НЕВОЗМОЖНОСТЬ ЭТИЧНОГО КОНТАКТА И ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ ИЗОЛЯЦИЯ МИКРОКОСМОВ В любви - я не способен сделать что-либо по-настоящему касающееся субъекта моей любви; я не могу проникнуть за пределы его внешнего, я могу только смотреть на субъект издалека так, чтобы он совсем не видел меня. Чтобы он не был встревожен мною. Я не могу сказать этому субъекту, что я люблю его больше собственной жизни, что я притязаю на его доброту, что я, в конце концов, притязаю на его автономию. Всё, что я могу - это только быть извечно на расстоянии сотен световых лет до него, с онтологической точки зрения - на бесконечное количество световых лет. Мы замкнуты и абсолютно герметичны друг для друга, мы никак не пересекаемся, - мы, в точности, что две галактики на противоположных концах разных Вселенных. Мы микрокосмы. [Далее по тексту, под субъектом моих любовных притязаний понимается субъект женского пола, но данные размышления, безусловно, не менее справедливы и для субъекта мужского пола.] Для неё - меня как "Я" - совсем не существует; я как "Я" для неё - как деревья и растения у дорог по которым она ходит: они так же не могут ничего сделать, [они так же] не могут ничего правильно воспринять, они могут только мешать своим присутствием, как и я. Я как "Я" для неё, в самом лучшем случае - это простой предмет её интенционального, сплошь субъективного познания. Проблема отягощается тем, что я совершенно не хочу, чтобы меня познавали даже как предмет; это ужасно, но это единственный способ не нарушить границ этических полей. Контакт субъектов - в любой своей форме - является этически недозволенным, поэтому онтологически он всегда неполноценен, - я не могу познавать субъекты как субъекты. Обращаясь к кому-либо, я всегда неизменно "навязываю" себя, я делаю автономный субъект гетерономным объектом, я самым наглым образом нарушаю чужие границы. Начиная говорить с кем-либо - я неуклонно совершаю акт насилия, я безапелляционно нарушаю священное этическое поле субъекта. Я неукоснительно снимаю самоцельные границы микрокосма. Я собственной волей насилую чужую волю. Для высоконравственного человека, инвариантно полагающего этику за основу своей экзистенции - это непозволительно. Когда я смотрю на неё в кафе, или представляю, как она спит в своём доме, или читает журнал: её "Я" не пересекается и не взаимодействует со мной никаким способом, никакой абсорбцией, даже в моих представлениях. Вся её бесконечная на эмоции и необозримая на мысли жизнь - может возникать в моём сознании только как мой личный [субъективный] образ, как мои собственные [субъективные] эмоции и мысли, - [полностью] замещающие её сугубо личные эмоции и мысли, [безвозвратно] замещающие всё её истинное существо. То же со мной: когда я стою рядом с ней, я как "Я" для неё - лишь её беглая неоформленная интенция, комбинация её простых ощущений, в лучшем случае - миф, почерпнутый из созревших в чужих "Я" субъективных сплетен. Если я подсмотрю за ней в окно, то я увижу, что она занята всем своим, что она тотально замкнута от меня как бы в непроницаемую прозрачную сферу собственного бытия; как бы существует полностью отдельно от той реальности в которой я нахожусь. Совершая обращение к ней, я уже полагаю [своё] тщеславие через [свою] автономию, [я] нагло навязываю себя, [я] против её воли врезаюсь в [её] память, и требую [от неё] расходования [её] воли. Я бесконечно люблю её, но мой автономный контакт с ней - это разрыв границ её микрокосма навязчивым господином предметов. Контакт её "Я" как "Я" с моим "Я" как "Я" невозможен - наши "Я" исключают друг от друга. Я, буквально, лишь только представляя её "Я", размышляя о её "Я", - уже самым подлым образом убиваю её "Я" своим собственным. Если же я прикоснусь к ней, то это будет абсолютно внешним изолированным недочувствованием в бессознательном психическом поле творящим иллюзию в субъективной апперцепции. Я могу только мыслить её как объект, у меня совсем не получается познавать её как субъект, она словно мертва для меня в этом мире. Мы с ней как два заброшенных госпиталя. Объект-она - с моей стороны, и объект-я - с её стороны. Она двигается передо мной - и я вижу её тело как простую физическую систему для дифференцированных физических контактов сродни озеру, вижу её "Я" как подобие последовательности невоспринимаемых мыслей обмотанных волениями-монадами, и мысли её полностью отграничены от моих, - она сокрыта за своим личным миропониманием своего личного структурированного мира; не моего структурированного мира. Её экзистенция (не эссенция) находится в ином бытийственном слое - в слое чистой свободы, исключающем чужеродную (чужую) свободу. Важно: чем роскошнее дом в котором она живёт, тем изолированнее я её от себя ощущаю; чем больше город в котором она живёт, тем замкнутее она и вся её деятельность для меня. Отчуждение увеличивается с количеством искусственных предметов. Она живёт абсолютно отдельно от моего бесконечного мира как отдельный бесконечный мир в своём отдельном бесконечном мире. Её сознание постоянно нейтрализует моё сознание, её психика инвариантно замкнута сама на себя, как и моя. Она каждый день идёт на работу в здание в кабинет в пространство, на свою работу, в своё здание, в свой кабинет, в своё пространство и в свой день, ест свою еду, трогает свои вещи, и считает своё время. Онтологический контакт "Я" с другим "Я" невозможен; микрокосмы изолированы. Познание как знание чужого "Я" - никогда не случается, наибольшее случающееся здесь - это познание узнавания собственного знания в объекте. И так как чужое "Я" является самоцелью, а не средством к цели, - моё "Я" эксплицитно нарушает этическое поле чужого "Я", даже только мысленно вынося любое суждение о чужом "Я": здесь чужое "Я" берётся как объект, и содержание этого объекта замещается моим содержанием. [Совместного постижения ценностей не бывает.] Как невозможно читать мысли, так и невозможно понимать друг друга, невозможно взаимодействовать друг с другом в гомогенном пространстве без нарушения этических границ "Я" и без нарушения онтологической целостности субъекта. Моя возлюбленная [неизменно и непрерывно] - вот-бытие для себя в своём бытии, а я [всегда] совсем другое вот-бытие. Иначе и быть не может, две герметично закрытые [оформленные] жизни не могут существовать как одна открытая. Пруст сходил с ума не от ревности, но от [онтологической] изоляции микрокосмов, и если бы он, к своему несчастью, постиг невозможность между субъектами нравственного (этичного) контакта, то он навсегда отказался бы от любви. В смерти - моя возлюбленная не способна исчезнуть для меня - так как она никогда для меня и не существовала как она [сама], но [всегда] существовала как я сам, как мои фантазии и догадки о ней, как моё "А" из моего и в моём "Я" положенном в себе как "Я"-"А". Радует только то, что я чист перед ней и по отношению к ней: я ни на что не притязаю, я ничего не требую, я не жду от неё никакого внимания. Нарушение чужих границ, нарушение самоцельности субъекта (редуцирование другого "Я" до средства к цели), попытка снятия цельности и непрерывности чужого микрокосма (чистый эгоизм), - к чему-либо положительному никогда не приводит. Если же принять ту истину, по которой женщина не является микрокосмом, и даже не является личностью, то всё становится ещё хуже. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
