Все имена и события вымышлены, любые совпадения случайны. Ирина, 44 года, домохозяйка – Мам, а откуда берутся деньги? Да, становятся взрослыми мои ангелочки – вот и я дожила до этого, главного в жизни, вопроса. Белокурые головки, серые глаза – мои, как в зеркале. Давно я решила: никогда в нашей семье не будет лжи. Cпрашивали они, где находят детей – мы просто показали им всё, как папа мнёт мне животик и нам приятно. И сейчас не совру. – Ну что ж, слушайте… Всё дело в том, что у меня есть хорошие друзья. Вместе с ними мы строим пирамиды. – Пирамиды? – удивлённые наивные глазки младшенькой, Танюшки. – Вроде тех, что мы видели, когда летали на уик-энд, в этот, как его, Пукчу-Макчу? Какая ж ты смешная, доченька… неужели и я была такой? – Нет, там – просто глупость, куча камней. А вот мы строим настоящие пирамиды. Вы же знаете, что кроме нас, людей, на свете живут лохи? – Да, ты показывала их нам… – Ну вот. Лохи очень глупые, жадные и трусливые. Они мечтают только об одном – ничего не делать и при этом жить как люди. Их легко обмануть, пообещав халяву. Так мы и поступаем, и берём у них деньги, чтобы нам было хорошо. Конечно, мы не засвечиваемся, нанимаем других лохов – их называют подставами, они играют роль миллиардеров, хозяев пирамиды. – А потом? – Потом мои друзья в правительстве объявляют дефолт. Наша пирамида лопается, подставы садятся в тюрьму, деньги остаются у нас. Лохи ворчат, бранятся, но сделать ничего не могут, у нас надёжная защита. – ОМОН? – Да, отряд милиции, охраняющий нас. Если лохи посмеют пикнуть, их бьют резиновыми дубинками, и они разбегаются, я же говорила – они трусы. А потом мы объявляем о строительстве новой пирамиды, и лохи несут нам деньги снова, ведь они глупые – для того и существуют, чтобы люди могли жить. – Ну а если… – А «если» быть не может. У нас цивилизованная страна, не то что какой-то Китай, где до сих пор правят варвары – коммунисты. Там расстреливают строителей пирамид – но у нас этого не будет никогда. … – Ну что, всё понятно? Тогда пора домой! Как всегда, пустились наперегонки по лужам. Чуть приотстав, из-за руля моего белого Кадиллака я смотрю, как три разноцветных джипа на скорости под двести, перегоняя друг друга, мчат по мокрому шоссе – вода фонтанами из-под колёс, ух, прелесть всё-таки мои девчоночки-блондиночки! В прошлом месяце с дачи ехала Танюшка, тоже после грозы, а те навстречу попались, мама с двумя ребятишками, босиком по просёлку шлёпали. Не удержала руль на повороте, сшибла их Танюшка. Кровь увидела, перепугалась девчонка, себя не помнила, по газам и пулей оттуда, домой приехала, вся тряслась. Воскресный вечер, пусто было на просёлке, так до утра они там лежать и остались. Показали мне заключение экспертизы. Метнулась, видно, мать, детей прикрыть пыталась. Грудью о бампер, под колёса, всеми четырьмя проехало. Обширные повреждения грудной клетки и брюшной полости – в лепёшку, насмерть. Беременная, на шестом месяце. Парнишек бортом задело, в кювет отбросило. Множественные переломы, разрывы внутренних органов. Крепыши были братишки, долго не сдавались, и в сознание, может, приходили ещё. Под утро только дышать перестали. Некролог мне нашли, в газете районной. Ну, известно, как такое пишется: «…ушла, так и не сказав главного, мастер слова и редкой, кристально чистой души человек…» Олеся Гринько, поэтесса. Сказки для детей сочиняла. … Ну и куда вот ты пёрлась, Олеся, кристальная душа – с пузом своим и с малышами, видела же, что едут, посторониться не могла? В фантазиях, небось, витала, Джоан Роулинг босоногая? Прочла я сказку твою – про гномиков добреньких, как они на помощь приходят, только позвать правильно надо. Ведь звали их, наверное, мальчишечки, там, на ночной дороге, кровью истекая… не пришли гномики, видно, поважнее дела у них были? И тебя, убитую, звали, до последнего вздоха верили – мама ведь волшебница, встанет, улыбнётся, и всё пройдёт. Не слышала мама… А вот мобильники им на шейки повесить ты не догадалась, фея – может, хватило бы ещё им силы пару кнопок нажать, и подобрали бы их, спасли? А уж я бы, клянусь, любые деньги за лечение заплатила – разве мне вас не жалко? Ну что ты в жизни видела, что понимала? Сама ведь ещё девчонка, всего на пару лет старше Кати моей. Сказки сочиняла, да сама в них верила? Детей рожала, ну а что бы ты им дала, кроме вранья своего, да нищеты? – поинтересовалась я, сколько тебе за книжки платили, одна Танюшкина стрижка дороже стоит. Да даже и защитить своих малышей не смогла, только грудью на железо броситься? Вот повернись всё по другому, вышла бы я замуж за папу твоего, и была бы ты дочкой мне. Уж я бы тебе объяснила, что почём. Хорошую школу я прошла, девочка из провинции, Мисс Вселенная. Отучили сказкам верить. Никогда мои дети их не слышали, и внуки не услышат. Зато живы бы были, крепыши-белобрысики, граждане США, как мой внучок – в Америку Катя ездила рожать. Не бегала бы ты тогда с ребятишками босая по просёлкам – и не лежала бы там в грязи, рученьки раскинув… Да что я, в самом деле? Сама, как сказочница, размечталась? Закрыли дело, не так уж дорого и обошлось. Заключение экспертизы подменили, написали, будто молнией вас убило. В закрытых гробах схоронили, кому надо, рты замазали. Мужа твоего я разыскала. Ну, не в наглую же деньги совать, понимаю я… акционером банка нашего он оказался, устроили лохотрон, главный приз ему как будто выпал. Приличный кусочек – $100000, хватило бы и дело своё открыть, да не пошло ему впрок. Запил он сразу, а на третий день с похмелья из окна и шагнул. К вам пошёл, по мосту этому из радуги, как ты в сказках писала. Ну что, встретились вы там? А денег, кстати, не нашли, ни при нём, ни дома, куда дел? Да не мои проблемы. С Танюшкой я поговорила серьёзно: три с половиной жмурика – если б не мама, мотать годков этак… Фотографию из дела, где ты лежишь, колёсами распластанная, на стенку ей повесила, пусть помнит. Нервничала Танюшка, разревелась, говорила даже, за руль больше не сядет – ну, тут уж пришлось прикрикнуть, ищи, мол, тогда себе другую маму, мне слюнявые не нужны. Сразу замолкла, только глянула исподлобья – моя порода, львёнок. Ничего, через пару дней оклемалась, вон как рассекает! А не тряхнуть ли и мне стариной? Ну-ка, бабушка, газ до отказа! Прощай, сказочница. Жила ты зря и умерла глупо. Здесь для слабых места нет. _____________________________ Мария, 20 лет, безработная Мне нравится то, чем я занимаюсь. Работаю на профессионалку. Топ-специалистка, круче только яйца, выше только звёзды. Гонорары бешеные, денег не жалеет. Пентхауз, особняк у моря, прикид, мебель, авто – всё высшей пробы. Да только, по правде говоря, идёт ей это, как корове седло. Такую хоть в золото наряди, всё деревенской бабой останется, фёкла. Долговязая, мосластая, ручищи – быкам хвосты крутить. Фигура что спереди, что сзади, как доска. Да ещё и хромая. Я, конечно, тоже не супермодель – простая девочка. Кожаная курточка, джинсы, мотороллер. Дюжина таких на десяток. Но умею кое-что, разбираюсь в технике, потому и получила эту работу. Моя специальность? Техническая поддержка. Обязанности? Ну, главное, конечно, глушители. Живу я ради глушителей, это в генах, весь наш род – мастера, оружейники. Ещё в пелёнках папиными железками играла, а как подросла, учить стал, сперва в шутку, а там и всерьёз. Сына ему мама не родила. И не помню я маму. Несчастный случай на заводе, кран упал. Два года мне было. Больше отец не женился. Шестой десятки не разменял, инфаркт. Так секреты фамильные мне и достались. Вот и всё наследство – ну, ещё две медали папиных за трудовую доблесть, да почётных грамот и благодарностей полна шкатулка. …А может и лучше, что отец не дожил? Не увидел, как продали завод наш, оборонный, четырежды орденоносный. Разливают там теперь пепси-колу. И разбрелись мастера, кто куда… О глушителях я знаю всё. Нет такого типа, с которым я не знакома – конвекционные, отражающие, многокамерные, эксцентрические, заводского производства, самодельные. Фёкла, кто бы мог подумать – эстетка, любит ретро, немецкие шальдампферы времён 60-х – что ж, нет проблем. Перво-наперво – точно подогнать экран и манжеты. Пристрелка, чтобы убрать хлопок первого раза – я обычно стреляю дважды, выжигаю кислород, потом сразу запечатываю глушитель клейкой лентой, этого хватает на насколько часов. Всухую никогда полностью не избавиться от фона, для настоящей тишины – капелька влаги, вода, масло, глицерин, никакого хлопка, тсс… прелесть! Пули. Околозвуковые, со смещённым центром тяжести, каждую подгоняю вручную. Полезно подержать во льду, прямо перед выстрелом, но не слишком замораживать, чтобы скользила по воздуху, такой приятный шелест… Целеуказание. Я – её наводчик. Знаете, что это такое? Все вы видели в кино, как стреляет снайпер – навел перекрестие, бах, готово – красота! Не так оно просто. Столько всего надо учитывать: ветер, пыль, влажность воздуха, температура, свойства пули и заряда – у нас, профессионалов, это называется «возмущающие факторы». Я делаю расчёт, калибрую вектор, специальное программное обеспечение, само собой – это умеет каждый мало-мальски грамотный специалист, но я чувствую среду телом, можете смеяться, но я знаю, как изменится ветер в следующую секунду. Естественно, имеет значение, одиночный выстрел, или серия, никогда две пули не идут одной дорогой… Ну, остальное делает фёкла. Получает гонорар, отдаёт мне мою долю. Она – наш человеческий ресурс, за ней планирование и исполнение. Я – только техник. Конечно, её доходы не сравнить с моими, так что с того? Я наслаждаюсь работой, и никого не убиваю – это немало. Итак, работаем… Солнечное летнее утро. В моём бинокуляре – веранда коттеджа на морском берегу. Четверо на веранде, у чайного столика. Видно, мама с дочками, до чего ж похожи, блондинки, фигурки точёные, ноги от ушей. Лениво двигаются, смеются, наслаждаются утренней прохладой, никуда не торопятся. Фёкла позади меня и немного левее. Меня она не видит. Как-то спокойнее я себя чувствую, когда между моим затылком и стволом её винтовки – хоть несколько сантиметров железобетона. Кто знает, в какой день она вообразит, что может обойтись без меня? Это, конечно, будет её большая ошибка, но – человеку ошибки свойственны? Ладно, за дело. Проверка связи, пара условных фраз. Замер, показания датчиков на экране моего наладонника – температура, влажность, направление и скорость ветра. Нестабильно, порывы, это плохо… нет, успокоилось. Крайняя слева, старшая… – Один, десять, двадцать четыре, три… – это наша система, я придумала её. – Ноль! Пуля проходит в метре от моего уха, но если б не знала, не услышала бы. Точно в середину лба – как переспелый арбуз, разлетелась завитая кудрявая головка, кувыркнулась деваха вместе со стулом. Остальные застыли. Ветра нет. Средняя, в зелёной бейсболке… – Два, десять, двенадцать, два… Ноль! Кажется, слышу, как чмокает пуля, входя – над ремешком бейсболки, в ямку на стриженом затылке. Ткнулась лицом в стол, красное пятно на белой скатерти. Мама вскочила, младшую схватила, обняла, спиной к нам… – Три, десять, ноль шесть, один… Ноль! Алое пятнышко на мамином кимоно между лопаток. Всплеснула руками, как пустой мешок осела. Младшая, видно, совсем одурела со страху, стоит, будто вкопанная. Белая блузка маминой кровью забрызгана, и сама как полотно побелела, глазищи огромные, серые... – Четыре, десять, ноль три, шесть… Ноль! Сработала пулька моя. Между глаз, череп как топором снесло, рухнула безголовая. Кто это говорит, что у нас, блондинок, мозгов нет? Вон сколько – веером по ковру, чистка влетит в копеечку. Мама лежит навзничь в луже крови. Готова? Нет, аккуратность прежде всего… – Пять, десять, ноль один, один… Ноль! Через виски навылет. Работа сделана. Время – 18 секунд, гонорар – $100000, моя доля – $7500. Сколько это будет в час? Побольше, чем бывшая моя тарифная ставка – пятого разряда, на родном заводе? _____________________________ Ольга, 29 лет, инвалид Ах ты, поганка… Значит, как деньги от меня получать, так Анна Сергеевна, а как интервью давать, так я фёкла – ну, спасибо, Машенька! Деревенская я, да. Пять классов сельской школы и СДЮСШОР. Ну а ты – кем себя возомнила, соплячка, пэтэушница? Может, в технике ты что и понимала, да ведь разве это главное? Как я тренировалась, ты знаешь? Мастер спорта международного класса. Такое со своим телом творила, чего ты с манной кашей в тарелке не сделаешь. «…Нет косточки неломаной, Нет жилочки нетянутой, Кровинки нет непорченой, – Терплю и не ропщу…»* Всё для победы, мчаться, лететь, демон лыжни, белая молния. И с этой гонки, когда каждая клеточка трепещет – вдруг остановиться, дрожь задавить, замереть, как камень, и приклад словно в плечо врастает, и ничего больше в мире нет, только чёрный кружок в прицеле… Шесть лет с того дня прошло. Вторая моя Олимпиада, эстафета. Перед последним этапом мы на втором месте, минуту двадцать проигрываем. Тренер: «Родина на тебя смотрит, Оля…» Да уж, родина для нас ничего не жалела. Профессора работали, медики, биологи. Сколько химии через меня прошло… А к той олимпиаде и ещё лучше средство выдумали. За сто дней до старта обеспечили беременность, а на третьем месяце аборт, и чуть не с кресла – на лыжню. Гормональный взрыв, по-научному. Ну, про детей после такого, конечно, навсегда забудь. Как буря сорвалась. Три тысячи метров над уровнем моря, сто процентов влажности, метель, мокрый снег. Дышать нечем, воздух – свинец. Лыжи обледенели, пудовые. На подъёме дожала, обошла шведку. Мениск себе порвала, и не заметила сгоряча. Последний рубеж – и никаких там не было наводчиков-оцифровщиков, просто права не имела промазать. Финиш. Девчонки на шее повисли, олимпийские чемпионки. Тренер чуть не коленки мне целует – «сама ты не знаешь, что сделала, Ольгушка…» «…Ой, знаю! сердце молотом Стучит в груди, кровавые В глазах круги стоят…»* Привезли домой золото. В аэропорту сборную как героев встречали. Меня из самолёта вытащили на носилках – после, когда все разошлись. Не смотрела больше на меня родина. Вознаграждение? Сказать стыдно, сколько получила – заработала на больницу. Три месяца пластом под капельницами. Инвалид второй группы. Пенсию мне, и ковыляй на все четыре стороны, как можешь. Что ж, вот так смогла. Тигр-калека людоедом становится. Чужое имя. Чужое лицо, пластическая операция. Могилку свою посетила разок. Кто-то на самом деле там лежит? – под памятником, стандартным, от спорткомитета. Пять переплетённых колечек на мраморе, смеётся с фотографии Ольга Королёва, двукратная олимпионка. В родной СДЮСШОР видеозапись хранится – и по сей день, и на равнине не побит рекорд этапа, тот мой горный спурт сквозь пургу, ход снежной королевы. Смотрят, учатся чемпионки будущие. А знаете, чем золотая медаль от серебряной отличается? На самом деле она ж тоже серебряная, только покрытие на ней, золота всего шесть грамм. Пуля тяжелее – а на ладони и не чувствуешь её. Гладенькая, вручную отшлифована: Машуткина работа, вот золото настоящее, руки были у девчушки. А язычок длинный. Ничего, замена найдётся – не скудеет умельцами земля наша. _____________________________ Ольга, 31 год Да, помню, Ваша честь… Не спрашивала, сам всё рассказал. Молодой совсем парнишка. Военный лётчик был, всего пять лет как из училища, а уже мастер-пилот – только не помогло и это, попал под сокращение, без работы шлялся, деньги последние в пирамидах спустил. А тут и семью его задавила дочка миллиардерши. Заплатили, дело закрыли. И от него откупиться хотели, $100000. Так с деньгами в пакете к нам и пришёл, заказал их всех, как раз хватило, по четвертному с головы. Вендетта, обычное дело. Вот только странно – не как обычно, аванс, всю сумму вперёд выдал. Ну, доверяет, значит. Через неделю готово было. Больше о нём не слышала, видно, доволен остался? … А Маша сама виновата. Проболталась, дурашка. Папа её всю жизнь оружие для убийц делал, уважаемый был человек. И ей славы захотелось. Может, конечно, и внимания не обратили на её интервью, и не такое пишут в этих листках помойных? Но омерта, закон. Я её не больно. Наверное, и понять ничего не успела – много ли такой пигалице надо? Как спичка, шейка хрустнула, в моей-то лапе. … Да какое последнее слово? Всё сказал прокурор, всё правда. Знаю, мораторий. Но может, как-нибудь, в порядке исключения? Неужто одной пули на меня не найдётся? И не заметят в европах этих. Ну что мне делать в вашем пожизненном? Каждую ночь эти глаза, через прицел, в упор. Будто снова дочурку мою не рождённую убиваю… _____________________________ * Н. Некрасов |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
