Не угнаться — так драпают фрицы.

Маленький старинный городок оставили вовсе без боя. Наши ещё не подошли, задержались где-то. Ничейный, притих городок в ожидании.

В невзрачном домишке на окраине звенят юные голоса. Собрались у Лаймы подруги, готовятся к встрече. Не стыдясь, взглянут девушки в глаза любимым. Сколько довелось за три года оккупации пережить: прятались, прикидывались больными, одевались в рваньё, мазались сажей — и сберегли себя, не дались врагу на поругание.

Теперь всё позади. Нарядиться, прихорошиться вволю! Туфли с вечера начищены, огнём горят. Платья лучшие отгладили. Светлана завита по-модному, как киноактриса. Коса Мирры — смоляная, в две руки толщиной, ниже пояса, алые ленточки в ней победные. Лайма обеих заплетала да накручивала, сама толком причесаться не успела, чудные свои золотые волосы бросила на плечи водопадом.

— Да хорош красоваться, Свет! Другой час перед зеркалом вертишься, блондинка-картинка!

— Кто бы говорил, Ласька! Повезло же вам, и дом цел, и зеркало. А я уже забыла, когда и смотрелась.

— Ничего, справимся, дома новые отстроим, зеркала купим. Ой, девчонки, какая теперь жизнь настаёт…

Не в силах совладать с огневым восторгом, взялись за руки, закружились в танце красавицы. Всё для них — жизнь, свобода, любовь, счастье!

С улицы — рокот танкового мотора. Кинулась Лайма к окну. Идёт по улице тридцатьчетвёрка!

— Ура! Дождались!

Вихрем вылетели на залитую солнцем, утренним дождём начисто умытую родную улицу:

— Товарищи! Родненькие!

Скрежетнул, затормозил танк. Лязгнул верхний люк, поднялся из него молодой, белокурый... Словно с размаха налетели на стенку, остановились, застыли подруги — ожёг его лютый ненавидящий взгляд.

И только тут под грязью, копотью разглядели крест на броне. Это же «Пантера», она похожа на наш Т-34…

Взревела, двинулась на девчат стальная махина. Едва успели шарахнуться в первый проулок. От ужаса застонала Лайма, поняла: попали в ловушку. Тупик. Слева яблоневый сад за двухметровой кованой решёткой. Справа глухая кирпичная стена разбомбленной фабрики. Впереди в десятке шагов запертые, засыпанные щебёнкой ворота.

А позади дышит жаром, чадит бензиновой гарью, надвигается танк. Неужели раздавит?

Мешает ствол пушки. Упёрся в ворота. Остановилось ревущее чудовище.

Белые от злобы глаза немца. Потянул пистолет из кобуры.

Стиснула руки подруг Лайма:

— Прощай, Мир. Прощай, Свет.

Рёв танка проглотил выстрелы и девичьи крики.

Упала навзничь, хватает ртом воздух, бьётся в агонии Светлана. Разметались по булыжнику светлые душистые локоны.

Свернулась комком, истекая кровью, хрипит Мирра.

Упрямо держится на ногах окровавленная Лайма, словно распятая на воротах, вскинув голову, глядя в лицо убийце.

Злобно ухмыляясь, выждал он. Подкосило рыжую. Качнулась. Рухнула лицом в щебень.

Нырнул в люк фашист. Как паутинку, смахнула железную ограду, развернулась «Пантера». Проломила широкую просеку через сад. Прогрохотала по улице. Исчезла, будто сгинула.

Вырвался из-за поворота ИС-2. Со всего хода будто вкопанный стал у развороченного проулка, снесённого садика. Спрыгнул на землю танкист. Бросился к девушкам.

Не запылились, сверкают на солнце туфельки. Тёплой кровью промокли нарядные отутюженные платья.

Мёртва.

Мёртва.

Мёртва.

Поднялся, стиснув зубы.

Подошли товарищи. Стянули мальчишки шлемы с седых стриженых голов.

Вспорота земля гусеничными траками. Истерзанные, лежат молодые яблоньки.

— «Пантера»... Та, что мы упустили… Вперёд, догоним зверюгу!