил я бросила в жизнь – не знаю, как это получилось: подумала о своих девчонках, растущих и так без отца, и пришла в сознание. Открыла глаза и застонала от того, что ничего не почувствовала – потом поняла, как мне было холодно: словно крови, греющей красными огоньками, в теле совсем не осталось... Тут же мне сделали укол. В больницу привезли уже в сознании. Это лес мне помог, чтобы я в него вернулась!

- Неужели ты после такого будешь снова собирать грибы? Я ведь потому не собираю, что тоже отравилась однажды. Знаешь, как было? Мы с мужем поехали на новой машине в ближний лес – за Косыревку и там набрали лисичек. Я потом из них суп сврила, а на следующий день на работе мне стало плохо. Хорошо, что станция Скорой помощи рядом была! Довели меня туда, а там врач – грубый такой, меня спрашивает: Что ели? Я говорю: Суп с грибами. Он: Были подозрительные? Я: Нет, ну, может быть, один-два… Он зыркнул на меня и как бухнет: Умные сразу всю сковородку выбрасывают, а дураки играют в лотерею! Я обиделась и ушла. Но если бы он не обозлил меня, то физически точно поддалась бы отравлению и загремела на все промывания в больницу! Но он от меня расписку потребовал, что отказалась от больницы. Оклемалась потом. После этого муж стал говорить: Чтобы узнать, какие грибы съедобные, в лес нужно ходить, как минимум, вдвоем! Но ни вдвоем, ни втроем я больше грибы не собираю.

- Это потому, что Лес не зовет тебя, а я знаю, что если бы я собирала эти грибы в лесу, он не обманул бы меня...- сказала Татьяна.

 

Лес позвал её очень скоро. Да и вправду: в тяжелое время он же и лекарь, и кормилец, и заботник, а в легкое - без него скучно. Лесо-творение и человеко- творение, как часть миро-творения так близки – просто из одних клеточек-веточек состоят – пусть они помогают друг другу не сломаться.