МАНДАРИНЫ МОЕЙ ПЛАНЕТЫ

 

Посвящается сыну Руслану.

1.

- Джей! Пошли смотреть, как вылупляются мандарины!

- Ур, меня вторая мама не пускает. Говорит, что снова вся изгваздаюсь в

мандариновом соке…

Да, это был убийственный аргумент, и не возразишь даже.

Дело в том, что мандарины начинают вылупляться после двенадцатой

Желтой Луны. И собирают их до середины сезона Красной. К тому же

собиральщикам надо иметь очень чувствительные, не загрубелые, как у

взрослых, подошвы, чтобы вовремя почувствовать их вибрацию и не

дёрнуться в сторону. Иначе фонтанирующие брызги сладкого

фиолетового сока от стремительно выдирающегося из-под почвы

наружу и взорвавшегося у тебя под ногами мандарина окатят

посильнее старого корабельного брансбойда – и ты недели две будешь

ходить с фиолетовой, мерцающей в бордовых сумраках Красной Луны

серебристыми искорками, кожей. И все будут знать, что ты неуклюж и

бестолков. И обзывать Фиолетовым Жиком. А всю одежду, придуманную,

кстати, из верхнего обработанного слоя мандариновой кожуры,

придётся выкидывать, так как после невольной окрасочной процедуры

она в течении десяти-пятнадцати минут съёживается до размеров

кукольной. Те, кто ходил за мандаринами без запасной одежды или не

сумел стырить у родителей облегчённый ремонтный скафандр,

зачастую прибегали домой нагишом. В боевой фиолетовой раскраске

Жиков.

Меня голым видели только один раз – когда мне было всего-то шесть

лет…

Вторая мама у Джей совсем ещё девчонка. Подумаешь – всего на семь

Осенних Ветров старше меня. И на восемь с половиной – Джей. Но уже

важничает вовсю! Ещё бы – её Первая мама, бабушка Марго –

наследственная Начальница репродукционного корабельного блока,

куда входит и Проклятый Генетический Банк.

Сейчас бабушка Марго – Первая Жена дяди Влада, наследственного

корабельного Штурмана. Кто такой Штурман, я пока не знаю, хотя и

догадываюсь. Навигацию проходят в последнем, пятом классе, а я учусь

в третьем.

В моём третьем-бис кроме меня учится ещё 9 мальчишек. Остальные 32

ученика – это девчонки. В третьем-прима ещё хуже – там всего семеро

ребят на тридцать пять девчонок. В прошлые Осенние Ветра их было

11. И в их исчезновении в конце сезона Зелёной Луны Старшие

женщины из Совета до сих пор винят Ингвара, моего отца…

Репродукцию и Генную биологию мы уже прошли. Ещё в Первый, самый

длинный, сезон Трёхлуния. Именно тогда я и узнал, почему в посёлке

населением триста шесть человек всего двадцать восемь мальчишек в

возрасте от нуля до шестнадцати лет и пятеро взрослых мужчин… Курс

нам рассказывала бабушка Марго. И всем приходилось его внимательно

слушать. Всё равно – делать в это время больше и нечего. Ведь, кроме

всего прочего, в этот первый календарный сезон, когда над головой

висит пирамида из трёх Лун, особенно и не погуляешь. То возникает

внезапная сверхионизация воздуха, такая, что потом долго не можешь

ни к чему металлическому прикоснуться – искра пробивает, будь

здоров! То локальное изменение гравитационного поля – и можно,

случайно топнув ногою, взлететь метров на пятьдесят, а там – куда

тебя ветер отнесёт; а может так прижать к поверхности, что, захоти

позвать кого на помощь – не получится, только челюстные мышцы

порвёшь в попытке открыть рот. То световая аберрация, неожиданно

возникающая при необъяснимом образовании миниатюрных воздушных

линз – тогда можно запросто потерять ориентацию, отойдя от порога

дома метра на 3-4. А то просто – очень сильный ветер. Такой, что

виднеющуюся в двух милях за посёлком Колонии махину Корабля

визуально покачивает из стороны в сторону – и это не смотря на то, что

он всегда в это время расчален канатами толщиной с ногу моего отца,

наследственного Безопасника.

И именно с этого сезона начинается отсчёт нового пятисотсуточного

периода под названием «Осенние Ветра». И в грядущие Осенние Ветра

мне исполнится уже двенадцать. Вот так вот!

Отец мне недавно сказал, что в пересчёте на древний возрастной цикл

мне уже полных шестнадцать лет. Я тогда спросил его – откуда такое

непонятное слово «лет». Может, от сокращённого слова «летать»?

Отец только пожал плечами и пробурчал, что никто уже и не знает

этого. Просто остался такой термин в качестве удобной меры

исчисления – вот и всё. Почему это удобной? По-моему, термин

«Осенние Ветра» намного более благозвучен, понятен и просто –

красив. А «лета»?.. Какая-то в них неправильность и непонятность – и

больше ничего…

2.

Джей всё же сбежала от своих матерей со мной и ещё тремя

девочками-малявками из первого-бис. Набив рюкзаки старой одеждой и

пакетами с сетками, мы рванули на дальнюю старую делянку, что в

восьми милях от посёлка. Делянка была признана Советом женщин

неперспективной, а потому – заброшена ещё три Осенних Ветра назад.

Но я чувствовал, что именно на ней в этот раз будут вылупляться

мандарины. Иначе зачем это молодым Жикам вот уже пятую Желтую

Луну роится над ней. Издалека это роение выглядит небольшой

грозовой тучкой грязно-синего цвета. Но грозовые тучи приходят

намного позже – в самом конце сезона Красной Луны. И до них еще

целых сто с небольшим суток. Я уже давно подозреваю, что взрослые

особо не заморачиваются с расчётами – когда будут вылупляться

мандарины. И это понятно – у них своих дел хватает. «Основных и

важных», - как говорит мой отец перед очередным обходом посёлка и

Корабля. А собирание мандаринов – это полностью прерогатива

детей… Женщины же обустраивают свои дома, делая из пластиката

какие-нибудь новые предметы мебели. А старьё перерабатывают в

корабельном конвекторе – на нашей планете пластикат, даже

специально облучённый – как на стены, пол и потолок поселковых

домиков, живёт совсем недолго – каких-то два-три сезона Осенних

Ветров. А про более мелкие вещи и говорить нечего.

Пришли на место поздновато – Жёлтая Луна уже прошла зенит. Но до

Жёлтых сумерек, когда диск Луны, только лишь наполовину утопившись

в горизонт, неспешно начинает ползти на восток, к точке своего

восхода, оставалось ещё около десяти часов.

Жики при нашем приближении опустились пониже – они кажутся нам

очень любопытными созданиями. К тому же они давно уже поняли –

если на делянке появляются дети, то, рано или поздно, кто-то из них

обязательно наступит не туда – и тогда сладкая пахучая мандариновая

струя, окрасив незадачливого собирателя, даст и Жикам шанс

искупаться в ней, не затрачивая на это собственных дополнительных

усилий.

Один из Жиков сел мне на правое плечо, и, легонько щекоча моё ухо

своими верхними тоненькими лапками с ладошками-присосками, начал

извиваться своей нижней частью тельца – будто исполнял какой-то

танец, издавая при этом звук, напоминающий гудение работающей

портативной лазерной пилы: «Жии-жик-уу, жии-жик-уу…» Буквально

через минуту после этого на мне уже сидело штук десять этих синих

малюток, и их ритмичное «Жии-жик-уу» невольно заставило и меня

начать покачивать бёдрами. Походка сразу же сделалась вихляющее-

танцующей. Я на ходу скинул с ног сандалии и оглянулся. Джей была от

меня в пяти шагах слева и тоже уже босая. Первоклашки, также

облепленные Жиками, не спешили расставаться с обувью и неуклюже

загребали сандалиями верхний, переливающийся оттенками серого,

слой почвы.

Я уже хотел крикнуть, чтобы они побыстрее разувались, как вдруг под

ногами одной из них вспучился оранжевый пузырь с торчащим вверх

гибким сиреневым щупом. Этот пузырь от соприкосновения с воздухом,

на глазах становясь тёмно-синим, почти фиолетовым, начал концом

своего щупика елозить по поверхности. Глупая девчонка замерла. Но

было уже поздно. Почувствовав своим извивающимся щупом грубую

подошву сандалии, вылупляющийся мандарин мгновенно начал

раздуваться. И в какой-то момент лопнул. Фонтан фиолетовой, с

золотистыми прожилками, жидкости накрыл незадачливую

второклассницу с головой. Жики восторженно зажикали, пронизывая

фиолетовые струи, кувыркаясь в них, делая воздушные кульбиты,

взмывая вверх и вновь ныряя в ароматную жидкость.

Секунд через десять фонтан иссяк, и под ногами ставшей полностью

фиолетовой девочки остались лишь тонкие лоскуты мандариновой

кожицы – будто большие развёрнутые лепестки гиганской орхидей,

почти такой же, как в оранжерее Корабля, где до сих пор живут

растения, прилетевшие с первыми колонистами.

Жики, сидевшие на мне, не принимали участие в этом фиолетовом

веселье. Они только перестали раскачиваться и покрепче прилипли

своими ладошками к моей оголённой шее. И только лишь после того, как

на поверхности остались обрывки лопнувшего мандарина, слетели с

меня. Так же поступили и Жики, сидевшие на Джей и на двух других

девочках.

Наученные опытом своей окрасившейся подруги, они быстро скинули с

ног сандалии. Потом, подойдя к фиолетовой фигуркеИ, о чём то тихо с

ней разговаривая,е, сняли с неё рюкзак. Я отвернулся – на голых

фиолетовых девчонок я за свою жизнь уже насмотрелся. Пусть

переодевают её в чистую одежду без моего участия.

- Ур, а почему никто так и не знает, как Жики летают? – Джей

незаметно подошла ко мне. – У них же ни крыльев нет, ни каких-либо

двигателей типа реактивных. А они – летают. Вот бы и нам так, а?

Я удивлённо посмотрел на неё. Почему ни первая, ни вторая мамы ей

ничего не говорили? Странно. Мне отец уже давно рассказал об этом

неприятном деле. Да и в школе на уроке Истории показывали Хронику

посёлка всем первоклашкам.

- Понимаешь, ещё первые колонисты попытались узнать ответ на этот

вопрос. Они поймали нескольких Жиков, и в медлаборатории Корабля,

предварительно обездвижив бедняжек в силовом поле

реанимационного автомата, стали их препарировать. Через несколько

минут после того, как Жики в силовом поле ни с того, ни с чего разом

побелели и рассыпались в хлопья, похожие на лепестки цветов, Корабль

вдруг начал раскачиваться из стороны в сторону, будто он сухой

стебелёк, а не махина в сто тысяч тонн. Потом его несколько раз

тряхнуло. Вокруг Корабля вспучивалась и дыбилась почва, сильнейшие

ветра налетали раз за разом на его корпус. При этом в только что

возведённом посёлке в паре миль от Корабля было всё тихо и

спокойно… Вам что, в классе разве не показывали видео тех событий?

- Я тогда почти пять дней болела корью – и была на карантине. Перед

этим моя вторая мама водила меня на экскурсию на Корабль, к бабушке

Марго – и в одном из помещений Генетического Банка я случайно

разбила какой-то флакончик, стоящий на столе возле кваркового

микроскопа. Хотела просто посмотреть на него, а бабушка Марго вдруг

прикрикнула на меня, чтоб я поставила его на место. Вот он и

выскользнул из пальцев…

- А-а, то-то я тогда думал – почему это всех детей до шестнадцати

стали внепланово проверять медсканером. Да и Жики тогда тоже

целую неделю не подлетали к посёлку… Э-хе-хе, угораздило ж тебя…

- Меня потому и не пускают никуда одну, без взрослых. И вторая мама

Света на меня после того случая до сих пор сердится. Ведь ей крепко

влетело от бабушки Марго. Из-за меня влетело…

Пока мы разговаривали, подружки незадачливой первоклашки уже

переодели её в новую чистую одежду и, не смотря на случившееся,

захотели продолжить собирать мандарины…

В дальнейшем наш поход прошёл без приключений.

Жики минут через пятнадцать снова прилетели к нам, и мы под их

жиканье начали, пританцовывая, вновь продвигаться вперёд по

делянке.

Почувствовав ступнями вибрацию почвы, я, не прекращая вихлять

бёдрами, осторожно присел на корточки и приложил ладони к

поверхности. В правую ладонь почти сразу же что-то кольнуло. Ага, это

разведывательный щупик мандарина. Погрузив ладонь вибрирующими

движениями в почву, я резко сжал упругий щупик у верхушки готового

вылупиться мандарина, и сломал его. Будто почувствовав это, Жики на

моих плечах прекратили свой танец.

Уже двумя ладонями, отбросив в сторону почерневший обломанный

щупик, я разрыл перед собой небольшую ямку и увидел оранжевое

пульсирующее тело мандарина. Мандарин был совсем небольшой,

примерно с мою голову. Но начало было положено.

Выкопанный мандарин не поменял своей окраски и продолжал мерно

пульсировать – будто дышал, и, значит, был совершенно безопасен. Я

вытащил из рюкзака носильную сетку и положил в неё свою первую

добычу.

Часа за три с половиной я вытащил ещё семь мандаринов.

Джей нашла четыре штуки, два из которых были очень большими и

тяжелыми – как стереоглобус в отсеке Памяти Корабля. Я положил один

из них себе в сетку, а Джей дал поменьше.

Первоклашкам, которые, наверное, впервые в своей жизни пошли за

мандаринами, тоже повезло – на троих они нашли десять штук средних

мандаринов. И один очень огромный и перезревший, наполовину

отливающий голубизной. Его мы еле выкопали и вытащили на

поверхность. Слегка сплюснутый с полюсов шар был почти мне по пояс,

и на нём уже явственно проступали полосы, по которым он в

ближайшее время развалится на части. Его бы мы всё равно не донесли

до посёлка, потому и оставили этого гиганта Жикам в благодарность за

помощь.

Как только Жики слетели с наших плеч, дав этим понять, что

мандариновая делянка пройдена, мы, отойдя для безопасности ещё

шагов на сто от неё, присели отдохнуть и перекусить.

Вдалеке Жики облепили оставленный им подарок. Пусть

наслаждаются…

Я вытащил из своей сетки средних размеров мандарин. Девчонки,

затаив дыхание, следили за моими действиями.

Положив ладони на оранжевые пульсирующие бока мандарина, я

прикрыл глаза. Перед моим внутренним взором стали проносится

различные блюда, которые иногда выдаёт для школы и детсада старый

Кулинарный Автомат Корабля. Я сосредоточился на образе двух банок с

жареным цыплёнком, миски с картофельным пюре и литровой бутылки с

простой водой. Открыл глаза. Мандарин перестал пульсировать.

Меридианы на его поверхности резко углубились, и через несколько

секунд перед нами уже лежали четыре неравные дольки распавшегося

мандарина. Кожица долек стала почти прозрачной, и сквозь неё

просвечивалось то, что было внутри.

Я взял одну из долек и надорвал её. В раскрывшейся и почти сразу же

затвердевшей чаше оказались исходящие горячим ароматным паром

цыплячьи бёдрышки – совсем такие, какие готовит в сезон Осенних

Ветров Кулинарный Корабельный Автомат. В других дольках ожидаемо

оказались куриные грудки и картофельное пюре. В последней дольке я

проткнул пальцем дырочку – там была холодная и очень вкусная вода…

Мы успели возвратиться в посёлок ещё до заката Желтой Луны.

Мне слегка попало от отца за то, что я без предупреждения взял с

собой несмышлёных первоклашек – их мамы раз пять за время нашего

отсутствия наведывались к нам домой, и этим очень надоели папе. Но

было видно, что он гордится таким удачливым добытчиком, как я.

Мы отнесли собранные мандарины в поселковое Хранилище. Там, в

цилиндрической стальной шахте на глубине в пятьдесят метров, за

тройными шлюзами, в тёмном и прохладном месте, обустроенном ещё

первыми колонистами, они могут храниться чуть ли не до следующего

сезона Желтой Луны.

Под самый вечер ко мне на минутку зашла Джей похвастаться своим

новым сарафаном – его расщедрившаяся первая мама Фатима надумала

из корки того большого мандарина, что нашла Джей. Второй такой же

сарафан Джей уже отнесла фиолетовой первоклашке – чтоб та не

очень огорчалась из-за того, что её теперь долго будут дразнить

Фиолетовым Жиком…

3.

Кто первым додумался пользоваться мандаринами, Хроники колонии

умалчивают. Достоверно известно лишь только то, что это произошло

где-то 230-250 Осенних Ветров назад – как раз в этот период вышел из

строя Кулинарный Корабельный Автомат, служивший до того безотказно

трём поколениям колонистов – с самого основания колонии. Но то, что к

его восстановлению причастны Жики, известно каждому. По преданию,

именно стайка Жиков притащила к Кораблю первый мандарин, из

которого ими же и была извлечена крохотная копия Кулинарного

Автомата… К тому времени в колонии умерло от голода и

обезвоживания – не считая рожениц, Первых мам – уже больше

половины её жителей. И нежданный подарок Жиков буквально спас

людей от смерти.

С тех пор мандарины стали «стратегическим продуктом» колонии, как

нам постоянно говорят в школе. Колонисты научились сначала находить

мандарины, а потом и самостоятельно высаживать их на делянках.

Притом, что в самих посадках не было ничего сложного – достаточно

было закопать в почву определённого цвета на глубину около

полуметра лоскуток предварительно замоченной в воде мандариновой

кожуры. Конечно, всё было просто, если забыть про то, что на всей

планете нет ни одного озерца, ни одной речушки или ручья. Даже

грозовые тучи в сезон Красной Луны несут в себе лишь мельчайшие

сероватые частицы почвы. Но вот именно эта самая сероватая пыль и

представляет из себя микроскопические энергетические капсулы,

каждая из которых содержит в себе несколько молекул воды. И извлечь

эту воду можно только с помощью очень сильного электроразряда…

Из растительности, кроме мандаринов, на моей планете есть ещё и леса

– этакие скопища невысоких, в рост среднего человека, шарообразных

растений, стоящих на обыкновенном песке. Внутри этих шаров из

переплетённых веток, которые выходят из макушек толстеньких

коротких стволов, живут Жики. Изредка эти леса кочуют с места на

место, смешно подпрыгивая на этих своих толстых стволах, которые

сжимаются и разжимаются как пружинки, и старательно обходя

мандариновые делянки, почва на которых как раз и состоит полностью

из энергетических капсул с водою. Жики во время этих перемещений

сидят внутри шаров, крепко присосавшись своими ладошками с

присосками к веткам и хором жикают. Тогда на многие мили вокруг

слышно их знаменитое «Жии-жик-уу…»

По вполне понятным причинам на такой почве планеты – что на сухом

песке, что на мандариновых делянках – привезённые на Корабле

семена привычных колонистам растений не прижились – откуда взять

такую прорву воды для их полива? Конечно, генераторная станция

Корабля могла бы обеспечить водой посадки, извлекая её из

атмосферы, почвы или из тех же энергокапсул – что и делалось, правда

– недолго, до открытия мандаринов. И затрачивая на это резервные

энергоресурсы накопителей Корабля без перспектив их возобновления.

Но после того, как Жики принесли колонистам первый мандарин, нужда

в этих растениях как-то сама собой отпала – и увидеть их сейчас можно

только в гидропонической оранжерее Корабля…

Отец как-то в разговоре с наследственным Пилотом Корабля дядей

Стивом, отцом пропавшего Ивана из третьего-прим класса – не

подумайте чего, я совершенно случайно услышал часть этой беседы –

спросил его о возможности поднять Корабль. Дядя Стив сказал что-то

резкое и непонятное на своём родовом языке, а потом ответил, что это

возможно только в том случае, если собрать весь слой энергокапсул со

всех делянок планеты и загрузить его в реактор. Только так можно

зарядить на четверть накопители, которых, может быть, и хватит на

работу гравигенераторов для взлёта, и на прыжок к ближайшей

звёздной системе. И – всё. И показал пальцем куда-то вверх влево…

Что такое «звёзды» - я теоретически знал.

Когда я только пошёл в первый класс, нас, первоклашек, водили в

корабельную рубку. Там, на огромном проекционном экране, нам

продемонстрировали Путь Корабля, который состоял из семнадцати

прыжков – от далёкой планеты под названием Земля до моей родной

планеты. Чёрное пространство, в котором оказывался Корабль между

прыжками, было усеяно огромным количеством разноцветных блёсток,

завитушек и тонких струек – почти таких же красивых и

завораживающих, как искорки и разводы на теле искупавшегося в

мандариновом соке в сезон Красной Луны. Вот такие искорки и блёстки

и зовутся звёздами. А завитушки – галактиками.

На нашем небе ни тех, ни других не видно, так как над нами оно

никогда не бывает чёрным или, хотя бы, фиолетовым. Бывает желтым,

зелёным, красным. Бывает даже радужным – в Трёхлуние, в новое

начало сезона Осенних Ветров. Но тёмным или чёрным – только на

противоположной стороне планеты в это самое Трёхлуние. Но в это

время не найдёшь ни одного психа, кто согласился бы побывать там...

Папа мне как-то говорил, что система, где мы живём – совершенно

невозможная и неправильная. Мало того, что под двухметровым слоем

песка и энергокапсул на делянках – сплошной металл на несколько миль

вглубь. К тому же – место центрального светила в системе занимает

наша планета, совсем малюсенькая по сравнению с тремя Лунами,

которые кружат вокруг неё по разным сумасшедшим орбитам. И

являются, по сути, очень крохотными звёздами, которые по очереди и

освещают постоянно нашу планету.

Я тогда не поверил папе – какие же Луны звёзды? Вон они какие

огромадные! А звёзды – это такие крохотные сверкающие точки…

В общем, я понял, что отец почему-то не хочет говорить мне правду – и

придумывает всякие небылицы. Ну и пусть! Может, часть его работы

наследственным Безопасником и заключается в том, чтобы не говорить

всей правды…

Я благополучно забыл и об этом разговоре с отцом, и о его беседе с

дядей Свеном – меня тогда больше беспокоило возникшее вдруг

повышенное внимание к Джей.

После похода за мандаринами, когда я увидел её в новом, чуть

просвечивающем, голубом сарафане, мне вдруг стало ясно, что более

красивой девчонки в нашем посёлке я не видел. Пусть у неё и

маленькая – как у детсадовских малышек – грудь. Всего-то третий

размер. У той же Карины из моего класса, которая, по словам отца, уже

полсезона «неровно дышит ко мне» и чаще других девчонок, под

самыми разными предлогами, приходит к нам, обычные, пятого размера,

две молочные железы… А мне всё вспоминалось, как мы с Джей сидели

рядом после удачного собирания и хватали из мандариновой миски

горячие куриные ножки – и наши пальцы касались друг друга, а моё

правое плечо – её левого плеча…

Наверное, я становлюсь взрослым – подумалось тогда мне. А значит,

совсем скоро мне нельзя будет ходить на делянки и собирать

мандарины. Ведь их сбором могут заниматься только дети. Взрослым

мандарины не даются почему-то – они прячут свои разведывательные

щупики и уходят в глубину, до самого металла, если вдруг какой

взрослый хоть одной ногой пересечёт еле видимую границу делянки. Да

и Жики на взрослых не садятся – только на детей…

Так что надо бы в самое ближайшее время ещё хотя бы пару раз

сходить за мандаринами.

И Джей взять с собой…

4.

Утро сезона Красной Луны всегда приходит неожиданно. Ещё вчера

вечером по горизонту катился – будто недозрелый мандарин – желто-

оранжевый шарик Жёлтой Луны, а утром на его месте уже оказался

ярко-бордовый, большой, раза в два больше своей предшественницы,

шар Красной Луны…

Только я успел открыть окно, как ко мне в комнату влетела синяя

молния. Жик! Не может быть! Жики никогда не залетали ещё в наши

дома. Даже под открытые навесы они не залетали.

А тут – ко мне в комнату! Ну и дела!

Отца дома не было – как обычно, утром он делает обход всего посёлка,

а потом идёт к Кораблю.

Я протянул ладонь к кружащему под потолком Жику – и тот немедленно

спланировал на неё. Я поднёс ладонь с сидящим на ней Жиком к своей

шее – и он сразу же перебрался на неё и вцепился ладошками в моё

плечо. Аккуратно повернув голову, я задержал дыхание и посмотрел на

это удивительное чудо природы.

Жик сидел на плече. И не шевелился. И молчал. Не жикал даже. Было

такое ощущение, что у меня на плече сидит не живое существо, а

слепленная из необлучённого пластиката, каким в детсаду дети лепят

всякую всячину, мёртвая фигурка.

Я дотронулся до него указательным пальцем.

Жик слегка вздрогнул – и вдруг обхватил палец всеми своими четырьмя

ладошками. Нижняя часть его тельца слегка завибрировала и,

изгибаясь, начала постукивать по моему пальцу.

Меня накрыла тёплая волна дружелюбия и участия, почти такая же,

какую испытываешь на делянке, танцуя вместе с усевшимися на тебе

Жиками.

Я закрыл глаза. Вспыхнувшая в моём сознании картинка была настолько

реалистична и ярка, что я невольно открыл глаза, чтоб убедиться – я

нахожусь в своей комнате, а не там, где показал мне Жик. Потом снова

зажмурился.

Я видел, как три небольших челнока для планетарных перелётов – по

форме почти такие же, какой и на нашем Корабле, только больших

размеров – опускаются на поверхность планеты в переливчатых шарах

давно уже устаревших силовых коконов, прямо на большущий лес

Жиков. Пламя их посадочных дюз уже выжгло его центральную часть.

Вокруг челноков бушевали огромные смерчи – но они не причиняли

пришельцам ни малейшего вреда. Туча Жиков, поднявшаяся в воздух,

металась между челноками, пронизывая синими молниями силовые

коконы, будто тех и не было вовсе. Около обгоревших остовов деревьев

лежали белые, шевелящиеся под струями горячего воздуха от

двигателей, лепестки. Это были останки погибших Жиков! И их было

очень много…

Когда челноки встали на свои опорные ноги, из люка одного из них,

наступая на белые лепестки, вышли две человеческие фигурки в

сверкающих красными сполохами в свете восходящей Красной Луны

скафандрах. Одна из фигур обернулась к люку и махнула рукой. И из

чрева челнока вытолкнули – я не поверил своим глазам – четверых

пропавших ребят из четвёртого-прим класса. Иван, Свен, Ромеро и

Джамаль. Четвёрка, которая угнала единственный исправный слайдер –

им при обходах пользовался отец – прямо из хозпристройки к нашему

дому! И из-за этого у отца случились крупные неприятности – его даже

Совет женщин хотел лишить звания наследственного Безопасника…

У Ивана всё лицо было в кровоподтёках, а руки и ноги связаны. Ещё бы!

Он в школе был главным задирой, хотя и с обострённым чувством

справедливости. Иван никогда не дразнил тех, кто попал под

мандариновый фонтан. Он защищал детсадовских малышей, когда кто-

то из более взрослых ребят или девчонок обижал их или мог отнять

игрушку…

У Свена и Джамаля руки тоже были связаны, но пут на ногах и синяков

на лицах не было. А Ромеро прихрамывал, и правая рука у него была

забинтована от запястья до локтя.…

Увиденное ошарашило и потрясло меня.

Я вновь открыл глаза, как бы стараясь огородиться от того, что передал

мне Жик.

В комнате было по-прежнему слегка сумеречно, как и при моём

пробуждении. За окном уже почти в самом зените полыхал алым цветом

диск Красной Луны. Но мне казалось, что это красные языки пламени от

горящего шарообразного леса Жиков. И нос всё ещё чувствовал запах

горелой древесины и горячего чужого металла…

Жик всё так же крепко обнимал мой палец и дрожал. И я понял – это

дрожь страха и боли. Дрожь от потерь и бессилия.

Я осторожно погладил Жика. Дрожь чуть уменьшилась, и он, отлепив от

моего пальца свои верхние ручки с ладошками-присосками, почти в

точности повторил мой жест, погладив в ответ мне ладонь…

Снаружи под тяжёлыми знакомыми шагами скрипнули пластиковые

ступени, и распахнувшуюся дверь загородила огромная фигура в

скафандре высшей защиты, который, насколько я знаю, отец надевает

только раз в неделю, во время Генерального обхода. В обычные

ежедневные обходы он пользовался ремонтным. Из переговорного

устройства послышался тревожный голос отца:

- Ургас! Срочно влезай в ремонтный скафандр – и давай за мной! Жика

спрячь внутрь – он, я думаю, против не будет… - и он повернулся ко мне

спиной, как бы ограждая и охраняя меня от того, что могло быть

снаружи.

Только сейчас я заметил слегка оплавленную и оттого почерневшую

пластину правого плечевого сустава. В левой руке отец держал

портативную лазерную пилу.

Я кинулся в кладовую и вытащил из аварийного чехла свёрнутый в

маленький кубик ремонтный скафандр. Ткнув в пульт управления

защитой, я активировал её на максимум. Потом расправил его и влез

внутрь. Голосом включил работу всех систем жизнеобеспечения – и

скафандр тотчас облепил всего меня своей мембраной, а вокруг головы

вздулся защитный плёночный пузырь, в котором тотчас появился мой

Жик, беспрепятственно пролетевший сквозь плёнку. Схватившись

ладошками за нагубник подачи питания, он замер, глядя прямо мне в

глаза своими огромными, в полголовы, треугольными глазищами…

5.

Снаружи никого не было.

Сиреневыми отблесками на фоне красного неба полыхало несколько

поселковых домиков и крыша здания школы. И, кроме потрескивания

горевшего желтовато-синим, без дыма, пластиката, не было больше

никаких звуков.

- Все уже в Хранилище, кроме Стива. Он на Корабле – пытается

реанимировать хотя бы один челнок, - на ходу объяснил отец, и

показал рукой на видневшуюся вдали громадную тушу Корабля. Вокруг

него, как Жики вокруг взрослого человека, сновали несколько точек, из

которых периодически к Кораблю протягивались ярко-белые росчерки

разрядов.

Челноки на Корабле были давно уже законсервированы за

ненадобностью. Первые колонисты облазили на них каждую

квадратную милю планеты, но, кроме сотни шарообразных лесов на

серовато-коричневой, с более светлыми пятнами делянок, поверхности,

ничего примечательного не нашли…

Внезапно одна из летающих вокруг Корабля точек устремилась в нашу

сторону.

- Быстро к мандариновой делянке, - скомандовал отец, и огромными

прыжками помчался в сторону от посёлка. Я голосом включил работу

экзоскелета скафандра на полную мощность. Но догнал отца только у

самой границы делянки – оно было обозначено ещё не успевшим

выветрится золотисто-чёрным, с мерцающими синими и жёлтыми

искорками в свете Красной Луны, пятном от взорвавшегося под ногами

незадачливой первоклашки мандарина.

Вдруг поверхность между нами взрыл росчерк голубоватого разряда.

Взметнулись вверх струйки пара от лопнувших энергокапсул. Мы

обернулись.

Метрах в ста над нами завис догнавший нас челнок, окутанный

колеблющейся плёнкой силового поля. Ещё одна молния сорвалась с его

носовой части и ударила в скафандр отца. Отец чуть пошатнулся.

- Ургас! Сможешь найти перезревший мандарин? Только быстро! А я

пока поиграю в догонялки с этим уродом, - донеслось из переговорника.

– Как будешь готов – скажи об этом своему Жику. Мне кажется – он

знает, что надо делать.

И отец, ловко отпрыгнув от очередного разряда в сторону, побежал

вглубь делянки, а потом, через десяток шагов, вдруг включил спинные

импульсники и взлетел вверх.

Явно не ожидавший такого манёвра, челнок на несколько мгновений

застыл огромной переливающейся радужной каплей.

Тем временем в левой руке отца вспыхнуло ослепительное

трёхметровое жало лазерной пилы, включённой на полную мощность.

Прогнув силовое поле челнока в месте соприкосновения,

сверхконцентрированный поток фотонов врезался в его корпус.

Мгновенно силовой пузырь, замкнувшись на металл корпуса, распался

миллиардами брызг.

Челнок вильнул в сторону и развернулся. Хвостовое аэродинамическое

оперение ударило по маленькой фигурке в скафандре с гаснущим от

перегрузки лазерным лучом. Фигурка, кувыркнувшись несколько раз в

воздухе, с отключившимися импульсниками упала метрах в двухстах от

делянки.

Всё это я видел краем глаза.

Совершенно не заботясь о том, что могу наступить на щупики

вылупляющихся мандаринов, я бежал к тому месту, где был найден

большой перезревший мандарин, который мы оставили Жикам.

Внезапно Жик, о котором я успел забыть, слетел с загубника и

прилепился ладошками к моему вспотевшему от беготни лбу.

Интуитивно я зажмурился. Почти мгновенно в сознании нарисовалась

картинка делянки, которую можно увидеть с высоты пяти-шести метров.

Растопыренным блестящим движущимся пятном был обозначен мой

ремонтный скафандр. А на самом краю делянки лежала слабо

пульсирующая чёрная груда. Скафандр отца…

Потом «поле зрения» как бы расширилось – и я увидел буквально в

нескольких метрах от блестевшей метки, обозначавшей меня,

мерцающую окружность. Диаметр этой окружности был раза в три

больше моей метки. «Перезревший мандарин?». Мой внутренний вопрос

подтвердился картинкой выбрасываемой из окружности струи.

Я открыл глаза.

Лишённый защиты челнок, снизившись до пяти метров, в облаке

сероватой пыли приближался ко мне. Жик под шлёмом, вновь

вцепившись в загубник, вдруг зажикал. И я уверенно в пару прыжков

оказался точно в центре той окружности, которую мой маленький друг

мне показал. В это же время челнок, развернувшись, нацелил на меня

свой нос. На нём начала набухать ослепительно-белая капля.

Дальнейшее произошло без моего участия.

Жик, непонятно как продравшись вновь сквозь мембрану шлёма,

бесстрашно полетел навстречу громаде челнока. В наушниках

раздалось громовое «Жиик-ууу!». Почти сразу же после этого боевого

клича Жиков, которые мало кто слышал в своей жизни, Жик прямо в

полёте распался на маленькие, светящиеся голубым, хлопья. И в облако

этих хлопьев – как по наводке, ударила невиданная доселе, наверное,

никем из наших, мощнейшая струя почти что чёрой жижи из мгновенно

вылупившегося, прямо-таки выпрыгнувшего из почвы, большушего,

метра три в диаметре, сильно сплюснутого у полюсов, бордово-

коричневого мандарина. В момент вылупления я не удержался на ногах

и скатился с его макушки по гладкому пульсирующему боку вниз. Струя

же, каким-то чудом не задев меня, коснулась челнока – и мгновением

позже, будто живая, обволокла весь кораблик. И он с пятиметровой

высоты рухнул на делянку.

Чёрный жгут из лопнувшего мандарина, ставший как бы одним целым с

вздувшимся на его конце оплывшим силуэтом челнока, вдруг стал

извиваться и ритмично дёргаться. Эта пульсация передалась тому

чёрному образованию, что было ещё несколько секунд назад

всесильным аэрокосмическим челноком – и это огромный, метров в

двадцать в длину и около семи в высоту, облитый беспросветной

чернотой шедевр людской техники вдруг стал растекаться грязной

пузырящейся лужей. Через минуту от челнока осталось только тёмное,

слегка выпуклое, пятно на поверхности делянки. Жгут от мандарина сам

собой истончился и исчез. А на месте самого гигантского мандарина в

ошмётках таявших лоскутков его кожуры стояло с десяток каких-то

маленьких колышков. Я подошёл поближе и нагнулся. Это были не

колышки. Это были крохотные шарообразные деревца. И в шаре

каждого из них сидел малюсенький, раз в пять меньше обычного, Жик…

У меня на глаза навернулись слёзы. Мой маленький друг пожертвовал

собою, чтобы спасти нас…

Подошёл, кряхтя и хромая, отец. Его скафандр наполовину потёк, и он

не мог самостоятельно выбраться из него. Но голос у него был весёлый.

- Ну, как мы втроём сработали, а? Здорово уделали эту тварь! – он еле

кивнул головой на плоскую чёрную кляксу метрах в пятнадцати от нас.

– Помоги-ка мне избавиться от этого саркофага.

Отрегулировав лазерную пилу, я осторожно спилил со спины скафандра

оплавленные импульсники. Потом, зачистив концы командных кабелей,

замкнул их все разом на батарейный блок пилы. По скафандру пошли

неровные трещины – и он распался на несколько частей – почти так

же, как и мандарин.

Отец, чуть охая и морщась от боли, выбрался из обломков.

- Пошли воевать дальше, Ур, пока они не опомнились. Только помоги

мне немного доковылять до нашей пристройки. У меня там, кроме

угнанного слайдера, ещё кое-что было припасено. Да, на вот, вытри

слёзы – он вытащил из нагрудного кормана платок и протянул мне. –

Кто знает, кого мы ещё потеряем. Так что, держись, сынок…

6.

Вспоминая через столько Осенних Ветров о тех событиях, я до сих пор

не могу ответить на вопрос: как мы, наша колония, прожив такой срок

на своей планете, совсем ничего не знали о ней, об окружающем мире.

Даже если в этом мире кроме шарообразных деревьев, летающих

непонятных существ, песка, энергокапсул и железного нутра больше

ничего нет… Может быть, мы просто не хотели знать? Или нам не

давали этого захотеть – по каким-то причинам?..

Прежде чем рассказывать про дальнейшие события, хочу вначале кое

что пояснить.

Во-первых – про ненормальное соотношение числа мужчин и женщин у

поселенцев.

После того, как Корабль вынужденно (или его вынудили? – и я сейчас

всё больше убеждаюсь в этом) сел на нашу планету, выяснилось, что

взлететь он физически уже не сможет. Причина крылась в непонятной,

но постоянной утечке из энергонакопителей гравиполя. Кроме

основного прыжкового двигателя они питали ещё и гравигенераторы,

позволявшие Кораблю беспрепятственно и безопасно садится и

взлетать практически с любой поверхности любой планеты. Но только

не с нашей. Если на прыжковые двигатели энергия подавалась

исправно, то, стоило только переключить её поток на гравигенератор,

как она практически мгновенно исчезала из накопителей. Две-три

секунды – и они были пусты. Причём причину утечки, как не искали – не

нашли. А прыгать с поверхности планеты – самоубийство.

Самое интересное, что на маленькие гравигенераторы, которые были

установлены на десятке слайдеров, это «правило утечки» не

распространялось – они заряжались быстро и качественно. Но для того,

чтобы оторвать Корабль от поверхности, требовалось не менее двух

тысяч таких генераторов, а, может, и больше. Через три сезона

Осенних Ветров после посадки бесплодные попытки поднять Корабль

были заброшены, и колонисты основали в двух милях от него Посёлок.

Понаделали из синтезируемого строительный пластикат конвектора

домики, детсад, школу и здание администрации. Обустроили

внутренности мебелью. И решили полностью их заселить.

Вот тут-то и всплыла нежданная заковыка. Зловещая и очень

критическая для существования посёлка. Девушки из состава

колонистов, до того не жившие половой жизнью, вдруг начали рожать.

Одна за другой. И рожать – девочек. По научному (это нам на одном из

уроков бабушка Марго говорила) такой процесс – оплодотворение без

участия мужских половых клеток – называется партеногенезом. В

общем – типа «непорочного зачатия» - этот термин я узнал из

Древнейшей истории планеты, с которой когда-то улетел наш Корабль…

Те же из женщин, кто был чьей-то женой, или – просто имел хотя бы

единичный половой контакт с мужчиной, вдруг оказались совершенно

бесплодны. Почти все. Только одна из 10-12 женщин беременела. В

итоге – рождался мальчик. При этом во время родов у роженицы по

непонятным причинам останавливалось сердце, и она умирала,

несмотря на все усилия реанимационного робота.

Когда умерла двадцать третья роженица – обратились к Корабельному

Генетическому Банку. Чтобы выращивать мальчиков в «пробирках». И

тут выяснилось, что каким-то образом часть ГеноБанка, а именно – та, в

которой находился человеческий, а так же некоторых домашних

животных, геноматериал в виде зародышей, подверглась ещё во время

прыжков воздействиею неизвестного излучения – и полностью

стерелизовалась.

Колонисты до сих пор проводят опыты с целью возрождения здорового

генетического материала. Но пока безрезультатно. Вот потому

количество женщин превышает количество мужчин в Посёлке в десятки

раз. И ещё именно потому каждый половозрелый мужчина обязан в

течении своей жизни выбрать не менее 10 жён, одна, две, редко – три

из которых рожают мальчиков и умирают, а остальные – кроме одной-

двух – на выбор и по обоюдному желанию сторон остающиеся

воспитывать новорожденного, возвращаются в «женское общежитие»,

устроенное в здании администрации. Некоторые мужчины берут в

семью второй женой родившую девочку женщину – естественно,

вместе с девочкой… Повторно зачать другой женщине, родившей

девочку, от мужчины по неизвестным причинам получается далеко не

всегда.

Второй проблемой была та самая «ненормальность» нашей планеты.

После начала освоения новой родины первые колонисты на реактивных

аэрокосмических челноках излазили всю планету. И разочаровались –

однообразный пустынный ландшафт с редкими пятнами разных по

размеру шаровых лесов. Ни водоёмов или каких-либо иных источников

воды, ни разнообразного растительного покрова, ни какого-либо

животного мира. Даже микроорганизмы на планете отсутствовали.

Кстати, те микробы и вирусы, которые непрошеными пассажирами

прилетели на Корабле, в течении первого сезона полностью исчезли.

Единственным плюсом оказалась особенность планеты очень быстро

заживлять любые раны. Переломы срастались буквально в течении

суток. Все забыли про зубную и головную боли, расстройства желудков

и насморки.

Но самое интересное произошло при исследовании кварковым сканером

состава коры планеты. Почва толщиной всего два с небольшим метра

лежала на сплошной железной поверхности. Какова толщина этого

стального слоя – так и не выяснили. Сканеры, показывая в любой точке

глубину в два километра, после этого начинали глючить и выходить из

строя. Так что про то, что находится глубже – никто до сих пор ничего

не знает. Последний рабочий сканер использовали только для того,

чтобы горнопроходческий робот по его лучу вырезал в этой железной

толще шахту для Хранилища…

Через почти шестьдесят Осенних Ветров после «освоения» планеты мы

узнали о мандаринах. Хотя и до этого сталкивались с делянками – но не

представляли себе, что это такое.

И это было третьей «странностью».

Обратили на неё внимание ещё тогда, когда похоронили седьмую по

счёту роженицу. На маленьком кладбище рядом с посёлком почему-то

начал изменяться цвет почвы – из коричнево-красного

крупнозернистого песка она вдруг превратилась в темно-серый

пылеобразный сыпучий материал. К тому же, раскопав предыдущие

захоронения, колонисты, кроме тех лоскутов материи, в которых

хоронили умерших, больше ничего не нашли. Вот тогда и решили

сделать Хранилище, где в криоустановках и стали хранить тела

умерших. Пока не исследовали эту пыль. И пока не сломался

Корабельный Кулинарный Автомат.

С тех пор умерших мы хороним в разных местах неподалёку от посёлка.

И на том месте, где они погребены, буквально через два десятка дней

образуется маленькая делянка. Которая только и ждёт, чтобы в неё

положили смоченную водой мандариновую корку.

Но самое интересное то, что делянки кочуют. Каждый сезон Осенних

Ветров они передвигаются от места своей первоначальной дислокации

метров на сорок-пятьдесят. В сторону от посёлка и Корабля. Из-за этого

некоторые старые делянки отползли от посёлка уже на восемь-

двенадцать миль…

7.

В посёлке было по-прежнему тихо.

Отец показал в сторону Корабля. Роящихся вокруг него челноков не

было видно.

- Надо же, и волну теперь не поймаешь – многополосный переговорник

в той рухляди на делянке остался. Да, наверное, тоже, как и

импульсники, в скафандре спёкся…

- Так ты что, слышал их переговоры? – я чуть не заплакал от

возмущения. – И не сказал мне, да? Не доверяешь, значит? Конечно,

кто я? Ребенок при отце, который постоянно куда-то всё ходит, всех

охраняет. А жену – хоть вторую – себе не берёт. Принципы у него!..

Я уже не говорил – кричал на всю поселковую улицу. Видно, сказалось

нервное напряжение и последние стремительные события первой

половины дня. Эхо от криков, пометавшись, погасло в пластикатовых

стенах домиков.

Отец ничего не ответил.

Охнув слегка, он отцепился от моего плеча и захромал в сторону

женского общежития, опираясь на разряженную лазерную пилу, как на

костыль. Пройдя шагов десять, полуобернулся и крикнул:

- Ур! Под пластиковым настилом пристройки – три заряженных

гравинакопителя. Возьми их и тащи к общежитию. Есть одна мысль. Да,

смотри, почаще по сторонам оглядывайся. И приёмные звуковые

сенсоры на максимум поставь – может, что и услышишь. Давай шустрей

– я тебя на втором этаже ждать буду. – И отец заковылял дальше…

Кроме трёх накопителей я притащил ещё отцовский Универсальный

Корабельный инструментарий – здоровенный ящик на четырёх

гироскопных гравикомпенсаторах, которые отец моего отца – дед

Пауль, погибший ещё до моего рождения – приделал когда-то вместо

постоянно вязнущих в песке колёс.

Отец, оценив мою сообразительность, только одобрительно хмыкнул.

Он возился со стационарным переговорным устройством, которым не

пользовались уже, наверное, сотню Осенних Ветров.

Не став его отвлекать, я пристроился недалеко от окна, стянул верхнюю

часть ремонтного скафандра, предварительно нейтрализовав тяги

экзоскилета, и стал смотреть в сторону возвышавшегося вдали

ромбовидного силуэта Корабля.

Удерживающих Корабль расчалочных тросов на таком расстоянии не

было видно. Зато было видно, как сам Корабль слегка раскачивается из

стороны в сторону.

Как-то поняв, куда я смотрю, отец, продолжая заниматься

переговорником, даже не повернув головы, сказал:

- Стив пытается стабилизировать гравигенераторы Корабля, не

подключая их к накопителям – за счёт одной только планетной

гравитации. До него этого ещё никто, кроме твоего деда и деда Стива,

не пробовал – ведь при отрыве любого массивного тела от поверхности

планеты конфигурация гравиполя в месте его концентрации из

линейной становится пульсирующей… - Отец помолчал. Потом пояснил,

- Тогда моего отца вместе с дядей Шарлем из-за этой пульсации

размазало по управляющему отсеку… Вам это в школе не рассказывали,

так ведь? Только про вред пульсации, да? А что дальше происходит?

Я, не отрывая взгляда от Корабля, затараторил, как навсегда

вызубренный урок:

- Амплитуда гравипульсации при отрыве тела меньшей массы от тела

большей массы возрастает точке концентрации в геометрической

прогрессии прямо пропорционально расстоянию, на которое

оторвалось одно тело от другого. При отсутствии гравикомпенсаторов и

отключенных накопителей на меньшее тело начинают действовать

сила гравитационного притяжения согласно Третьему Закону Ньютона:

«Тела действуют друг на друга с силами, равными по модулю и

противоположными по направлению». При наличии

гравикомпенсаторов или при включенных гравинакопителях

интегральная составляющая Третьего Закона стремиться к нулю,

гравипульсация вырождается в силу отталкивания, равную, по Закону

равенства гравиполей Цин Ляо, произведению массы меньшего тела на

силу притяжения большего тела в кубе со знаком «минус»…

Я перевел дыхание и хотел продолжить.

- Ладно, знаешь-знаешь. – Отец вытер вспотевший лоб. – Сейчас

попробуем.

Закрыв панель сенсорного управления, он вставил капсулу наушника в

ухо и произнёс:

- Стив. Это Первый Уровень «А». Как ты там?

Я судорожно притянул воротник скафандра к своему уху. И услышал

сквозь шелестящий шум.

- Ин. Это Первый «Б». У меня все нормально. Пытаюсь сделать то, о чём

мы с тобой говорили.

- Аккуратнее там. Пауль и Шарль погибли при такой же попытке. Не

хватало ещё и тебя от внутренностей скафандра отскребать. Что там с

Чужаками?

- Хотели пробить корпус своими иголочками – но хотелка у них ещё не

выросла, ха-ха. Потом что-то всполошились и ушли за пределы

атмосферы. А хорошо ты одного из них уделал – я видел!..

- Это не я. Это Ур со своим Жиком расстарались…

Я вклинился в разговор.

- Дядя Стив. У них Иван, и ещё трое наших – те, которые пропали… Мне

Жик показал…

В наступившей паузе отец повернулся ко мне и молча показал кулак.

- Стив, мы их вытащим. Я Льюиса подключу и Владислава тоже. Они

сейчас герметизируют Хранилище. Мы договорились, что под вечер они

выйдут и проберутся в общежитие с десятком мандаринов. Так что не

волнуйся, дружище. Занимайся Кораблём. А мы здесь всё сделаем.

- Ин, ты знаешь, что для меня Иван... Ур, ты совсем уж взрослый, и я на

тебя тоже рассчитываю. Работайте. А я здесь постараюсь. Отбой…

8.

После разговора с дядей Стивом отец настроил переговорник на

широкополосный приём с селекцией по голосам. Потом повернулся ко

мне.

- Жалко малыша Жика, да? Он молодчина. Я давно наблюдаю за ними.

Ещё до твоего рождения записал кучу видео на мнемозёрна. У них

очень странное взаимодействие не только с мандаринами и со своими

деревьями-шарами. Такое ощущение, что они могут управлять целой

планетой. Да что там планетой – всеми тремя Лунами. Если им это

необходимо по каким-то причинам.

- Как это – управлять? – я аж подскочил на своём наблюдательном

пункте у окна.

- А-а, ты не заметил даже? Ну да, тут такие события, что и не

заметишь…

- Чего это я не заметил?

- Того… Который сейчас час?

Я коснулся управляюшего сенсора на внутреннем мониторе ремонтного

скафандра. В воздухе передо мной мгновенно спроецировались цифры,

показывающие местное планетное время.

- До полночи ещё четыре с половиной часа, - я показал отцу на

мерцающие синие цифры.

- А что в окне?

Я отодвинул одну из прозрачных бронированных оконных створок и,

высунув голову наружу, нашёл диск Красной Луны.

- Что-то странно… Диск Луны сейчас должен погрузиться почти

наполовину за линию горизонта. А он, смотри – он на три пальца над

горизонтом. И, вроде бы, уменьшился в размерах. – Я вгляделся

пристальнее. – Ну да, точно, стал почти таким же, как Жёлтая Луна.

Вот и свету от него меньше, как будто он и в самом деле ушёл

наполовину за горизонт.

Оцец хмыкнул.

- Молодец, что заметил. А я ещё на делянке успел, пока мой скафандр

живой был, измерить параметры Красной Луны. Так вот, датчики

показали, что она тогда уже стала уменьшаться в размерах. Да и

гравитация уменьшилась процентов на пять. Иначе бы импульсники

меня так высоко не подняли бы, да и сдохли б быстрее.

Я потрясённо смотрел на него.

Отец, как бы не обращая внимания на моё удивлённое лицо,

продолжил.

- Утром – ты ещё дрых без задних ног – я при подходе к Кораблю

услышал переговоры Чужих. Речь, вроде бы, понятная, только какая-то

странная. Такое ощущение, что у всех них одинаковые имена. Или –

одно имя на всех. Странное какое-то – Сэр. Может, это – название их

народа? Ещё я понял, что именно они две недели назад захватили

наших мальчишек и что-то у них узнают на какой-то Матке. Потом

понял, что так они называют свой Корабль, который они оставили на

высокой орбите. А узнать хотят принцип движения слайдера, который

твои дружки угнали из хозблока. И я сразу дал знать о том Стиву. Потом

Андрей с Льюисом и Владиславом без шума собрали всех и увели в

Хранилище. А потом Андрей и Стив пошли со мной к Кораблю. И тут они

налетели. Андрей и Стив были в обычной одежде – Стив всегда смеялся

над тем, что я очень скурпулёзно выполняю Корабельную инструкцию,

где сказано, что Генеральный обход проводить всегда в скафандре

высшей защиты. Мол, инструкция написана давно и для полёта в

Корабле… Вот и досмеялись… Стив успел добежать до шлюза, его почти

и не задело – так, бок слегка. А по мне с Андреем вдарило так, что меня

только скафандр и спас. А вместо Андрея там, у Корабля, теперь только

темноватое пятнышко на песке.

Отец заметил у меня навернувшиеся на глаза слёзы. Подошёл, положил

свою большую теплую ладонь мне на макушку. Помолчал. Потом отошёл

на своё место у переговорника.

Ну, что тут поделаешь, Ур? Меня вон тогда контузило, я несколько

минут провалялся в отключке. Они, видать решили, что и мне крышка. И

занялись Кораблём. Потом я очнулся. Живучим оказался. Только щиток

на плече оплавило – руку до сих пор ломит... Недалеко от Корабля на

песке лежала полузасыпанная старая транспортная труба – по ней

первые колонисты подавали к посёлку жидкий пластикат из конвектора

для домов. Ну, я залез в неё незаметно – и ползком в посёлок. Пока лез,

Чужаков слушал. Узнал, что они почти половину лесов у Жиков спалили.

И многих Жиков тоже… Ну, а потом ты и сам всё видел.

- Ну, да, мне Жик показывал эту картинку. Только без звука…

- Я слышал – ты это Стиву говорил. И вот даже и не знал, что Жики это

умеют. Надо же, - отец покачал головой, - сидим уж чёрт знает сколько

на планете, размякли совсем, а ничего ни о планете этой самой, ни,

вообще, обо всём окружающем ничего-то и не знаем… Да-а-а…

Мы долго молчали.

Я всё глядел на бордовые небеса и почти что чёрно-коричневый в свете

уменьшенной Красной Луны песок. Потом вспомнил.

- Пап, а я на том видео, что Жик мне показывал, видел одну странную

вещь – челноки были в силовых коконах, ну, ты лазером один такой

прогнул до корпуса, закоротил, он и отключился.

- Ну, да. Я ещё удивился – силовые поля после изобретения

гравикомпенсаторов и накопителей не применяют. Ещё, судя по

Хроникам Корабля, лет за сто до его отлёта применять перестали –

гравикомпенсаторы намного эффективнее. Тогда любое оружие

сделалось бесполезным – ведь гравиволны можно так закрутить, что

любой выстрел из механического, энергетического или светового

оружия станет бесполезен – да ещё и в самого себя попадёшь… Вы ж

это по Истории проходили…

- Да я не о том. Ты вон пилой продавливал это поле. А Жики сквозь него

пролетали – будто его и не замечали.

Тут пришла очередь отца вытаращить на меня глаза.

- Как так? Ведь эти поля не пропускают материальные тела. Даже

атомы. Вон лазер только выгнул поле, сконцентрировав в одной точке

сотни три тонн…

- Это ещё не всё. – Я улыбнулся сквозь слёзы. – Жик мне показал, где

перезрелый мандарин лежит. Показал как бы сверху, в виде карты с

условными обозначениями. Даже обозначил пунктирной линией струю

из мандарина.

Отец вздохнул и покачал головой.

- Вот надо же! Прожил почти всю жизнь, а самое интересное узнаёшь

напоследок…

Через полчаса, скрываясь в тенях вечерних бордовых сумерек, в

общежитие тёмными силуэтами пробрались дядя Льюис и дядя

Владислав. Они притащили с собой две стационарные лазерные пилы

большой мощности и сетку с двенадцатью мандаринами. И я вспомнил,

что с самого утра ни ел и не пил, если не считать нескольких глотков из

мизерного запаса ремонтного скафандра во время бега к делянке…

9.

Утро было очень необычным.

Меня растолкал отец. Сунув в руки теплый бутерброд с ветчиной и

сыром и маленькую бутылочку холодной воды, он с заговорщицким

видом шепнул:

- Подойди к окну. Только тихо. Влад и Льюис ещё спят.

Чувствуя после сна в теле бодрость и необычайную лёгкость, я, жуя

бутерброд, подошёл к оконному проёму. И замер с открытым ртом, даже

жевать перестал.

В радужных небесах было три луны! Три! Но ведь до Трёхлунья ещё

полтора сезона!

Потом отложил бутерброд и воду и протёр глаза.

Луны располагались не как обычно – в Трёхлуние – одна над другой,

выстраивая в небесах своеобразную пирамиду, где на макушке было

зелёное пятно, в серёдке – желтое, а в основании – красное. Нет! Луны

выстроились одна за другой! В красном ореоле располагался жёлтый

круг, в центре которого сверкал маленький диск Зелёной Луны.

Обалденное зрелище!

Я обернулся к отцу.

- Как такое может быть, а?

Отец пожал плечами.

- А больше ничего не заметил?

Я вспомнил выкрутасы обычного Трёхлуния и топнул ногой. Ничего не

произошло.

С усмешкой посмотрев на меня, отец взял отложенныи мною бутерброд

и, протянув его мне, вдруг разжал руку.

Я непроизвольно дёрнулся подхватить его. И ахнул.

Бутерброд спокойно висел на уровне моей груди и не думал падать. Я

прикоснулся к нему пальцем. От небольшого толчка от покачнулся и

медленно поплыл к отцу.

- Да возьми его, не бойся. Глотается он вполне нормально. Всё

провалится куда надо.

Он с видом бывалого фокусника поднял перед собою на уровень лица

бутылку и наклонил её. Вытекшие струйки сразу же превращались в

водяные шары, выстраиваясь блестящей цепочкой один за другим. Отец

чуть присел, и изогнув шею, подставил открытый рот под эти медленно

падающие шарики воды. Мгновенно все эти водяные сферы слились в

струю, которая и влилась прямо в распахнутый рот.

Отец выпрямился и вытер губы тыльной стороной ладони.

- Избирательное точечное гравивоздействие – так я это обозвал. Мы

даже с нашими гравикомпенсаторами такое не можем. А тут…

И он развёл руками.

Я, глядя в окно, в каком то лёгком оцепенении механически дожевывал

бутерброд. Вдруг пискнул переговорник, установленный на громкую

связь, и голос дяди Стива произнёс:

- Говорит Первый Уровень «Б». Ин, с кораблём пока не выходит, но

переставил десяток накопителей и компенсаторов в челнок – вроде бы,

всё работает. Так что – по челноку всё готово. Да, ещё – зарядку

компенсаторов Корабля перекоммутировал на гравиполе планеты –

гравиэнергия прёт по новому каналу как из скважины. Всё на

авторежиме. Вылетаю к вам. Будьте готовы. Отбой.

И тут же от средней части Корабля отделилась тёмная точка и, почти

прижимаясь к поверхности, понеслась в нашу сторону.

Отец начал упаковывать вещи. Уже во время разговора проснувшиеся

дядя Влад и дядя Льюис начали демонтировать переговорную станцию.

Потом дядя Влад посмотрел в окно, почесал затылок.

На кой нам она на челноке, Ин? Там почти такая же. Лью, сделай-ка из

неё хлам.

Дядя Льюис взял одну из лазерных пил и несколькими небрежными

взмахами превратил переговорную станцию в оплавленные кубики.

Отец восхищённо посмотрел на играющего мышцами двухметровую

фигуру дяди Льюися.

- Везёт кому-то…

Тут окно загородила тень челнока. В открытый оконный проём

выдвинулся из бокового аварийного выхода трап. Я подхватил под

мышку свой ремонтный скафандр и сиганул внутрь челнока, за мной –

отец с оставшимися мандаринами. Потом – дядя Влад и дядя Льюис с

тяжёлыми стационарными лазерными пилами наперевес.

Посадка заняла всего несколько секунд. И, только мы оказались внутри

челнока, как голос дяди Стива загрохотал из внутренних динамиков:

- Держитесь, у нас гости!

И челнок резко свечкой взмыл вверх.

Если бы не установленные дядей Стивом гравикомпенсаторы челнока,

нас бы просто расплющило. А так – мы только повалились друг на

дружку от неожиданного толчка, да мандарины раскатились по

грузовому помещению.

Я огляделся. Дядя Стив взял не пассажирский, а грузовой челнок. Он

хоть и был менее шустрым, но зато нёс на себе в два раза больше

накопителей и гравикомпенсаторов. Притом что, как я понял по

ругательствам дяди Стива на родовом языке, те из них, которые он

переключил на наружную обшивку, стали неприятным сюрпризом для

атаковавших наше судно челноков Чужих. А мне вдруг очень сильно

захотелось оказаться как можно дальше от посёлка и этих назойливо-

смертоносных челноков…

Отец, усевшись на какой-то ящик, сразу же ткнул в сенсор кругового

обзора, и в центре отсека замерцала голограмма того, что происходит

снаружи. Центральной точкой, которая шла вверх от поверхности, были

мы. Два челнока кружили вокруг нашего, поднимаясь по спирали так же

вверх. Ещё один челнок лежал на песке рядом с общежитием и дымил.

- Вот что значит гравитация в руках человека, - отец скорчил комичную

физиономию, и поднял палец вверх. Он явно пародировал манеру

бабушки Марго вести уроки. – Стив, куда направляемся?

- По баллистике на другую сторону планеты. Там сейчас должна быть

настоящая ночь. – Донеслось из интеркома. - Ур посмотрит. Ур, ты ж

никогда не видел настоящей ночи, да? Вот теперь посмотришь. И на

звёзды тоже.

- Хватит болтать , Стив! Почему именно туда? – подал голос дядя Влад,

Потомственный Штурман.

- Как тебе объяснить? Потому. Ты думаешь, это я управляю этой

посудиной. Ага! Как бы не так! Через десятка два секунд после вашей

эвакуации на дисплей стала выдаваться именно эта программа полёта,

которую, кстати, я и не составлял. И не могу её изменить или отменить.

Только если полностью вырублю питание. Но на такой высоте это

чревато. Так что сидим и ждём благополучной посадки на тёмной

стороне. Как вам эта новость, а?

В отсеке все замолчали.

По всё ещё включенному внешнему обзору было видно, как наш челнок

вышел за пределы атмосферы. Сопровождавшие его кораблики Чужих

вильнули в сторону и двумя искрящимися капельками понеслись к

непонятной блестящей сфере, которая висела в пятиста милях над

выгнутым дугой горизонтом планеты.

- Стив, видишь? – спросил Пилота отец. – Вот она, эта самая Матка.

- Да-а, приличный шарик. Раза в четыре больше нашего старика. И.

судя по всему, двигается он не на накопителях – иначе давно бы рухнул

на нашу планету. И откуда только взялся этот раритет?

- Поймать их переговорную волну сможешь?

- Уже…

10.

Как стало понятно из переговоров челноков Чужих со своим базовым

Кораблём, эти существа-сэры недоумевают, почему нашему кораблику,

который раза в два меньше их челнока, они ничего не могут сделать. И

как, при отсутствии оружия мы смогли уничтожить второй челнок. Про

первый они знали только то, что он пропал в нескольких милях от

посёлка и не отвечает на вызовы…

Между тем мы прошли линию терминатора и начали снижаться. Дядя

Стив открыл верхнюю защитную панель, и я впервые в жизни увидел

настоящее звёздное небо.

В фиолетово-чернильной темноте сверкали и переливались разными

цветами – от искрящегося белого до кроваво-красного – россыпи

искрящихся точек. И их было так много, что сама эта чернильная масса,

от которой нас отделял прозрачный бронированный пластикат,

казалось, светилась изнутри собственным светом. И это было

невероятным и завораживающим зрелищем!

Я даже не заметил, как мы сели.

Просто в какой-то момент почувствовал, что стены и пол поменялись

местани – это гравикомпенсаторы челнока перераспределили

гравиполя, чтоб не повредить поверхности планеты при посадке.

Поэтому все как бы прилипли к бортам грузового отсека.

Потом всё закончилось. И мы вышли.

Раньше наша планета постоянно освещалась со всех сторон всеми

тремя лунами одновременно. Лишь в краткий сезон Трёхлуния

противоположная от восхода Лун сторона на несколько долгих суток

погружалась в темень. Но в это время, как я уже говорил, никто не

рисковал делать какие-либо прогулки, тем более – такие дальние.

Сидели по домам или в сопровождении родителей ходили в школу –

пару-тройку десятков метров рисковал в это время самостоятельно

осилить далеко не каждый…

Отойдя от челнока подальше – чтобы свет от его бортовых сигналок не

мешал смотреть на звёзды, я через несколько минут вдруг заметил, что

ползущая у края горизонта тусклая блёстка стала вдруг быстро

увеличиваться в размерах. И уже примерно через минуту это был

светящийся шарик размером с мой кулак. И этот шар, как я успел

понять, стремительно приближался к нам. То есть – тоже шёл на

посадку.

- Все на борт! –прогремел в звёздной темноте голос дяди Стива.

Слово «все» относилось, в основном, ко мне, так как я достаточно

далеко отошёл от челнока. Отец с дядей Владом что-то делали у

боковой аппарели, притом что на обоих были надеты скафандры

высшей защиты из комплектации челнока, а дядя Льюис, как

потомственный Механик, был внутри и помогал дяде Стиву разобраться

с чудачествами курсового компьютера – я, когда выходил из челнока,

заметил, что они уже вытащили несколько модулей из блока

управления…

Я не успевал.

Отец махал из люка мне рукой, а я бежал и жалел, что не надел поверх

штанов и рубахи своего ремонтного скафандра.

Опускавшийся сверху блестящий шар был не просто огромен. Нависнув

над нашим челноком, он закрыл почти что всё звёздное небо. По

сравнению с ним даже наш старый Корабль был таким же, как Жик по

сравнению со мной.

Внезапно отец выпрыгнул из челнока, а тот после этого малюсеньким

серым пятнышком вырвался из-под брюха гигантской сферы, и через

пару секунд исчез за горизонтом.

На то место, где только что был наш челнок, ударил столб ослепительно

белого огня. Отец не попал под него, потому что бежал ко мне. На ходу

подхватив меня и закинув к себе на плечо, он, не сбавляя скорости,

большущими прыжками понёсся прочь от этого смертельного шара.

Через несколько минут, отбежав от того места примерно миль на пять,

отец резко сбавил бег, остановился и поставил меня на черный песок,

чуть ли не вбив в него по колено.

- Ур! Ты будущий потомственный Безопасник, а не какая-то сопливая

девчонка. Я думал, что вдолбил все Правила в твою тупую голову!

Почему не взял с собой скафандр? Где твой переговорник? Эх ты…

Выпалив всё это на одном дыхании, отец вдруг глубоко вздохнул и,

нейтрализовав лицевой щиток, посмотрел мне в глаза.

- Запомни, Ур. Безопасник должен выживать в любой ситуации в любом

месте в любых условиях. Ведь, если он выживет – выживут и те, кто ему

доверился, за кого он отвечает. От мёртвого Безопасника толку нет.

Вот так-вот.

Повернув голову, он посмотрел на шар Чужаков, даже с такого

расстояния подавлявший своей безмерной огромностью и мощью.

- Ладно, пошли. Стив нас найдёт по лучу микрокомпенсатора

скафандра. Но, чтоб не тратить энергию компенсатора напрасно, тебе

придётся идти самому. И очень быстро. Вон в этом направлении, - отец

махнул рукой. – Для их приборов из-за гравиполя скафандра я невидим.

А визуально что-то рассмотреть в этой тьме они не смогут, пока не

рассветёт. Но тебя они видеть могут прекрасно по инфоизлучению. Так

что – ноги в руки – и давай. Я буду в полукилометре впереди. На вот.

Отец вытащил откуда-то горошину переговорника.

- Вторая у меня. Так что слышать друг друга будем хорошо. Но без

лишней трепотни, а то засекут. – И в несколько прыжков он

растворился в темноте.

А я, не обращая уже совсем внимания на ещё так недавно казавшимся

таким прекрасным звёздное небо, трусцой побежал к еле светящейся

впереди далёкой радужной полоске горизонта.

Туда, куда показал отец…

11.

На непривычно молчаливый лес Жиков я наткнулся внезапно, часа

через два бега.

Просто впереди меня вдруг на уровне глаз показались какие-то блёклые

тени – если только тени могут быть в темноте – и через несколько

шагов я почти носом упёрся в мягкое переплетение ветвей.

Напрягая до одури глаза, я пытался разглядеть в середине этого

ветвистого шара его обитателей. Потом, оставив это дело, просунул

руку сквозь прутики и пошарил. Жиков не было.

В правом ухе раздался голос отца:

- Ур, примерно через минуту-полторы ты наткнёшся на шаровой лес.

Аккуратнее, не выколи себе в темноте глаза. – Я чуть улыбнулся – всё-

таки я бежал чуть быстрее, чем думал отец.

А голос продолжал:

- Скорее всего, это тот самый лес, что тебе показал твой Жик. Я в его

центре нашёл круг со спёкшимся песком и остатками Жиков. Так что

можешь не задерживаться и продолжать идти вперёд. Мили через две я

оставлю тебе маячок на песке – будешь идти мимо, почувствуешь. Всё.

Отбой.

И на меня вновь опустилась ночная тишина. И только чуть слышный

скрип песка под ногами и непонятный шелест нарушали это тёмное

могильное безмолвие…

Да здесь было целое кладбище Жиков...

В глазах защипало. Вспомнился мой храбрый маленький Жик. Вытерев

рукавом слёзы и периодически шмыгая носом, я опустился на колени и,

пошарив рукой, нашёл несколько горстей шелковистых лепестков.

Положил эти останки Жиков внутрь их ветвистого жилища, вздохнул и

выпрямился. Предстоял ещё долгий выматывающий бег к горизонту.

Сандалии я ещё в начале бега снял и засунул в нижние боковые

карманы штанов, пристегнув их для надёжности к карманным

ремешкам.

Потому и почуствовал в какой-то момент, что бегу не по песку, а по

мандариновой делянке. Усталые ступни приятно холодили россыпи

микроэнергетических капсул, одновременно слегка покалывая. Никогда

днём на делянках я такого не чувствовал. Случайно обернувшись, я

остолбенел. Цепочка слабо фосфоресцирующих следов тянулась от

начала делянки к моим ногам.

Я присел на корточки и прижал ладони к поверхности. По ним

прокатилась чуть заметная пульсация. Потом ладони немного закололо

– и я отнял их от поверхности. Отпечатки ладоней были намного ярче,

чем следы ног. И, встав во весь рост, вдруг понял, что вся усталось от

долгого бега и от пережитых волнений незаметно куда-то ушла,

исчезла. Внутри разливалась волна неведомого раннее уверенного

спокойствия и знания того, что всё у нас получится.

Вновь посмотрев на оставленную мною цепочку светящихся следов, я

вскользь подумал: «Хорошо бы, если их бы не стало…».

И они – исчезли. Будто просто их кто-то взял – и стёр. Как рисунок со

светового планшета.

Развернувшись, чтобы бежать дальше, я напряг глаза и вгляделся в

черноту перед собой с тонюсенькой ниткой горизонта. И увидел всю

поверхность планеты в приятном зеленоватом свете – как в сезон

Зелёной Луны. Для проверки даже задрал голову – небо по-прежнему

обволакивало планету тьмою и было далёким и звёздно-чёрным.

Потом это звёздную черноту закрыла просто чернота. Шар Чужих всё-

таки нашёл меня.

Своим неожиданно обострившимся зрением я видел – хотя он, видно,

только что взлетел с того места, где мы его оставили – как от его

поверхности отделилась крохотная капелька челнока, и переливаясь

сферой силового поля, взметнулась ввысь, на мгновенье затерявшись

среди звёзд. А потом вдруг оказалась в полукилометре у меня над

головою.

Бежать было поздно и некуда.

И я просто стоял и смотрел, как на носу чужого челнока набухает

искрящийся белый шарик. А перед глазами стояла картинка гибели

моего Жика…

В ухе раздался крик отца:

- Беги что есть мочи, Ур! Я их отвлеку! Беги-и-и!..

И тут, вместе с пришедшими спокойствием и уверенностью, в голове

чуть слышным шепотом прошелестело: «…Не волнуйся и не бойся. Ведь

ты теперь один из многих. Один из нас…»

Сам не зная, почему, я вдруг поднял правую руку – и погрозил

указательным пальцем этому чужому кораблику. Будто какому-нибудь

расшалившемуся малышу в детском саду. И от этого моего смешного

жеста многотонный кораблик вдруг резко повело из стороны в сторону

– точно по амплитуде колебаний моего пальца.

Я тихонько засмеялся и сказал негромко:

- Погоди пап, не торопись. Мы разберёмся…

И слегка ударил по воздуху в направлении челнока обычным щелчком.

Таким, каким мы, играя, одариваем лбы друг друга.

Щелчок был совсем слабенький, без выверта и других наших

ухищрений. Но грозное судёнышко Чужих будто ураганом сдуло.

А через секунду на поверхности медленно поднимающегося корабля-

Матки возникла яркая вспышка, осветившая на несколько мгновений

большую часть бока как самого корабля Чужих, так и планеты.

Нашей планеты!

Ощутив ступнями лёгкую дрожь, я слегка повернул голову. Ко мне

бежал отец. Он был ещё метрах в пятистах, а я уже слышал его

учащённый пульс, чувствовал, как натужно работает его изношенное

сердце. И что после его первого сражения с челноком у него до сих пор

побаливает нога, а два ребра и ключица срослись не до конца.

Взяв мысленно ладонями его еле видимую вдали фигурку, я бережно

поставил его рядом с собой.

Отец, до конца не осознав, что произошло, сделал ещё два прыжка – и,

резко затормозив, обернулся.

- Ур! Ты живой, мальчик! А я уж думал – не успею!.. – Отец посмотрел

вверх. – А где челнок? Он ведь хотел…

Не договорив, отец уставился на всё ещё пламенеющий бок Корабля

пришельцев.

Потом повернулся ко мне – и отошел назад на несколько шагов.

- Это ты, Ур?

- Пап, не беспокойся. Это я перед тобою. А кто ж ещё?

- А кто тогда это сделал?

- Мы. – Поглядел на приближающийся зловещий шар. – Пап. Потом.

Сейчас ребят только вытащим, и с сэрами разберёмся. А потом всё и

расскажу – ладно?..

12.

В актовом зале общежития собрались все жители посёлка. И не только

жители.

В распахнутые окна, как и положено в это время, заглядывал багряный

рассвет сезона Красной Луны.

Между сидевшими в креслах людьми сновали неугомонные Жики, то

планируя на чью-либо голову, а то и вовсе располагаясь со всеми

удобствами на сложенных лодочками для этих целей ладонях. Или

между молочными железами женщин и девушек. И никто не удивлялся

тому, что Жики находятся в помещении. И даже тому, что они

общаются со взрослыми.

Отец, дядя Стив, дядя Льюис и дядя Влад стояли на небольшом подиуме

в центре зала. Они только что рассказали о тех событиях, свидетелями

и участниками которых были. Рядом с ними сидела на стульях

вернувшаяся четвёрка ребят. Им пришлось отвечать на некоторые, не

очень приятные для них, вопросы – и их лица были залиты румянцем

стыда и раскаяния… Хотя, я заметил, многие наши девчонки смотрели на

них с обожанием и восхищением. Но только не Джей.

Больше всего досталось Ивану – и как зачинщику угона слайдера, и как

самому старшему из них. Хотя и Ромеро, и Джамалю со Свеном тоже

пришлось несладко. Джамаль просто сидел, опустив голову, и, никого не

стесняясь, плакал. Он был единственным из всех поселковых, кто

потерял родного близкого человека – отца. Дядя Андрей погиб в самом

начале…

После их рассказов все недоумённо поглядывали на пришельцев. Да и я,

скажу честно, совсем не понимал – как это ради того, чтоб узнать

принцип действия гравикомпенсаторов, эти Чужаки захватили наших

ребят, сожгли полпосёлка, многие леса Жиков вместе с ними, убили

дядю Андрея и пытались убить и нас? Ведь им можно было бы просто

приземлиться рядом, прийти в школу и спросить у любого

третьеклассника, тем более это никакой не секрет. Или у дяди Стива

или дяди Андрея. Всё бы им и рассказали, и показали. И про

гравикомпенсаторы. И про прыжковые двигатели. Ведь, если учесть то,

что на их Корабле таких двигателей не было, тогда получается, что

они, по их словам, находились в космосе более тысячи лет,

периодически добровольно замораживая себя. Может, от этой

заморозки, да и от такого долгого полёта у них мозги и подвинулись?..

Эти пришельцы-сэры стояли отдельно, у самой стены – двадцать шесть

мужчин и две женщины. Точечное гравиполе – как обозвал это явление

сутки назад отец – позволяло им двигаться в радиусе не более 40

сантиметров от их вертикальной оси тела. Внешне, как ни странно,

выглядели они совсем обычными людьми, одетыми почему-то в чёрные

комбинезоны – вероятнее всего, примитивные аналоги наших

ремонтных скафандров. Правда, у троих из них была очень необычная

густая растительность на нижней части лица, которую они зовут усами

и бородой. А у их женщин были неприлично маленькие молочные

железы, судя по бугоркам над комбинезонами – и наши девушки, да и

дамы в возрасте из Совета женщин тоже, с нескрываемым

превосходством – и. одновременно, с жалостью – рассматривали эти

жалкие щупленькие и ущербные фигурки. Даже у Джей, груди которой

в её возрасте считалась немного недоразвитыми, был совсем

нескромный, по сравнении с сэрами-женщинами, третий размер.

Общим голосованием пришельцев приняли в общину посёлка. Хотя, и с

кучей всяких оговорок, и с различными ограничениями. «Временное

поражение в правах» - так это было зафиксировано в поселковой

Хронике. После этого я незаметно снял гравиполе – и бывших чужаков

сразу же обступили наши женщины и девушки. А Иван и Ромеро отчего-

то подошли к оттеснённым в сторону двум женщинам-сэрам. Ах, да,

вспомнил – одна из них была медиком, а вторая – кем-то вроде

«офицера Безопасности», как рассказывал о ней несколько часов назад

Ромеро…

Про меня совсем забыли – и я был очень рад этому, скромно стоя в

сторонке и обсуждая с Джей будущий поход за мандаринами...

Мы с отцом договорились, что он никому не станет говорить о том, что

на самом деле произошло, и свидетелем чего был он сам. Разрушение

чужого корабля-Матки сами сэры, по подсказке отца, списали на

фатальные неполадки его устаревших внутренних силовых контуров и

систем жизнеобеспечения. Тем более что проверить это уже

невозможно – от громадного космического шара на поверхности

планеты осталось лишь небольшое вздутие в виде маленького холмика

высотою в десятка полтора метров – хотя для моей планеты этот холмик

как огромная гора. Которая в ближайшие несколько суток полностью

рассосётся. А на этом месте – как бы в компенсацию за всё

причинённое планете зло – вырастит новый большой лес Жиков.

И – рядом – красивый посёлок для новых поселенцев. И их потомства.

Уж Мы-то постараемся – добавочного материала для конвектора

пластиката скопилось с избытком – я припрятал до поры-до времени

небольшую часть корабля-Матки на низкой орбите тёмной стороны. Да

и ограничение на рождение мальчиков уже часа четыре как снято.

Хотя об этом пока никто и не знает. Кроме меня и отца.

«И – меня…» - приятным холодком уже привычно прошелестело в голове

– будто лёгким ветерком обдуло. И несколько Жиков, отделившись от

радужного облачкака своих собратьев, снующих в зале, подлетели ко

мне и сели на плечи.

Да, это Мы так решили. Я, моя Планета и три очень красивые Звезды –

Жёлтая, Зелёная и Красная…