1.

Из открытого окна на пятом этаже тянет жареной рыбой. Дешевой жареной рыбой. Острый до вонючести запах вызывает тошноту. Кто-то, не известный Иринке, жарит несвежую дрянную рыбу на несвежем дрянном масле и слушает Синатру. И даже подпевает. Отчаянно фальшивя. Любитель рыбы даже не подозревает, что в метре от него, на крыше, сидит дамочка и прикидывает, как испортить ему воскресный завтрак.

 

Иринка криво усмехнулась. Она представила добродушного толстяка в семейных трусах. Волосатое пузо торчит из-под короткой футболки, на обширной лысине блестят капельки пота, кухня пропиталась синим чадом, рыба на чугунной сковороде шкворчит и брызгает жиром. Магнитофон или приемничек на окне транслирует мягкий, обволакивающий голос Синатры: " Убей меня нежно, убей меня нежно," - сладко мурлычет он. Ирина тоже любила эту песню, но сейчас воркование американца раздражало ее. Не хватало еще размякнуть. Ей нельзя расслабляться. Ну, не возвращаться же назад! Смешно! Раз уж забралась на крышу, надо прыгать.

 

А этот любитель рыбы и Синатры небось предвкушает, как накатит перед завтраком соточку и с аппетитом начнет хрустеть зажаристой шкуркой. Сопя, чавкая. И вдруг такой сюрпризец! Полет над гнездом рыбоеда. Надо было надеть джинсы. Нет, вырядилась балда! Красное платье в больших белых ромашках, юбка солнце-клеш. Парашют, а не платье. Ирина представила, как ветер задерет юбку, и все увидят ее белые трусы с просочившейся капелькой крови. И еще подумала, что если она прыгнет сейчас, то этот любитель Синатры, пожалуй, обблюется от страха, глядя на то, что от нее осталось. Вот уж не хотелось ей лежать трусами наружу да еще в рыбьей блевотине. Хотя, ей-то уже, положим, будет все равно.

 

Месть сладка только в кино и старых книжках про любовь. Ирина вздохнула, достала из сумочки сигареты и закурила. Она села поудобней, затянулась. Все получилось не так. Совсем не так, как задумывалось. Она собралась отплатить подлецу. Она была совершенно уверена в своей правоте, особенно после той странной встречи на пляже. Она вершила правое дело. Обидчиков надо наказывать. А Ирина чувствовала себя не просто обиженной - униженной.

 

Ирина всхлипнула и закашлялась. Ей стало невыносимо жалко себя. И маму. Мама, конечно, будет страдать и оплакивать свою непутевую дочь. Бедная мамочка! Ирина отшвырнула окурок, с любопытством проследив, куда он упадет. Точно на асфальтовую дорожку, по которой какая-то полоумная мамаша тащила орущего ребенка. А вот Ирина уже никогда не родит ребеночка. И даже не узнает, что это такое - быть матерью. Может, оно и к лучшему. Вон, мать родила ее, Иринку, а разве стала счастливей? Не стала! Напротив, получилось, что Ирина разрушила ее жизнь. Если бы Ирины не было... Ну, вот вообще не было в этой жизни, мать вышла бы замуж за Олега. От этой мысли на глаза Ирины вновь навернулись слезы. Представить Олега мужем собственной матери она не могла. Теперь не могла...

 

...Она хорошо помнила, как кричала матери во время последней ссоры:

 

- Что ты хочешь от меня? Ты даже свою жизнь устроить не смогла! Ну, почему ты одна?

 

Тогда мать и рассказала ей историю своей любви. Ни разу до этой ссоры мать не была так откровенна с Ириной. А тут, как прорвало ее. Видимо, не отболела еще, не затянулась рана, хотя четверть века прошло. Они с Иринкой сидели, на диване, как подружки. Обнявшись. И плакали. Иринка гладила худенькое мамино плечико и чувствовала себя совсем взрослой.

 

В Олега мама влюбилась еще в школе. Сидели за одной партой. После школы разъехались учиться. Поступать Олег собрался в Одесскую мореходку. А маме сказал:"Жди! Через год вернусь - поженимся! Ты только дождись!" Мама поступила в университет и через полгода выскочила замуж за однокурсника. Налетел красавец, остроумец. Закружил голову! От этого скоропалительного брака родилась Иринка. Молодые разбежались сразу же после рождения дочери. Красавец и остроумец увлекся новой барышней. А мама не смогла простить измены. Так же, как не смог простить ее Олег.

 

Он, как и обещал, приехал. Но через четыре года. Заявился к маме в новенькой морской форме, как новый рубль. Иринка уверилась: приехал наказать свою неверную возлюбленную. Пусть локти покусает, пусть посмотрит, какого жениха упустила. А иначе зачем было приезжать? И еще Иринка была уверена: Олега испугал чужой ребенок. Если бы не ребенок, может, что-то у них с мамой и склеилось. Получается, она, Иринка, матери жизнь поломала. Стала помехой. Досадной помехой.

 

Эта мысль изводила Иринку. Она не могла взять в толк, как этот не известный ей Олег мог презирать маленького ребенка ? Почему? Ну, чем она, Иринка, помешала бы ему? Было в этом пренебрежении признание какой-то ее, Иринкиной, неполноценности.

 

Вообще-то каждый из нас уверен, что его явление на свет, его приход в эту жизнь — событие. Причем, событие радостное. И вдруг однажды узнаешь, что ты, оказывается, для кого-то совершенно лишний, ненужный. Как второй ботинок для одноногого инвалида...

 

...От этой обидной мысли слезы снова навернулись на глаза. Соседняя девятиэтажка тут же утратила резкие очертания, расплылалсь. Показалось, еще миг - и исчезнет. А может, так и случится? И вместе с Иринкой, когда она, наконец-то осмелится и шагнет с крыши, исчезнет весь мир? Ну, конечно исчезнет! Мир, каким видела его Иринка, непременно исчезнет. И никто никогда больше не увидит, как розовеет обычная бетонная стена, словно покрывается румянцем смущения, когда солнечный луч падает на нее. И этот стремительный полет птиц высоко в небе, такой легкий и радостный, не увидит никто! Нет, птицы будут летать, но вот так, как видит Иринка, их не увидит больше никто. Никогда! Какое страшное слово. Никогда! Иринка поежилась и тоскливо огляделась.

 

Она вздохнула и снова закурила. Солнце поднялось над крышей соседней девятиэтажки и теперь светит прямо Иринке в лицо. Она щурится и жалеет, что день занимается такой солнечный и ясный. Лучше бы моросил мелкий холодный дождь. Когда вокруг промозглая серость, умирать не жалко.

 

Иринка сидит на краю крыши, свесив ноги вниз. Невысокий барьерчик ограждения по периметру крыши удерживает ее - хрупкая граница между жизнью и смертью. Когда она соберется духом, она встанет, разбежится и перемахнет через этот барьерчик, как через планку на уроках физкультуры...

 

...Она всегда поднимала планку как можно выше и легко, играючи, перепархивала ее. Физрук говорил, что у Иринки талант, необычайная прыгучесть, и ей надо заниматься спортом. Но Иринке не хотелось заниматься спортом, она мечтала о сцене.

 

После школы она легко поступила на театральный факультет, только что открывшийся при университете. И даже успела сняться в кино в небольшом эпизоде. Но потом случился разговор с матерью, и Иринка, ошеломленная открывшимися обстоятельствами, загорелась желанием отомстить. Какая глупость! Как жестоко посмеялась над ней жизнь. И вот теперь она сидит на крыше с одним желанием - умереть.

 

Но пока она еще не готова. Надо привести мысли в порядок, все разложить по полочкам. Вроде как сделать генеральную уборку. Мать любит повторять, что раздрай в душе надо лечить уборкой. Вот и сейчас Иринка должна разобраться, как же так получилось? Как? Странно, но обиды на отца она не держала, хотя он совсем не проявлял интереса к ее жизни. Может, потому, что мать сама ушла от отца? И он вроде даже оказался пострадавшим. А вот этот франтоватый морячок, приехавший добить мать в ее отчаянии, его холодное презрение к матери и рожденному ею ребенку - вызывали ответную холодную ненависть...

 

...Когда Иринка узнала, что Олег все эти годы жил в этом же городе, она решила немедленно высказать ему все, что думает о нем. Узнала рабочий телефон и позвонила в порт. Она не задумывалась, что станется, когда все ее обидные слова будут сказаны. Она чувствовала, что ей необходимо, жизненно важно сказать все, что она думает. Чтобы он тоже задумался и пожалел. Обязательно пожалел.

 

Гудки прервались, и трубка отозвалась красивым мужским голосом. Иринка поймала себя на мысли, что ей нравится этот голос, и тут же обругала себя за то, что голос невидимого собеседника так на нее подействовал.

 

- Олег Николаевич?

 

- Он самый! - весело отозвался мужчина.

 

- Здравствуйте! - прошептала Иринка. Мгновенно пересохшие губы с трудом повиновались. И она разозлилась на свою слабость. И от злости заговорила легко и свободно.

 

- Здравствуйте - повторила она уверенно.

 

- И вам не хворать, - улыбнулся собеседник.

 

- Я дочь Анны Савиной. Помните такую?

 

Молчание, возникшее в трубке, могло означать что угодно. Он помнит и теперь потрясен приветом из прошлого. Он не помнит и не хочет помнить.

Наконец, после долгой паузы собеседник отозвался. Голос звучал озадаченно:

 

- Что же вы хотите, дочь Анны Савиной?

 

- Ничего. От вас - ничего. Я просто хотела сказать вам: напрасно вы так испугались тогда. Вы ведь испугались! Как же! Женщина с чужим ребенком! Да, двадцать лет назад я была лишним довеском к той женщине, которую вы, если помните, очень любили. И даже хотели жениться. И женились бы, если бы не я. Я помешала вам! Так ведь? Так вот, я звоню сказать вам, что вы напрасно испугались. Я выросла! И сегодня снимаюсь в кино. Учусь в театральном. Вот так-то! Вы могли бы гордиться мной. Но вы испугались. Я звоню сказать вам, что вы - трус и предатель. И я не уважаю вас.Слышите? Я вас презираю.

 

Выпалив все, Иринка с бьющимся сердцем замерла, дожидаясь реакции.

Человек на том конце провода молчал. А потом отключился.

Иринка растерянно вслушивалась в короткие гудки. Такого поворота она не ожидала.

 

- Гад! Гад! Гад! - твердила она яростно. Домой она не пошла. Не могла она идти домой в таком раздерганном настроении. Иринка побрела к морю. Накрапывал дождь, отдыхающие разбежались, пляж опустел. Дождь припустил, и Иринка спряталась под навес. Она сняла мокрую футболку, отжала ее и повесила просушиться. Все равно поблизости никого нет. Обхватив колени, Иринка смотрела на море, вскипавшее пузырьками дождя. Злые мысли бурлили, как пузырьки в морской воде. Пойти на работу к этому подонку и всем рассказать, какой он подлый. Или подойти к нему в людном месте и дать пощечину. Молча. И уйти. На душе становилось все гаже и гаже. Заплыть бы сейчас далеко-далеко и утонуть. И записку оставить: в моей смерти прошу винить...

 

Ниоткуда, словно из дождя, возник мужчина. Материализовался. Иринка мысленно выругалась. Мужчина, заметно хромая, опираясь на тросточку, подошел к навесу, но сел чуть поодаль. Иринка сердито покосилась на незнакомца. Лет сорока, с коротким ежиком седых волос. Он осторожно стал растирать, видимо, разболевшееся колено. На Иринку, казалось, не обратил внимания. Она неохотно потянулась за майкой. Вот принесло некстати! Морщась и матерясь, она натягивала влажную майку, когда услышала:

 

- Позвольте я сделаю для вас что-нибудь хорошее.

 

Она удивленно воззрилась на незнакомца:

 

- Сделайте! Избавьте меня от вашего присутствия!

 

Легкая улыбка чуть тронула губы незакомца:

 

- Послушайте, я понимаю, что нарушил ваше уединение, но у меня сегодня не очень удачный день. А точнее - совсем неудачный. Не хочется оставаться одному. Позвольте я угощу вас кофе или чаем - вы, я смотрю, совсем продрогли. Здесь рядом кафе.

 

Иринка поднялась на ноги, одернула майку. Печальные темные глаза незнакомца притягивали. "А ничего мужик, даже симпатичный", - подумала Иринка и согласилась.

 

Позже она пыталась понять, что ее подтолкнуло принять предложение первого встречного. Но так и не нашла честного ответа. Официантка принесла горячий кофе в больших белых чашках. Иринка подивилась тому, как ее желание выпить горячего кофе и именно из большой белой чашки, совпало с реальностью. Незнакомец заказал коньяк, щедро плеснул пахучий напиток в Иринкину чашку.

 

Опять припустил дождь. Так уютно сиделось на пустой веранде, Иринка держала горячую чашку обеими ладошками, согревая их. Незаметно для себя она рассказала незнакомцу свою историю. Дождь барабанил по перилам веранды, мелкие брызги разлетались в стороны, образуя на деревянном полу лужицы. Кофе с коньяком горячил душу. Иринка украдкой смахивала набегавшие слезы и спрашивала:

 

- Ну почему? Почему он так поступил? Чем я ему помешала? Разве ребенок может мешать?

 

Незнакомец задумчиво смотрел на Иринку, и что-то такое проступало в его взгляде, отчего Иринка вдруг заволновалась.

 

- Вам нанесли жестокую обиду. Я понимаю вас. Возможно, ваш Олег и жалеет...

 

- Жалеет? - взвилась Иринка. - Тогда почему он бросил трубку сегодня? Он не захотел со мной говорить!

 

- Да, судя по всему, не захотел. Но это так естественно. Из ниоткуда появилась какая-то девица, наговорила гадостей... А собственно, чего вы ждали? Что в тот же день ваш Олег прибежит к вашей матушке с предложением руки и сердца? Ну, вы же взрослая девочка, должны понимать, что чудеса бывают только в сказках. Жизнь гораздо прозаичней. Вряд ли этот ваш моряк любил вашу матушку. Да и что такое любовь в сущности? Несколько химических реакций. Не более того. Стоит ли так переживать из-за химии?

 

- Вы это серьезно? - Иринка уставилась на незнакомца с жгучим интересом. - Вы что? Никогда не любили?!

 

Незнакомец устремил на Иринку внимательный изучающий взгляд. Словно знобкий ветерок пробежал по ее спине под влажной еще футболкой от этого пронзительного взгляда. Губы незнакомца тронула ироничная улыбка, но глаза не улыбались.

 

- Любил? Я? Не смешите! Любовь — это удел биомассы. Это скучно. Есть нечто более интересное, более захватывающее. К примеру, месть. Вот чувство, которое поднимает человека над обыденностью. Месть раскрашивает серость скуки в яркие цвета страсти. Страсть - вот ради чего стоит жить. Разве удовлетворенное чувство мести можно сравнить с любовью? Никогда! Любовь всегда проиграет, потому что она жертвенна. Запомните, деточка, тот, кто любит, всегда проигрывает предмету своей любви. Это закон. А я никогда не проигрываю. Никогда!

 

Незнакомец чуть оживился, произнося эту речь, но глаза, по-прежнему оставались холодными, бесстрастными.

 

- Вы наверное, много страдали? - спросила Иринка, чтобы не молчать. Ей все больше становилось не по себе. Ее волновал и пугал неподвижный взгляд незнакомца. Ей хотелось поспорить со своим необычным собеседником, но что-то останавливало ее.

 

- Страдание - это удел слабых. Я никогда не был слабым. Скажите, разве вам не хочется наказать вашего Олега? Хочется! Но вам стыдно в этом признаться. Мы все еще связаны массой условностей, вместо того, чтобы смело и открыто говорить о своих желаниях, не стыдиться их. Стыд - это оправдание своей слабости, немощи.

 

- А совесть? - робко возразила Иринка.

 

- Совесть?! Голубушка, я удалил совесть, как гланды! За ненадобностью. Есть только я! Какое мне дело до других?

 

- Вы проповедуете эгоизм. Это не ново.

 

- Вот уж нет. Я не гожусь в проповедники. Я слишком давно живу, чтобы заниматься таким бесполезным делом. А вы не согласны со мной? Вам не хочется отомстить вашему Олегу? Только не лгите!

 

- Не знаю, - задумчиво произнесла Иринка, - но что я могу сделать? Проколоть колесо его машины?

 

- Отчего же? Можно закатить скандал! Или дать ему пощечину! Кажется такие мысли бродили в вашей хорошенькой головке? Но это так мелко. Человек редко бывает способен на великое, - откровенное презрение зазвучало в голосе собеседника. Он помолчал, все так же пристально разглядывая Иринку.

 

- Смерть! Только смерть достойна мести, - произнес он торжественно.

 

Иринка испуганно уставилась на его побледневшее лицо, а он, прикрыв глаза рукой, заговорил страстно, горячо:

 

- Белый цветок! Белый цветок смерти... Белым крылом смерть... поднимет...

 

"Псих какой-то!" - испуганно подумала Иринка. Она огляделась украдкой. Ни души! Даже официантка куда-то испарилась.

 

Незнакомец вдруг откинулся на спинку стула. Тело его изогнулось дугой, и в ту же секунду он рухнул на пол. Тросточка отлетела в сторону, ноги в легких туфлях судорожно заскребли пол. Глаза незнакомца закатились, сквозь полуприкрытые веки слепо светились белки глаз, на губах выступила пена. На запрокинутой шее у острого кадыка Иринка увидела черную бархатную родинку, похожую на мушку.

 

Иринка схватила сумку и бросилась бежать. Скорей! Скорей отсюда! Каблучки глухо простучали по мокрым от дождя деревянным ступеням. Она поскользнулась и чуть не упала. Но удержалась. Мокрый песок противно скрипел под ногами. Она пробежала еще несколько шагов. Развернулась и побежала обратно. У лестницы Иринка увидела официантку, та стояла, прислонившись к стене, и курила.

 

- Скорей! - крикнула Иринка, подбегая. - Человеку плохо!

 

Они взбежали на вернаду и замерли. Никого. Незнакомец исчез. Столик, где стояли чашки с недопитым кофе, белые фарфоровые чашки - был пуст. Иринка зачем-то заглянула под стол, словно там можно было спряться.

 

- Девушка, - услышала Иринка голос официантки, - с вами все в порядке?

 

- Но как же? - пробормотала Иринка. Она беспомощно оглянулась. Официантка, крепко сбитая, коренастая женщина неопределенного возраста подозрительно уставилась на Иринку темными глазами.

 

- Вы же нам кофе приносили... коньяк... потом ему стало плохо... Мы за этим столиком сидели...

 

- Девушка, какой коньяк? Кафе уже неделю закрыто!

 

Иринка завороженно смотрела на официантку. На смуглой крепкой шее женщины чернела бархатная родинка, так похожая на маленькую мушку.

 

- Простите! - попятилась к выходу Иринка. - Мне надо отдохнуть. Простите!

Спускаясь по лестнице, она не удержалась и обернулась. В глубине души она была готова к чему-то подобному. Но увиденное потрясло ее. Официантка, столики с веселыми салфетками, разноцветные пластиковые стулья - все исчезло. Сухие листья, обрывки газет, мятые одноразовые стаканчики, еще какой-то мусор поднявшийся ветерок сметал и вздымал в воздух, закручивая в маленький смерч...

 

2.

...В тот день Иринке почти удалось убедить себя, что она перегрелась на солнце. То обстоятельство, что шел дождь, она постаралась стереть из памяти, иначе пришлось бы искать другое объяснение появлению таинственного незнакомца и его словам. Но сейчас , сидя на краю крыши, Иринка приводила мысли в порядок. Делала генеральную уборку. Теперь, когда отступать было некуда, она с пронзительной ясностью поняла: если бы не эта злополучная встреча на пляже, она никогда не осмелилась пойти к Олегу. Но месть - удел сильных. Она запомнила эти слова загадочного незнакомца. Она решила доказать прежде всего себе, что достойна другой участи, что способна на поступок. И только сейчас с беспощадной ясностью поняла, что все это было. Уже было. И белые ночи Питера, и терзавшийся сомнениями студент, и испытание смертью. Как же она могла поддаться на такую дешевую уловку? Зачем она пошла к Олегу Николаевичу? К Олегу...

 

Иринке нестерпимо захотелось закурить, но сигареты закончились. Черт побери! Она не предполагала, что ее сидение на крыше так затянется. Солнце припекало все жарче. Любитель рыбы, видимо, решил запастись жареным продуктом на месяц, если не на год. В жарком воздухе вонь становилась совсем уж невыносимой. Иринка подумала, что можно перейти на другую сторону крыши и избавиться от омерзительного запаха. Но тут же подумала, что в такой вонище расстаться с жизнью будет гораздо легче. И еще мелькнула одна мысль, совсем уж тайная, из самой сокровенной глубины, так не мысль даже, а мыслишка, еле оформившаяся, почти бесплотная, бледная тень мысли: пусть кто-нибудь появится на крыше - дворник, пожарный, кто угодно - и прогонит ее. А еще лучше - сдаст в полицию. Сама она просто не сможет. Ну, не сможет она вернуться сама. Вернуться - значит, признать свою неправоту, свою ошибку.

 

Иринка закрыла глаза и облокотилась на шаткие перила. Еще чуть-чуть она подождет. Как только солнце доберется до окон третьего этажа, она решится. Да! Так и будет. Иринка вздохнула, словно приняла важное решение, и снова погрузилась в невеселые мысли...

 

...Что она тогда надумала? Прийти и закатить скандал? Это мелко. Урок незнакомца она усвоила накрепко. Оказалась успешной ученицей. Только смерть способна проявить в человеке его сущность. Ну что ж, устроим испытание смертью.

Две одинаковых капсулы Иринка положила в бархатную подарочную коробочку. Забавно! В такие крохотные коробочки обычно укладывают блестящие кольца с камушками и дарят любимым. Туалет продуман до мелочей: черное маленькое платье, черные тени на веках. Все-таки она явится вестницей смерти. Значит, сцену надо обставить соответствующими декорациями. Черный газовый шарф очень вписывался в костюм предстоящего спектакля. Некая театральность действа не смущала Иринку. Как-никак она была актрисой.

 

Секретарша в приемной Олега Николаевича - пожилая дама в очках-линзах - завидев Иринку, поджала губы. Плевать на старую грымзу! Пусть позавидует молодости и красоте! Иринка прошествовала в кабинет не без внутреннего трепета. Сейчас она увидит этого подонка. Увидит его страх, его низость. И посмеется над ним. О, как она будет смеяться!

 

Олег Николаевич поднялся ей навстречу, вышел из-за стола. Иринка поразилась его мальчишескому облику и необыкновенно ярким голубым улыбчивым глазам. Ему же за сорок. Ну, да, не меньше. Она никак не ожидала, что обидчик окажется таким обаятельным. И рассердилась.

 

- Как хорошо, что вы пришли, дочь Анны Савиной! - улыбнулся Олег Николаевич, отодвигая кресло, чтобы ей удобней было сесть. - Вы вчера так неожиданно прервали разговор.

 

Иринка растерялась. Высокий трагизм предстоящей сцены никак не вязался с креслом. Нет, садиться нельзя! Никак нельзя!

 

- Я буду говорить стоя, - решительно заявила Иринка.

 

- Значит, мне тоже придется стоять. Не могу же я сидеть в присутствии девушки. Да еще такой симпатичной.

 

Иринка смотрела в его открытое улыбающееся лицо, и с каждой секундой ее решимость отомстить уменьшалась. Она подумала, что еще мгновение - и она уйдет, позорно сбежит. Торопливо достав из сумочки коробку с капсулами, она прошептала пересохшими губами:

 

- Вот!

 

Олег Николаевич удивленно посмотрел на коробочку.

 

- Что это?

 

- Скажите, - не отвечая на его вопрос, заговорила Иринка, - вы любили мою маму?

 

Олег Николаевич помрачнел.

 

- Зачем вам это знать? Да и какая теперь разница?

 

- Так я и знала. Вы предали ее!

 

- Да нет же, нет! Просто двадцать лет назад я был слишком самолюбив. Или, если хотите, глуп.

 

Иринка вскинула дрожащий подбородок:

 

- Вам придется заплатить за свою, как вы изволили выразиться, глупость... вы виноваты в том, что я несчастна... я выросла с ощущением своей ненужности... вам этого не понять... но заплатить придется...

 

Иринка почувствовала, что сейчас расплачется. Она с силой прикусила ладошку. Это было испытанное средство задержать слезы. Олег Николаевич с сочувствием смотрел на нее.

 

- Вот! Здесь, - справившись с волнением, Иринка открыла коробочку, - здесь две капсулы. В одной - цианистый калий, в другой - сода. Берите! Выпьем вместе. Пусть Бог нас рассудит!

 

Глаза Олега Николаевича округлились. Он несколько невообразимо длинных секунд смотрел на Иринку и вдруг расхохотался:

 

- Трагедь и комедь в одном флаконе! Вы сумасбродная девчонка! Вас надо отшлепать! Навоображали себе черт знает что! Вы вообще соображаете, что вы делаете?

 

Он не испугался. Он явно рассердился. Иринка видела это. Все получалось не так, как она хотела. Совсем не так. Отчаяние охватило ее. Она все еще стояла с коробочкой на протянутой ладошке. Рука унизительно дрожала.

 

- Хорошо! Может, вы и правы. - неожиданно сказал Олег Николаевич и взял коробочку. - Вы хотите испытать судьбу? Давайте! А не пожалеете? Хотя вы, нынешние, жалеть не умеете.

 

Он нахмурился, рассматривая капсулы.

 

- Значит, в одной из них цианистый калий? Будем надеяться, что в этой! - он решительно взял капсулу и спрятал в карман.

 

- А вот эту я выпью.

 

С этими словами он положил вторую капсулу в рот. Достал бутылку минеральной воды из холодильника и сделал несколько глотков прямо из горлышка.

 

- Ну что? Довольны? - спросил он мрачно, сделал несколько шагов к окну и вдруг рухнул на пол.

 

На пронзительный вопль Иринки в кабинет ворвалась секретарша.

 

- Прекратите орать! - рявкнула она, склоняясь над Олегом Николаевичем.

 

- Я не хотела! Это была шутка! Просто шутка! Обычная сода! Питьевая! - бормотала Иринка в ужасе.

 

- Перестаньте молоть чушь, идиотка! У Олега Николаевича больное сердце.

 

Секретарша деловито вызвала скорую помощь, открыла окно, расстегнула воротник рубашки, подложила под голову Олега Николаевича пачку офисной бумаги.

Иринка не могла отвести глаз от бледного, сразу заострившегося, лица Олега Николаевича. Она машинально утирала слезы, а они все бежали и бежали, словно плотину прорвало.

 

- Выпейте! - услышала она и, обернувшись, увидела секретаршу. Та протягивала ей стакан с водой. - Что вы там говорили про соду?

 

Ответить Иринка не успела. В кабинет вошли двое мужчин в зеленых форменных пижамах. Один, опустившись рядом с больным, ловко стал настраивать аппаратуру, второй остановился рядом с Иринкой и тихо спросил:

 

- Почему же только сода? Опять не хватило полета и смелости?

 

Иринка дернулась, как от удара. На один миг ей показалось, что сейчас она упадет в обморок. Инстинктивно она ухватилась за говорившего, заглянув в его серьезное лицо с нескрываемым ужасом. В открытом вороте его куртки на крепкой смуглой шее чернела бархатная родинка, похожая на мушку. Фельдшер, явно довольный замешательством Иринки, мягко отодвинул ее и чуть заметно подмигнул.

 

- Я сейчас, - пробормотала Иринка, пятясь к выходу.

 

Она вышла в приемную и замерла в полной растерянности. Разлапистый фикус сиял глянцевыми листьями. Громко тикали напольные часы. От этого мирного тиканья Иринка пришла в себя. Здесь, в приемной, текла привычная понятная жизнь. Вот - фикус! Вот- часы! Никакой чертовщины.

 

- Вам лучше уйти! - услышала она голос секретарши.

 

Иринка вздрогнула от неожиданности и резко обернулась. Грымза смотрела на нее с явным сочувствием.

 

- Да, я, пожалуй, пойду, - пробормотала удивленная Иринка. Она никак не ожидала от сердитой секретарши участия.

 

- У вас еще есть шанс. Не упустите его! Только один шанс! - внятно сказала секретарша.

 

- Какой шанс? О чем вы? - ахнула Иринка.

 

Но секретарша уже вернулась в кабинет и закрыла за собой двери...

 

...Солнце добралось до окон третьего этажа и щедро позолотило стекла.

 

- Пора! - громко сказала Иринка, будто команду себе подала. И не двинулась с места.

 

- Пора! Ты слышишь? Жалкая трусиха! - Иринка постаралась вложить в голос презрение и силу. Но голос прозвучал жалко и неубедительно.

 

- Ты прыгнешь! Ты непременно прыгнешь, трусливая лживая дрянь!- Голос сорвался и зазвенел слезами.

 

- Эй, дамочка! - услышала она чей-то хриплый голос. От неожиданности Иринка дернулась и чуть не свалилась с крыши. Она вцепилась в хлипкие перила так, что костяшки пальчиков побелели.

 

- Кто здесь? -спросила она, осторожно оглядываясь.

 

Из-за трубы высунулась опухшая обросшая физиономия. Из-под шерстяной шапки, утратившей от грязи свой первоначальный цвет, торчали неопрятные седые космы. Типичный бомжующий алкоголик, синяк.

 

- Не подходите ко мне! - взвизгнула Иринка.

 

- Не волнуйтесь, дамочка! - замахал руками владелец шапки. - Я не стану вам мешать в вашем желании сигануть с крыши. Прыгайте на здоровье! И не вопите вы так громко, не привлекайте внимание!

 

Новый знакомец снял шапку и вытер ею вспотевшее лицо.

 

- Вы вправе сами решать, жить вам или сыграть в ящик. Это исключительно личное дело каждого индивидуя. Но у вас, я смотрю, сумочка имеется. А в ней, наверное, грошики. Будет жаль, если вы сиганете вместе с сумочкой. Она вам уже не понадобится, а я бы выпил на помин вашей души. Очень, знаете ли, нутро горит!

 

Иринка подумала, открыла сумку, достала кошелек, показала его опухшему страдальцу.

 

- Вот! - она положила кошелек рядом с собой. - Возьмете, когда я прыгну. А сейчас не мешайте! Мне надо сосредоточиться!

 

- Так вы, милейшая, уже полдня сосредотачиваетесь, - заметил опухший.

 

- Не ваше дело! - отрезала Иринка.

 

- Я ежели что, и помочь могу. Вы только намекните, я мигом...

 

- Нет! Я сама! Исчезните!

 

- Хорошо, хорошо! - опухший согласно кивнул и скрылся за трубой.

 

Иринка вздохнула.

 

- Эй, а закурить у вас есть? - крикнула она.

 

Новый знакомец тут же высунулся из-за трубы:

 

- Ловите!

 

Иринка поймала мятую пачку с одной сигаретой, закурила.

 

- Спасибо!

 

Из-за трубы послышалось невнятное ворчание...

 

...Иринка с удовольствием затянулась горьким дымом, и снова мысли ее вернулись к Олегу. Она разыскала его в больнице на третий день. С тех пор, как она вернулась домой из офиса Олега Николаевича, она не переставая думала о нем. Его поступок, начисто лишенный здравого смысла, свойственного людям его возраста и положения, необычайно воодушевил Иринку. Вся ее обвинительная конструкция, выстроенная с таким старанием, рухнула в ту самую минуту, когда Олег Николаевич решительно проглотил неизвестную капсулу. Он же не знал, что в ней нет яда. И все же выпил! Но почему? Подонок никогда не совершил бы такого идиотского поступка. Неужели она ошибалась? Неужели он лучше, чем она о нем думала? И выражение лица у него было такое растерянное. И улыбался он, как нормальный человек. И рассердился на нее искренне. И ведь мог прогнать! Мог! Пришла какая-то сумасшедшая, принесла яд. Вообще мог сдать ее в психушку. А он - он вел себя, как мальчишка. Почему? Этот вопрос не давал Иринке покоя.

 

Два дня она слонялась под больничными окнами: к Олегу Николевичу не пускали посетителей. А на третий день ей удалось прорваться к нему во время тихого часа. Сто рублей в карман санитарке сделали свое благое дело. Через несколько минут Иринка в накинутом на плечи халате шла больничным коридором, прижимая к груди пакет с апельсиновым соком и три банана.

 

Ее поразило, как Олег Николаевич осунулся за эти дни. В маленькой двухместной палате он лежал один. На тумбочке у кровати стояла вазочка с ромашками. На фоне белоснежных ромашек его лицо отливало нездоровой желтизной. У Иринки сжалось сердце, когда она увидела его такого беспомощного и слабого. Она затопталась у входа, не зная, что сказать.

 

Губы Олега Николаевича тронула легкая улыбка:

 

- Смелее, дочь Анны Савиной! Входите, присаживайтесь. Что вы принесли мне на этот раз? Бомбу?

 

Иринка смущенно улыбнулась и присела на краешек кровати.

 

- Простите меня ради Бога! Я виновата! Я не хотела! Это была дурацкая шутка.

 

- Да-а-а, героя из меня не получилось. Сердце подвело в самый ответственный момент.

 

- Скажите, Олег Николаевич, почему? Ну, почему вы выпили эту капсулу?Почему не прогнали меня? - Иринка замерла, ожидая ответа.

 

- У вас было такое несчастное лицо. И ладошка дрожала. Вы выглядели такой маленькой и беззащитной. Я пожалел вас.

 

- Пожалели? Меня? Но ведь я хотела вас убить!

 

- В самом деле хотели? Так в одной из капсул, действительно, был яд?

 

- Нет! Нет! Там была питьевая сода. Я такая идиотка! Ваша секретарша так меня и назвала.

 

- Моя кто? - изумился Олег Николаевич.

 

- Ну, секретарша, в офисе. Такая угрюмая грымза. В очках.

 

- Дочь Анны Савиной, вы что-то путаете. У меня нет секретарши и никогда не было. Не велик начальник.

 

- Но как же! Она же вызвала врачей! Она еще в таком сером костюме была. С искоркой...

 

Олег Николаевич задумчиво посмотрел на Иринку.

 

- Как вас зовут?

 

- Ирина. Вы думаете, я ненормальная?

 

Он улыбнулся той, прежней, открытой улыбкой, которая так поразила Иринку в кабинете.

 

- Вы фантазерка. Вот, что я думаю. Это вас я видел в кино? Или мне это кажется?

 

- Да, - Иринка радостно закивала, - я играла любимую девушку моряка.

 

- Ну вот, видите, как все замечательно складывается! - засмеялся Олег Николаевич. - Любимая девушка моряка приходит к моряку. Это судьба.

 

- И все-таки, неужели вы ни капельки не боялись? Ну, совсем не боялись умереть?

 

- Еще как боялся! Даже в обморок хлопнулся, как нервная девица.

 

- Опять шутите! А если честно?

 

- А если честно, я был уверен, что со мной ничего не случится. У меня сильный ангел-хранитель.

 

- Ангел-хранитель? Ну, конечно! И я даже ее видела, - задумчиво произнесла Иринка. - Она сказала, что у меня есть шанс. Как вы думаете, что она имела в виду?

 

- Смешная вы! Разговариваете с ангелами, видите невидимое. Может, вы и мне привиделись. Дайте-ка мне свою руку. Да положите вы бананы, я их не съем.

 

- Ой, это я вам принесла. И сок!

 

Олег Николаевич взял Иринкину ладошку и крепко сжал. Сердце у Иринки замерло, дыхание перехватило.

 

- Настоящая! - улыбнулся Олег Николаевич. - Даже не хочется отпускать.

 

- Не отпускайте! - тихо проговорила Иринка...

 

3.

...- Эй, дамочка!

 

Иринка вздрогнула и не сразу сообразила, что все еще сидит на крыше. Так захватили ее воспоминания.

 

- Дамочка! Подкинь полтосик на пиво. Сил нет терпеть!

 

Опухшая рожа снова высунулась из-за трубы. Затем нарисовался и весь страдалец. Он выполз на четвереньках. С трудом поднялся и расплылся в заискивающей улыбке.

Иринка кинула кошелек к ногам просителя. Он радостно подхватил его, быстро открыл и присвистнул восхищенно.

 

- Премного благодарен! Щас пойду выпью за упокой вашей душеньки. Только это самое, вы уж дождитесь меня. Я щас быстренько! На одной ноге. Магазинчик-то вон он, в первом подъезде. Это самое, я вернусь, тогда и сигайте. Не передумали еще, нет? И правильно! Разве ж это жизнь? Одно мучение! Вы это, когда сигать-то надумаете, часики не забудьте снять. Вам они уже не пригодятся, а бедному человеку все подспорье.

 

Развернувшись, пьянчужка заковылял к двери на чердак и исчез. Иринка вздохнула и ту же забыла о нем...

 

...Она снова была в палате Олега. Они проговорили тогда целый час. И весь этот час ее ладошка лежала в руке Олега. И это оказалось так славно, так необычно. Даже дома Иринке казалось, что ее ладонь все еще чувствует ласковое прикосновение его руки.

 

На следующий день она пришла снова и приходила каждый день. Если бы кто-нибудь сказал ей, что она влюбилась, она бы рассмеялась. Да нет! Какая любовь? Просто с Олегом интересно общаться. Он занимательный рассказчик. И вообще у них много общего. Да и она чувствует себя обязанной. Все-таки человек по ее вине угодил в больницу. Она гнала мысли о любви. Она боялась этих мыслей. Пусть все идет, как идет! Так она малодушно уговаривала себя. Как будет, так и будет. Ей хорошо сейчас, а что будет завтра она знать не хочет. Не хочет - и все! Она сердилась на себя и даже плакала однажды ночью. А утром опять побежала в больницу. Они гуляли с Олегом по больничному парку, и голова кружилась от сладкого запаха цветущих лип. Иринка не сводила с Олега страдающих глаз. Олег подавленно молчал.

 

А через несколько дней Иринка получила письмо: три страницы, исписанные крупным почерком. Олег просил прощения, говорил, что они должны расстаться, потому что он не имеет права ломать ей жизнь, потому что он любил Анну и, как порядочный человек, не должен любить дочь Анны. Но не может не любить. И еще много чего в таком же духе было написано в этом ужасном письме. Иринка прочитала его несколько раз. И удивилась своему спокойствию. И еще она подумала, что Олег предал ее дважды. В первый раз, когда из-за Иринки отверг любовь матери. И теперь, когда отказался уже от Иринкиной любви. Значит, она действительно, никому не нужна и всем мешает. Ненужная помеха. Ну что ж! Помеху надо устранить. Иринка надела красное платье в белых ромашках и пошла на крышу...

 

...Любитель рыбы опять включил Синатру. И снова в знойной тишине воскресного дня зазвучало сладкое: "Убей меня нежно...".

 

И вот она - эта молодая девушка,

Незнакомая мне,

Причиняющая мне боль,

Поющая в своей песне о моей жизни,

Убивающая меня нежно своей песней,

Убивающая меня нежно своей песней,

Пересказывающая всю мою жизнь,

Убивающая меня нежно своей песней.

Я трепетал,

Смущался от присутствия людей,

Как будто бы она нашла мои письма

И прочла их вслух,

Я молился, чтобы она перестала,

Но она продолжала...

Причиняя мне боль,

Исполняя песню о моей жизни,

Убивая меня нежно своей песней,

Убивая меня нежно своей песней,

Пересказывая всю мою жизнь,

Убивая меня нежно своей песней...

 

Иринка подумала, что никогда до конца не понимала смысла этой песни, и только сегодня, здесь, на этой разогретой солнцем крыше кажется догадалась, о чем так беззаботно пел Синатра.

 

Она больше не сердилась на Олега. Хотя он в сущности убил ее. Нежно. Как в песне. Что ж, значит так тому и быть. Ей вспомнились слова загадочной секретарши о шансе. Она недоуменно пожала плечами. Наверное, она упустила свой шанс. Иринка криво усмехнулась и попыталась встать. От долгого сидения, а может, от волнения ноги как-то плохо слушались ее. Она все же поднялась и, покачиваясь, отошла от края крыши. Разбежаться и прыгнуть. Вот и решение всех проблем. Она одернула платьице, красное платьице в белых ромашках. Ветерок растрепал волнистые светлые волосы, она пригладила их ладошкой. Что-то надо было сделать еще. Ах, да! Иринка сняла часы и положила их у трубы. Теперь попросить прощения у Бога. Она перекрестилась и прочитала: Отче наш! Иже еси на небеси! Прости меня, Боже! Если сможешь!

 

Позади нее послышался какой-то шум. Иринка обернулась. Дверь, ведущая на чердак распахнулась. Сначала показался ее старый знакомец с опухшей физиономией. Он размахивал руками и что-то возмущенно выговаривал тому, кто шел следом. А следом из чердачной двери появился потный толстяк в короткой майке, заляпанной жирными пятнами. Смешные полосатые шорты довершали его наряд. Ощутимо запахло жареной рыбой, которой толстяк, наверное, пропитался насквозь.

 

- Ну! Что я говорил? - завопил опухший. Чувствовалось, что он хорошо принял на грудь горячительных напитков. - Вот дамочка, которая мне часы обещала. Дамочка, подтвердите!

 

Толстяк подозрительно уставился на Иринку. Иринка машинально кивнула.

 

- Вон часы, у трубы лежат. Возьмите!

 

- О-о-о! Уважаемая! Как я вас уважаю! А я уже, как обещал, выпил на помин вашей души. - опухший, шатаясь, подошел к трубе,поднял часы, повертел, приложил к уху, - Тикают! Жаль, конечно, что не золотые. Ну да ладно! Счастливо вам прыгнуть! Аминь! А я пошел. Позвольте откланяться.

 

- Минуточку! - вмешался толстяк. - Я что-то не понял, кто тут собрался прыгать?

 

Пьяница с дурашливой улыбкой ткнул пальцем в сторону Иринки:

 

- Дамочка! А что? Имеет право! Я может, тоже щас прыгну! Вот только допью - и прыгну. Легко!

 

Он полез в карман брюк и вытащил оттуда початую четвертинку водки.

 

- Щас! Мадам! Ждите меня! Айн момент! И под крылом самолета о чем-то споет зеле-е-е-еное мо-о-оре тайги-и-и.

 

Запрокинув голову, пьяница присосался к горлышку. Опорожнив бутылку, он отшвырнул ее в сторону, бутылка с грохотом покатилась по крыше. Все трое проводили ее взглядами. Зацепившись за столбик ограждения, бутылка развернулась и замерла. Все трое с напряженным вниманием следили, что будет дальше. Первым не выдержал пьяница. Шатаясь, он доковылял до бутылки, пнул ее. С жалобным звяком бутылка свалилась с крыши. Пьяница торжествующе выматерился, повернулся к Иринке и махнул рукой, приглашая ее. Он отчаянно качался, удерживаясь на краю крыши только чудом. У Иринки перехватило дыхание.

 

- Ну, дамочка, я готов! Давайте прыгнем вместе! Дадим пинка этой поганой жизни!

 

Язык его заплетался, он медленно приближался к девушке и даже протягивал к ней грязные в цыпках и кровавых расчесах руки. Иринка в ужасе попятилась. Она глаз не могла отвести от этих ужасных рук, тянувшихся к ней.

 

- Нет! Нет, я не хочу! - бормотала она, отступая.

 

Но тут вмешался толстяк:

 

- Эй! Эй! Что здесь происходит? Молчать! Слушаться меня!

 

Он схватил Иринку за руку и потащил к чердачной двери. От толстяка воняло потом и рыбой. Иринку опять затошнило.

 

- Отпустите меня! - закричала Иринка, выдергивая руку.- Отстаньте! Что вам от меня надо?! Куда вы меня тащите?

 

Пьяница в три прыжка догнал толстяка! Кривая улыбка перекосила его небритую рожу.

 

- Слышь, толстый! Отпусти дамочку, она не хочет с тобой идти! Правда, дамочка? А то я ведь могу и в морду заехать!

 

Иринка отскочила в сторону и закричала:

 

- Что вы ко мне пристали? Проваливайте! Оба!

 

Толстяк и пьяница развернулись, и Иринку поразило выражение их глаз. Оба смотрели на нее с нетерпеливым ожиданием. И глаза у пьяницы были абсолютно трезвыми. Иринка могла бы поклясться в этом.

 

- И вообще я ухожу! - решительно добавила девушка.

 

Лицо толстяка озарила торжествующая улыбка. Он смахнул капли пота с блестевшей лысины, вытер ладонь о шорты и весело заявил:

 

- Ты проиграл, Повелитель мух! Эту душу ты проиграл.

 

- Я никогда не проигрываю! - возразил тот, кого назвали Повелителем мух. Сложив руки на груди, он устремил на Иринку мрачный взгляд темных глаз.

 

Иринка почувствовала беспокойство, как тогда, на пляже, холодный озноб охватил ее, хотя полуденное солнце пекло нещадно. Она опустила глаза, а когда подняла - увидела на краю крыши Олега.

 

- Олег! Что ты здесь делаешь? Ты упадешь! - закричала Иринка, бледнея от страха.

 

- Упадем вместе? - улыбнулся Олег. - Иди ко мне!

 

Он протянул руку Иринке, она вспомнила, как хорошо и уютно было ее ладошке в его крепкой надежной руке. И с готовностью протянула ему руку, и сделала шаг навстречу. Но тут же отпрянула назад и спрятала руку за спину.

 

- Нет, Олег! Я не хочу, чтобы ты умирал! Я люблю тебя! Слышишь! Ты должен жить! Мы будем жить, Олег!

 

- Она любит! - Олег расхохотался, балансируя на самом краю крыши. - Она любит. Да только я не люблю! И никогда не любил! Ты не нужна мне! Слышишь! Ни ты, ни твоя мать никогда не были нужны мне. Ты - лишняя! Ты всем мешаешь! Неужели ты не можешь понять? Дура!

 

- Да, я, наверное, ничего не понимаю в этой жизни... И всем мешаю... Пускай, я дура... Но я люблю тебя...Пожалуйста, не умирай... Я прошу тебя...Я прощаю тебя...

 

Иринка умоляюще сложила руки на груди.

 

Олег запрокинул голову, на его крепкой смуглой шее Иринка вдруг увидела черную бархатную родинку, похожую на мушку.

 

- Это не он! Не Олег! - крикнула Иринка, поворачиваясь к толстяку. - Я узнала!

 

Она обернулась как раз в тот момент, когда Олег, раскинув руки, шагнул с крыши и исчез. Иринка ахнула! Ни крика. Ни звука падения тела. Ни воплей снизу. Только большая черная то ли птица, то ли муха, хлопотливо взмахивая крыльями, тяжело пролетела над крышей и скрылась за девятиэтажкой.

 

- Он упал? Посмотрите, пожалуйста, я боюсь! - Иринка повернулась к толстяку. Но крыша оказалась пуста. У трубы лежали ее часики и кошелек. А толстяк исчез, словно его и не было. Ошеломленная всеми этими непонятными событиями, Иринка опустилась на четвереньки и осторожно подползла к краю крыши. Она заглянула за край, опасаясь увидеть внизу окровавленное тело. Никого! Две девчушки катали игрушечные коляски по асфальтовой дорожке. У входа в подъезд сидела старушка и вязала. Окно, из которого все утро несло жареной рыбой, все еще было открыто. Но рыбой уже не пахло. Зато Синатра все так же сладко пел:

 

И вот она - эта молодая девушка,

Незнакомая мне,

Причиняющая мне боль,

Поющая в своей песне о моей жизни,

Убивающая меня нежно своей песней...

 

Иринка отползла от края, забрала часы и кошелек, спустилась через чердачную дверь на лестничную площадку и решительно позвонила в квартиру, где все утро жарил рыбу этот так странно исчезнувший толстяк. Сейчас она все узнает. Она должна разобраться в этой чертовщине.

 

За дверью послышались шаги. Щелкнул замок. Дверь распахнулась. На пороге стоял Олег .

 

- Ты?! - изумилась Иринка. - А что ты здесь делаешь?

 

- Живу! - радостно улыбнулся Олег. - Но как ты меня нашла?

 

- А где этот? Толстый такой, в шортах? Он еще рыбу жарил? - спросила Иринка недоверчиво.

 

Олег засмеялся:

 

- Самый толстый в этой квартире я! Толще меня никого нет. И вообще никого нет. Я живу один.

 

Недоумение на лице Иринки сменилось робкой улыбкой.

 

- Иришка, я так рад, что ты пришла. Забудь это мое дурацкое письмо. Все забудь! Я готов себя убить за свою трусость! Нет уж, второй раз я не позволю себе потерять любимую женщину! - выпалил Олег.

 

Послышались шаги. По лестнице, тяжело дыша и отдуваясь, поднимались двое рабочих в комбинезонах, с инструментами. Тощий шел первым и нес две доски. За ним карабкался толстяк.

 

- Вот он и шанс! - сказал тощий, продолжая разговор.

 

- Конечно, - подхватил толстяк, - шанс есть всегда.

 

Он прошел мимо, обернулся, подмигнул Иринке и потащился за тощим на чердак.

Иринка улыбнулась и подмигнула в ответ. Теперь она была спокойна. Он рядом, а значит, ничего плохого не случится. Она протянула Олегу руку:

 

- Нет, теперь никто никого не убьет! Даже нежно... И кажется, у нас все-таки есть шанс. Пока мы любим... Как думаешь?

 

Перевод песни Катерины Денисенко.г. Уссурийск.