Часть 1.

 

Почему на свете нет завода,

 

2016 год.

 

После выборов к власти в стране приходят радикальные элементы. Фабрикуется дело писателей, они обвиняются в попытке захвата государственной власти путём воздействия на умы широких масс читателей. Сочинительство и прочая графомания объявляются одними из опасных видов помешательства и асоциальными явлениями. Теперь поголовно все поэты, прозаики и журналисты подлежат регистрации по месту жительства в соответствующем подразделении Союза Писателей Единой Федерации. Сочинять и публиковаться теперь разрешается только зарегистрированным членам этой организации, исключительно в рамках социального заказа и существующих квот, причём в утверждённом Федерацией списке изданий. Филологические факультеты преобразуются в факультеты журналистики или иностранных языков. Студенты учат английский не по литературе носителей языка, а по периодическим изданиям из рекомендованного списка ("Морнинг Стар" и другие). В школах уроки литературы отменены, русский язык изучается на базе публикаций в газетах "Правда", "Известия" и журнале "Пионер", который продолжили издавать с января 2015 года. Незарегистрированные писатели и журналисты объявляются вне закона. Без членского номера Союза таковых не принимают на работу по специальности, и их произведения не подлежат публикации. В каждой статье в журнале или газете должны быть указаны номер их свидетельства о регистрации. Свободное творчество вне соцзаказа и квот считается подрывающим основы государства. Замеченные в нарушениях этого закона в первый раз подвергаются принудительному лечению в специальных медицинских учреждениях и психоневрологических диспансерах. При повторе - подлежат тюремному заключению от трёх суток и до пяти лет лагерей за Полярным кругом. Художественная литература изымается из библиотек и домов граждан и подлежит помещению в специальные хранилища с ограниченным доступом или уничтожению, вплоть до сожжения. Нелегальное сочинительство считается таким же правомерным поводом для развода с мужем (женою), как и измена или алкоголизм. Дети и супруги писателей имеют право поменять фамилию в таком случае, чтобы избежать позора.

 

Писаки-нелегалы уходят в подполье, и, несмотря на преследования, продолжают тайно встречаться по квартирам, осваивают подвалы и даже заброшенные сектами христиан в период перестройки катакомбы, вентиляционные шахты и канализационные коммуникации, а также прячутся в зданиях, подлежащих сносу. К ним примкнула часть преследуемых в последнее время за веру христиан. Вместе они образуют ячейки, настольными книгами каждой из которых являются Библия и "451 по Фаренгейту". Из Новых Заветов и Библий, печатающихся минимальными тиражами только для нужд священнослужителей-обновленцев, поддержавших новую власть, удаляются фразы "В начале было Слово" и все другие, связанные с этим понятием. Проповеди и службы на национальном языке запрещаются, литургия опять звучит только на греческом и на латыни, чтобы никто не понял. По ночам на заборах, на стенах зданий и даже на поездах теперь появляются написанные свежей краской стихи и миниатюры, отрывки из произведений классиков и нелегалов, а вовсе не прежние слова из трёх или более букв. Специально сформированные группы зачистки сбиваются с ног, стирая эти надписи, теперь их рабочий день начинается в полседьмого.

 

Около почтовых отделений по всем городам установлены ящики для доносов на писателей и христианских сектантов, и они регулярно пополняются новыми письмами. Если же нарушителей закона о творчестве удаётся изловить, их допрашивают с пристрастием и требуют назвать знакомых писателей. Правда, большинство из них из солидарности, если и упоминают кого-то, то только умерших (часто говорят об Ахматовой, Есенине, о человеке с непроизносимой фамилией Мандельштам и о каком-то афроамериканце по фамилии Пушкин). Во время пыток, чтобы не проговориться, они наизусть читают стихи или громко молятся.

 

Часть 2.

Было около полудня, но Семён Матвеевич сидел дома, боясь выйти на улицу. У подъезда уже полчаса стоял чёрный ЗИЛ. Книги были надёжно припрятаны под линолеумом на балконе, на всякий случай писатель засунул поверх них ещё и доску, прошёлся пару раз для проверки, потом разложил их равномернее. Поставил туда тумбочку потяжелее, чтобы группа обработки не полезла смотреть под неё. Последние тома собрания сочинений Толстого он спрятал внутрь старого телевизора, вынув оттуда всю начинку, оставив только корпус с экраном. Полупустой баллончик с синей краской Семён Матвеевич выкинул с балкона, размахнувшись посильнее, прямо на шоссе. Проехавшая легковая машина тут же переехала его. Хорошо, что жены и сына нет дома, если будут допрашивать – они ничего не знают.

 

Надо позвонить бывшему собрату по перу Феде, сказать, чтобы тоже всё припрятал. Если придут к нему, то потом будут искать у друзей. Вчера эти изверги добрались до Татьяны. Она успела послать ему условленное SMS-сообщение: «Приехать не смогу, на дорогах пробки». Семён Матвеевич всё понял и принял меры, ночью выучил наизусть «Во глубине сибирских руд» и своё новое стихотворение, а потом, когда все родные уснули, около полуночи, в своей фирменной одежде дворника на цыпочках выскочил из квартиры, вышел из дома и зашагал к соседнему кварталу. Там он выбрал глухую стену дома, побольше и почище, без окон, и, опасливо оглядываясь, вывел пушкинские строчки на белой штукатурке синей краской из баллончика. Руки дрожали, приходилось менять их после каждой строчки. Дело удалось довести до конца. Надо было ещё написать своё новое стихотворение и уйти незамеченным. Поместить его рядом со строфами классика собственные вирши казалось Семёну Матвеевичу неудобным, но искать ещё одну стену было опасно. Хотя патрулировали, в основном, центр столицы. В спальных районах на окраине всех не переловишь, да и фонарей тут наперечёт, а шпаны хватает. Работа дворником служила ему неплохим прикрытием для ночных прогулок. Да и кем ещё теперь можно было устроиться человеку с филологическим образованием без членского номера Союза Писателей, разве что продавцом или шофёром. Но водить Семён Матвеевич не умел и никогда не стремился, устно считал медленно, да и обвешивать покупателей не хотелось. Он встряхнул баллончик и вывел неровно: «Мы теряем друг друга в потоке машин…»

 

Хорошо, что сын Пашка умел рисовать граффити (чего только не узнаешь в школе от одноклассников), и научил своего отца в своё время, ещё до введения комендантского часа и усиления репрессий. Теперь у детей стало три обязательных для всех предмета (история их страны, боевые искусства, физкультура), а ещё семь бесплатных дисциплин можно было выбрать из числа прежних тридцати. За всё остальное надо было платить, а зарплаты жены с заработком дворника хватало еле-еле на еду и самое необходимое.

 

Почему взялись за реформу образования? Зачем вообще в тоталитарном государстве умные и образованные люди? Этими интеллигентами так сложно управлять – вечно они недовольны, ничем не удовлетворены, умничают, норовят осудить чиновников и правительство, чуть гайки закрутят – протестуют, письма пишут руководству страны. Создают верхам дискомфорт, а от их чрезмерной совестливости и щепетильности – одни проблемы. В 2010 они даже трассу хотели запретить через лес прокладывать, совсем обнаглели.

 

Конечно, полностью их не уничтожишь, со временем новые Пушкины, Салтыковы-Щедрины да Солженицыны народятся. Но поприжать этих неугомонных чудаков и заткнуть им рты можно, оставив только придворных спичрайтеров, дифирамбописателей и самых лояльных журналистов.

 

(продолжение следует)