­- Джемал аль Мухаммед, худшего сына, чем ты, я не видала!

­- Почему, мам? Что я сделал?

­- Ты пренебрегаешь родной матерью!

­- Это неправда!

­- Мы видимся раз в три месяца.

­- Я работаю…

­- А разве работа должна быть дороже родной матери?

­- Ну что за упреки, мам? Я никогда так не думал.

­- Поступки твои сами говорят за себя.

­- Мам, я не хочу ссориться. Признаюсь, я был не прав. Время для меня пролетело незаметно. Я и не знал, что с нашей последней встречи минуло так много времени.

­- Ты абсолютно не ценишь время. Думаешь, я буду жить вечно?

­- Ну не плачь, мам. Каждая твоя слезинка прожигает мне сердце. Погляди, что я для тебя купил – твои любимые конфеты.

­- Съешь их сам.

­- Не надо сердиться. Я обещаю измениться.

­- Не надо меняться. Будь самим собой и не подражай другим.

­- Когда и кому я подражал?

­- Да практически всегда! Сперва тебе не нравилось твое имя, потом пренебрег своей религией, а теперь и гнушаешься родителей.

­- Но это неправда!

­- Неужели? Тогда почему ты сменил свое имя и стал Джеймсом Джефферсоном, перестал посещать мечеть и приходишь в дом своих родителей под покровом ночи? Вот видишь, у тебя нет слов, чтобы опровергнуть истину. Пойми, что бы ты ни сделал, это не изменит твоего прошлого. Ты был и будешь Джемалом аль Мухаммедом, сыном Джафара. Может, шайтан попутал твои мысли, и поэтому ты отвергаешь свою религию и родных?

­- Мам, ты заговорила как мулла.

­- Чтобы быть верующим, необязательно стать муллой. Если бы ты более бережно относился к своей вере, то понял бы, что твоими поступками правит нечестивый.

­- Только проповеди мне и не хватало, – устало вздохнул Джеймс. – Я пришел проведать вас, но если мое присутствие вам противно, то не стану дольше мучить, – он собрался было уйти, но отец, доселе хранивший молчание, остановил его.

­- Останься, – одного слова главы семейства было достаточно, чтобы заставить сына изменить свое намеренье.

Джемал глубоко почитал своего отца и даже немного побаивался. Открыто возразить ему мог только старший сын семейства Абу-Бекир.

Джемал вернулся в комнату и сел в кресло, указанное отцом.

­- Тебе не кажется, Халифа, что наш сын уже достаточно взрослый и может самостоятельно устроить свою жизнь.

­- Быть самостоятельным – не значит забывать родителей, – вставила слово сварливая супруга.

­- Он не забудет, не так ли, сынок? – пытливо посмотрел Джафар и получил от него ожидаемый положительный ответ. – Когда он обзаведется собственной семьей, тогда поймет значение родителей. А ты не собираешься жениться, Джемал?

­- Еще рано, отец.

­- В твои тридцать два у меня уже было двое детей.

­- Времена меняются, да и работа не оставляет времени на личную жизнь.

­- Человек, которому всегда не хватает времени, не оставит глубокий след в истории человечества.

­- Ну что вы так все сразу и напали на Асуада . Он еще молод, пускай поживет в свое удовольствие, – заступился за него старший сын семейства.

Абу-Бекир уселся напротив брата и незаметно подмигнул ему. Джемал облегченно вздохнул, обрадовавшись его приходу. Брат всегда спасал его от гнева отца и не раз заступался перед матерью. Несмотря на разницу в возрасте, с самого детства у них были прекрасные дружеские отношения.

Джемал был самым младшим ребенком в семействе, из-за чего ему всегда доставалось от старших братьев и сестер. Только лишь старший брат снисходительней всех обращался с ним. Джемал был к тому же самым красивым, но чрезмерно темно-кожим из всех детей, поэтому-то родные дали ему прозвище – Асуад.

Отец семейства, Джафар, был выходцем из Судана, а Халифа – уроженкой Уганды. Оба учились в Соединенных Штатах Америки. Там познакомились, полюбили друг друга и решили пожениться. Из их шестерых детей только младший, Джемал, работал на престижной работе. Вот уже несколько лет он был агентом ФБР. Всесторонние знания и умения быстро продвигали его по служебной лестнице, что давало повод для сплетен и злословия среди его сослуживцев.

Джемал, или Джеймс, как знали его товарищи, жил отдельно от родителей в квартире, предоставленной ему Федеральным бюро. С тех самых пор как он зажил холостяцкой жизнью, ему все реже удавалось наведываться к родным – времени просто не хватало. Он приходил с работы усталым и в одиночестве своем находил столь необходимый ему покой. У него недоставало времени даже на то, чтобы наладить постоянные отношения с девушками, – а потому были одни только мимолетные знакомства и связи.

­- Бекир, вместо того, чтобы наставить своего брата на путь истинный, ты сбиваешь его с толку, – строго посмотрел отец на сына.

­- Пап, мне уже сорок-три и за те двадцать лет, что я женат, пришлось познать все тягости семейной жизни. Почему же торопить Асуада закинуть себе на шею этот аркан? Ему хорошо живется и одному.

­- Как может человеку хорошо житься без семьи?

­- Очень даже хорошо, – отозвался тут же Абу-Бекир. – С утра не нужно слышать ворчание женушки, по ночам не просыпаться от детского вопля, а днем не раскошеливаться на нужды и капризы старших сопляков. Вот если бы всего этого не было – не жизнь, а рай!

­- Рай, в котором никого нет рядом? – усмехнулся Джафар. – Даже Адам не смог жить в одиночестве, хоть и был самым совершенным из людей.

­- Я не говорю об одиночестве, – возразил сын. – Я имел в виду тяготы семейной жизни, а это совсем другое.

­- Если бы и я думал точно так же, то вас сейчас не было на свете. Не понимаю, откуда у вас такие мысли? Ваша мать дала вам правильное воспитание.

­- Следовательно, виноваты во всем окружающая среда и то общество, в котором мы живем.

­- Ну, хватит выяснять, кто виноват, а кто нет. Ужин уже стынет, – предупредила Халифа, войдя в комнату и расслышав последние слова сына.

Мужчины проследовали в столовую, где их ожидал приготовленный умелой хозяйкой сытный ужин: вареный рис с морковью и перцем и проваренные, а потом прожаренные куриные яйца – традиционное суданское блюдо.

На полу, на пестром ковре, была расстелена длинная белоснежная скатерть, на которой заботливые руки расставили большие блюда со съестным. Усевшись на мягкие подушки, все члены семьи принялись за еду. Здесь же были и две старшие незамужние сестры Джемала – Салима и Фатима.

­- Асуад, как вижу, ты не изменил свое пристрастие одеваться как белые люди, – подметила Фатима.

­- У нас свободная страна и я вправе одеваться так, как того пожелаю.

­- Ты заговорил как американец, – приметила другая сестра.

­- Я и есть американец, как, впрочем, и ты, Салима.

­- Теперь понятно, отчего у тебя такие причуды, – усмехнулась Фатима. – Ты стыдишься собственного происхождения.

­- Ничего подобного. Но люди, рожденные в США, имеют право считать себя американцами.

­- Вот только не все желают забыть свои корни.

­- Салима, Фатима, прекратите свои нападки. Асуад – гость, а вы все обращаетесь с ним не очень-то дружелюбно, – замечание Абу-Бекира возымело силу и на остальных членов семьи, и Джемала больше никто не стал критиковать.

Остальная часть вечера прошла в теплой и дружеской атмосфере, и уезжал Джемал оттуда с приятными впечатлениями.

В тот же вечер на другом конце города семья Кавальканти также собралась за ужином.

Глава семьи Франческо Кавальканти был видным мужчиной с темными волосами, карими глазами и приятными, немного резкими чертами лица. Широко поставленные плечи и высокий рост говорили о некогда статном сложении. С годами у него выросла трудовая мозоль в области живота и фигура его явно пострадала от этого. Франческо, как и всякий итальянец, любил плотно поесть при условии, что еда будет изысканной, а главное – национальной. Супруга его Мария Луиза была умелой хозяйкой и преданной женой, требовательной и заботливой матерью. Она воспитала троих детей, старшего сына Альберто и двух дочерей-двойняшек – Орнеллу и Раффаэллу.

Альберто был женат и жил отдельно. А дочерям стукнуло по двадцать пять, и отец думал, как бы повыгодней выдать их замуж. Он хотел породниться с именитыми итальянскими семьями. При всех своих честолюбивых мыслях Франческо высоко ценил и собственную фамилию. Он не раз предупреждал своих детей: "Помните, что вы Кавальканти. Не совершайте ничего, что может опозорить нашу семью и уронить честь нашей фамилии".

Для своего сына предусмотрительный отец подыскал хорошую партию. Жена Альберто была дочерью Пиони Тоскарини, хорошо известного не только итальянским семьям, проживающим в Америке, но и всем остальным жителям Нью-Йорка, кому когда-либо доводилось иметь дело с мафией. Франческо был доволен браком сына. Благодаря этому союзу для него открылись большие возможности. Круг знакомых увеличился, и появились новые деловые партнеры. О роде занятий Франческо членам его семьи ничего не было известно (исключение составлял лишь сын и его тесть). Для всех знакомых, он был профессором химии и заведовал факультетом химии и химической технологии в Нью-йоркском университете. Однако Кавальканти вел двойной образ жизни и был также хорошо известен в преступном мире, правда, гангстеры его звали не Франческо, а "безжалостный Фрэнки". Такое прозвище он получил из-за беспричинной жестокости. Днем Франческо был замечательным преподавателем, образцовым мужем и заботливым отцом, а в вечерние часы и по выходным предавался занятию, которое было под стать его характеру.

В тот вечер за ужином Кавальканти завел разговор о браке. Дочери слушали отца и не решались ему противоречить. Раффаэлла выглядела довольной, чего нельзя бы-ло сказать о ее сестре. У Орнеллы были другие взгляды на жизнь. Ей хотелось найти свою большую любовь и заключить союз со своим единственным. Брак по расчету противоречил ее природе, но девушке приходилось мириться с суждениями отца. По крайней мере, пока реальной угрозы именуемой "свадьба", не было, она не высказывала открыто своего недовольства.

­- Я присмотрел кандидатов на ваши руки, девочки. Если переговоры пройдут благополучно, то уже этим летом сыграем пышную свадьбу. Вашу помолвку и бракосочетание устроим в один день. Позовем всех родственников, организуем большой праздник.

­- При условии, что эти самые кандидаты придутся и нам по душе, – не выдержав, вставила слово Орнелла.

­- Это что еще за разговоры? Мой выбор вы должны принимать безоговорочно!

­- Ведь жить с этими твоими избранниками будем мы, папочка. Так что…

­- Какая вопиющая фривольность! – возмущенно воскликнул Франческо. – Если я принимаю решение, значит, оно не подлежит обсуждению, а тем более критике.

­- Но это смешно и нелепо! Почему мы как все нормальные люди не можем самостоятельно сделать свой выбор? Мы достаточно взрослые, чтобы самим принимать решения.

­- Ты это говоришь нарочно, чтобы рассердить меня?

­- Вовсе нет. Я так думаю.

­- Правильно говорят: не позволяй женщине долго думать, это непременно обернется бедой. Мария, ты слышишь, что говорит Орнелла? Образумь свою дочь, иначе худо ей будет.

­- Папочка! Не пойму, зачем ты так сердишься? Мы американцы и живем в свободной стране, и попирать права человека здесь считается нарушением закона.

­- О святая Мадонна, дай мне терпения, чтобы я не придушил свою дочь собственными руками, чтобы не принял грех детоубийства на свою душу, – взмолился Франческо, весь дрожа от негодования. – Прочь… прочь с моих глаз!

Орнелла, не оборонив больше ни слова, встала из-за стола и направилась в свою комнату. Она была подавлена из-за размолвки с отцом, которого очень любила, но при всем этом не могла слепо подчиняться.

Пройдя в свою комнату, Орнелла подошла к окну и задумчиво взглянула наружу. Вечернюю тьму в городе отгоняли неоновые рекламные щиты и огни небоскребов. Горизонт был открытым и темным – это воды Гудзонского залива простирались в обозримом пространстве.

Печальные мысли одолевали Орнеллу. Все ее существо бунтовало против решения отца. Она не знала, каким образом выйти из этой сложной ситуации, как переубедить его.

"Наверняка есть какие-то доводы, к которым он прислушается и поймет меня, – думала девушка. – В конце концов, мы живем не в средневековье, чтобы насильно выходить замуж", – здравый рассудок успокоил ее, и она, отдалившись от окна, прошла к письменному столу.

Покопавшись в стопке бумаг, Орнелла нашла нужные ей листки, и удобно разместившись в кресле, пробежала глазами по тексту. Нашла те строки, которые должна была заучить и прочла их вслух:

 

Отец, в таком кругу мой долг двоится,

Вы дали жизнь и воспитанье мне.

И жизнь и воспитанье говорят мне,

Что слушаться вас – мой дочерний долг.

Но вот мой муж. Как мать моя однажды

Сменила долг перед своим отцом

На долг пред вами, так и я отныне

Послушна мавру, мужу моему.

 

Орнелла перечитала эти строки несколько раз и горькая усмешка тронула уголки ее губ. Положение Дездемоны было так схоже с той ситуацией, в которой она пребывала, что это сравнение вновь опечалило молодую актрису. Правда, в ее жизни не было никакого мавра. Но какая разница! Она была огорчена тем, что выбор ее, каким бы он ни был, не будет одобрен родителем. Было еще нечто, что не давало ей покоя. Она избрала профессию актрисы, и об этом родителям не было известно. Орнелла знала, что они были против ее пристрастия к театру, поэтому-то и решила скрыть от них правду. Она одновременно поступила в два университета, но о своем втором поступлении утаила от родных. Ей тяжело давался этот обман. Родители думали, что она учится на экономическом факультете и уж никак не подозревали, где пропадала их дочь, выходя из дома под предлогом визита к подруге.

Орнелла была способной актрисой и со второго курса выступала на сцене небольшого театра "Белое солнце". Пусть это были не самые блистательные подмостки, но девушка имела огромный успех. Ее талант и артистичность стяжали ей славу. Вот только знали ее в мире искусства как Келли Кейтсон. Она не могла выступать под своим именем, боялась, что родители все узнают и на этом ее карьера закончится. Ей не с кем было поделиться своим секретом. Сестра была болтуньей и могла случайно выдать ее. Тогда Орнелле пришлось бы бросить обучение и забыть о любимой профессии. Своей близкой подруге Эмилии она наплела историю о большой любви и таким образом добилась ее пособничества. Эмилия была мечтательной девушкой и рада была помочь подруге. В то время как она думала, что Орнелла встречалась со своим возлюбленным, та уходила на вечерние выступления. "Театр – вот первый и последний мой возлюбленный", – думала Орнелла. Она представить не могла, какой сюрприз готовила ей жизнь.

Спустя неделю после этого вечера состоялся спектакль, на котором Кавальканти играла одну из главных ролей. Она стала самой очаровательной Дездемоной, которую когда-либо лицезрела публика. Впечатления, оставленные у зрителей, оказались столь сильными, что многие на следующий день пришли повторно на спектакль. Среди них был и некий Кристофер Пертли.

­- Вот увидишь, она просто ангел! – усаживаясь в кресло, обратился Пертли к коллеге по работе. Он столько раз описывал очарование мисс Кейтсон, что тот, решив лично убедиться в этом, составил ему компанию во время очередного посещения театра.

­- Я еще не видел ее и поэтому не могу судить.

­- Она умопомрачительная женщина! Если Дездемона когда-нибудь и существовала, то непременно походила на Келли Кейтсон. А может даже, мисс Кейтсон и превосходит красотой возлюбленную Отелло.

­- Ну, хватит болтать, свет уже погас, – Джефферсон призвал товарища соблюсти тишину.

Занавес поднялся, и появились актеры первой сцены. Дездемона вышла на подмостки только в третьей сцене. Ее приход был встречен бурными аплодисментами.

­- Она ангел, не правда ли? – шепнул Кристофер товарищу.

Джеймс пришел в восторг при виде обворожительной актрисы. Она была в сценическом костюме, который еще больше подчеркивал ее природную красоту. Эта эффектная особа произвела сильное впечатление на Джеймса. Он завороженно следил за каждым ее движением и вслушивался в каждое слово.

К концу выступления Кристофер обратился к товарищу с неожиданным предложением:

­- Сделай одолжение, отнеси ей эти цветы и скажи, что это от меня.

­- Я? Почему бы тебе самому не сделать это?

­- Я не могу… у меня руки трясутся.

­- Не могу поверить – Кристофер Пертли, гроза преступного мира, затрепетал перед девушкой.

­- Нет, ты не понимаешь. Она мне нравится, очень нравится…

­- Тогда не упускай шанса увидеть ее изблизи и лично вручить букет.

­- Нет, я не могу… Прошу, сделай это ради нашей дружбы…

­- Ладно, если это для тебя так важно, уступлю, – согласился Джеймс.

Как только спектакль окончился, он взял букет у товарища и направился к сцене. С каждым шагом Джефферсон чувствовал, как учащеннее билось его сердце.

"Что же со мной творится?" – подтрунивал он над собой.

Взяв себя в руки, Джеймс решительно протянул букет, и, когда актриса подошла к нему, он настолько разволновался, что совершенно забыл сказать, от кого были эти цветы.

­- Ну что, сказал? – взволнованно спросил Пертли.

­- Сказал… кажется…

­- Что значит "кажется"? Так ты сказал или нет?

­- Похоже, забыл…

­- Эх ты, не смог выполнить такую простую просьбу. Какой же ты друг после этого?

­- Ну, прости, оплошал. Но что я мог поделать? Она так быстро отдалилась, что я не успел сказать.

­- Хорошо, что я записочку вложил в цветы.

­- Вот видишь, значит, все не так уж плохо.

Джефферсон вернулся домой, полный впечатлений. Что бы он ни делал, куда бы ни глядел, его не покидал образ Келли Кейтсон. Ее белоснежная, гладкая кожа, открытый, благородный лоб, загадочно приподнятые брови, нежный взгляд светло-карих глаз, прямой и красивый носик, чувственные и пленяющие губы, и жемчужная нить зубов – украшение обворожительной улыбки – все эти черты мисс Кейтсон были не просто идеальны, а вызывали восхищение и восторг.

В мыслях Джеймса проносились картины воображаемого и желаемого будущего с Кейтсон. Эти смутные представления приятным теплом наполняли его сердце. Это чувство для него было новым и неизведанным.

В ту ночь главной героиней сна Джефферсона стала прелестная Келли Кейтсон. Он полагал, что к утру эта особа будет меньше занимать его мысли, но ошибся. Даже, очутившись в своем кабинете, в бюро, он не перестал думать о ней. Этот непреодолимый интерес подтолкнул его узнать, кто же на самом деле Келли Кейтсон? Сколько ей лет, как долго она выступает в театре, из какой семьи происходит, словом, все, что можно было найти в сети Интернет и среди секретных файлов ФБР. В результате поисков он обнаружил, что мисс Кейтсон было двадцать пять, и вот уже два года она выступала в театре "Белое солнце". Несмотря на ее талант, в прессе о ней было мало информации. О личной жизни мисс Кейтсон он ничего не смог найти. Джеймс долго думал, каким образом раздобыть необходимую информацию и под конец придумал.

­- Мэри, ты сделаешь мне одолжение?

­- Само собой, Джеймс. Если, конечно, это не претит нашему уставу.

­- Нет-нет, просьба моя личного характера… Мне нужно, чтобы ты наведалась к одной особе и, представившись журналистом, взяла у нее интервью. Необходимо узнать кое-какую информацию.

­- А почему бы тебе самому не сделать это?

­- Не могу. Она уже видела меня однажды.

­- Ну, тем более. Нет ничего трагического в том, что она увидит тебя повторно. Тебе же лучше знать, какие вопросы ей задать.

­- Спасибо, услужила.

­- Не за что, – улыбаясь, ответила Мэри.

"Умеют же некоторые отказывать с улыбкой. Ну да черт с ней, сам справлюсь", – подумал Джеймс сердито.

Джефферсон позвонил в театр "Белое солнце" и, поговорив с администратором, представился как журналист Роберт Хэнтли из газеты "New York Times". Он изъявил желание встретиться с Келли Кейтсон и взять у нее интервью.

­- Я не знаю, согласится ли она. Позвоните чуть позже, а еще лучше приходите завтра на спектакль и сможете сами спросить у нее.

­- А может, все же лучше будет, если вы сами договоритесь?

­- Я не знаю ее номера телефона и не представляю, кто может знать.

­- Хорошо, так уж и быть, приду на спектакль. В котором часу начнется представление?

­- В восемь вечера.

­- Оставьте мне тогда билетик, пожалуйста.

­- Непременно, мистер Хэнтли.

"Странно все это, – положив трубку, подумал Джефферсон. – Она окружена такой таинственностью, что мне просто не терпится все разузнать о ней".

Однако тем вечером срочное дело задержало Джефферсона на работе. Он не успел к началу представления и его не впустили в зал. Огорченный неудачей фэбээровец вернулся в машину, но не уехал. Он решил не отступать и дождаться конца спектакля, чтобы непременно встретиться с Келли.

Спустя полчаса двери театра распахнулись и у выхода показались первые зрители. На лицах у них застыло выражение восторга, а глаза блестели от заряда положительной энергии, полученной в тот вечер.

Кейтсон вышла из здания не скоро. Смена одежды заняла немного времени. Она дожидалась, пока ряды зрителей у входа не поредеют, для того чтобы незамеченной выйти из театра. Однако поджидающий в машине агент ФБР увидел ее. Он хотел было подойти к ней и исполнить свое намерение договориться об интервью, но потом вдруг передумал. Он решил проследить за Кейтсон, полагая, что таким образом сможет узнать о ней больше.

Орнелла и не подозревала, что за ней следят. Она торопливо шла по улице, желая скорее добраться до дома. Будь она более осмотрительна, то заметила бы машину, медленно следовавшую за ней, а главное – усмотрела бы опасность в лице двух шедших ей навстречу прохожих.

На темной улице в это время было малолюдно: только лишь редкие прохожие, бродяги, пьяницы и бомжи, ищущие себе ночлега или просто шастающие по городу в поисках развлечения. В этом квартале Нью-Йорка, довольно спокойном в дневные часы, было небезопасно в вечернее время. Поэтому Орнелла старалась как можно быстрее миновать этот неспокойный участок, но ей этого не удалось.

Двое прохожих неожиданно преградили ей путь.

­- Эй, милашка, куда это ты так торопишься?

­- Составишь нам компанию сегодня?

Девушка подняла глаза и различила при слабом свете фонарей покрасневшие от алкоголя лица незнакомцев. Они были молоды, и, похоже, избыток спиртного ударил им в головы, разгорячил кровь и призвал совершать подлости. Однако Кавальканти не испугалась, или, по крайней мере, постаралась выглядеть совершенно спокойной.

­- Пропустите! У меня нет желания связываться с вами

­- Какая смелость!

­- Что же ты нам сделаешь, если мы ослушаемся? – насмешливо спросил приземистый юноша.

­- Да что она может сделать? Только визжать и звать на помощь.

­- А может, она с собой пушку носит?

­- Да что ты, Хэнк. Сомневаюсь, что она такая крутая.

­- Тогда ату ее! – крикнул Хэнк.

Он молниеносно зашел за спину девушки и схватил ее за плечи. Товарищ подхватил ее за ноги и, они побежали вместе с ношей в ближайший переулок.

Орнелла поначалу попыталась выбраться сама из этой непредвиденной ситуации. Она хотела достать из сумочки электрошок, но злодей помешал ей осуществить задуманное. Поняв, что там скрыто нечто представляющее опасность, он отшвырнул сумочку, и Кавальканти осталась беззащитной. Единственным ее оружием стал разум. Только хитростью можно было вырваться из рук негодяев невредимой.

­- Если вы отпустите меня, я дам вам много денег.

­- Ну, как же? – скептически отозвался Хэнк с ехидной улыбкой.

­- Я говорю правду. У моего отца их много... Он даст вам крупный выкуп за меня. Только прошу, не трогайте меня… Разве вас не волнуют деньги?

­- Если бы у тебя был богатенький папаша, ты не стала бы среди ночи одна тут разгуливать, – рассудил Хэнк и стремительно прильнул к девушке.

Орнелла, поняв, что последний шанс к спасению упущен, в отчаянии начала звать на помощь. Ее страх вызвал у подлецов смешок, и, если бы не внезапное появление незнакомца, злоумышленники осуществили бы задуманное. Он налетел как вихрь и буквально смел со своего пути двух мерзавцев.

Девушка, увидев, что путь свободен, бросилась бежать. Она так торопилась, что забыла прихватить сумочку. Увлекаемая страхом она бежала, не оглядываясь и не слыша, что кто-то звал ее. Джеймс едва догнал ее. Вид у нее был как у испуганной лани, вырвавшейся из рук охотников.

­- Мисс Кейтсон! Да обождите вы, наконец! – остановил ее Джефферсон, прегра-див путь. – Вы забыли это.

Он протянул руку, в которой держал утерянную девушкой вещичку. Орнелла, с опаской всматриваясь в лицо мужчины, выхватила сумочку у него из рук.

­- Вы не узнали меня?

­- Нет, – отрывисто дыша, отрицательно покачала она головой.

­- Позавчера я был на спектакле в "Белом солнце". Вы играли Дездемону…

­- А-а, вы тот, кто подарил букет цветов, – вспомнила она. – Вы Кристофер Пертли, не так ли? Я прочла вашу записочку.

­- Сказать по правде, я не Кристофер Пертли, а его друг. Мы пришли на спектакль вместе. Просто так сложилось, что Крис попросил меня передать вам букет.

­- Почему? – подозрительно посмотрела она на него.

­- Не знаю, наверное, смелости не хватило самому сделать это.

Его признание вызвало улыбку у собеседницы. Она уже заметно успокоилась. Этот чернокожий стройный мужчина с приятными чертами лица не вызывал у нее чувства опасения или страха. Совсем наоборот, в его присутствии она чувствовала себя защищенной.

­- Одной появляться в такое время в этом неспокойном квартале небезопасно. Позвольте я вас провожу. Моя машина…

­- Не стоит. Благодарю за помощь, но мне пора, – спешно бросила Орнелла и продолжила путь.

Несмотря на отказ, из соображений безопасности Джеймс решил все же проводить ее. Хотя он держался на почтительном расстоянии от Орнеллы, но она все же заметила его. Она не хотела, чтобы кто-либо знал ее место жительства, поэтому решила избавиться от навязчивого сопроводителя. Кавальканти отправилась не к себе домой, а к своей подруге Эмилии. Вошла в подъезд и подождала, пока незнакомец не уйдет. Как только он исчез из поля зрения, Орнелла вышла из здания и без приключений добралась до дома.

"Кажется, она невзлюбила меня, – огорченно думал Джефферсон. – Что если она была под впечатлением случившегося и поэтому так холодно и недружелюбно отнеслась ко мне? Есть только один метод выяснить это – снова встретиться с ней".

Джеймс решил претворить в жизнь свой прежний план и, выдав себя за журналиста, встретиться с Келли Кейтсон.

На следующий день он снова позвонил в театр "Белое солнце" и, переговорив с администратором, выяснил, что мисс Кейтсон в это время находится на репетиции. Узнав эту новость, Джефферсон поспешил туда. Когда он прибыл к месту назначения, репетиция уже закончилась и Орнелла собиралась покинуть театр. Она повстречала Джеймса у самого выхода.

­- Вы? – узнав ночного спасителя, изумилась она.

­- Я пришел поговорить с вами.

­- О чем это?

­- Меня зовут Роберт Хэнтли.

­- Ах, значит, вы и есть тот самый журналист, искавший со мной встречи, – осведомленная администратором, сказала она. – Простите, но у меня нет времени. Я тороплюсь.

­- Может, завтра в два часа? Я буду ждать вас в кафе, тут на углу.

­- Но я не могу.

­- Прошу, это не займет много времени.

­- Ладно, я приду.

­- Тогда до завтра! – радостно проговорил Джефферсон.

 

* * *

 

­- Сеньор Тоскарини, у меня недобрые вести, – обратился к седовласому представительному мужчине молодой итальянец броской наружности.

Они находились в кабинете большого особняка, принадлежащего Пиони Тоскарини, состоятельного и влиятельного человека, известного и уважаемого в преступном мире. Вся его трудовая деятельность носила правонарушительный характер. Впрочем, ничего нового и необычного в поступках Тоскарини не было. Он занимался тем, чем на протяжении многих десятилетий занимались мафиозные кланы. Неприятности у Пиони Тоскарини начались, когда один из агентов ФБР завел дело против него и всячески ставил ему палки в колеса. Такого настырного и неуступчивого федерала Тоскарини никогда не встречал. У него не раз случались неприятности с работниками этой организации, и почти всегда все проблемы ему удавалось решить с помощью черного чемоданчика с зеленой "хрустящей капустой". Бывало даже что после такого подарка, невзлюбивший его федерал начинал покровительствовать ему. Но совсем недавно Тоскарини стал преследовать молодой агент с безупречной репутацией и честными помыслами. Он не согласился встретиться с мафиози и даже не принял его щедрый дар. Тоскарини больше всего ценил в людях честность, но ненавидел, когда ему на пути попадались упрямцы. Агент ФБР Джеймс Джефферсон стал для Пиони настоящей головной болью. Он разрушал замыслы Тоскарини и спутывал все его планы. Дела шли плохо – и во всем этом был виноват Джефферсон.

Выслушав вести своего верного помощника, мафиози впал в задумчивое состояние.

­- Дедушка мой всегда говорил: "Долгие раздумья препятствуют делу". Есть только один выход из сложившейся ситуации – убрать этого прыткого и совестливого спецагента. Кому же поручить дело Джефферсона? Чужим нельзя доверить, а своих не хочу впутывать. Знаю! Это дело мы поручим Фрэнки. Он никогда еще не подводил нас.

­- Сообщить ему?

­- Да, проинформируй его. Пусть займется этим кочетом…

 

* * *

 

­- У нас сегодня есть работенка, – получив данные от помощника Тоскарини, заявил Франческо своим подручным.

­- Кого велено убрать? – поинтересовался здоровяк, небрежно развалившийся на маленьком диванчике.

В небольшом частном гараже пребывали еще трое мужчин. Все они были из банды "жестокого Фрэнки". Не первый год знал он их и не раз поручал им припугнуть или убрать того или иного человека. Они всегда все выполняли с безупречной точностью, отчего Фрэнки и стал доверенным лицом многих известных мафиозных семейств. Он выполнял за них грязную работу, а они брали его под свою опеку, давая возможность действовать самостоятельно. Фрэнки слыл не только умелым организатором заказных убийств, но и занимался поставкой оружия, в том числе и химического. Среди его клиентов были крупные преступные группировки, частные бизнесмены и даже политики. Если возникала проблема с недостачей оружия или кто-то мешал работе, то все тут же вспоминали "жестокого Фрэнки". Все его предыдущие дела были выполнены с безупречной точностью, и никто не сомневался в профессионализме людей Фрэнки.

Очередной заказ, полученный Фрэнки, сулил ему крупный куш и казался очень простым в исполнении. Довольно сложно было убить человека, окруженного охраной или находящегося за пределами страны. А новая жертва была незащищенной и легкодоступной. В связи с этим он решил не откладывать дело на завтра и в тот же вечер прикончить спецагента, тем более что заказчик с точностью указал места, посещаемые неугодным ему человеком.

­- Надо прихлопнуть одного федерала. Вот здесь вся информация о нем.

Он передал конверт подручным и те, просмотрев фото и сведения, состроили недовольное лицо.

­- Нам предстоит укокошить нигера? Ну что за противное дело нам подсунули?

­- Надо ехать в Гарлем? В негритянский квартал? – удивленно посмотрел на босса Сильвио, шустрый и болтливый молодой человек. – Теперь понятно, почему Тоскарини подсунул это дело нам – не хочет марать руки об этого афроамериканца. А почему, собственно говоря, мы должны делать это?

­- Потому, что нам платят.

­- Я не могу понять…

­- Сильвио, тебе и не нужно понимать. Смени свой лексикон на молчание и исполняй приказ, – пресек Кавальканти его дальнейшие рассуждения.

­- Не слушайте его, босс. Надо – так надо! – проговорил Энрико, самый услужливый среди людей Фрэнки. – Пошли, лентяи, пришьем этого пошляка. Какая разница – белый он или цветной. Главное – за его голову сулят награду.

­- Нравится мне твоя деловитость, Энрико, – похвалил его главарь. – Просмотрите подробнее все данные об этом федерале, разыщите его и прикончите. А мне пора! Есть дело, не терпящее отлагательств.

­- Не беспокойтесь, босс. Все будет исполнено с безупречной точностью.

­- Я и не сомневаюсь.

 

* * *

 

­- Как идут дела? Много клиентов набрал? – поинтересовался Джефферсон.

После работы он заглянул в забегаловку своего старшего брата. Вот уже два месяца Абу-Бекир арендовал небольшое помещение, которое оборудовал под закусочную. Первые недели были напряженными и малоприбыльными. Однако в последние дни, благодаря хорошей рекламе, дела если и не пошли в гору, то уж точно сдвинулись с мертвой точки. При удачном стечении обстоятельств можно было бы популизировать это заведение настолько, что доходы в десятки раз превысили бы расходы. Однако за минувший месяц едва удалось покрыть расходы и расплатиться с обслуживающим персоналом.

Абу-Бекир рассказал младшему брату о ходе дел и тот посоветовал запастись терпением.

­- Только так ты сможешь добиться успеха… Уже довольно-таки поздно. Когда вы закрываетесь?

­- Минут через двадцать.

­- Подвезешь меня? Я сегодня налегке.

­- Ну конечно, без проблем. А что с твоей машиной?

­- Оставил в сервисе. Что-то мотор постукивает. Не пойму отчего.

­- Поэтому ты такой подавленный?

­- Нет.

­- Неприятности на работе?

­- Да все то же самое.

­- Тогда отчего ты такой угрюмый?

­- Скорее, задумчивый. Есть одна дилемма, но она не связана с работой.

­- Ага! Значит, сердечные дела. Кто она?

­- От тебя ничего не скроешь.

­- Ну-ну, выкладывай все начистоту.

­- Ничего серьезного. Пока что только влечение.

­- Она к тебе тоже неравнодушна?

­- Не думаю. Она имени даже моего не знает.

­- Выходит, ты тайный воздыхатель.

­- Не совсем тайный. Мы виделись три раза.

­- Ничего себе! Расскажи поподробнее, как, где и при каких обстоятельствах вы встретились?

Джеймс поведал обстоятельства его встречи с мисс Кейтсон, не упомянув при этом ни ее имени, ни рода занятий, ни даже собственную затею выдать себя за журналиста. Все, что он рассказал, было больше выдумкой, чем правдой. Он не мог обо всем поведать родному брату, поэтому пришлось приукрасить свою историю. Абу-Бекир, ничего не заподозрив, молча выслушал рассказ брата.

­- Если она действительно нравится тебе, так пригласи ее куда-нибудь и расскажи ей всю правду. Нельзя строить свои отношения на лжи.

­- Ты прав, я, наверное, так и поступлю. Завтра же обо всем признаюсь ей.

­- Завтра?

­- Мы договорились встретиться в кафе.

­- Брат, ты полон сюрпризов! Пойдем, расскажешь мне все по дороге.

Последний работник ушел, и братья также покинули заведение. Подключив сигнализацию, Абу-Бекир стал закрывать дверь, когда вдруг Джеймс, вместо того чтобы направиться к машине собрался перейти дорогу.

­- Куда это ты?

­- Зайду в магазин, куплю кое-что и тотчас вернусь.

Джеймс только вошел в магазин, как вдруг сильный взрыв снаружи выбил витрины. Осколки стекла разлетелись по всему магазину, поранив находившихся внутри покупателей. Больше всех досталось бы Джефферсону, если он рефлекторно не бросился бы на пол. Крики и жалобы, издаваемые пострадавшими людьми, привели его в чувство. Он еще не крепко стоял на ногах и не оправился от первого потрясения, когда его постиг второй удар: снаружи все было охвачено огнем – горела машина его брата.

Джеймс бросился наружу и в отчаянии метнулся к машине. Пламя беспощадно сжигало все на своем пути. Он хотел спасти брата, кинулся в сторону водительского сиденья и оторопел от ужаса. Взрыв оказался настолько мощным, что раскромсал человеческую плоть, а беспощадное пламя, завершая начатое, превращало ошметки в пепел.

Грохот взрыва растревожил жильцов ближайших домов. На улице стало многолюдно. Кому-то пришло в голову вызвать пожарных. Первым на место прибыл полицейский патруль. Оцепили всю улицу. Толпа любопытных прохожих собралась у ограждения и пыталась разузнать о происходящем.

Джеймс был не в состоянии ответить на вопросы дознавателей. Его с трудом удалось отдалить от горящего автомобиля.

­- Кем вы являетесь погибшему? – уже в который раз спрашивал его офицер полиции.

­- Я? – несколько растерянно спросил Джефферсон. – Братом… – с трудом произнес он.

­- Как это произошло? Вы можете рассказать?

- Я не видел… зашел в магазин, а потом…

Джеймс приложил пальцы к векам и отрывисто вздохнул. Он все еще не верил в произошедшее, не верил в гибель брата. Голова его гудела от тупой и нестерпимой боли. Он был неспособен отвечать на вопросы, не мог собраться с мыслями. Перед глазами пронеслись картины последних минут жизни Абу-Бекира… Джефферсон пытался вспомнить настроение брата, был ли тот чем-то озабочен, говорил ли о чем-либо настораживающем? Однако ничего конкретного не мог припомнить. И тогда фэбээровец понял, что все случилось по его вине. Кто-то хотел убить его, и Абу-Бекир пал жертвой ошибки. Сознание собственной вины еще больше огорчило Джеймса.

­- Сэр, нам необходимо взять показания. Расскажите все подробнее…

­- Я попросил бы вас не придавать огласке это дело, – и Джефферсон показал свое удостоверение.

­- Специальный агент ФБР Джеймс Джефферсон. Отдел по борьбе с организованной преступностью, – прочитал офицер полиции. – Но, сэр, мы обязаны зарегистрировать этот случай.

­- Лейтенант, делайте свое дело, но потом им займется Федеральное бюро расследований.

­- А семье погибшего кто сообщит? – поинтересовался полицейский.

­- Лучше будет, если это сделаете вы…

 

* * *

 

­- Что будете заказывать, мисс Кейтсон? – поинтересовалась официантка.

­- Пока ничего. Я жду кое-кого, – улыбаясь, ответила Орнелла.

­- Свидание? – лукаво посмотрела на нее служащая кафетерия.

­- Это не то, что ты думаешь, Стефания. Просто деловая встреча.

­- Я поняла, все поняла. Держу язык за зубами, ни слова больше.

Стефания отдалилась от столика и украдкой стала наблюдать за своей любимой актрисой. Она была большой почитательницей таланта Келли Кейтсон и не пропускала ни одного спектакля с ее участием. Когда молодая актриса впервые посетила это кафе, находившееся на одной улице с театром "Белое солнце", Стефания была на седьмом небе от счастья. Видеть своего кумира и разговаривать с ним приносило молодой официантке большую радость. Ее непомерное любопытство порой раздражало Орнеллу, но она была слишком благовоспитанной, чтобы проявить грубость по отношению к поклоннице.

В томительном ожидании журналиста "New York Times" Орнелла провела полчаса. Она уже начала сердиться и упрекать себя. "Не следовало соглашаться на эту встречу, – думала девушка. – Но ведь он спас тебя… Ну и что с того! – возмущенно отвечала она сама себе. – Это мог сделать любой нормальный мужчина. И не обязательно было бы встречаться с ним. Тогда почему ты пришла? Отчего ждешь? – высмеивало ее второе "я". – Пришла, потому что дура и, если останусь хоть еще минутку, буду круглой идиоткой". Орнелла покинула кафе, решив при удобном случае поквитаться с журналистом за такое безразличное отношение к себе.

Джефферсон из-за трагедии в своей семье забыл обо всем на свете. Он не мог простить себе случившегося с его братом. Чувство вины притупляло мысли, и Джеймс никак не мог вычислить убийцу Абу-Бекира. Начальство отстранило его от этого дела, близкое родство с погибшим помешало бы расследованию. Они, так же как и Джеймс, решили, что покушение было устроено на агента бюро и сочли нужным подвергнуть проверке все дела, которые вел Джефферсон. Им не составило труда связать ночное происшествие с деяниями мафиози Пиони Тоскарини. Именно его в последнее время выслеживал агент Джефферсон. Молодой федерал всего-навсего собирал информацию о мафиози и его преступной группировке, а его действия решили пресечь кровавой расправой. Из этого можно было понять, что Джефферсон наступил на больную мозоль Тоскарини. Однако поймать на крючок Пиони было довольно нелегко. Никаких неопровержимых доказательств против него не было, а значит, задержать и привлечь его к ответственности не представлялось возможным. О причастности к этому делу Тоскарини додумался и Джеймс, правда, значительно позже своих товарищей по работе. Однако в отличие от них он не собирался спускать бандитам с рук убийство своего старшего брата. Он думал отомстить Тоскарини. Обличить мафиози и засадить его стало для Джефферсона смыслом всей его жизни.

В первую неделю после гибели Абу-Бекира начальство бюро расследований, опасаясь за жизнь своего служащего, приказало ему на время сменить место жительства. Ну, а после того, как стало известно имя заказчика, агенту посоветовали перейти из нью-йоркского отделения ФБР в вашингтонское. Однако Джеймс отказался подчиниться приказу съехать с квартиры и отклонил совет уехать из города. Он не собирался бежать, наоборот, хотел, чтобы его нашли люди мафии, и тогда уж он сможет расквитаться с ними. Решительное намерение добраться до убийц брата сделало Джеймса раздражительным и подозрительным. Ему казалось, что сведения о нем дал кто-то из его же коллег. Такие случаи происходили прежде и не единожды. Были среди федералов и продажные агенты, готовые за определенную мзду выдать любую востребованную информацию. Против утечки важных данных в бюро всячески боролись, но пресечь это зло полностью не представлялось возможным. На смену одним агентам приходили другие, но ситуация оставалась прежней.

Джефферсон знал о положении дел в бюро, но это ничуть не пугало его. Если ему суждено было умереть, то это непременно случилось бы, окажись он даже далеко за пределами Нью-Йорка или же на другом континенте. Убегать и скрываться было бессмысленно, надо было бороться, и Джеймс готов был к этой борьбе. Однако он не собирался действовать методами мафии. Только правосудие могло положить конец преступной деятельности Тоскарини – правосудие, в которое Джефферсон слепо верил.

Дело об убийстве Абу-Бекира вскоре приостановили, но Джеймс не собирался забывать об этом. Потеря брата была самой горькой утратой за всю его жизнь: Бекир был не только старшим братом, но и лучшим другом. Больше всех, пожалуй, сокрушались родители. Трудно было потерять своего первенца, но еще более трагичным оказалось положение супруги и детей погибшего. Потеря главы семьи сулила финансовые трудности. Но Джеймс не позволил им испытывать нужду. Все расходы по содержанию семьи брата он взял на себя. Этот жест одобрили его родители. Им не было известно о причастности младшего сына к смерти Абу-Бекира. И Джефферсон не собирался говорить им об этом. Больше всего он боялся быть осужденным своими родными.

Со дня покушения на Джеймса минуло две недели. Федерал все также искал возможность вывести Пиони на чистую воду и засадить того за содеянное преступление. Единственное, чего он не знал, кто именно был исполнителем заказного убийства. Тоскарини порой пользовался услугами нескольких бандитских группировок. Кому на сей раз он доверился, и предстояло выяснить Джефферсону.

Джеймс не только не сменил квартиру, но даже тайно надеялся, что до него доберутся те самые бандиты, первая попытка которых убить его провалилась. Только так он мог бы узнать, кто был исполнителем предыдущего заказа.

Возвращаясь домой после очередного рабочего дня, Джефферсон застрял в одной из нью-йоркских пробок, столь частых во время часа пик в этом многомиллионном городе. Вот уже больше часа он стоял в длинной автомобильной очереди, похожей на цветную змею. Отключив двигатель, Джеймс терпеливо ждал оживления очереди, как вдруг заметил девушку со знакомыми чертами лица в такси, стоящем в соседнем ряду. Пригляделся получше и узнал в ней Келли Кейтсон. Он долго и украдкой следил за ней, потом, наконец, решился заговорить. Вышел из машины и приблизился к такси.

- Добрый вечер, мисс Кейтсон. Вы не узнали меня? – уловив ее удивленный взгляд, спросил он. – Я… журналист "New York Times"… Роберт Хэнтли… – вспомнил он вымышленное имя, которым представился актрисе.

­- Нет, я не знаю вас, – внимательно разглядев незнакомца, ответила та.

­- Ну, как же? Мы договаривались с вами о встрече в кафетерии – ну в том, что расположен близ театра, где вы работаете. Я, к сожалению, не смог прийти тогда на интервью, очень важное дело задержало меня, – вспомнив о похоронах брата, которые проходили именно в час назначенной встречи, Джефферсон немного помрачнел. – Я понимаю, вы вправе сердиться на меня. Но, поверьте, обстоятельства оказались превыше меня...

­- Мистер журналист, вы явно с кем-то путаете меня. Я вас впервые вижу и не имею ни малейшего желания продолжать разговор.

Она подняла стекло дверцы автомобиля и отвернулась от незнакомца. Джеймс стоял в нерешительности, не зная вернуться ли ему в собственное авто или же снова заговорить с актрисой и попытаться напомнить ей происшествия того вечера, когда он спас ее от недоброжелателей. Молодой человек надеялся на повторную встречу, при условии, конечно, что Кейтсон пожелает того. Пока он думал, как лучше ему поступить, машины в соседнем ряду тронулись, и такси отъехало несколько вперед. Джефферсон не стал следовать за ним, уж слишком навязчивой показалась ему идея непременного оправдания. Вернулся к своему авто, сел за руль и долго не сводил глаз с отдаляющегося желтого такси. Движение появилось и в ряду машин, где стоял Джеймс, но он так и не смог поравняться с такси. Всю дорогу до самого дома он думал о неожиданной встрече с мисс Кейтсон и все не мог понять, почему так холодно она отнеслась к нему.

"Есть только два объяснения случившемуся, – размышлял Джефферсон, – либо она действительно не узнала меня, что маловероятно, ведь у людей ее профессии в большинстве случае память бывает отличной, либо она просто игнорировала меня", – данное открытие огорчило его, ведь Келли Кейтсон привлекла его внимание не только как актриса, но и как женщина.

 

* * *

 

­- Почему ты так поздно, Раффаэлла? – заботливо поинтересовалась мать.

­- Пробки на улицах! Что я могла поделать?

­- Отец будет дома с минуту на минуту. Скорее переоденься, не хочу, чтобы он узнал о твоем свидании.

­- Ты была на свидании? – изумилась Орнелла, войдя на кухню и услышав слова матери.

­- Да, а что? – вызывающе посмотрела на нее сестра.

­- Представляю, как прогневается папа, узнав об этом. У него ведь припасен для тебя женишок.

­- А кто ему об этом скажет? Ты, что ли?

­- Я не собираюсь на тебя доносить.

­- Ну, конечно, не станешь. Я же знаю твой маленький секрет.

Орнеллу бросило в жар.

­- Какой еще секрет? О чем это ты? – спросила она, стараясь выглядеть спокойной.

­- А-то ты сама не знаешь? – лукаво улыбнулась сестра.

­- Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

­- Знаешь, кого я сегодня повстречала – Роберта Хэнтли, журналиста "New York Times". Это имя тебе ничего не говорит?

­- Нет, а что?

­- Он отчего-то называл меня мисс Кейтсон. Думал, что я работаю в театре, и упомянул о какой-то встрече в "кафе на углу", на которую он не смог прийти. Какие-то важные дела и непредвиденные обстоятельства помешали ему явиться туда в назначенный час.

­- А при чем тут я? Я же не Кейтсон и не работаю актрисой в театре, и уж тем более никакому темнокожему журналисту не назначала встречи.

­- Откуда ты знаешь, что он был черным? Я же этого не говорила…

Звонок в дверь спас Орнеллу от допроса.

­- Я открою! – она выскочила из кухни и направилась к двери, а Раффаэлла поспешила к себе в комнату. Она мигом переоделась и вернулась обратно, чтобы отец, не дай бог, что-нибудь не заподозрил.

Мария Луиза была против идеи супруга принудительно выдать дочерей замуж. Она поддерживала Раффаэллу только потому, что ее избранник был из хорошей итальянской семьи. О намеках Раффаэллы мать толком ничего не поняла, а вскоре и вовсе забыла.

Раффаэлла сильно отличалась от сестры характером, была капризной, своевольной и даже немного корыстной. Тяга к лидерству очень часто уязвлялась первенством сестры, которая была более прилежна в учебе, целеустремленна и добросердечна. Раффаэлла завидовала Орнелле и не упускала случая навредить ей. Внешне двойняшки были невероятно похожи друг на друга, и в детстве даже родители путали их. Но с годами все изменилось. Орнелла стала отличаться от сестры взглядом на жизнь и поведением. Она очаровывала всех своей отзывчивостью и добротой, а сестра завоевывала сердца своим верным оружием – сексапильностью. Раффаэлла считала себя умнее и красивее всех, и это самодовольство отразилось на ее взаимоотношениях с людьми. Со временем у нее образовалась особая манера общения, полная высокомерия и фанаберии, что позволило знакомым безошибочно определять, с какой из сестер Кавальканти они имели дело.

Неосторожность, допущенная Орнеллой в разговоре с сестрой, стала причиной последующих намеков и шпилек, подпускаемых Раффаэллой. Орнелла больше всего беспокоилась, что из-за сестриной болтовни выбранная ею профессия станет известна родителям, и те не позволят ей завершить учебу. О том, что сестра выступает в театре, у Раффаэллы не возникло каких-либо подозрений. Она полагала, что та выдавала себя за актрису и тайно встречалась с этим темнокожим мужчиной. Трепать нервы сестре доставляло ей невероятное удовольствие. Поймав на себе тревожный взгляд сестры во время ужина, Раффаэлла поняла, что ей было что скрывать. Тогда-то она и решила проследить за Орнеллой, чтобы иметь стоящую информацию для шантажа.

"Ее плутовской взгляд не предвещает ничего хорошего. Надо быть более осмотрительной, – пожурила себя Орнелла. – Эта негодница в чем-то заподозрила меня. Черт! Надо же было этому газетчику появиться так несвоевременно. В этом многомиллионном городе, где при желании невозможно отыскать нужного тебе человека, они встретились, да к тому же и говорили. Бог знает, что наплел этот журналист. Ну ничего, завтра же позвоню в редакцию и поговорю с ним. А что ты ему скажешь? Отчитаешь за то, что он разговаривал с твоей сестрой? Это смешно! Он потом такое напишет обо мне в своей газете… Нет-нет, надо действовать по-другому… А может, все же договориться с ним о встрече, объяснить все? Исключено! Эти папарацци только и ищут сенсационные новости. Он не упустит случая выведать мои секреты и предать их всеобщей огласке. Да, Орнелла, ты попала в капкан, из которого не выберешься без боли и потерь. Что если встретиться с Хэнтли и ничего не говорить о сестре? Скажу, что я просто пошутила! Тогда он примет меня за сумасбродку. Уважение пропадет, и бог знает, что он насочиняет в своем интервью. Как же мне поступить? Что бы я ни предприняла, все равно попаду в безвыходное положение. А может, все не так уж плохо? Стоит всецело положиться на удачу, и она непременно улыбнется".

На следующий день Орнелла позвонила из телефонной будки в редакцию "New York Times" и попросила оператора соединить ее с Робертом Хэнтли. Молчание оператора затянулось, и только лишь спустя минуту она ответила:

­- Простите, мэм, но человек с таким именем не работает в нашей редакции.

­- Как это не работает? А вы уверены? Может, вы ошиблись? Его зовут Роберт Хэнтли…

­- Мэм, передо мной список имен всех наших корреспондентов, и человек с таким именем не числится среди них.

­- Кто же, в таком случае, обращался ко мне, представившись журналистом "New York Times"?

­- Кто бы он ни был, он не из наших.

­- Возможно, он из какого-то другого отделения.

­- Исключено! Я располагаю списком всех работников, и Роберта Хэнтли здесь нет. Обратитесь-ка лучше в полицию, мэм. Простите, но это все, чем я могу вам помочь.

Орнелла повесила трубку и в задумчиво-растерянном состоянии побрела по улице. Если оператор был точен, то человек, представившийся ей Робертом Хэнтли, не был журналистом. "Кто же он в таком случае, – с тревогой думала она, – и зачем искал встречи со мной?"

Страх закрался в сердце девушки, и она решила обратиться в полицию. Заявление ее было принято во внимание. Сержант, побеседовав с ней, дал номер телефона и посоветовал звонить в случае, если тот самый самозванец вновь повстречается ей. Визит в полицию немного успокоил Кавальканти. Хотя тревога в сердце не полностью улеглась, но она стала чувствовать себя более защищенной.

В тот же вечер Орнелла выступала в театре. Она была изумлена, обнаружив среди зрителей, сидящих в первом ряду, того самого лжежурналиста. Ее замешательство заметил не только суфлер, но и зрители в зале. Актер, находившийся с ней на сцене, видя растерянность партнерши, пришел на помощь и подыграл так, чтобы заполнить внезапно наступившую паузу. Ему удалось вывести ее из состояния оцепенения и она, наконец, доиграла свою роль в этом эпизоде.

­- Что с тобой творится, Келли? Ты чуть было не провалила все! – встретив актрису за кулисами, сердито высказался режиссер. – Почему ты так бледна? Тебе нехорошо? Куда это ты? – окликнул он удаляющуюся девушку.

Орнелла забежала в гримерную, нашла свой сотовый и позвонила по номеру, выданному ей сотрудником полиции.

­- Алло, мистер Хокинс? Это я, Келли Кейтсон. Мы сегодня встречались с вами. Да-да, я нашла этого человека, а точнее, он нашел меня. Он тут, в театре "Белое солнце". Хорошо, буду ждать, – получив указания от полицейского, Кавальканти вернулась за кулисы.

Приближение помощи в лице сотрудников полиции вселило в нее чувство уверенности. Задержать темнокожего незнакомца полицейские намеревались во время антракта.

Джефферсон удивился, когда к нему подошли двое мужчин в штатском с требованием проследовать за ними.

­- Зачем? – поинтересовался он.

­- Мы хотим задать вам пару вопросов, – показав значок, сказал сержант Хокинс.

­- Что за вопросы? По какому делу?

Он полагал, что расспрашивать его будут относительно той самой трагической ночи, что унесла с собой его любимого брата, но ошибся.

­- Здесь не место для разговоров. Проедемте с нами в участок.

­- Я не собираюсь никуда уезжать, пока не кончится спектакль.

­- Сэр, не заставляйте нас применять силу. Вы же не хотите уйти отсюда в наручниках?

­- По какому праву вы говорите со мной таким тоном?

­- На вас поступила жалоба.

­- Какая еще жалоба? Что это еще за вздор?!

­- У вас есть какие-нибудь документы при себе?

­- Конечно! – и Джефферсон показал свое удостоверение спецагента ФБР.

Полицейские растерянно переглянулись.

­- Так значит вы из бюро? Знаете ли, к нам поступила жалоба на вас от некой молодой особы.

­- Вы говорите о мисс Кейтсон?

­- Она заявила, что вы следите за ней, и при этом выдаете себя за журналиста.

­- Совершенно верно. Я представился ей журналистом Робертом Хэнтли. Дело в том, что я веду наблюдение за мисс Кейтсон. Это дело вне компетенции полиции, поэтому советую вам не вмешиваться.

­- Что же нам тогда сказать мисс Кейтсон?

­- Я сам придумаю что-нибудь. А если будет интересоваться, скажите, что вы проверили меня и все в полном порядке. Ясно? – видя недовольное лицо полицейского, спросил федерал.

Полицейские были огорчены случившимся. У них всегда были особо натянутые отношения с фэбээровцами. И в тот вечер им повторно пришлось испытать на себе шероховатость этих взаимоотношений.

Орнелла вся затрепетала, снова увидев среди зрителей того самого подозрительного типа. Она не могла понять, отчего полицейские не арестовали его. Ведь она видела, как те разговаривали с лжежурналистом.

"Почему же они не увезли его в участок? – снова и снова спрашивала она себя. – Надо выкрасть минутку и позвонить этому самому Хокинсу".

Как только спектакль окончился, Орнелла бросилась в гримерную за телефоном. Дозвонилась до сержанта и спросила дрожащим голосом:

­- Почему вы не арестовали его?

­- Не имеем права, мэм… Впрочем, он сам вам все объяснит.

­- Сам? – испуганно переспросила девушка. – Но, сэр, он же преступник, его следует арестовать.

­- То, что он представился чужим именем, еще не делает его преступником. Причин для беспокойства нет. Поговорите с ним, и он все объяснит вам.

Хокинс прервал связь, понимая, что еще немного, и он проговорится обо всем.

­- Поговорить с ним? – задумчиво бросив взгляд на мобильник, сердито произнесла девушка. – Этого только не хватало!

Живо переодевшись и сняв с лица грим, она поспешно покинула театр с черного хода. Но ей не повезло. Не успела Орнелла отдалиться от здания, как услышала шаги позади себя. Бросила мимолетный взгляд и вздрогнула, узнав человека, следовавшего за ней. Девушка ускорила шаг и приготовилась мысленно к неприятности. Нащупала в сумочке электрошок и крепко сжала его рукоять. Ее нервные движения были непонятны Джефферсону. Он даже не представлял, что она боится его.

­- Мисс Кейтсон, я хочу поговорить с вами, – заявил он, неотступно следуя за ней. – Мисс Кейтсон, подождите, пожалуйста. – Однако Орнелла не сбавляла шаг. –Я не причиню вам зла. Просто хочу поговорить…

­- Мне не о чем с вами говорить, – бросила она через плечо. – Оставьте меня в покое.

- Вы вправе на меня сердиться. Да, я солгал вам. Я не журналист… Я просто хотел познакомиться с вами и не знал, каким образом сделать это, вот и решил… Да погодите же вы…

Он поравнялся с ней, а потом и вовсе преградил путь.

­- Мистер, вы мне надоели. Неужели непонятно? Я не хочу с вами разговаривать!

­- Простите, мисс Кейтсон. У меня не было намерений надоедать вам. Я хотел объясниться… Вы мне нравитесь…

­- Еще одно слово и я не отвечаю за последствия, – вытащив электрошок, пригрозила она.

­- Вы, вероятно, чем-то расстроены или неверно истолковали мои слова…

Джефферсон подался чуть вперед, и этот неожиданный шаг был воспринят девушкой за угрозу. Она вмиг вытянула руку и, приставив шокер к груди неприятеля, нажала на кнопочку. Яркое голубовато-желтое свечение искровых разрядов ударило в Джеймса. Он никак не ожидал этого. Ему казалось, что девушка только грозилась и не собиралась прибегать к электрошокеру. Орнелла же была настолько напугана, что позабыла о правилах пользования электроприбором и продержала его у тела мужчины больше положенного. Будь Джефферсон менее вынослив, разряд такой силы и продолжительности непременно лишил бы его сознания. Шокер вызвал в нем не только болевые ощущения, но и спазм мышц. Джеймс рухнул на землю, не в силах устоять на ногах. А девушка, испугавшись содеянного, бросилась бежать. Отдалилась на значительное расстояние, потом вдруг остановилась и оглянулась назад. Мужчина все еще лежал на тротуаре. Укол совести заставил Орнеллу вернуться обратно. Ведь когда-то он спас ее от тех ночных хулиганов и она не слишком хорошо обошлась со своим спасителем.

­- Эй, мистер, как вас там… вы в порядке? – опасливо приблизилась она к поверженному.

На ее вопрос ответила тишина.

­- Вы живы? – спросила она.

Кейтсон присела возле мужчины и всмотрелась ему в лицо. Взгляд у него был блуждающим. Джеймс не сразу сфокусировал свой взор на лице девушки. Расслы-шав, наконец, ее вопрос, он приглушенно ответил:

­- Жив, наверное… Только пошевелиться не могу…

­- Вам помочь?

­- Ты такая странная. Сперва хочешь убить, потом решаешь помочь...

­- Я не специально.

­- Скажешь тоже. Ты и человека пристрелишь не специально.

- Ну так тебе помочь или нет? – нетерпеливо спросила девушка.

­- Действуй, милочка, или предоставь меня себе самому. Излишество слов портит мне настроение. Хотя сказать по правде, его ты уже и так изрядно испортила.

­- Ну, как хочешь. Я хотела помочь, а ты...

Орнелла собралась было уйти, но мужчина остановил ее.

­- Ты хотя бы помоги встать на ноги. Потом я как-нибудь сам справлюсь.

Кавальканти и не предполагала, что поднять кого-то на ноги так сложно. Однако ж стоять самостоятельно Джефферсон не смог.

­- Что дальше?

­- Проводи меня, пожалуйста, до машины. Она припаркована у театра. А если тебе это в тягость, усади меня где-нибудь у обочины. Я приду в себя и сам доберусь до машины.

­- Оставить? Здесь? Одного? Нет уж, я не брошу тебя в таком состоянии.

Она перекинула руку мужчины через плечо и неспешно направилась с ним обратно к театру. Джеймс с трудом волочил ноги, поэтому они достигли места назначения лишь через пятнадцать минут. За это время Джефферсон немного оклемался. Паралич не совсем прошел, но равновесие восстановилось, и вернулась ориентация в пространстве.

­- Где ключи? – добравшись до машины, спросила Орнелла.

­- В кармане пиджака… Вот только не могу согнуть руку в локте…

­- Хорошо, я помогу.

Она прислонила его к машине и, достав ключи, открыла дверцу. Затем усадила на водительское сиденье и оценивающе взглянула на него.

­- Похоже, ты сам не справишься с управлением.

­- Ничего, посижу тут с полчасика, и все образуется.

­- А если нет? Случись с тобой несчастье, я этого себе не прощу.

Джеймс поднял на нее удивленные глаза.

­- Еще четверть часа назад ты хотела избавиться от меня, а сейчас печешься как о близком друге.

­- Тогда ты мне был ненавистен.

­- Вероятно, я выгляжу настолько жалким, что это вызывает у тебя сострадание.

­- Слишком много гипотез выдвигаешь. Не будем же терять время на разговоры, ведь меня тоже ждут родные. Я сама отвезу тебя домой.

Орнелла помогла мужчине переместиться в сиденье рядом и, усевшись за руль, спросила куда ехать.

­- Хьюстон-стрит, 45.

"Немного далековато", – подумала девушка, однако ж не отказалась от предложения подвезти.

Машина медленно поехала по мостовой, и Джефферсон понял, что за рулем новичок. Он попеременно смотрел то на дорогу, то на сидящую рядом особу. Хотя, по правде говоря, на свою спутницу он глядел больше, чем на дорогу.

­- Когда ты сказала, что тебя ждут родные, ты имела в виду супруга и детей? – после продолжительного молчания поинтересовался Джеймс.

­- Я не замужем.

Довольная улыбка тронула губы Джефферсона.

­- А кандидат на твою руку и сердце есть?

­- Что это за беспардонные вопросы? Твое любопытство сравнимо только с неподдельной наглостью папарацци. А ты ведь не журналист, и я это точно знаю – Хокинс сказал.

­- Я электромеханик, работаю в автомастерской.

­- Что-то не похож ты на простого работягу. Уж больно ухоженные у тебя руки.

­- Полиция мне поверила, придется поверить и тебе.

­- Не знаю, каким образом тебе удалось провести копов, но мне с трудом верится в эту правду.

­- А как, по-твоему, выглядят механики?

­- Большинство из них неряшливые, рассеянные и развязные. А ты совсем не такой.

­- Ты же не знаешь меня. Как в таком случае ты можешь судить обо мне?

­- Мне достаточно взглянуть на человека, чтобы понять, что он из себя представляет.

­- Значит, на журналиста я похож больше, чем на электромеханика.

­- По крайней мере, ты умеешь задавать такие же неприличные вопросы и взгляд у тебя дерзкий и наглый. Впрочем, ты можешь быть и из среды правозащитников. Тогда становится ясно, отчего полицейские не тронули тебя. К своим они относятся несколько иначе.

Джеймс рассмеялся.

­- Тебе бы детективом работать. Вот только твои версии ошибочны. Я не полицейский, а электромеханик.

­- Притворюсь, что поверила.

Наступила продолжительная пауза, которую нарушил очередной вопрос мужчины.

­- А как тебя на самом деле зовут?

Орнелла искоса взглянула на сидящего рядом.

­- Так вот зачем ты выдавал себя за журналиста? Хотел выведать все обо мне.

­- Зря ты выбрала себе профессию актрисы. Из тебя получился бы замечательный следователь.

­- Почему же я так заинтересовала мистера электромеханика?

­- Всякий фанат желает узнать побольше о своем кумире.

Девушка залилась краской, но смущение не лишило ее дара речи.

­- Ты не похож на театрального фаната.

­- Я не фанат театра, я твой поклонник.

­- Смелое высказывание…

­- И откровенное.

­- Ты слишком прямолинейный человек.

­- Я искренен, только и всего.

­- Чувство симпатии, однако, не дает тебе права интересоваться моей личной жизнью.

­- А как же! Фанат гонится не за сенсацией, как газетчик. Его любопытство удовлетворяется только в том случае, когда ему становятся известны все подробности жизни его кумира.

­- А если мне не хочется раскрывать ни своего имени, ни подробностей личной жизни?

­- Рано или поздно это все равно выйдет наружу. Это лишь дело времени.

Лицо собеседницы помрачнело при этих словах, и перемена в ее настроении не ускользнула от проницательного взора федерала.

­- Если моя интуиция меня не подводит, то могу смело заявить, что ты скрываешь от общественности нечто существенное и скандальное.

­- Я не хочу говорить об этом ни с тобой, ни с кем-то другим. Если я стала актрисой, это еще не значит, что каждому дозволено интересоваться моей личной жизнью.

­- Такова участь выбранной тобой профессии. У людей искусства все личное быстро становится общественным достоянием.

­- Люди могут сколько угодно критиковать меня и мое дело, но лезть мне в душу я не позволю.

­- Ты очень ранимый человек.

­- Вовсе нет. Я просто знаю, насколько коварны люди, и не позволю кому-то использовать сведения обо мне против меня же.

­- Но я не собираюсь действовать тебе во вред.

­- Почем мне знать, что у тебя на уме? Разные бывают люди.

­- Похоже, тебя не разубедить. Хорошо, я не буду больше интересоваться ни твоим семейным положением, ни пристрастиями и ничем прочим. Только ответь мне на один-единственный вопрос – почему ты вчера отказалась говорить со мной? Почему притворилась, что не знаешь меня?

­- Как раз об этом и я хотела поговорить. Если когда-нибудь повстречаешь меня, и я первой не заговорю с тобой, будь добр, не подходи ко мне.

­- Не понял. Почему это?

­- Исполни, пожалуйста, мою просьбу без лишних вопросов.

­- А-а, понятно, – протянул Джеймс с грустью в голосе. – У тебя есть принцип – с черным при людях не общаться. Думаешь, это испортит твою репутацию?

­- Да при чем тут цвет твоей кожи? Я не расист – поверь! Просто… – она запнулась, не смея сказать о своей сестре-двойняшке, – …прошу тебя, поступи так, как я сказала, только и всего.

­- Здесь заверни направо, – чуть было не пропустил Джефферсон нужный поворот.

Орнелла свернула с Седьмой авеню на Хьюстон-стрит и, добравшись до нужного здания, заехала в подземный гараж. Припарковала машину и помогла спутнику выйти. Джеймс уже пришел в себя и мог самостоятельно передвигаться, но ему так приятна была помощь Кейтсон, что он решил притвориться беспомощным. Девушка была настолько поглощена своими мыслями, что не раскрыла аферу фаната.

Они поднялись на лифте на четырнадцатый этаж и, пройдя по узкой и длинной площадке, добрались до нужной квартиры. Джефферсон набрал код на замке и прошел со спутницей в холл.

­­- Проводи меня в гостиную, потом я сам как-нибудь управлюсь.

Орнелла помогла ему добраться до комнаты, усадила в кресло и хотела уйти, но он задержал ее.

­­- Может, выпьешь чего-нибудь?

­­- Я тороплюсь.

­­- Ну, хотя бы мне налей что-нибудь выпить. А то меня жутко замучила жажда, а сам я в ближайшие часы не смогу добраться до кухни.

­- ­Ладно, так уж и быть, – нетерпеливо проговорила девушка. Прошла на кухню и вернулась со стаканом воды. – Будут еще пожелания, мистер фанат?

­­- У меня их много, только сомневаюсь, что ты готова все исполнить.

­­- Ну, знаешь ли… – рассердилась она наглости мужчины. – Ты цел, у себя дома и от жажды не умрешь. Больше я ничем не могу тебе помочь. Будь здоров и… прощай!

Девушка поспешно покинула квартиру и, выйдя из здания, зашагала по улице в поисках такси. Добраться домой на общественном транспорте она не могла – на дорогу ушло бы больше часа. А ей надо было до одиннадцати быть дома. Она направилась к Седьмой авеню, где было более оживленное движение транспорта, и спустя несколько минут поймала красно-желтое такси.

­­- Гринвич-авеню, – сев в машину, сказала Орнелла.

Такси не успело отъехать, как пассажирка велела остановиться.

­­- В чем дело? – недовольно спросил водитель.

­­- Я забыла сумочку…

­­- Что вы сделали?

Он не успел о чем-либо спросить. Девушка выскочила из машины и поспешила обратно в квартиру Джефферсона. В фойе ее задержал полнотелый портье.

­­- Куда это вы, мисс?

­­- Я в квартиру 98. Забыла там кое-что.

­­- Вы не можете пройти.

­­- Но я только что вышла оттуда.

­­- Выйти вы можете, а зайти – нет!

­­- Но как же мне доехать домой, ведь деньги в забытой сумочке?

­­- Единственное, чем я могу помочь, это позвонить жильцу 98-й квартиры и попросить его принести вам вашу сумочку.

­­- Но ведь он не сможет… – удивленный взгляд портье заставил ее умолкнуть. – Вы спросите, если он не против, я сама поднимусь.

Толстяк, состроив недовольно-высокомерное лицо, связался по внутренней связи с жильцом 98-й квартиры и доложил о приходе некой особы.

­­- Скажите, Келли Кейтсон вернулась за своей сумочкой, – заявила Орнелла.

­­- Да, сэр, понял. Он ждет вас, мисс, – окончив разговор, доложил портье.

Кавальканти поспешно поднялась на нужный этаж и подошла к 98-й квартире. Она не успела нажать на звонок, как дверь распахнулась перед ней. На лице у Джеймса застыла довольная улыбка.

­­- Рад видеть тебя вновь.

­­- Не могу ответить тем же, – Орнелла выглядела усталой и раздражительной. – Моя сумочка, мистер фанат.

­­- Ее тут нет. Может, ты забыла в машине? Я сейчас… – он не решился договорить. Хотел предложить самому спуститься в гараж, но вспомнил свое "беспомощное" состояние. – Я сейчас не в силах свободно передвигаться. – Девушка протянула руку, чтобы взять ключи, но он удержал их. – Если хочешь, можешь поехать домой на моей машине.

­­- С какой это стати?!

­­- Уже поздно. Я буду беспокоиться за тебя. Такой красивой девушке ездить одной на такси в столь поздний час небезопасно. Бери, не пожалеешь.

­­- Нет, я не могу.

­­- Я же не дарю ее, а просто одалживаю.

­­- Но у меня нет водительских прав, да и доверенности на машину.

­­- Об этом не беспокойся. Стоит только не нарушать правила, и ты благополучно достигнешь дома.

­­- А как я верну ее тебе? Нет-нет, навряд ли это возможно.

­­- Ты ведь завтра будешь в театре на спектакле? Я тоже приду, тогда и вернешь мне ключи.

­­- Но ты…

­­- За меня не беспокойся, я как-нибудь управлюсь.

Предложение было заманчивым, время поджимало, и Орнелла согласилась. Джефферсон ликовал в душе – появилась причина для повторной встречи.

Кейтсон взяла ключи и натянуто улыбнулась в знак благодарности. Спустилась в лифте в гараж и поехала домой. Она планировала припарковать машину где-нибудь рядом с домом, чтобы никто из родных или знакомых не увидел ее. Однако благополучно добраться домой девушке не удалось. Ее из-за незначительного нарушения остановил дорожный патруль.

­­- Сержант Сэмюэл Томсон. Мэм, вы свернули не там, где положено.

­­- Простите, сержант. Я не заметила дорожного знака. Торопилась и…

­­- Ваши документы, мэм.

­­- Что?

­­- Могу я посмотреть ваши документы?

­­- Ну конечно, сейчас.

Орнелла вся задрожала от волнения. Достала из сумочки удостоверение личности и протянула его инспектору.

­­- Я хочу видеть ваши водительские права.

­­- Само собой, разумеется, – нервозно улыбнулась она. Стала рыться в сумочке, словно ища документ. – Я забыла, наверное, дома…

­­- А документы на машину?

"Черт, и угораздило же меня согласиться на предложение этого механика", – упрекнула она себя. Посмотрела в бардачке и, найдя техпаспорт, протянула его инспектору. Тот ознакомился с содержанием документа и подозрения его усилились.

­­- Доверенность на вождение.

­­- К сожалению, у меня ее нет.

­­- А кому принадлежит эта машина?

­­- Моему хорошему другу.

­­- Имя этого хорошего друга вы, конечно же, знаете хорошо.

­­- Что за вопросы, сэр?! Мы с ним самые лучше друзья! Как же я могу не знать его имени? Я зову его дракончиком, а он меня кошечкой.

Орнелла постаралась своим артистизмом усыпить бдительность полицейского. Но ее ужимки и невинный взгляд не помогли предотвратить арест. Сержант Томсон понял, что задержанная не только не получала водительских прав, но даже не знала, кому принадлежит машина, которой управляла. Кавальканти была настолько потрясена случившимся, что пришла в себя только лишь в полицейском участке, куда ее привезли патрульные. С нее сняли отпечатки пальцев, сфотографировали и завели дело об угоне автомобиля и управлении машиной без водительских прав.

­­- Могу я воспользоваться правом на звонок? – тревожно взглянув на часы, спросила Кейтсон.

­­- Ну конечно, мэм. Будете звонить адвокату?

­­- Не совсем… Одной знакомой…

Орнелла позвонила своей подруге Эмилии. Она не сказала, где и в каком положении находится.

­­- Умоляю, Эмилия, позвони домой и скажи маме, что я была у тебя в гостях, мы заговорились, и я уснула невзначай. Скажи, что я не вернусь к утру домой, а от тебя отправлюсь в университет.

­­- Где ты, Нел?

­­- Я все объясню… позже…

­­- Ах, эта любовь-любовь! Ну, хорошо, сделаю все лучшим образом. Только поклянись, что при встрече все расскажешь без утайки.

­­- Спасибо, подруга. Я знала, что могу на тебя положиться, – избежала Орнелла клятвы. Она собиралась рассказать подруге нечто супротивное тому, что с ней произошло в тот вечер.

Как только разговор был окончен, Кавальканти препроводили к дежурному следователю. Он задал ей несколько вопросов и по невразумительным ответам задержанной решил, что она находится под воздействием наркотических средств. Это, однако ж, не смягчало ее вину и не освобождало от ответственности. Девушка была сильно возмущена несправедливым обвинением, и свое негодование она излила в инвективе против служителей порядка, за что ее тотчас хотели препроводить в камеру.

­­- Я не хочу сидеть за решеткой. Позвоните этому самому Джефферсону, и вы убедитесь, что я не преступница.

­­- Уже слишком поздно для звонков, – взглянув на часы, заявил полицейский.

­­- Но я не желаю провести ночь в полицейском участке с преступниками! Вы нарушаете мои права, и я буду жаловаться в высшие инстанции. Ну так что, вы будете звонить или предпочитаете получить выговор? – скрестив руки на груди, угрожающе посмотрела на него задержанная.

Следователь от злости сжал губы до бела. Он посмотрел на девушку в упор, желая сломить ее решимость своим суровым взглядом, но она была непоколебима. Уступив настойчивой арестантке, полицейский нашел в базе данных номер телефона Джеймса Джефферсона и позвонил ему. Тот поднял трубку только после четвертого гудка.

­­- Алло! – послышался сонный голос на другом конце провода.

­­- Мистер Джефферсон?

­­- Слушаю.

­­- Говорит следователь полиции…

­­- Что вам надо? – недовольно проворчал Джеймс.

­­- Мистер Джефферсон, вы знакомы с мисс Кавальканти?

­- ­Вы что спятили? Звоните мне среди ночи и несете какой-то вздор! Какая еще мисс Кванти? Не знаю такой. Еще раз позвоните, засужу!

­­- Скажите, что это Келли Кейтсон!.. – крикнула Орнелла, завидев, что следователь собирается положить трубку.

Однако тот не передал слова задержанной и прервал связь. Дознаватель не стал долее выслушивать ни просьбы, ни угрозы девушки и велел препроводить ее в камеру. Негодующую Кавальканти разместили в одной камере с ночными бабочками, выловленными в тот вечер. Завидев симпатичную девушку, самая дерзкая и наглая из них, чавкая жевательной резиной, оценивающим взглядом стала рассматривать ее.

­­- Новенькая, что ли?

Орнелла встрепенулась, когда та дотронулась до ее волос.

­­- А ты ничего, первоклассный товар. Много за тебя дадут. Что, детка, не повезло, поймали в первый же день? Не успела подзаработать?

­­- О чем это вы? Я не такая! – возмутилась Кавальканти. – Уберите от меня руки!

­­- Дерзкая девчонка! – ухмыльнулась рыжая бестия. – Мне такие по душе.

­­- Фи, она же натуралка, – с пренебрежением бросил сильно накрашенный и вызывающе одетый трансвестит с грубоватым голосом.

­- ­Послушайте, я ничего не имею против вас и вашей профессии. Но я тут оказалась совершенно случайно. Я – жертва недоразумения.

­­- Дорогуша, жизнь состоит из сплошных недоразумений и случайностей, – заявил трансвестит. – Ты думаешь, мы заслужили такое обращение с собой?

­­- Я не имею ничего общего с такой категорией людей, как вы…

­­- А к какой это категории мы относимся? – возмущенно всплеснула руками рыжая стерва.

­­- У меня не было намерений оскорбить вас. Просто посадили меня сюда не за то… не за проституцию… – с некоторой неприязнью выговорила актриса это слово.

­­- Ну-ну, не заговаривай нам зубы и не обеляй себя невинными и недоумевающими взглядами. Если ты здесь, значит, ты ничем не отличаешься от нас.

­­- О святая Мадонна! Что я тут делаю? – закрыв лицо руками, взволнованно прошептала Орнелла.

Чувство несправедливости, душившее ее, застряло сухим, увесистым комом в горле и обожгло глаза горькими слезами. Кто бы мог подумать, что день, начавшийся столь благополучно, завершится таким образом. Кавальканти разрыдалась от горя, а соседки по камере посмеивались над ее слабостью и бросали реплики в ее адрес. В этом жутком месте она провела чуть более часа, как вдруг решетчатая дверь камеры отворилась, и дежурный полицейский велел Орнелле выйти.

­­- Вы свободны, мэм.

Кавальканти не могла поверить глазам, увидав рядом с копом своего темнокожего спасителя. На радостях она бросилась ему на шею, позабыв о том, что еще несколько часов назад испытывала к нему нескрываемую неприязнь.

­­- Как ты меня нашел? – садясь в машину Джефферсона, поинтересовалась она.

­­- Я услышал твой голос, прежде чем этот чопорный легавый положил трубку.

­­- Но как тебе удалось узнать, из какого именно участка тебе звонили?

­­- У меня есть свои связи.

­­- Я впервые вижу электромеханика, которого так уважают и даже побаиваются сотрудники полиции. Признайся, что ты сказал следователю, что он так быстро отпустил меня, да к тому же еще и принес свои извинения?

­­- Профессиональный секрет.

­­- Не поняла.

­­- Какая теперь разница? – отмахнулся Джеймс и, пристегнув ремень безопасности, спросил куда ехать.

­­- Домой я не могу поехать…

­­- Это почему же?

­­- Я использовала свое право на звонок, чтобы предупредить родных… Они полагают, что я ночую у подруги.

­­- Тогда может отвезти к подруге?

­­- В такой час? Нет-нет, как-то неудобно… Да к тому же если кто-нибудь из ее домашних увидит меня на пороге, об этом будет немедленно доложено моим предкам. Не хочу сцены с родителями – это самое трудное для меня испытание.

­­- В таком случае поехали ко мне.

­­- К тебе? – испуганно взглянула она на собеседника.

­­- Ну что ты так смотришь на меня, как ягненок на волка? Я не причиню тебе зла… кажется, я это уже говорил тебе… до того, как ты решила угробить меня током…

­­- Не напоминай мне мою глупость. Если бы не этот необдуманный шаг, я не попала бы в столь безвыходное положение.

­­- Тем более тебе следует переночевать у меня. Ты за этот вечер уже помогла мне – теперь моя очередь выручить тебя.

­­- Но… – хотела собеседница возразить, а потом решилась, поняв, что иного выхода нет.

Джефферсон предоставил гостье свою спальню, а сам разместился на диване в гостиной. Место было неудобным, и он долго ворочался, прежде чем смог уснуть.

Утром первой проснулась Орнелла. Она имела привычку подниматься в семь, делала утреннюю зарядку, чтобы всегда оставаться в форме, принимала освежительный душ и, позавтракав, отправлялась в институт. Проснувшись в столь непривычной обстановке, на квартире у чужого человека, Орнелле расхотелось придерживаться прежнего распорядка дня. Валяясь в постели, она изучала взглядом обстановку в комнате. Как и во всей квартире, тут чувствовался холостяцкий дух хозяина. Внезапно на ночном столике возле кровати зазвонил будильник. Девушка вздрогнула от неожиданности, потянулась к будильнику и выключила его.

"Это знак! Надо вставать!" – подумала она и, поднявшись с кровати, направилась в ванную. Нашла в шкафчике чистое полотенце и, не удержавшись от соблазна, приняла душ. После вчерашних, неприятных часов, проведенных в полицейском участке, холодный душ взбодрил девушку. Она оделась и прошла обратно в спальню. Застелила постель и стала причесываться. Задела нечаянно серьгу и та, упав на пол, закатилась под кровать. Нагнулась, чтобы достать ее и обнаружила под кроватью большую дорожную сумку. Любопытство взяло верх над чувством такта, и девушка решила проверить содержимое сумки. С трудом вытащила ее из-под кровати, открыла и застыла от изумления. В сумке находились огнестрельные оружия различных конфигураций и калибров.

­­- Он же преступник, – прошептала она. – Вероятно, принадлежит к какой-то бандитской группировке. Вот почему его знают и побаиваются полицейские. Он влиятельная персона в преступном мире. Господи Иисусе! Как я могла поверить этому преступнику? Но не в этом суть. Зачем я ему понадобилась? Почему он выслеживал меня? Он определенно имеет какую-то цель. Боже мой! Что если я тут заложница?! – эта мысль привела ее в смятение. Она приблизилась к двери, тихонько приоткрыла ее, и убедившись, что она не заперта, немного успокоилась. – Надо здесь все хорошенько осмотреть.

Бегло оглядев комнату, она начала обыскивать полки, надеясь найти нечто существенное о Джефферсоне. Однако ничего кроме одежды там не было. Подумала было, что дала слишком суровую оценку его поступкам, как вдруг в ящичке ночного столика, на котором стоял будильник, обнаружила пистолет, а под ним записную книжку в черном кожаном переплете. Взяв ее в руки, Орнелла начала перелистывать и бегло читать информацию. Здесь были написаны в основном итальянские имена, приводились цифры и даты. Теперь у нее не осталось сомнений – человек, выдававший себя за ее поклонника, был настоящий гангстер. Она подумала было передать эту книжку полиции, но вспомнила, что те сквозь пальцы смотрели на деяния этого чернокожего.

"Фэбээровцы лучше разберутся во всем", – решила Кавальканти и спрятала записную книжку с ценной информацией себе в сумочку.

Теперь надо было подумать, каким образом покинуть квартиру. Ей на глаза попался пистолет, найденный в ящичке, им девушка и решила воспользоваться в целях самообороны. Затолкнула обратно дорожную сумку с арсеналом под кровать и подошла к двери. Приоткрыла ее и настороженно прислушалась – снаружи царила гробовая тишина. До входной двери можно было добраться, лишь миновав гостиную, где спал хозяин квартиры.

Орнелла вышла из спальни и на цыпочках направилась через гостиную в холл. Внезапно зазвонил сотовый телефон, и мужчина, лежащий на диване, пошевелился. Протянул руку к журнальному столику и, подняв мобильник, приложил его к уху.

­­- Да, – хриплым голосом произнес он. – Кто это? Какой еще Энтони? Ах ты? Что тебе нужно в такую рань? Нет, я не забыл, сегодня берем склад Ориосто… Помню… Спятил? Я веду счет. Все, что добываем, записывается по датам и именам. Чей склад? Этого я не помню, надо заглянуть в записную книжку… Сейчас не могу… Ты не понял, что ли? Я сейчас сплю… Который час? Врешь! Вот дьявол! Я же опоздаю!

Он вскочил с дивана и, вздрогнув от увиденного, уронил телефон. Мобильный ударился о пол и отключился. Джеймс инстинктивно поднял руки и попятился назад при виде оружия, наведенного на него.

­­- Келли, что ты делаешь? Опусти оружие! Откуда оно у тебя? Это же мое! – приглядевшись, узнал он собственный пистолет.

­­- Я все знаю… Я видела твой арсенал под кроватью… Все это время ты нагло мне врал. Никакой ты не электромеханик. Ты – преступник… бандит из какой-то шайки…

­­- Нет, Келли, ты ошибаешься…

­­- Молчи! – сжав рукоять оружия, крикнула Кавальканти. – Я достаточно наслушалась твоих баек. А теперь, если тебе жизнь дорога, ответь честно: зачем ты выслеживал меня? Какие цели ты преследовал? Ну – отвечай!

­­- Сперва опусти оружие, успокойся, потом и поговорим.

­­- Ты мне зубы не заговаривай – отвечай!

­­- Я тебе не враг. У меня и в мыслях не было причинить тебе зло…

­­- Смени репертуар! Это я уже слышала. Мне нужна правда, а не тот бред, который ты несешь.

­­- Келли, я не преступник и не принадлежу к какой-либо бандитской группировке. Я преследую такого рода людей и арестовываю их за преступные деяния. Я специ-альный агент ФБР, работаю в отделе по борьбе с организованной преступностью. Если хочешь, я покажу тебе свое удостоверение, – он поднял с кресла свой пиджак и просунул руку во внутренний карман. Хотел достать удостоверение, но девушка, оценив его действие как опасность, нажала на курок.

Джеймсу крупно повезло. Дрожащие от волнения руки Орнеллы изменили направление выстрела. Пуля пролетела мимо и угодила в находившийся поблизости торшер. Непродолжительного замешательства девушки хватило Джефферсону, чтобы обезоружить ее. Он привык иметь дело с преступниками, и его методы оказались несколько грубоватыми для хрупкой и ранимой гостьи. Она сильно испугалась, глаза ее наполнились слезами.

­­- Прости… прости милая… я не хотел… не хотел причинить тебе боль… – целуя руки Орнеллы, повторял мужчина. Его внезапный порыв нежности еще больше вспугнул ее.

­­- Да кто ты такой и что ты хочешь от меня? – отпрянула она от него.

­­- Я – Джеймс Джефферсон, человек, который безумно полюбил тебя с первого взгляда.

­­- Не верю ни одному твоему слову, не верю…

­­- Если хочешь, я могу это доказать…

Джеймс направился к креслу, чтобы достать из пиджака удостоверение, а когда обернулся, то Кейтсон не оказалось в комнате. Бросился в холл и увидел открытую входную дверь.

­­- Убежала… – огорченно вздохнул он.

Из-за утреннего происшествия Джефферсон весь день был не в настроении, что сказалось на его отношениях с коллегами.

­­- Ты сегодня явно встал не с той ноги, – недовольно проворчал Энтони.

­­- Вероятно, твой звонок так "благоприятно" воздействовал на меня.

­­- Простите, мистер Джефферсон, в следующий раз запишусь к вам на прием, – с издевкой бросил товарищ. – Что-то мне подсказывает, что тут замешана некая особа.

­­- Твоя интуиция тебя явно подводит. Я просто не привык просыпаться на телефонный звонок, да и уснул я только под утро.

­­- Я же говорил! Тут замешана женщина.

­­- Тони, перестань исковеркивать каждое мое слово.

­­- Ну, хорошо-хорошо, ты сегодня не в духе, это я усек. Теребить тебя вопросами не стану. Скажи только – вечерняя облава не отменяется?

­­- Все готово – отступать уже нельзя.

­­- А ты уверен? Это ведь еще больше рассердит Тоскарини.

­­- Пусть свирепеет сколько угодно. Я не боюсь его.

­­- То, что ты тронутый фанатик своего дела, я знаю лучше других. Но как же твои родные?

­­- Мой брат стал жертвой случайности, – уловив скрытый намек, заявил Джефферсон. – Они намеревались покончить со мной, но произошла путаница. Вряд ли они осмелятся покушаться на моих родных.

­­- Я бы не стал утверждать это с полной уверенностью. Ты наступил собаке на хвост, она только зарычала, но способна и искусать до смерти.

­- ­Способна, но я тоже не беззащитен. Пускай только попробует эта псина оскалиться, и я посажу ее за решетку.

­­- Ну, смотри, друг, держи ухо востро. Ждать тебе беды…

Было около десяти часов вечера, когда к складу на набережной подъехала грузовая машина. Ворота медленно поползли в сторону, проход открылся полностью и фура заехала внутрь. Не успели ворота закрыться, как две дюжины человек в темно-синих одеждах, в бронежилетах и с оружием вторглись на территорию склада. Внезапность и стремительность действий агентов ФБР позволили завершить операцию без жертв. Группа торговцев оружием, состоящая из тридцати двух человек, была арестована, а товар, доставленный тем вечером, – конфискован. Среди арестованных не было Ориосто, владельца склада и предводителя той бандитской группировки. Он задержался в дороге, и это помогло ему избежать ареста. Когда он подъехал к набережной и заметил у склада фургон ФБР, тотчас свернул и без промедлений помчался к своему покровителю Пиони Тоскарини. Несмотря на поздний час, мафиози принял Ориосто и выслушал его жалобу.

­­- Если вы что-нибудь не предпримите, сеньор Тоскарини, то скоро нигер-федерал доберется и до вас.

Слова Ориосто ввергли мафиози в глубокое раздумье. Он с минуту сидел неподвижно, не сводил взгляда с одной точки.

­­- Свяжитесь с Фрэнки, – велел он своему помощнику Джералдино.

­­- Сеньор, не лучше ли будет поручить это дело кому-нибудь из наших? В прошлый раз люди Фрэнки не справились с этим самым федералом. Вторая такая ошибка дорого нам будет стоить.

­­- В таком случае поручи это дело кому-нибудь из наших. Да, смотри, никакой осечки – он нужен мне мертвым, а не искалеченным.

­­- Будет сделано!

Джералдино покинул своего босса и, позвонив нескольким предприимчивым смышленым парням, велел им немедленно приехать. Как только все прибыли на место, он собрал их в одной из комнат трехэтажного особняка Тоскарини и передал им приказ мафиози.

­­- Ну, наконец, мы сможем заняться этой черномазой выскочкой, – довольно улыбнулся Леонардо, самый предприимчивый и молодой среди собравшихся.

­­- Осечки быть не должно.

­­- Мы же не пронырливые подручные Фрэнки, – отозвался Филиппо.

­­- Постарайтесь только сделать это бесшумно, – предупредил Джералдино.

­­- Да уж поверь, мы не станем устраивать взрыв посреди улицы, как люди Фрэнки, – заверил Джузеппе.

­­- Ну, тогда сегодня же кончайте с ним. Вот здесь его фото, домашний адрес, марка и номер машины, – передал он конверт крутым парням.

­­- Можете спать спокойно. Завтрашнее утро будет без черных туч на небосводе, – уверенно проговорил Леонардо.

Они тотчас направились по выданному адресу и, воспользовавшись фальшивой электронной картой-ключом, заехали в подземный гараж. Джефферсон вернулся домой поздней ночью. Припарковал машину и только вышел из нее, как попал под шквал огня. Бросился обратно в салон, выбрался с другой стороны и из-под прикрытия открыл по неприятелю ответный огонь. Один из троих гангстеров был за рулем, он направил машину на федерала, чтобы товарищи смогли поскорее прикончить того. Поняв его маневр, Джефферсон устремился к другому автомобилю. Однако он не долго находился там в безопасности. Умелый водитель "Ягуара" упрощал работу своих дружков. Он, подъезжая к агенту с нужной позиции, не позволял тому оставаться под прикрытием. Джеймс, поняв, что, убегая и скрываясь от преступников, не сможет спастись, решил хитростью одолеть врага. Фэбээровец спрятался за каменным столбом и, сменив обойму пистолета, стал терпеливо ждать, пока "Ягуар", не поедет по нужной дорожке. Выждал удобный момент и выскочил на дорожку, когда до автомобиля оставалось несколько десятков шагов. Открыл огонь по водителю, и на ветровом стекле появились следы от пуль в виде паутин. Джефферсон бросился в сторону, едва не попав под колеса "Ягуара". Машина на большой скорости проехала до ближайшего опорного столба и врезалась в него. От сильного удара человека, сидящего на переднем сиденье машины, выбросило наружу. Он пробил головой ветровое стекло и, ударившись о каменный столб, рухнул замертво на капот. Водитель погиб от пули федерала, выжил только тот, кто сидел на заднем сиденье.

Джефферсон позвонил в бюро и сообщил о случившемся. Направился к машине, извлек выжившего бандита и, обнаружив, что тот получил легкое ранение, стал расспрашивать о заказчике.

­­- Чтоб ты сдох, вонючая горилла, – вызывающе прошипел Леонардо. – Убей лучше меня. Все равно я ничего не скажу!

­­- Ну, хорошо, как знаешь. – Джефферсон приставил дуло к межбровью итальянца. – Даю последний шанс – или скажешь, кто стоит за вами, или отправишься к праотцам, прежде чем успеешь помолиться за свою грешную душу.

­­- Пошел ты… – он не договорил. Вздрогнул от неожиданности, когда раздался выстрел, и пуля просвистела у самого уха.

­­- Следующая продырявит твои мозги, – пригрозил Джеймс.

­­- Я ничего не знаю… не могу сказать… – зажмурился он от боли, когда дуло пистолета еще сильнее сдавило ему межбровье. – Меня убьют…

­­- Ты все равно умрешь. Считаю до трех…

­­- Ты изверг!

­­- ...два…

­­- Будь ты проклят…

­­- …один…

­­- Стой! Не стреляй! Я скажу… убери только свой шпалер… Это тот, кому ты перешел дорогу…

­­- Имя…

­­- Тоскарини… – со вздохом произнес Леонардо.

­­- Я так и знал, – сердито поджал губы Джеймс.

Он дождался приезда своих коллег и решил-таки послушаться их совета и съехать с квартиры. Поднялся, чтобы прихватить с собой несколько вещей и опешил, не найдя своей записной книжки. Еще вчера вечером она находилась там, а сейчас ящик был пуст. Джеймс не мог понять, куда эта книжка запропастилась. Обыскал все другие полки – и не нашел. В этой книжке он записывал всю необходимую информацию, которую должен был использовать в деле против Пиони Тоскарини. Калейдоскоп событий – от вчерашнего вечера до настоящего момента – промелькнул перед глазами Джефферсона.

­­- Келли! Только она могла взять записную книжку! – вспомнив, что оружие, из которого девушка нынче утром стреляла в него, тоже было из этой ящика. – Но зачем ей моя записная книжка? Неужели она каким-то образом связана с мафией? Нет-нет, о чем это я?.. Ну, конечно! Как же я раньше не догадался! Она полагает, что я преступник и книжку, очевидно, взяла в качестве улики против меня. Что если она отдала ее кому-нибудь из дознавателей? Эта информация не должна стать достоянием полиции. Надо непременно найти Келли и вернуть мою записную книжку. Но как? Я не знаю ни ее телефона, ни места жительства. Следователь полиции! Он должен знать об этом!

Джефферсон набрал номер полицейского участка и попросил к телефону следователя Чарльза Роуза. Представился и попросил дать ему телефон особы, арестованной вчера ночью по обвинению в угоне машины.

­­- Вы же вроде говорили, что она ваша знакомая? – с подозрением спросил тот.

­­- Не надо вести расследование. Просто дайте мне ее домашний номер телефона.

­­- Хорошо, записывайте…

Джефферсон позвонил к Кейтсон, и трубку взяла некая молодая особа. Чтобы удостовериться, она ли у телефона, Джеймс попросил позвать Келли. Раффаэлла тотчас узнала, кому принадлежал этот голос, и догадалась, кого звали к телефону. Орнелла была в своей комнате, и сестра воспользовалась этим, чтобы узнать побольше о ее тайне.

­­- Я слушаю.

­­- Келли, это я, Джеймс Джефферсон. В первую очередь, я бы хотел извиниться за утреннее… Я действовал как настоящий кретин и причинил тебе боль… Но, клянусь, я никогда не сделал бы этого, если бы ты не грозила пристрелить меня. Я в ту минуту думал больше о тебе, чем о себе. Ты же могла пораниться… Господи, как подумаю об этом, меня бросает в дрожь… Ты простишь меня, не так ли? Ну почему ты молчишь?

­­- Может быть…

Раффаэлла услышала облегченный вздох мужчины.

­­- Я не осмелился бы позвонить тебе, если бы не одно чрезвычайное обстоятельство. Сегодня утром из ящичка в моей спальне пропала записная книжка. Я знаю, ты взяла ее, намереваясь разоблачить меня, но эта информация секретная, принадлежит Федеральному бюро и не должна попасть в руки полицейских. Ты понимаешь, о чем я говорю?

­­- Да.

­­- Замечательно! Тогда будь хорошей девочкой и верни то, что принадлежит мне. Если хочешь, я заеду сегодня вечером в театр. Ты выступаешь в сегодняшнем спектакле, не так ли?

­­- Да.

­­- Отлично! Встретимся тогда вечером, в театре.

­­- Хорошо.

­­- Я еще раз хочу попросить прощения за сегодняшнее… – он умолк, услышав гудки. – Бросила трубку, – огорченно проронил Джеймс. – Значит, все еще сердится на меня. Ну ничего, сегодня вечером у меня будет шанс примириться.

 

* * *

­­- Сеньор Тоскарини, у меня недобрые вести.

­­- Что еще стряслось, Джералдино?

­­- Наши ребята…

­­- Они уже вернулись?

­­- Боюсь, что мы их больше не увидим.

Тоскарини поднял на помощника изумленный взгляд.

­­- Этот африканец оказался живучим гадом. Двое умерли, один арестован.

Пиони побагровел от злости. Сжал пальцы в кулаки, и от напряжения глаза его налились кровью. В мыслях у мафиози рождались коварные мысли о мести.

­­- Он объявил мне войну, – вполголоса произнес Тоскарини. – Что ж, посмотрим, кто выйдет из нее победителем.

 

* * *

­­- Марчелло, почему этот нигер стал такой важной мишенью?

­­- Он перешел дорогу Тоскарини.

­­- У него, наверное, крыша поехала, раз он осмелился вступить на эту опасную стезю.

­­- Он преданный пес своего бюро, вот и решил, что они там всесильны.

­­- Ах, значит он федерал, – протянул Арсенио. – Неужто его не научили там уважать сильных мира?

­­- Видимо, его святой обязанностью стало низвергнуть одного из таких "сильных", – с ухмылкой отозвался собеседник.

­­- А почему это дело поручили нашему боссу?

­­- Его уже пытались пришить люди "жестокого Фрэнки" и Тоскарини, но каждый раз этому червю удавалось выползти живым из засады.

­­- Везучий, значит, – заключил Арсенио, – с таким сложнее всего справиться. Фортуна имеет невероятное множество способов уберечь своих любимцев. Выходит, мы должны обхитрить богиню удачи.

­­- Надо дать ей хороший подкуп, и она тотчас продаст своего любимчика.

­­- Ошибаешься, Марчелло. Она своевольная баба, обхитрить ее будет очень сложно, я бы даже сказал, что это невозможно.

­­- Всякое невозможное может в один миг стать возможным, стоит только сильно захотеть.

­­- Полагаешь, у тебя получится обхитрить крестную мать везунчиков? – с сомнением посмотрел Арсенио на товарища.

­­- Я никогда ничего не полагаю. Воля босса для меня закон. Понадобиться – отыщу и покараю даже саму…

­­- Тише-тише, дружище. Не богохульствуй!

­­- Твоя набожность мне осточертела, Арсенио. Покумекаем лучше, каким образом убрать этого навозного червя.

­­- У нас есть сведения о нем?

­­- Вот все, что о нем известно.

Арсенио, просмотрев всю информацию, поднял на товарища задумчивые глаза.

­­- Он кажется таким уязвимым простофилей, что просто удивляюсь, как это он смог спастись от ребят Фрэнки и Тоскарини.

­­- Не суди о человеке по его внешности. Порой в самом непримечательном обывателе сокрыт талант.

­­- У этого самого Джефферсона наверняка есть талант доставлять неприятности другим. Здесь ничего не сказано о его семейном положении. Он что же, отшельник?

­- ­Одиночества ищут лишь ангелы или чудовища. Наш фигляр, похоже, не относится ни к тем, ни к другим. Прочти-ка вот это, – передав ему небольшую записочку, сказал Марчелло. – У него есть цыпочка, белая женщина, какая-та рядовая актриска из небольшого театра.

­­- А он часто бывает там?

­­- В последнее время не пропускает ни одного спектакля с ее участием.

­­- Червяк, птичка и золотая клетка! – воскликнул Арсенио, щелкнув пальцами. – Устроим засаду этому червяку в клетке его райской птички.

­­- Хорошая идея. Надо проверить, будет ли сегодня представление с ее участием. А там уж дело практики.

 

* * *

­­- Ты же говорил, что он не пропускает ни один спектакль, – с упреком обратился Арсенио к приятелю.

­­- Так оно и есть.

­­- Где же он тогда?

­­- Может, запаздывает?

­­- Что-то мне подсказывает, Марчелло, что мы избрали неверный способ.

­­- Идея была твоя – тебе и отвечать.

­­- Но ты же одобрил! – возмущенно вскрикнул Арсенио. – Зря что ли старались.

­­- Кажется, нет. Взгляни-ка, это же тот самый червяк! – показал он на чернокожего мужчину, выходившего из такси.

­­- Собственной персоной! – обрадовался Арсенио. – Долго же он доползал до клетки свой птички.

­­- Хорошо, что вообще явился, – отозвался Марчелло с улыбкой. – Включай часовой механизм бомбы, да поскорее.

­­- Еще рано, – возразил умелый пиротехник. – Пускай он пройдет в зал, потом и включу. Что если этого чернозадого не пропустят? Столько сил и времени потратили на него.

­­- Лови момент, не то потеряем элемент, – спустя две минуты, снова призвал Марчелло. – Если этого пса не вытурили, значит, он уже в зале.

­­- Еще две минуты, и я начну отсчет.

Джеймс только прошел в театр, как вдруг ему позвонил Энтони.

­­- Поговорим о делах позже, Тони. Я сейчас занят.

­­- Чем бы ты ни был занят, бросай все и приезжай в бюро. Да, и не забудь принести свою записную книжку.

­­- Что за спешка? Не пойму.

­­- Друг, ты хочешь схватить за жабры этого скользкого сома? Ну, тогда лети в бюро, – получив утвердительный ответ, призвал Энтони.

­- Хорошо, скоро буду, – огорченно ответил Джеймс.

"Умеет же Тони испортить человеку настроение", – сердито подумал он. Прошел к администратору и попросил проводить за кулисы.

­­- Сейчас нельзя. Приходите во время антракта.

­­- Дело не терпит отлагательств, – показав удостоверение, заявил он.

Администратор взглянул на цветы, потом на документ в руке фэбээровца и удивленно приподнял бровь. Однако ж он не стал противиться и прошел вместе с Джефферсоном в закулисные помещения.

­­- Проведи меня в гримерную мисс Кейтсон.

­­- Она сейчас играет, – указал он на дверь, ведущую на сцену.

­­- Спасибо, дальше я сам справлюсь.

Джеймс подошел к двери и зачарованным взглядом стал наблюдать за предметом своего обожания. В тот вечер Орнелла играла Оливию из пьесы Шекспира "Двенадцатая ночь". Джеймс опоздал на спектакль и пришел только к концу пятой сцены первого акта. Виола и Мальволио покинули подмостки, где осталась одна Оливия.

 

Что делаю – сама не понимаю:

Я не уму, а лишь глазам внимаю…

Нет, человек не властен над собой!

Пусть будет так, как решено судьбой.

 

Оливия произнесла последние слова этой сцены и направилась к той самой двери, у которой ее дожидался Джефферсон. Зал овациями проводил актрису и на время свет на сцене померк. Орнелла должна была вернуться на подмостки только в третьем акте, поэтому намеревалась отправиться в гримерную, чтобы немного передохнуть, но кто-то позвал ее и задержал. Она не поверила своим глазам, узнав в мужчине с цветами того самого человека, по вине которого столько пережила за минувший день.

­­- Ты? – изумленно проронила девушка. – Что ты тут делаешь?

­­- Я же говорил, что твой фанат.

­­- Фанатам тут не место. Возвращайся в зал.

­­- Поверь, ты прекрасна, даже когда сердишься. Это я принес тебе, – протянул Джеймс ей цветы.

­­- Отдашь их после.

­­- ­Я не смогу остаться до окончания спектакля. Долг зовет. Надеюсь, ты принесла мою записную книжку?

­­- Какая еще книжка? – не поняла его Орнелла.

­­- Но как же, мы ведь договорились с тобой о встрече вчера вечером.

­­- Что ты все время лжешь? Как я могла договориться с тобой о встрече, когда со вчерашнего утра не видела тебя.

­­- Я же звонил тебе, и ты сказала…

­­- Ты звонил мне? Домой? О Боже! От тебя одни только неприятности! – воскликнула Орнелла.

­­- Не понимаю, что я еще натворил? – удивленно развел руками мужчина.

­­- Ты погубил мою карьеру, а может, и меня тоже.

­­- Да что ты такое говоришь, Келли? Объясни толком.

­­- Я верну тебе твою записную книжку. Она должна быть в моей сумке, а потом я хочу, чтобы ты ушел из моей жизни и желательно навсегда! – в глазах девушки блеснули слезы.

Она отвернулась и торопливо направилась в гримерку.

"И почему она так рассердилась на меня? – размышлял Джеймс. – По телефону говорила совершенно иначе. Постой-ка, что если это была вовсе не Келли?"

Крохотный огонек, замигавший над дверью, ведущей на сцену, привлек внимание Джефферсона. Какое­-то непреодолимое чувство тревоги заставило его позвать администратора и поинтересоваться о предназначении этого небольшого черного устройства, на котором мигал огонек.

­­- ­Его установили нынче днем, – сообщил администратор. – В системе освещения сцены возникли сбои, и мы сообщили об этом компании, снабжающей нас передовой техникой освещения.

­­- Подай-ка мне стул. Я, кажется, раньше видел такое устройство.

Администратор принес стул, и агент, взобравшись на него, осмотрел подозрительный аппарат.

­­- Я так и знал, – взволнованно прошептал Джеймс. – А установили его случайно не итальянцы?

­­- Да. А что?

­­- Сколько таких приборов они вмонтировали?

­­- Три или четыре, точно не знаю.

­­- Слушай меня внимательно. Сейчас же выйдешь на сцену и громко во всеуслышание скажешь, что здание театра заминировано. Попроси всех соблюдать спокойствие и спешно покинуть здание. До взрыва осталось не более трех минут, – сообщил Джеймс, подсчитав время взрыва после включения красного огонька.

Он знал о механизме работы таких устройств. Схема их была устроена таким образом, что обезвреживание не представлялось возможным.

Сообщение о диверсии настолько ошеломило администратора, что он бросился на сцену и, задыхаясь, стал что-то невнятно кричать. Актеры застыли в изумлении, поведение администратора было похоже на внезапный приступ безумия.

"Вот дурак!" – выругался про себя Джеймс и взялся сам исполнить задачу администратора.

Он вышел на сцену и, представившись, заявил, что здание заминировано и взрыв произойдет через две минуты. О том, что необходимо соблюдать спокойствие, он не успел предупредить. В зале поднялся дикий вопль, люди как один вскочили на ноги и устремились к выходу. Паника охватила и актеров.

­­- Все работники театра и актеры к черному ходу! – крикнул Джефферсон, понимая, что у главного входа может образоваться давка и жертв невозможно будет избежать.

Предприимчивость спецагента позволила уменьшить поток людей у основных дверей. Но, несмотря на это, из-за сутолоки под ногами выбегающих осталось несколько человек. Джефферсон постарался помочь им, когда внезапно вспомнил о Келли. Он не заметил ее выходившей из здания.

"Что если она все еще в гримерной и не знает о бомбе?" – эта страшная мысль заставила его вернуться обратно, когда до взрыва оставалось тридцать секунд.

­­- Келли! Келли! – звал он, врываясь в закулисные комнаты.

В одной из них он нашел заплаканную девушку. Она была настолько подавлена, что не слышала творящегося снаружи.

­­- Как ты смеешь врываться сюда подобным образом? – возмущенно вскрикнула она, смерив его сердитым взглядом. – Ах да, твоя записная книжка… – Орнелла подхватила сумочку и вскрикнула от неожиданности.

Джефферсон схватив ее за руку, потащил за собой к черному входу. Девушка была возмущена таким обращением, но бежали они так быстро, что у нее перехватило дух, и она не могла не только воспротивиться действиям мужчины, но даже словом выразить свое негодование. Только они переступили порог здания, и отошли от входа, как прогремел сильный взрыв. Стекла окон с треском брызнули наружу и миллионами осколков рассыпались по всей округе. Пламя быстро охватило здание, и жадно пожирая все на своем пути, огненными языками вырвалось из оконных проемов. Черный дым клубами повалил наружу, и ближайшие окрестности обволок густой, беспросветный туман.

Пожарные расчеты и кареты скорой помощи примчались минут через десять. Они подъехали к театру с центрального входа. Туда и направился Джефферсон, неся на руках бесчувственную Орнеллу. Он передал ее на попечение врачей, а сам позвонил своему коллеге Энтони, сообщил о случившемся и попросил немедленно приехать. Вспомнив о своей записной книжке, он вернулся к черному входу и среди невероятного хаоса стекла, пластиковых рам и черепичных пластин крыши, выброшенных наружу взрывом, отыскал сумочку Кейтсон. В беспросветном черном тумане он едва нашел свою записную книжку. Вложил ее в карман пиджака и вернулся обратно к карете скорой помощи, где находилась Кейтсон.

­­- Ну и кретин же ты, Арсенио, – наблюдая за происходящим из машины, побранил Марчелло своего товарища. – А говорил, что план твой идеальный. Погляди-ка на свою работу. Столько шума, пыли и огня, и ни единой жертвы, а главное – наша мишень все еще жива!

­­- Я же говорил – везучего одолеть чрезвычайно сложно. Я уверен, что это он нашел наши "чудо-коробочки". Подумать только, за пять минут эвакуировать весь театр! Я восхищаюсь этим человеком!

­­- Нам было приказано убить его, а не восхищаться им. Благодаря твоей тупости он станет сейчас национальным героем. Он наш враг, а ты сделал из него какого-то кумира.

­­- Уважать и любить можно даже собственного врага. Знаешь, Тоскарини избрал неверный способ решить свои проблемы. Ему бы следовало поладить с этим холеным любимцем Фортуны. Будь он более рассудительным, то поступил бы как китайский император Наньфу – добротой и заботой обратил бы своего врага в друга.

­­- А будь у тебя работающая голова на плечах и менее подвижный язык, излагающий ничтожные мысли, мы сегодня уехали бы отсюда не с пустыми руками, – упрекнул товарища Марчелло.

­­- На этом все не кончится! – решительно произнес Арсенио. – Один проигранный бой не означает полную капитуляцию. Я не сдамся – еще посмотрим, кто окажется удачливей! Трогай, Марчелло! Поедем ко мне – надо придумать нечто более грандиозное.

­­- Да уж пограндиознее того, что ты надумал сегодня.

Они проехали мимо карет скорой помощи, и Арсенио неожиданно вскрикнул:

­­- Я знаю ее! Я ее видел!

­­- Кого? – в недоумении огляделся Марчелло.

­­- Это она, сестра Альберто. Я видел ее на приеме Кавальканти, зятя Тоскарини.

­­- Ты обознался…

­­- Да нет же! Я прекрасно помню ее, вот только не знаю, какая это из двух сестер-двойняшек. Ты погляди как этот федерал трясется над ней… Так вот оно что! – задумчиво протянул Арсенио. – Сестра Альберто и есть девушка этого черного червя.

­­- Этого быть не может, – скептически отозвался Марчелло.

­­- Дружище, похоже, причина вендетты не бизнес, а семейная честь.

­­- Не дури, Арсенио. Ты поднимаешь бурю в стакане воды. Подумай, стал бы Кавальканти действовать через своего тестя, будь в этом замешана честь его семьи? Я знаю Альберто, он не перекинул бы на чужие плечи свою работу. Знай он, что его сестра якшается с этим федералом (если, конечно, твои глаза тебя не подвели), то убил бы обоих. Стоит ли возводить напраслину на его сестру? Что если это не она и та девушка только внешне похожа на нее? Вспомни, ведь ту актриску нигера звали Келли Кейтсон... Кейтсон, а ни Кавальканти.

­­- Ну и что? Она могла взять себе другое имя… сценическое…

­­- Даже если это правда, как мы скажем об этом Альберто? Я не хочу закончить день с дыркой в голове.

­­- Приятель, а для чего существует телефон?

­­- Если хочешь непременно испортить свою жизнь – звони Кавальканти. Я в этом не участвую.

 

­­- Заячья у тебя душа, Марчелло, а повадки петушиные. Чуть что так Арсенио пусть и выкручивается. Тебе бы еще научиться блеять, как ягненок, тогда уж точно сказали бы, что ты…

­­- Ну ладно, я поддержу тебя, только без оскорбительных слов в мой адрес.

 

* * *

Арсенио, как и планировал, позвонил Альберто Кавальканти и, прощупав сперва почву, как бы случайно проговорился о том, что видел его сестру с одним негром, неугодным его тестю. Альберто тотчас смекнул, о каком недруге шла речь, ведь он состоял с Тоскарини не только в близком родстве, но и был его партнером по бизнесу. Вмешательство Джефферсона в дела тестя мафиози сказалось и на благополучии Альберто. Он знал, что предыдущие попытки убрать федерала с пути Тоскарини окончились провалом, и отчего это дело было поручено людям Лучио Баркони. Кавальканти ничего не ответил Арсенио. Попрощался с ним и тотчас поехал к родителям.

В доме, как и следовало ожидать, Орнеллы не оказалось. Домашние полагали, что она у своей подруги Эмилии. Альберто тотчас поехал за сестрой и, узнав, что ее нет у подруги, рассвирепел еще больше. Эмилия, перепугавшись, разболтала о привязанности своей подруги к какому-то человеку. По ее заверению, тот был итальянец из хорошей семьи. Это было все, что она знала об ухажере своей подруги (за исключением нескольких интимных подробностей, какие ей навыдумала Орнелла). Альберто вернулся обратно в родительский дом и рукоприкладством выведал у Раффаэллы все, что она знала о похождениях сестры. Она рассказала о встрече с чернокожим мужчиной в городе и о звонке некоего Джеймса Джефферсона. Чтобы отвести от себя подозрения и навредить сестре, по вине которой и она попала в немилость, Раффаэлла подробно пересказала о том телефонном разговоре с Джефферсоном.

­­- Так вот где Арсенио увидел ее. Эта дрянь все время обманывала нас – она поступила-таки в театральный, несмотря на твой запрет, – обратился Альберто к отцу. – Ну ничего, я выбью ей мозги и покажу, что значит позорить фамильное имя.

Уроки Франческо о поддержании семейной чести и достоинства лучше всех усвоил сын. Честь семьи Кавальканти для него всегда была превыше всего. Пылкая любовь сына к семье вызвала чувство гордости у Франческо. Он с восхищением взирал на него и никоим образом не осуждал его намерения проучить сестру.

­­- Где бы и с кем бы она ни была, скоро вернется домой, и тогда я покажу ей, что значит быть дочерью и сестрой Кавальканти.

Орнелла предположить не могла, что ожидало ее дома. Медики, прибывшие на место происшествия, привели ее в чувство и продезинфицировали порезы, полученные ею от разбитых стекол.

Энтони, приехавший по вызову коллеги, отвез девушку по указанному ею адресу. Джефферсона, как организатора эвакуации зрителей из театра, полиция задержала. Он понимал, что все случившееся могло сказаться на душевном равновесии Келли, поэтому и попросил товарища подвезти ее домой. Орнелла отправилась к своей подруге Эмилии, чтобы взять взаймы у нее какую-нибудь одежду и снять с себя театральный костюм. Дверь ей открыл отец Эмилии. Вид у него был сердитым. Он, ничего не объясняя, послал Орнеллу куда подальше и велел больше никогда не показываться у них в доме.

Обескураженная грубым обращением Орнелла направилась к себе домой. Какое-то тревожное чувство вселилось в ее сердце. Некий инстинкт самосохранения предупреждал ее не идти домой, в то время как сознание, высмеивая слабый отголосок эмоций, призывало девушку не слушать интуицию. Не зная, что предпринять, Кавальканти вопреки своим опасениям вернулась домой. Она полагала, что в это время отец уже спит. Матери она хотела рассказать какую-нибудь невероятную историю.

Бесшумно открыв дверь, Орнелла мрачной тенью проскользнула в прихожую. Заметила неяркий свет, в гостиной и поняла, что кто-то из домашних еще не спит. Не снимая сценических туфель, она на цыпочках направилась было в свою комнату, но была разоблачена внезапно появившимся там братом.

­­- Альберто! – испуганно вскрикнула девушка, и выронила сумочку и ключи. – Какими судьбами? Что-то случилось…

­­- Замолчи, негодная тварь!

­­- За что ты меня ругаешь?

­­- Где ты была?

­­- У Эмилии…

­­- Лжешь! Я там был, Эмилия мне все рассказала.

Орнелла похолодела.

­­- Меня оклеветали…

­­- Разве? Где же ты была все это время?

­­- Я была у Эмилии, но мы, наверное, разминулись.

­­- Ах ты, потаскуха! – в ярости крикнул Альберто и, схватив сестру за волосы, приставил дуло пистолета к ее виску. – Ты была на свидании с этим нигером-федералом.

­­- Неправда, нет! Души спасением клянусь, что нет, – вылетели из уст ее вызубренные слова Дездемоны.

­­- Не лги мне! – Альберто пришел в неистовство. – Мне доложили – ты была сегодня с ним, да еще и в театре. Не смей возражать! – прикрикнул он, видя, что сестра снова намеревается оправдываться. – Ты погляди, в какое тряпье одета! Ты похожа на дешевую актриску. Нет, хуже – на проститутку с панели. И ты полагаешь, что я позволю тебе позорить семью?

­­- Сынок, одумайся! – обливаясь слезами, вскрикнула мать.

"Оправдались страхи! Я чувствовала!" – всплыли в ее памяти предсмертные слова Дездемоны.

­­- Брат, поверь, я ни в чем не виновна. Единственная моя вина – это любовь к театру.

­­- Не смей называть меня братом! Только смертью ты можешь искупить грехи.

­­- Сжалься, молю! – прослезившись от боли и страха, взмолилась Орнелла.

­­- Поздно…

­­- Выставь из дому, только не убивай…

­­- Нет, ты кровью должна смыть позор.

­­- Альберто, одумайся! – крикнула мать и повисла на руке сына, вовремя придя на выручку дочери.

Рука Кавальканти дернулась, и пуля пролетела вдоль лица сестры, не причинив ей вреда. Орнелла почувствовала прилив сил и пнула ногой брата. Когда он ослабил хватку, она вывернулась и выбежала наружу. Альберто бросился следом за сестрой, намереваясь покончить с ней. Мария Луиза хотела бежать за ним, чтобы помешать совершить убийство, но Франческо удержал ее.

Орнелла выскочила на улицу и бросилась бежать куда глаза глядели. Она понимала, что второго шанса избежать гибели не будет дано. Запутать следы было не так-то легко. Альберто, как будто предугадывал ход ее мыслей, и долгое время был у нее на хвосте. Орнелле чудом удалось оторваться от него. Она спряталась за мусорными контейнерами в одном из глухих тупиков и просидела там с несколько часов, пока не уверовала, что опасность миновала. Вышла из своего убежища и, с опаской озираясь по сторонам, побрела по опустевшим улицам. Девушка была напугана и потрясена случившимся. Казалось, весь мир был против нее, все ополчились, и не было ни единой души, которая посочувствовала бы ее положению. Горькие слезы безудержно катились по ее щекам, и небеса, видя ее печаль, прониклись к ней глубоким сочувствием, проявив свою солидарность дождливым настроением.

Орнелла долго бродила по ночному городу, не зная как ей быть. Она была без денег и документов, без крыши над головой, без друзей и близких, которые могли бы поддержать ее в эту тяжелейшую минуту жизни. Был только один человек, кто мог прийти ей на помощь, но к нему она больше всего не желала обращаться. Это был тот, по чьей вине она попала в эту сложную ситуацию, – Джеймс Джефферсон. Но пожелал бы он помочь ей, ведь звездами восхищаются, только когда они светятся на небосводе, а падающая звезда ни для кого не представляет интерес. Однако Орнелла пересилила свою гордыню и решилась-таки позвонить Джефферсону. Она помнила как он, расставаясь у театра, сообщил, что поселился в гостинице "Южная Каролина". Вот только у нее не оказалось монетки, чтобы позвонить ему и уныние опять овладело ею.

Кавальканти нашла временное пристанище на автобусной остановке. Укрывшись от дождя, она задумчиво и печально наблюдала за дрожащим отражением придорожных фонарей в небольшой лужице перед остановкой. Была настолько подавлена, что не заметила подошедшую к ней старушку с черным зонтиком и не сразу расслышала обращение незнакомки.

­­- Что вы сказали? – подняла Орнелла свои заплаканные глаза.

­­- Вы чем-то огорчены, милочка? На вас лица нет.

­­- Меня сразил жестокий рок, но я не вправе жаловаться, ибо сама виновата во всем.

­­- Так может говорить только сильный духом человек.

­­- Я была такой когда-то, но, похоже, сейчас небеса опустошили мои силы.

­­- Поверь в свою удачу, дорогая, и она непременно вернется к тебе.

­­- Я действительно поверю этому, если вы вдруг вручите мне двадцатицентовую монету, которая, быть может, спасет мне жизнь.

Пожилая дама добродушно улыбнулась.

­­- Вот держи, и никогда больше не предавай свою счастливую звезду.

­­- Мэм! – воскликнула Орнелла, держа в руке монетку.

­­- Воспользуйся ею и верни себе удачу!

Пожилая женщина исчезла так же внезапно, как и появилась. Орнелла, не теряя времени, побежала к телефонной будке. Нашла в справочнике номер отеля "Южная Каролина", где поселился Джеймс. Позвонила и попросила портье соединить ее с номером мистера Джефферсона.

­­- Мадам, он просил ни с кем не соединять…

­­- Прошу вас, это вопрос жизни и смерти.

­­- Ну, если все так серьезно… – задумчиво протянул мужчина. – И все равно, прежде чем соединить вас с постояльцем, я должен спросить его разрешения. Ваше имя, мадам.

­­- Келли Кейтсон.

­­- Ждите, я сейчас сообщу.

В трубке послышалась тихая мелодия, потом она прекратилась и Орнелла услышала знакомый мужской голос.

­­- Келли? Что стряслось?

­­- Знаешь… мне некому больше позвонить…

­­- Где ты? – спешно спросил Джефферсон, поняв, что ей нужна помощь.

­­- Я в телефонной будке на углу между Джексон-сквером и Генсворт-стрит.

­­- Я буду минут через десять.

Отель "Южная Каролина" располагался близ того места, где находилась Кавальканти, и Джеймс прибыл намного раньше. Укутав девушку в свой плащ, он подвел ее к поджидающему такси.

­­- Мы едем к тебе домой? – робко спросила Орнелла.

­­- Нет.

­­- В отель? – несколько обеспокоенно поинтересовалась она.

­­- Не волнуйся. Там, куда мы едем, тебе будет хорошо.

Такси поехало по ночному городу в направлении Центрального парка. Орнелла трепетала от волнения и холода, и спутник взял ее за руку, чтобы хоть как-то унять ее дрожь. Она посмотрела на него удивленными глазами. Во взгляде его было столько умиротворенности и спокойствия, что они невольно передались Кавальканти и девушка заметно успокоилась.

Такси остановилось у небольшого двухэтажного домика на Медисон-авеню. В окнах здания не было света, жильцы давно уже спали.

­­- Пошли.

­­- Чей это дом? – не решилась Орнелла следовать за своим спутником.

­­- Моих родителей. Там ты будешь в безопасности.

Родные Джеймса были удивлены его внезапному появлению в столь поздний час, да еще с белокожей красивой девушкой в причудливом наряде, промокшей до нитки и едва стоящей на ногах от усталости.

­­- ­Мама, это моя хорошая знакомая. Она поживет у вас с некоторое время, пока я не подыщу ей другое жилье. Посели ее, пожалуйста, в моей комнате и предоставь все необходимое, да смотри, чтобы ни в чем не нуждалась.

­­- Хорошо, сынок. Я все исполню, как велишь. Пошли, дорогая гостья. Мой дом – твой дом. Я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы скрасить твое пребывание в этом доме, – заявила Халифа, увлекая девушку за собой.

Добродушная хозяйка постелила чистое белье в комнате сына, в которой он жил до переселения на свою квартиру. Она принесла гостье полотенце и ночную рубашку.

­­- Ну что же ты стоишь. Переодевайся скорей, не то простудишься, – и, заметив вспыхнувшие румянцем щеки девушки, Халифа добродушно улыбнулась. – Неужто ты смущаешься? Не стоит, ты мне как дочь. Позволь я помогу, – она произнесла это тоном, не терпящим возражений.

Халифа помогла девушке снять театральный костюм, надела на нее ночную рубашку, высушила волосы и уложила в постель. Удалилась ненадолго и вернулась с чашкой, из которой поднимался ароматный тонкий дымок.

­­- Что это? – изумилась Орнелла, пригубив неизвестный напиток.

­­- Это снадобье готовила еще моя прабабка. Оно успокаивает нервы и приносит крепкий сон. Наутро ты будешь бодрой, как никогда.

Орнелла выпила содержимое чашки без возражений. Улеглась поудобнее и проспала до самого полудня. Кавальканти разбудили задорные лучи солнца, полностью осветившие ее красивое лицо и отогнавшие последние остатки сна. Она зевнула и потянулась в кровати. Зрение привыкло к яркому освещению и очертание предметов в комнате стали различимы. У самой дальней стены стоял бельевой шкаф, а рядом с ним стеллаж с книгами, фотографиями и наградами. У окна находился письменный стол, на поверхности которого стояли лампа, телефон и несколько фотографий в рамках.

Память постепенно вернулась к Орнелле, и она вспомнила череду событий, приведших ее в этот дом. Кавальканти чуть было вновь не впала в уныние, но чудный солнечный день разогнал тучи, сгущавшиеся в сознании молодой актрисы.

"Даже в самой худшей ситуации есть положительные стороны, – оптимистически подумала она. – Ничего, что театр сгорел, я найду работу в другом месте. Ничего, что меня выставили из дома, я пока что поживу тут, а потом сниму себе комнату (как только устроюсь на работу). Единственное, что действительно плохо, так это взбешенный до помутнения разума Альберто. Но и он не испугает меня. В многомиллионном Нью-Йорке при желании можно легко исчезнуть. Я возьму себе другое сценическое имя, окончу институт и стану знаменитой актрисой. И тогда моя семья сама будет искать примирения со мной. До выпускных экзаменов осталось две недели, они будут самыми тяжелыми в моей жизни, но я не позволю бедствиям сломить мою волю. Пусть даже сама Судьба будет препятствовать мне – я не сдамся без борьбы! – Орнелла поднялась с постели и босиком прошла к окну. – После дождливой ночи всегда наступает солнечное утро", – подумала она и улыбнулась лучезарному солнцу, а оно обласкало ее каштановые вьющиеся волосы и прекрасное лицо.

Поприветствовав таким образом светило и новый день, девушка прошла за стол и, усевшись в кресло, стала рассматривать фотографии, на которых были запечатлены счастливые минуты жизни Джеймса Джефферсона. Затем она подошла к стеллажу и просмотрела фотографии и награды, полученные Джефферсоном за различные достижения в разные годы его жизни. Приступила к осмотру наличествующей литературы и обнаружила среди пьес Шекспира и Мольера, сатир Байрона стихи арабских поэтов, труды восточных философов, а также Священную книгу мусульман – Коран. Были издания и на арабском языке с многочисленными вкладышами и примечаниями на полях страниц.

По литературе, читаемой Джефферсоном, девушка обнаружила, что он был человеком разносторонних интересов. На книжной полке Орнелла наткнулась на небольшой альбом в коричневом кожаном переплете. Подумав, что там тоже собраны фотографии, она сняла альбом с полки, но не успела просмотреть его. Неожиданно дверь тихонько отворилась и в комнату проскользнула худенькая смуглянка со жгуче-черными волосами и блестящими как агат глазами. Следом за ней в комнату прошла невысокая, пухленькая негритяночка с длинными смольными волосами, заплетенными в многочисленные тоненькие косички. Лукавая улыбка не сходила с ее коричнево-бордовых губ.

­­- Так вот она какая, девушка Джеймса, – шепнула она на арабском сестре.

­­- Тише, вдруг она понимает нас, – незаметно ущипнула ее Салима. – Рада вас видеть в добром здравии, – обратилась она к гостье. – Я принесла вам одежду, – показала она на пакет, который держала в руке. – Не знала, что вам больше придет по вкусу, но постаралась купить все американское, ну то есть то, что носят здешние девушки.

­­- Не стоило этого делать, ведь у меня совсем нет денег, чтобы расплатиться с вами, – растерянно ответила Орнелла.

­­- Никаких счетов, милочка. Это подарок нашего братика, – вставила слово Фатима

­­- Вашего брата?

­­- Правда, Асуад велел не говорить этого, – смерила Салима сестру сердитым взглядом.

­­- Простите, но я не пойму, о ком это идет речь? Кто такой этот Асуад? – подойдя к письменному столу, отложила Орнелла альбом в сторонку.

­­- Он, наверное, не говорил о своем прозвище. Мы в шутку его называем Асуадом, что значит "черный", так как он самый темнокожий среди своих братьев и сестер.

­­- Ах, значит, вы сестры Джеймса, – наконец поняла гостья. – Меня зовут… Келли, а вас?

­­- Я Салима, а это Фатима, – показав на полненькую девушку, заявила старшая сестра.

­­- Я и не знала, что у него есть сестры. Собственно говоря, до сего дня я мало что о нем знала.

­­- О да! Асуад такой малообщительный и скрытный, что мы тоже не ведали о вашем существовании, – с усмешкой проговорила Фатима.

­­- Ну, хватит болтать, ты утомляешь гостью. Мы оставим вас, чтобы вы смогли спокойно одеться.

Салима кивнула сестре, велев следовать за ней. Оставшись одна, Орнелла осмотрела содержимое пакетов и улыбнулась. Салима действительно накупила все необходимое – не только одежду и туфли, но и косметику и даже банные принадлежности.

Освежившись после душа, Орнелла оделась и, приведя в порядок волосы, спустилась вниз.

­­- А вот и наша спящая красавица! – завидев гостью, воскликнула Фатима на родном языке.

­­- Будь повежливей с ней, – одернула ее сестра.

­­- Но она же все равно не понимает.

­­- Это еще не значит, что ты имеешь право подшучивать над ней. Вот узнает брат, и поглядим, как ты запоешь.

­­- Тоже мне важная птица, – фыркнула озорница и, приняв надменный вид, отправилась на кухню помочь матери с приготовлениями к обеду.

­­- Пойдем в столовую, – подозвала к себе девушку Салима. – Обед скоро будет готов.

Орнелла впервые обедала по чужеземному обычаю, сидя на полу и вкушая еду без столовых приборов. Нельзя сказать, что она была в восторге от этого, но теплое дружеское внимание, которое проявили к ней члены семьи малознакомого человека, тронули Кавальканти и все их странности были спокойно восприняты ею.

По завершении обеда Орнелла хотела помочь прибраться, но хозяйка не позволила.

­­- Гостье не положено делать это.

­­- Может, она уже считает себя членом нашей семьи? – с намеком произнесла Фатима на арабском.

­­- Прикуси язык, дурочка, – насупилась мать. – Джемал сказал, что она – хороший друг.

­­- Он начал говорить и думать как американцы. Сперва они хорошие друзья, потом, глядишь, и дети совместные появляются, – саркастично отозвалась Фатима. – Вот увидишь, мам, не пройдет и девяти месяцев, как эта красотка осчастливит тебя внуком. Мужчины просто без ума от таких финтифлюшек, как она, и наш Асуад не исключение.

Орнелла с любопытством посмотрела на говорящую при упоминании прозвища своего поклонника.

­­- Замолчи, злоязычница! Мой сын не такой! – рассердилась Халифа и покинула столовую.

Орнелла поняв, а скорее даже почувствовав, что размолвка между матерью и дочерью возникла из-за нее, поспешила вернуться в предоставленную ей комнату. Стоило ей уединиться, как ее одиночество нарушила Салима.

­­- Ты показалась мне подавленной. Все в порядке?

­­- Да.

­­- Тогда отчего у тебя грустные глаза?

­­- Наверное, заскучала по своему дому и работе.

­­- Кем же ты работаешь?

­­- Я – актриса, работаю… работала в театре "Белое солнце" до вчерашнего дня.

­­- Тебя уволили?

­­- Нет, наш театр вчера вечером подорвали какие-то злоумышленники-террористы.

­­- Правда? – заинтересовалась Салима. – Как же все это произошло? Расскажи-ка мне все поподробнее.

­­- А тут и рассказывать нечего. Шел спектакль, я отыграла свою роль в сценке и удалилась в гримерную. Затем туда ворвался Джеймс и, ничего не объясняя, поспешно вывел меня из театра. А потом самое дорогое моему сердцу место потряс сильнейший взрыв.

­­- Какое ужасное происшествие! – проговорила впечатлительная собеседница. – А как Асуад оказался там?

­­- Он пришел на спектакль, – Орнелла не захотела говорить об истинной причине его прихода, и тем самым раскрывать череду событий, предшествующих вчерашнему дню.

­­- Стало быть, он ходит в театр. Странно, а домой к нам он наведывается крайне редко. Говорит, что работы у него невпроворот. Вероятно, в вашем театре есть нечто, что так привлекает его внимание.

­­- Пьесы Шекспира, – пропустив мимо ушей, намек заявила Орнелла. – Он, как я поняла, большой почитатель бессмертного драматурга, – показав в сторону стеллажа с книгами, ловко избежала она щекотливой темы.

Салима отчего-то рассмеялась.

­­- Мой братик всегда был со странностями. Ну, а после того, как начал читать пьески этих англичан и вовсе стал чудаковатым. Помнится, как-то в его колледже решили поставить спектакль по пьесе Шекспира. Так он днем и ночью зубрил слова, чтобы сыграть роль какого-то влюбленного итальянского юноши.

­­- Ромео?

­­- Да-да, он самый. Асуад замучил нас всех, заучивая эту свою роль. Да вот только его не взяли. Знаете, что сказали ему? "Ты слишком черный, чтобы сыграть итальянца, и в лучшем случае годишься на роль мавра. Хотя он тоже не был таким черным, как ты!".

Орнелла поняла, о каком шекспировском мавре шла речь. Джефферсон с его внешними данными мог сыграть только Отелло. Однако "Ромео и Джульетта" была единственная пьеса, которую поставили в его колледже, и он упустил единственную возможность в своей жизни выступить на подмостках в качестве актера.

­­- Какая несправедливость! – сказала Орнелла, дослушав эту историю до конца. – Жестоко было лишать его права сыграть эту роль только из-за цвета кожи.

­­- Дорогая, разве это единственный случай, когда нас дискриминируют? Есть десятки других ситуаций, когда темнокожих лишают их прав только из-за расовой принадлежности. Асуад никогда не чувствовал комплекса из-за цвета кожи, но после этого случая он очень изменился. Стал чуждаться своих друзей-афроамериканцев и заводить все новых товарищей среди белых. Думаю, уязвленное самолюбие и заставило его избрать путь, пролегающий вдалеке от семьи и родных. Отныне Асуад хотел вызывать в людях не любовь и уважение, а страх и почтение. Наверное, поэтому он подался в Федеральное бюро расследова-ний. Брат полагал, что, работая в бюро и считая себя американцем, сможет забыть о своих корнях. Но, как видишь, стоило возникнуть неприятности, как он прибежал искать поддержки семьи.

­­- Да, семья это важно, – печально отозвалась собеседница. – И до вчерашнего дня я этого не понимала, пока… пока не потеряла ее…

­- ­О святые небеса! Вчера ты потеряла свою семью?! – Подумав, что родные гостьи погибли в театре во время террористического акта, Салима прониклась глубоким состраданием к Орнелле. – О, как жестоко отнеслась к тебе судьба! Потерять семью из-за любви к искусству – какая злая участь! – сокрушалась она, покачивая головой. А собеседница, подумав, что та каким-то образом поняла причины ее ухода из дома, также впала в горестное состояние.

­- Не унывай так, Салима. Всякое в жизни случается, – вспомнив о своем прежнем решении не сдаваться и бороться до конца, сказала Орнелла.

­­- Ты поражаешь меня, Келли! Сколько в тебе мужества! Я бы так не смогла! Асуад должен гордиться, что у него такая замечательная невеста.

­­- Невеста? Кто это тебе сказал? Джеймс?

­­- Нет, он представил тебя как друга. Но разве между женщиной и мужчиной может быть дружба?

­­- Наверное, нет, – вспомнив особое отношение к ней Джеймса, проронила девушка. – Сказать по правде, я с твоим братом едва знакома. Он часто приходил на спектакли – вот и все наши знания друг о друге. А вчера он привез меня, видимо, из жалости.

­­- Так значит ты не невеста Асуада?

­­- Нет.

­­- Что-то мне подсказывает, что испытывает он к тебе нечто большее, чем жалость. Разве из простой жалости к едва знакомой женщине можно всю ночь не сомкнуть глаз и через каждые десять минут интересоваться ее самочувствием? Нет, милочка, им определенно руководят нечто более безумное и страстное, чем обычное сострадание.

Орнелла вся вспыхнула при этих словах.

­­- Ну-ну, не стоит так краснеть. Дело, как говорят, житейское. Все через это прошли или пройдут, – вспомнив свое положение, добавила Салима. – А что это там, на столе? – взгляд ее привлек тот самый альбом, который Орнелла достала со стеллажа. – Ах, это же дневник воспоминаний Асуада.

Она взяла альбом и предложила гостье вместе просмотреть его.

­­- А это не будет воспринято как дурной тон?

­­- Да что ты, – отмахнулась та. – Асуад с гордостью всем показывал этот альбом. Сядь-ка поближе, вместе просмотрим его, – указала Салима на местечко рядом с собой.

Орнелла присела на кровать и с интересом взглянула на открытую первую страницу альбома, где было написано:

 

Дневник воспоминаний

Джемала аль Мухаммеда

 

­­- Джемал? – изумилась гостья.

­­- Это настоящее имя Асуада, точнее то, которое ему дали с рождения. Только достигнув зрелого возраста, он стал Джеймсом Джефферсоном. Как видно, он и этого тебе не сказал.

­­- Господи, сколько же у него имен? Я впервые встречаю такого человека.

Орнелла переключила свое внимание на страницы альбома, и Салима, по мере просмотра, дополняла имеющиеся заметки своими воспоминаниями. Девушки не раз дружно хохотали над той или иной записью и событием, которое Джеймс считал значительным в своей жизни.

Они еще долго сидели вместе и говорили обо всем на свете. Главным предметом обсуждений был, конечно же, Джеймс. Салима много рассказывала о детских шалостях младшего брата, и эти истории забавляли гостью.

А тем временем в нью-йоркском отделении ФБР Джеймс Джефферсон собирал данные, которые могли быть использованы в суде против мафиози Пиони Тоскарини. Признание заключенного в тюрьму человека мафиози, участвовавшего в нападении на спецагента Джефферсона, было не главным козырем в руке опытного работника ФБР. Он имел множество других доказательств, подтверждающих незаконные действия этого преступного клана, главой которого был Пиони Тоскарини. Этот сицилиец вот уже несколько лет был под наблюдением федералов. Ему уже было выдвинуто в прошлом несколько обвинений, но умелым адвокатам все время удавалось вызволить своего клиента из сетей правосудия. Джефферсон пытался собрать настолько неопровержимые доказательства, чтобы мафиози в этот раз не смог избежать заслуженного наказания.

Когда глава клана подпадал под подозрение, то автоматически на скамью подсудимых попадали и его подручные, помощники, компаньоны, родные, близкие – одним словом, все, кто был каким-нибудь образом причастен к деяниям мафиози.

Просматривая свою записную книжку, Джефферсон наткнулся на заметки об Альберто Кавальканти. За минувший год тот проявил себя самым активным помощником и компаньоном Тоскарини и только после просмотра его личных данных Джеймс обнаружил родство между ним и главой клана.

­­- Выходит, он зять Тоскарини, – задумчиво произнес Джефферсон. – Значит, он важный узелок в этой паутине, – это открытие подтолкнуло Джеймса узнать о родителе подозреваемого. – Франческо Джульетто Кавальканти, профессор химии, преподает в Нью-йоркском университете. Женат на Марии Луизе Розини, имеет троих детей. Никогда не был судим и даже ни разу не оштрафован дорожной инспекцией, – прочел Джефферсон на мониторе информацию, поступившую из банка данных ФБР. – Что-то не верится, что у такого безупречного папаши может быть такой сын-сорвиголова. Может, тут какая-то ошибка? Что если это совпадение и они просто однофамильцы? – он приступил к расширенному поиску и обнаружил полные сведения о профессоре химии, о его супруге и детях. – Да-а, Альберто действительно его сын. Интересно, этот профессор знает, чем занимается его отрок… – Джеймс подскочил в кресле, когда на мониторе рядом с информацией о детях появилась фотография девушки – это была Келли Кейтсон. – Не может быть! – ошеломленно воскликнул он. – Раффаэлла Кавальканти. Так вот, значит, как ее зовут! Она дочь Франческо и сестра Альберто Кавальканти, – федерал пробежался глазами по имеющейся информации и узнал, что ей было двадцать пять и училась она на последнем курсе юридического факультета. – Но здесь какая-то ошибка! – Джеймс прекрасно помнил, как Келли говорила ему об учебе в театральном. – Может, она просто похожа на Келли, – предположил он. Открыл следующую информацию о детях профессора Кавальканти и опять встрепенулся от изумления. На фото снова была Келли Кейтсон, но на сей раз имя ее было Орнелла Кавальканти. – Так вот оно что, – прошептал Джефферсон, поняв некоторые происшествия, которым он прежде не мог дать объяснение. Ему припомнился разговор, состоявшийся между ним и Келли, в тот самый вечер, когда она после удара электрошоком отвозила его домой. "Если когда-нибудь повстречаешь меня, и я первой не заговорю с тобой, будь добр, не подходи ко мне".

"Тогда в такси я повстречал ее сестру-двойню, и поэтому она не узнала меня. А я-то подумал, что она заведомо игнорировала меня. Но та девушка в такси не знала имени Келли Кейтсон. Следовательно, о сценическом пристрастии Келли ее домочадцы ничего не знают. – И тут он припомнил о своем звонке домой к Кейтсон и о разговоре с ней. – Да это же была не Келли! – понял он реакцию девушки во время встречи в театре, куда пришел за своей записной книжкой. О назначенной встрече она ничего не знала. А он тогда еще не понял ее слов о погубленной карьере. – Выходит, я говорил с ее сестрой и случайно выдал тайну. Похоже, сестра рассказала все родителям… Теперь понятно, почему она вчера убежала из дома. И во всем этом виноват я! Откуда же я мог знать, что родные не сведущи о ее работе? Если бы она раньше сказала об этом, недоразумения можно было бы избежать… А что если все это ложь? Все, что она наплела мне… Неужели родители не знали, куда она поступила и где все это время учится? Что-то не верится в это. Келли отличная актриса и могла без тени смущения сыграть роль послушной дочери. Постой-ка, а если она играет недотрогу передо мной? О Боже! А может она, таким образом, хотела проникнуть в мое доверие и уговорить не действовать против ее семьи? Она, наверное, в курсе того, какими грязными делами занимается ее брат, вот и пытается выручить его. Ведь у итальянцев семейные узы имеют огромное значение. Да-да, она, очевидно, связана сестринской любовью к брату, а он действует в интересах Тоскарини через нее… Семья! – воскликнул он мысленно и вскочил с кресла. – Моя семья в опасности. Эта лицемерка вознамерилась погубить их!"

Джеймс прихватил свой пиджак и торопливо направился к двери. У входа он чуть было не столкнулся с Энтони.

­­- Куда это ты?

­­- Мне нужно поехать кое-куда.

­­- А я принес санкцию на арест Пиони Тоскарини, думал, что ты обрадуешься.

­­- Я рад…

­­- Тогда куда же ты? – спросил Энтони отдаляющегося товарища. – Мы собирались через час заявиться к нему.

­­- Задержи облаву до пяти. У меня неотложное дело…

Джефферсону только этим утром выдали машину взамен той, что стала непригодной после нападения на него людей мафии. Однако он не поехал к своим родным на служебном авто, опасаясь, как бы кто-то не выследил его. Поймал такси и, посулив ему двойную плату за проезд, принялся звонить домой. Телефон отчего-то долго не брали, и Джефферсон заволновался еще больше.

­­- Мама! – обрадовался он, услышав ее голос. – Что-то случилось? Почему вы так долго не брали трубку?

­­- Все хорошо, – необычным голосом ответила она.

"Они нашли их… – сердце Джеймса сжалось при этой мысли. – Нашли и взяли в заложники…"

­­- Ничего не предпринимайте до моего приезда… Я скоро буду…

Джеймс хотел позвонить в полицию, но передумал.

"Они будут только мешать, – подумал он. – Что если оповестить о происходящем Энтони… или кого-нибудь из наших? Нет, им ведь нужен только я. Не стоит в это дело вмешивать сотрудников ФБР. Придется обойтись своими силами. Интересно, сколько их?"

Джефферсон стал обдумывать свои действия и к моменту прибытия на место у него был готов отличный план. Расплатившись с таксистом, он осмотрелся, чтобы выявить, наблюдает ли кто-нибудь за ним. Однако ничего подозрительного не обнаружил. Прежде чем позвонить, он приложил ухо к двери и прислушался – внутри царила необычайная, противоестественная тишина.

"Они ждут меня. Знают, что я здесь", – решил он.

Тихонько постучал, но ему никто не открыл и чувство тревоги за родных окончательно овладело им. Он нажал на звонок, и вскоре дверь отворила Фатима. Она выглядела чем-то расстроенной, что было не присуще ее веселой натуре.

Джеймс оценивающим взглядом окинул комнату и, никого не приметив, тихо обратился к сестре.

­­- Где они?

­­- В твоей комнате, – заговорщически шепотом ответила она. – Вот уже час сидят там.

Джефферсон понятливо кивнул и торопливо направился к лестнице, стремительно поднялся по ступенькам и прошел к своей комнате. Хотел прислушаться к происходящему внутри, как вдруг из комнаты донесся женский визг. Он тотчас пнул ногой дверь и ворвался с оружием в комнату. Девушки оторопели от внезапного вторжения Джеймса. Замерли на мгновенье, потом переглянулись и дружно засмеялись. Джефферсон приписал их реакцию нервному срыву и даже отвлекающему маневру. Он отчего-то решил, что злоумышленники находятся в ванной, и, осторожно приблизившись к двери, резко прошел в помещение. Однако их и там не оказалось. Вернулся в комнату и тихо спросил:

­­- Где же они?

­­- Кто? – разом спросили девушки.

­­- Итальянцы! Кто же еще?

­­- Здесь нет никаких итальянцев, – улыбаясь, заявила Салима. – Только я и Келли. А ты что тут делаешь? Разве ты не должен быть сейчас на работе?

­­- Сестра, выйди, пожалуйста, мне нужно поговорить с Келли.

Недовольство отразилось на лице девушки, однако она не стала возражать.

­­- Ты мне так и не расскажешь, почему ушла из дома?

­­- На то были веские причины, но мне не хочется об этом говорить.

­­- Не потому ли, что никаких причин для этого не было? Может, все это было спланировано твоим братом, чтобы завлечь меня в ловушку?

­­- Не понимаю, о чем это ты? – Орнелла изумленно взглянула на говорящего.

­­- Не понимаешь?! – возмущенно повысил голос Джеймс. – Не нужно смотреть на меня такими невинными глазами. Ты с самого начала обманывала меня. А сама играла роль эдакой недотроги.

­­- Ты не справедлив ко мне…

­­- Разве? Я был искренен с тобой…

­­- О да, когда выдавал себя за журналиста и электромеханика.

­­- По крайней мере, я относился к тебе как… как к другу.

­­- Ты пытался навязать мне свою дружбу. Или забыл, как преследовал меня в ту злополучную ночь?

­­- Откуда я мог знать, что ты сестра Альберто Кавальканти?!

­­- А разве это что-то меняет?

­­- Ну, конечно! Ты связана узами родства с мафиозным кланом, против которого я готовлю обвинение.

­­- После вчерашней ночи эти узы разорваны… и, по-видимому, навсегда… – печально вздохнула Орнелла и, помолчав немного, добавила: – Если тебе неприятно мое пребывание тут, я сейчас же покину этот дом, – она шагнула в сторону двери, но мужчина преградил ей путь.

­­- Куда это ты?

­­- Пропусти…

­­- Но куда ты пойдешь? Домой? К своим?

­­- Я же сказала – туда мне путь заказан.

­­- Тогда куда же?

­­- А тебе не все ли равно?

­­- Я не хочу, чтобы тебе было… плохо…

Орнелла подняла на него удивленный взгляд. Долго не сводила глаз, потом отвернулась, чтобы скрыть слезы, затуманившие ей взор.

­­- Где бы я ни была, что бы со мной ни случилось, тебя это не касается. Посторонись, – произнесла она дрогнувшим голосом. – Пожалуйста…

­­- Ты плачешь? Но почему, милая? Я не хотел тебя обидеть… Вот дурак! Опять все испортил, – рассердился Джеймс на себя. – Не плачь, Орнелла. Твои слезы терзают мне сердце. Ну что мне сделать, чтобы загладить свою вину?

­­- Оставь меня…

­­- Не могу. Что если ты уйдешь? Этого я не смогу себе простить.

­­- Уйди…

­­- Если я уйду, ты пообещаешь, что не покинешь этот дом?

Орнелла неуверенно кивнула, и собеседник понял, что у нее на уме.

­­- Нет. Я не уйду, пока не буду уверен, что ты сдержишь свое обещание. Ты даешь слово?

­­- Да… – едва слышно произнесла девушка.

Джеймс повременил с минуту, полагая, что она заговорит с ним¸ но, поняв, что она решительно настроена молчать, вышел из комнаты и покинул дом. Домочадцы хотели порасспросить его о причине неожиданного прихода, но он не стал ничего объяснять. Выяснить что-либо у гостьи им тоже не удалось. Она выглядела чрезвычайно подавленной и предпочла молчать.

Джефферсон после этой встречи стал угрюмым. Вернулся на работу и встретился с Энтони. Он только и говорил о санкции на арест Пиони Тоскарини и всех людей, причастных к его преступным деяниям.

­­- Полагаю, в пять рановато. Давай-ка лучше наведаемся к нашему мафиози к семи вечера. Обычно в это время он бывает дома, да еще и в окружении своих родственничков и компаньонов.

­­- Может, повременить с арестом?

­­- Ты ли это говоришь? – изумился коллега. – Что с тобой, Джеймс? На тебе лица нет! Что-то стряслось?

­­- Да, – подавленно произнес тот.

­­- Скажешь сам или мне нужно клещами выдергивать у тебя слова?

Джефферсон тяжело вздохнул и решил не скрывать от товарища причины своего сомнения.

­­- Помнишь, ты вчера подвозил домой одну актрису из театра? Я только сегодня узнал, что она родная сестра Альберто Кавальканти, зятя Тоскарини.

­­- И что ты собираешься делать? Закроешь дело на мафиози?

­­- Поступив так, я пойду против своей совести и предам память моего брата и других людей, погибших по вине Тоскарини.

­­- А начав дело против него, ты впадешь в немилость своей милашки. А стоит ли она того, чтобы бросить все и пойти на попятную? – и, заметив выражение лица собеседника, он добавил: – Видимо, ты по уши погряз в болоте любви… Есть только один выход – ты должен отдать это дело кому-нибудь другому, к примеру, мне. На самом деле ты будешь продолжать работать над этим делом, но общественность будет думать, что им занимаюсь я. Ну, как тебе мой план?

­­- Я не могу сложить с себя ответственность из-за влечения. Нет, Тони, я несколько месяцев работал над этим делом и непременно доведу его до конца. Я не успокоюсь, пока не увижу Тоскарини за решеткой.

­­- Дело твое, – пожал плечами собеседник.

 

* * *

Пиони Тоскарини тем вечером устраивал званый ужин. Приглашенных было немного – человек двадцать, и все только самые близкие. А поводом стал день рождения Пиони. В отличие от предыдущих лет в этот год он не пожелал устраивать пышных празднеств. Настроение у Тоскарини было совсем не праздничное. Он всячески пытался выглядеть веселым, но подавленность твердо засела в его сознании и отражалась в грустном взгляде серых глаз. Он словно предчувствовал что-то неладное, и интуиция не подвела его.

Гости, приглашенные на празднество, опешили, когда в столовую вторглись люди в бронежилетах и с автоматами. Они стремительно распространились по всему дому, арестовывая всякого, кто попадался им на пути. Суматоха возникла среди женской половины. Они кричали, визжали, пытались защитить своих мужей и братьев, и не позволить служителям порядка обезоружить их и заковать в наручники. Однако все попытки женщин оказались напрасными. Всех, кто нужен и не нужен был ФБР, доставили в фургон. Разобраться с задержанными надлежало в бюро. Сюда же, разведав о происходящем, явились и репортеры. Их появление только усложнило работу. Газетчики пытались заснять самое лучшее и сенсационное. Тем же вечером эту новость передавали самые популярные телеканалы.

­­- Отличные новости! – воскликнула Фатима, просмотрев сюжет об аресте Тоскарини в программе новостей.

­­- Не нужно было ему идти на такие меры, – тревожно отозвалась мать. – Он сильно рискует. Я не хочу, чтобы с ним что-то произошло, – вспомнив безвременную кончину старшего сына, озабоченно произнесла Халифа. Она знала, что этот взрыв был устроен итальянской мафией. Поэтому страшно ненавидела всех итальянцев и сильно переживала за младшего сына.

В это самое время в гостиную вошла Салима. Она уже в который раз поднималась к гостье, но та по-прежнему отказывалась покинуть комнату.

­­- Я не понимаю, отчего она так упрямится?

­­- Да оставь ты ее в покое, – недовольно отмахнулась Фатима на слова сестры. – Погляди-ка лучше, что вытворяет Асуад. Его только что по телику показывали, – и она подробно рассказала обо всем увиденном.

­­- Как, ты сказала, зовут мафиози?

­­- Тоскарини.

­­- Нет-нет, не этого, другого… его зятя.

­­- Альберто Кавальканти.

­­- Не может быть! – воскликнула Салима, вспомнив, откуда ей было известно это имя. Она умудрилась подслушать разговор брата с их гостьей, правда не слишком долго, поэтому ничего путного ей не удалось узнать. Но это имя она хорошо запомнила.

­­- Что с тобой, Салима? – заметила мать огорчение на лице дочери.

­­- Знаете, кто гостит у нас? Сестра того самого Альберто Кавальканти!

­­- Этого быть не может! Мой сын не стал бы приводить в дом сестру убийцы Абу-Бекира.

­­- Мама, что если Кавальканти не причастен к гибели брата? Если она итальянка, это еще не значит, что она плохая.

­­- Все они белые на одно лицо, и каждый представляет угрозу для нас.

­­- Но ведь белые и белых убивают, как впрочем, и цветные друг друга.

­­- Не в этом дело! Вся злость и ненависть на земле исходит от белых. Это они придумали терроризм, политику, войны…

­­- Живопись, искусство и музыку тоже, – вставила слово Фатима.

­­- Все, что они ни делают, несет в себе зародыш зла, потому что белые пытаются уподобиться Великому Созидателю.

­­- Мама, но при чем тут искусство белых, политика и наша гостья? Между всем этим нет ничего общего.

­­- Ошибаешься, Салима. Тот, кто защищает, дает приют и кормит творящих зло, и сам превращается в злодея. Я не потерплю, чтобы со мной под одной крышей жила родственница мафиози. Сегодня же пусть покинет мой дом.

­­- Мам, куда же ей идти на ночь глядя? Да и Асуаду не понравится такое обращение с его любимой.

­­- Что ты сказала?! – возмущенно вскрикнула Халифа. – Не быть ей моей невесткой – никогда! – она поднялась с кресла и торопливо направилась к лестнице.

­­- Куда ты, мам! – с тревогой бросила ей вслед старшая дочь.

Халифа, не ответив, поднялась на второй этаж и направилась в комнату сына.

­­- Нет, мама, ты не сделаешь этого, – поняв намерения матери, запротестовала Салима.

­­- Не удерживай меня! Я сделаю то, что считаю правильным.

Халифа не стала стучаться. Открыла дверь и с недовольным видом прошла в комнату. Орнелла с печальным лицом сидела за письменным столом. Появление хозяйки дома оказалось для нее неожиданным. Она хотела поинтересоваться о причинах столь внезапного вторжения, но не успела.

­­- Ты дочь итальянца, не так ли?

­­- Да, – в некотором замешательстве ответила Кавальканти.

­­- Моего сына убили те же самые итальянцы.

­­- Искренне сожалею, но к случившемуся я не имею ни малейшего отношения.

­­- Мне все равно! Твои родственники погубили моего сына, и я не хочу помогать ни тебе, ни какому-либо другому итальянцу.

­­- Мама не надо…

­­- Вон из моего дома!

Орнелла изменилась в лице. Замешкалась на мгновение, решая как поступить, но потом торопливо направилась к двери. Салима пыталась остановить ее, но безуспешно.

Покинув дом, Кавальканти долго бродила по улицам. Она только сейчас узнала, что находится в Гарлеме, "столице" афроамериканцев. По недоброжелательным взглядам здешних горожан она поняла, насколько было опасно ее пребывание там. Каким бы благосклонным ни было отношение Джефферсона к ней, она осознавала, что совершенно чужая в его мире, впрочем, чужая и для него самого. Это открытие подтолкнуло ее призадуматься о своей дальнейшей жизни и, в конце концов, она решилась позвонить домой. Кавальканти надеялась найти поддержку у матери, ведь пыталась же она защитить ее от гнева Альберто. Так почему бы ей не помочь дочери в самый трудный момент жизни?

Орнелла добралась до Центрального парка и отыскала там телефонную будку. Однако, не имея ни гроша в кармане, она стала ждать такого же чуда, какое выпало ей в прошлый раз. Прождала у будки более часа, и вдруг заметила пожилого белого человека, неторопливо направлявшегося к той самой телефонной будке. Он прошел внутрь, куда-то позвонил и поговорил. Собирался уйти, но задержался, когда к нему подошла девушка.

­­- Мистер, я никогда не осмелилась бы просить милостыню… но я попала в затруднительное положение…

Старик окинул девушку недоверчивым взглядом.

­­- Это что, розыгрыш? Ты не похожа на попрошайку.

­­- Вы совершенно правы, я не попрошайка. Забыла свой бумажник дома, вот и попала в такое дурацкое положение. Прошу, одолжите мне двадцатицентовую монетку, и я обещаю, что непременно верну ее.

­­- Только лишь? – с ухмылкой произнес старик. – Держи дорогуша, и не нужно возвращать монетку. Общение с такой милой девушкой мне доставило больше удовольствие, чем двадцатицентовая монета.

Орнелла смущенно опустила глаза, впервые попав в такое неловкое положение. Несмотря на стыд, пережитый ею, она была рада удачному стечению обстоятельств. Дрожащими холодными пальцами она набрала домашний номер и с волнением стала вслушиваться в длинные гудки. К ее большому огорчению, трубку взяла сестра. Она надеялась поговорить с матерью, просить помощи и найти поддержку в ее лице, но приуныла, услышав голос Раффаэллы.

­­- Элла, это я Нел… – неуверенно произнесла она. – Позови, пожалуйста, маму.

­­- Вы ошиблись номером…

­­- Нет, Элла, не бросай трубку, – взмолилась Орнелла. – Мне больше некому позвонить. Положение мое плачевное… Молю тебя, сестра, позови к телефону маму…

­­- Нет, здесь такая не живет.

­­- Элла, умоляю… передай трубку маме…

­­- Больше не звоните сюда!

­­- Нет, сестра, не клади трубку… Элла… Элла… – взмолилась Орнелла и прослезилась, когда сестра вопреки ее мольбам прервала связь. Последняя надежда была потеряна…

Орнелла обессилила от глубоких переживаний. Прислонилась к стенке будки, сползла вниз и, сжимая в руке трубку, залилась горькими слезами. Весь мир стал для нее чужим и враждебным. Не было никого, кто мог бы протянуть ей руку помощи. И в случившемся она винила себя. Если у нее не было преданных друзей, то в этом, прежде всего, была виновата она сама. Если родители так бесчеловечно обошлись с ней, то она заслужила это. Ложь, которую она ежедневно преподносила им в пурпуре правды, сыграла с ней злую шутку, низвергла ее, унизила и довела чуть ли не до помрачнения разума. Была ли у нее надежда выбраться из этой ситуации? Увы, все окружающее для нее было одето отныне в черную мантию безнадежности. И не было ни единого шанса обрести прежний, душевный покой и вернуть то благополучие, в котором она жила беспечно и безмятежно.

Орнелла полагала, что все для нее потеряно, но вдруг услышала голос, знакомый и близкий. Подняла голову и в неярком освещении телефонной будки различила чернокожего мужчину. Она была настолько удручена, что сразу не узнала его.

­­- Джеймс! – вскрикнула она и бросилась в его объятия. Крепко прижалась к нему и слезы горечи сменились слезами радости. Она знала, что Джефферсон не оставит ее в беде.

О случившемся в доме родителей Джеймс узнал от Салимы. Он был поражен поступком матери, но не стал никого ни в чем осуждать. Вылетел буквально с работы и со всей поспешностью поехал к дому родителей. Тотчас приступил к поискам Орнеллы, надеясь, что она все еще находится где-то поблизости. Исколесил почти всю округу и неимоверно обрадовался, обнаружив ее в телефонной трубке. Полагал, что Орнелла отвергнет его помощь, но реакция ее просто осчастливила Джеймса. Он долго стоял, неподвижно держа в своих объятиях девушку своей мечты. И в тот миг он понял, что в целом мире ему нужна лишь она. Однако проявить свои чувства он боялся – быть отвергнутым стало бы для него самым тяжелым ударом. Джеймс решил не торопиться. Надо было запастись терпением, чтобы постепенно завоевать ее любовь.

Джефферсон подвел свою любимую к машине и, усадив на переднее сиденье, поехал в известном ему направлении. Орнелла ни о чем не спрашивала, она полностью доверилась ему. Они ехали молча, и всю дорогу девушка не сводила своего восторженно-благодарного взгляда с водителя.

Подъехав к многоэтажному зданию, они поднялись на самый верхний этаж. Джефферсон провел свою спутницу в квартиру, включил освещение и, пройдясь по комнатам, показал, что и где находится.

­­- Это одна из квартир ФБР. Сюда мы обычно поселяем на время свидетелей, которые должны выступать в суде, – сообщил он. – Ты можешь временно пожить здесь, пока мы не подыщем тебе что-нибудь получше, – он направился к двери, собираясь покинуть квартиру. – Я приеду утром, тогда и привезу все необходимое.

­­- Нет, не уходи. Мне страшно оставаться тут одной.

­­- Не стоит. Здесь ты будешь в полнейшей безопасности.

­­- Нет, прошу, не уходи… – прильнула она к нему и обняла, желая таким образом убедить его остаться.

Ее поступок обезоружил Джеймса. Он развел руками и без дальнейших возражений согласился остаться. В глубине души он и сам не хотел уходить, но всячески отгонял это безумное и полное страсти желание. Стоит ли говорить, насколько он был счастлив, узнав, что любимая девушка не чуждалась его общества. Это дало ему надежду укрепить в спутнице благоприятные впечатления о себе и тем самым полюбиться ей. В эту минуту счастья он не хотел думать ни о чем, кроме своей любимой. Весь мир в его глазах выглядел иллюзорным – только она, Орнелла, была реальной, самой близкой и любимой, самой красивой и нежной, и вообще, самой невероятной из всех людей на свете. На миг Джеймсу даже стало страшно – действительно ли все происходит с ним наяву или это лишь часть его продолжительного сновидения? Отогнав от себя навязчивые и неприятные мысли, он насладился прелестью того вечера.

Джефферсон до глубокой ночи вел непринужденно-дружескую беседу с Орнеллой, пока она не уснула в кресле. Джеймс перенес девушку в спальню и, сняв с нее туфли, укрыл одеялом. Уселся в кресло, находившееся подле кровати, и стал сторожить сон любимой. Безмолвно наблюдая за спящей, он каждый раз задавал себе один и тот же вопрос: "Достоин ли я ее?". В конце концов, усталость взяла над ним вверх, и он не заметил, как задремал. В таком положении, спящим, и нашла его поутру Орнелла. Она долго не сводила с Джеймса глаз. Было в его внешности нечто таинственное и чудаковатое и в то же время глубокомысленное и умиротворяющее. Вчера вечером она открыла для себя положительные стороны этого человека. Он был добр и внимателен, а главное – искренен и дружелюбен.

"Другой на его месте воспользовался бы моим положением, – думала Кавальканти, разглядывая своего попечителя. – А он держится на почтительном расстоянии. Может, он не такой уж плохой, какого я была прежде о нем мнения?" – она быстро смежила веки, завидев пробуждение мужчины. Потом приоткрыла их, чтобы исподволь понаблюдать за ним.

Пробудившись, Джефферсон огляделся по сторонам и вспомнил, где находится и каким образом очутился там. Потянулся и размял онемевшие конечности. Потом спешно взглянул на часы и, вспомнив что-то, торопливо покинул комнату.

Вернулся он не скоро, но зато с покупками. Орнелла уже успела умыться и осмотреться в этой небольшой квартире. За завтраком Джеймс решил поговорить о том, что больше всего его беспокоило.

­­- Я забыл сказать тебе… вчера арестовали Пиони Тоскарини и многих его сообщников и подручных.

Орнелла изменилась в лице.

­­- В их числе был и твой брат… – Джефферсон умолк и внимательно посмотрел на девушку. Она предпочла промолчать. – Я подумал, что если тебе это будет неприятно, я могу отказаться от этого дела и передать его кому-нибудь другому.

­­- Не стоит. Пусть каждый получит по заслугам. В конце концов закон для всех един!

Джеймс облегченно вздохнул, у него словно гора свалилась с плеч. Теперь он уверовал, что Орнелла действительно разорвала все узы, связывающие ее с семьей, и еще больше укрепился в своем ранее принятом решении помочь ей встать на ноги и зажить самостоятельной жизнью. Он понял, что эта тема больше всего неприятна для собеседницы и переключился к обсуждению карьеры Кавальканти.

­­- Ко мне в бюро вчера звонила ваш продюсер, не запомнил, как ее звали…

­­- Лиза Уильямс?

­­- Она самая! Так вот она разыскивала тебя. Сказала, что не раз звонила тебе на сотовый, но он отключен. Просила передать, что некоторые из вашей труппы собираются поступить в Чартон-холл. Там, говорят, есть вакансии.

­­- Замечательная новость! – восторженно произнесла актриса. – Я непременно пойду на пробы. Когда надо там быть?

­­- Завтра к трем часам.

­­- Отличная возможность устроить свою жизнь.

Минула неделя. Орнелла благополучно прошла пробы и приступила к репетициям в театре. Вернулась к учебе и наверстала упущенное. Она настояла на том, чтобы Джеймс из отеля переселился жить во вторую спальню занимаемой ею квартиры. Предложение было настолько заманчивым, что Джефферсон не смог отказаться. Свою прежнюю квартиру, выданную ему по службе, он обменял на ту, в которой поселилась его любимая. Он был на седьмом небе от счастья. Жизнь его круто изменилась. Днем он вел борьбу с мафией в суде, а вечером наслаждался обществом молодой, красивой итальянки.

Джеймс по-прежнему не общался с родными. Он никак не мог простить матери грубого обращения с его возлюбленной. Он ничуть не сомневался, что по прошествии некоторого времени мать свыкнется с его выбором, и полюбит свою невестку. У него были серьезные намерения. Он собирался выбрать подходящий день, чтобы сделать Орнелле предложение и даже купил кольцо для своей ненаглядной.

Для осуществления своего замысла он выбрал самый счастливый день Орнеллы – день окончания института. Джеймс намеревался тем же вечером пригласить любимую в ресторан и сделать ей предложение.

Кавальканти была удивлена его приглашением. Ей было приятно его особое внимание, однако ж она вынуждена была отказаться. В тот вечер должен был состояться ее дебют в Чартон-холле.

- А ты придешь?

­­- Такое событие невозможно пропустить! Следовательно, у нас будет два повода отметить этот знаменательный вечер…

 

* * *

­- ­Если ты срочно ничего не предпримешь, нам придется забыть о свободе, – заявил Альберто на встрече с отцом.

Альберто, как и все приспешники Тоскарини, пребывал в неволе, пока продолжалось судебное разбирательство. Конец этого дела сулил стать роковым для всех, кто был заодно с Пиони Тоскарини. Адвокат мафиози делал все возможное, чтобы спасти своего многолетнего клиента от долгосрочного заключения.

­­- Что я могу поделать, сынок? Адвокат говорит…

­­- Это бездарное, никчемное существо больше печется о своих доходах, нежели о нас. И во всем этом виноват тот самый ухажер Нел. А кстати, от нее нет каких-либо вестей?

­­- Нет, с той самой ночи она не появлялась дома и даже не звонила, – Франческо не знал о том звонке дочери. Раффаэлла никому ничего не сказала об этом.

­­- Попадись эта дрянь мне в руки, придушу не задумываясь, – сердито сказал Альберто. – Она наверняка в курсе всего, что со мной происходит и, видимо, радуется вместе со своим черномазым дружком.

­­- С чего ты решил, что она именно с ним?

­­- Я узнал об этом из надежных источников. Сомнений быть не может! Поверь мне, она только притворялась эдакой славной, целомудренной дурочкой, а сама крутила роман с этим выродком. Она еще поплатится за свои поступки, дай только мне выбраться отсюда. Нет, если этот черный тараканище будет и дальше с таким ожесточением продолжать обвинение, мы не сможем спастись от рук правосудия. Папа, тебе нужно что-то предпринять, иначе нам крышка.

 

* * *

 

­­- Джеймс, когда тебя не было, к нам поступил анонимный звонок. Некто сообщил, что покушение на агента Джефферсона на 113-й улице было делом рук "жестокого Фрэнки", – сообщил Энтони.

Джеймс насторожился при этом сообщении. Он долгое время искал людей, по вине которых погиб его брат Абу-Бекир, и ему не верилось, что удача сама пришла к нему.

­­- Отличная новость! Теперь я смогу призвать этих негодяев к ответу.

Джефферсон принялся собирать информацию об этом самом "жестоком Фрэнки", но ничего существенного не смог найти. Ни фотографии, ни личных данных, только некоторые преступные деяния, известные служителям закона. Однако удача, как думал он, не оставила его и в этот раз.

­­- Ты не поверишь! – воскликнул Энтони, обращаясь к коллеге. – Только что поступило сообщение от нашего агента. В одном из домов, близ набережной, видели фургон, из которого разгружали оружие. Кажется, готовится нечто грандиозное. Но это еще не все: осведомитель заверяет, что это были люди "жестокого Фрэнки".

­­- Две замечательные новости в один и тот же день. Похоже, сегодня мне везет. Когда наведаемся в волчье логово?

­­- Как только стемнеет.

­­- Вечером? Но почему не сейчас?

­­- Джеймс, ты заговорил как капризный ребенок. Я понимаю, тебе не терпится сцапать убийц брата, но к операции надо подготовиться, а главное – получить надлежащую санкцию. Что случилось? Почему повесил нос? Что тебя опять не устраивает?

­­- Сегодня я обещал кое-кому прийти кое-куда…

­­- Кажется, я знаю, о ком ты говоришь, – лукаво посмотрел Энтони на това-­ рища. – Ну, если это для тебя так важно, то предоставь поимку "жестокого Фрэнки" другим.

­­- Шутишь? Я слишком долго ждал этого дня и не стану ради собственного удовольствия предавать память брата.

Фургон ФБР с оперативниками подъехал и остановился в отдалении от заброшенного здания. Поначалу необходимо было организовать наблюдение за объектом, и уж потом, оценив ситуацию, начать операцию захвата.

­­- Что с тобой, Джеймс? Ты выглядишь нервным. Почему ты все время смотришь на часы?

­­- Причина вот в этом, – достав из кармана футляр, он показал кольцо. – Сегодня вечером оно должно было достаться одной хорошенькой девушке. Но, похоже, я не успею к концу спектакля.

­­- Келли Кейтсон?

Джефферсон молчаливо кивнул. Его мысли были далеки от происходящего. Он думал, как оправдается перед Орнеллой за отсутствие в самый важный для нее вечер. И уж тем более он корил себя за то, что не сможет сегодня поужинать с ней и сделать предложение. Он положил кольцо в бардачок машины и утешил себя мыслью, что сделает предложение любимой завтра.

В окнах заброшенного здания загорелись огни и за-мелькали темные фигуры – что-то, по-видимому, происходило внутри. Действия правонарушителей привели в активность и служителей порядка.

Энтони удивился, когда товарищ стал поспешно облачаться в бронежилет.

­­- Ты собираешься идти туда?

­­- По-твоему, я смогу спокойно сидеть, когда убийца моего брата так близок? Нет уж, я не стану ждать, пока мою работу выполнит за меня кто-то другой.

­­- Ты начал говорить как итальянцы. Думаешь больше о мести, чем о работе.

­­- Ничего подобного… Хотя, быть может, ты прав. Но у меня сейчас нет времени выяснять, кто из нас прав, а кто нет. Пора действовать, – скомандовал он по рации.

Джефферсон проверил готовность своего табельного оружия к применению и, выйдя из машины, присоединился к оперативникам ФБР. Вторжение федералов в здание не стало для бандитов неожиданностью. Это служители порядка поняли, когда по ним открыли оборонительный ответный огонь. Двоих оперативников ранило в первые же минуты перестрелки. Понимая, что потерь может оказаться еще больше, фэбээровцы решили пойти на пролом. Штурмовали неприятеля и вторглись, наконец, в его временное пристанище. Во всеобщем хаосе стало сложно разобрать, кто есть кто.

Джеймс, как руководитель операции, находился на передовой. Он вошел вместе с группой оперативников, чтобы оценить ситуацию и действовать сообразно ей. Действия преступников были чрезвычайно организованными. Похоже, они ждали прихода работников ФБР. Что было еще более удивительным для Джефферсона, так это человек со знакомыми чертами лица, находившийся среди бандитов. Кто он был и при каких обстоятельствах они встречались – этого Джеймс не помнил. Лишь по прошествии нескольких минут он, наконец, припомнил, где видел его. Всего неделю назад Джеймс ознакомился с личным делом этого человека и даже вспомнил, как его звали – Франческо Кавальканти. Только сейчас Джефферсон понял, что Франческо и "жестокий Фрэнки" – одно и то же лицо. Это открытие настолько поразило его, что он растерялся. Отец Орнеллы оказался убийцей его брата. Впервые в своей жизни он не знал, как поступить. На мгновение их взгляды встретились, и Джеймс, поняв мысли итальянца, содрогнулся – это была ловушка. Он не успел дать команды к отступлению.

Франческо, также различив его среди прочих оперативников, открыл беспощадный огонь, желая уничтожить своего врага. Джефферсон метнулся в сторону, ударился о стенку и выронил свой пистолет. Хотел поднять, но не успел. Единственным спасением для него было скрыться в небольшом, прилегающем помещении. Он юркнул туда, за ним последовал и Фрэнки. Однако тот не прошел в комнату, подкинул на пол какой-то пакетик и запер за фэбээровцем дверь. Джефферсон не заметил действий злоумышленника, хотел выломать дверь и выбраться оттуда, но внезапно почувствовал слабость во всем теле. Он хотел дотянуться до двери, однако не смог пошевелиться – руки перестали его слушаться.

"Нервно-паралитический газ! – мелькнула у него ужасающая мысль. – Нужно немедленно выбраться отсюда".

Фэбээровец приложил неимоверное усилие, чтобы пошевелиться, но безуспешно. Ни один мускул его организма не был подвластен его воле. В мучительном состоянии он провел недолго. Внезапный взрыв снаружи всколыхнул все здание. Взрывная волна вырвала дверь из петель и отшвырнула ее вместе с Джеймсом к дальней стене помещения. Послышался звон и треск разбившегося стекла… Что происходило потом, Джеймс не узнал. Темная завеса окутала его взор, и он на долгое время потерял сознание.

Когда он очнулся, обнаружил себя в тесном, темном пространстве. Зрение постепенно привыкло к тамошнему освещению, и он увидел перед собой деревянные доски. Джефферсон вздрогнул, подумав, что его заживо захоронили.

"Не надо думать о худшем… Но если я жив, почему же я не могу пошевелиться? Стало быть, все это правда? Я действительно умер! Тогда почему я все это вижу? Разве не существует ада и рая? Или все это басни религии? Выходит, жизни после смерти нет… А как же туннель с ярким манящим светом и все прочее. Неужто и это ложь? Тогда во что же верить? Или, быть может, верить надо было прежде, чем умирать? Надо подождать, должно же что-то произойти. Долго так длиться не может…"

 

* * *

Орнелла весь вечер искала Джеймса среди зрителей в зале, но так и не нашла. Даже по окончании спектакля он не подошел к ней. А ведь он обещал, что придет на ее выступление. Сначала она подумала было, что он забыл о ее приглашении, потом предположила, что он задержался на работе. Ну а когда он не вернулся той ночью домой, Орнелла забеспокоилась. Интуиция подсказывала ей, что с Джеймсом что-то произошло. Она позвонила к нему на работу, но и там его не оказалось. Прояснить ситуацию мог только Энтони Форс, его-то и попросила к телефону Орнелла. Представившись, она спросила о Джеймсе.

­­- А где вы сейчас находитесь? – поинтересовался Энтони и выслушал ее объяснения. – Я загляну к вам после работы и все объясню.

Весь день Кавальканти была сама не своя, переживала за Джеймса и с нетерпением ждала вечера. Однако встреча с Энтони Форсом принесла ей только горечь. Агент ФБР поведал о штурме, взрыве и гибели всех федералов, кто находился в здании в тот день. Среди жертв не оказалось бандитов, они успели скрыться с места происшествия до взрыва, через тоннель, о котором работникам ФБР ничего не было известно.

­­- А вы уверены, что он был там? – не желая верить в гибель друга, спросила девушка.

­­- В тот вечер я также принимал участие в этой операции, но находился снаружи. Живым он оттуда точно не вышел… – Тони выдержал продолжительную паузу, чтобы дать собеседнице прийти в себя. – Он не хотел идти, только серьезные обстоятельства заставили его поехать в тот вечер на это задание. Перед самым штурмом мы говорили с ним, и он объяснил причину… – Энтони достал из кармана бархатный футляр и, открыв его, протянул собеседнице.

Завидев кольцо, Орнелла поняла все без слов – тем вечером Джефферсон намеревался сделать ей предложение. Это открытие еще больше расстроило девушку. Она пыталась подавить слезы, затуманившие ей взор, но чувство горечи было слишком велико, чтобы вынести его без слез. Только сейчас она поняла, насколько сильно была привязана к Джеймсу, своему покровителю и другу. И больше всего она сожалела, что не смогла даже отблагодарить его за все, сделанное им для нее.

 

* * *

Время в темном и тесном пространстве показалось для Джефферсона нескончаемым. Он не мог ни пошевелиться, чтобы выбраться оттуда, ни позвать на помощь. Что-то сковывало не только его вестибулярную систему, но и голосовые связки. Фэбээровец с трудом дышал, не мог разжать челюсти, даже веки не слушались его. Порой ему казалось, что и мысли его пришли в сильнейший беспорядок и окаменели. Он никак не мог сосредоточиться, размышления его приобретали причудливо бессмысленный оттенок. Джеймс старался не драматизировать свое положение, но и обнадеживающего тоже ничего не было. Выяснить, отчего он попал в такое состояние, ему не сразу удалось. Но открытие, однако ж, оказалось безрадостным, а скорее ужасающим. Такое состояние оцепенения предвещало гибель, и Джефферсон знал об этом. Он был в курсе, каким образом действовали нервно-паралитические газы. Эти опасные вещества были запрещены и применялись главным образом военными. Ими незаконно пользовались религиозно-фанатичные группировки, которые устраивали террористические акты. Зарин, табун и зоман – были общеизвестными веществами из группы G-средств. Их разработка началась в Германии незадолго до Второй мировой войны. Сильно ядовитым веществом нового поколения, входившим в группу V-средств, стал VX. Однако, по оценке Джефферсона, в случае своего отравления этим токсином он не смог бы так долго про-жить, и смерть наступила бы уже через десять минут. Из чего агент ФБР сделал вывод, что он столкнулся с неизвестным видом яда.

Отчаянье по-настоящему охватило Джеймса, когда он понял, что его не ищут. Вокруг царила тишина и он, анализируя последние события, уяснил, что взрыв унес жизни всех находившихся в той комнате. А это значило, что труп какого-нибудь бандита могли принять за него, и поэтому поисков больше не будет. Продолжительное бесчувственное состояние оторвало его от реальности и лишило возможности узнать о происходящем после взрыва.

Джефферсон полагал, что если он еще не умер, то и ступор будет отходящим. Но паралич оказался не временным. Единственное, что не подверглось воздействию токсина, – слуховые экстероцепторы пострадавшего. Слух его порой улавливал сигналы автомобилей и сирены реанимобилей, проезжавших по ближайшей улице. Джеймс полагал, что его непременно найдут и обязательно вернут к нормальной жизни. Он утешал себя мыслью, что с момента взрыва прошло не так много времени. Подбадривал себя, думая, что время кажется ему нескончаемым из-за обстановки, в которую он попал, и неподвижного состояния. Молил время бежать быстрее, чтобы помощь, которую он так сильно ждал, наконец пришла. Но ожидание слишком затянулось, а помощь все так и не подоспела. Утешали его только мысли о любимой. Образ Орнеллы согревал ему душу, в эту трудную минуту жизни она показалась ему небесным ангелом-спасителем, которой подвластно спасти его.

"Ну, решай, Время: убить или оставить жить, позвать своих подруг – Смерть или Удачу? Избавь меня из этого капкана…"

Джефферсон уже и не помнил, как долго находился на грани жизни и смерти, как вдруг услышал голоса мужчин невдалеке от себя.

­­- Как давно здесь был пожар?

­­- Дней эдак три-четыре назад.

­­- Жуткое видать было зрелище.

­­- Нет, пламя не успело охватить все здание. Пожарники быстро выполнили свою работу.

­­- Много людей погибло?

­­- В основном агенты ФБР.

­­- Что? Федералы? Но при чем тут они и это заброшенное здание?

­­- Как я узнал из достоверных источников, они штурмовали здание, полное то ли контрабандистов, то ли террористов. Толком никто ничего не знает. Об этом умалчивают и папарацци. Одни только догадки и предположения, а им, как вы понимаете, верить нельзя.

­­- Как бы то ни было, я рад, что приобрел по выгодной цене это здание.

­­- Позвольте спросить – а какие у вас планы?

­­- Я замышляю нечто грандиозное! Но об этом пока ни слова.

­­- Ну, хотя бы самую малость. Скажите только: здание подлежит сносу или реконструкции?

­­- Легче с нуля построить.

­­- Ясненько. Значит, завтра же пошлем сюда наших ребят, чтобы…

Мужчины отдалились от места пребывания Джефферсона, и он не смог дослушать диалог до конца. Впрочем, и услышанного было достаточно, чтобы привести его в отчаянье. Он чудом выжил в ночной переделке с бандитами, а сейчас его собирались отправить на тот свет строители. Его затруднительное положение стало еще более тяжелым. Если его не найдут за двадцать четыре часа, то мечтать о спасении не придется.

Из разговора незнакомцев Джеймс узнал две неприятные новости. Его товарищи-коллеги, как он предполагал, погибли в тот вечер, а главное – со дня трагедии минуло четыре дня. Это значило, что его никто не искал, и объяснение этому обстоятельству Джеймс мог дать только одно – тело какого-то преступника приняли за его труп и поиски, соответственно, прекратились. Отныне его ждала самая ужасная из смертей, долгая и мучительная – он должен был пребывать в сознании, пока жизнь постепенно угасала бы в нем. Его могло спасти только чудо. Ему казалось, что сильная личность должна быть независимой даже от влияния небес. И по прошествии стольких лет агент Джеймс Джефферсон вспомнил, что чудеса творит не только лишь воля человеческая. Он понял, что несчастья у человека случаются как из-за его собственной глупости, так и по поле провидения. И выйти из этой затруднительной ситуации он мог, только обратившись к своей позабытой вере. В памяти его всплыли слова из сур Корана, и он принялся горячо молить Аллаха помочь ему…

Вечер упал на вечно бодрствующий Нью-Йорк. Для кого-то день заканчивался, а для кого-то только начинался. К первым относилась большая часть горожан, так сказать, рабочая сила Нью-Йорк-Сити. К нью-йоркским совам можно было отнести как привилегированный слой населения, так и людей, обслуживающих этих самых зажиточных персон. Ночной Нью-Йорк был ареной не только для различных увеселений, но и для деяний людей мафии, рэкетиров, квартирных грабителей и мелких воров – одним словом, всех, кто относился к преступному миру, и всех, кто преследовал представителей этого мира. Ночь была недругом не только блюстителей порядка, но и бездомных людей, которых насчитывается тысячами в этом многонациональном мегаполисе.

Один из таких нью-йоркских бомжей забрел в то самое заброшенной здание, где пребывал Джеймс Джефферсон. Немолодой, но и не дряхлый бомж с чумазыми волосами, в рваной, обветшалой одежде и дырявых, замызганных грязью башмаках нес в руке полупустую бутылку с бренди, найденную им в одном из мусорных контейнеров. Напившись и изрядно опьянев, он потерял устойчивость походки. Шатаясь и время от времени икая, он прошелся по небольшим комнаткам и, недовольно ворча себе под нос, вошел в помещение, где находился агент ФБР. Сюда пламя не успело проникнуть и, в сравнении с другими помещениями, здесь было сухо и тепло. Это место приглянулось бездомному пьянице, и он решил там заночевать. Лег на пол, положил под голову шапку и, обняв бутылку, смежил веки. Несколько минут он лежал неподвижно, но сон все никак не шел. Хотел перевернуться, как вдруг при тусклом освещении городского фонаря, падающего сквозь разбитые оконные стекла, он увидел пред собой нечто темное. Пригляделся получше и различил в полутьме очертания обуви. Он удивился, обнаружив и вторую пару туфлей. Любопытство заставило его подняться на ноги и произвести проверку. Он охнул, обнаружив, что обувь была не без хозяина. Чьи-то ноги торчали из-под двери, покоящейся на груде хлама в самом дальнем углу комнаты.

Опасливо приподняв деревянную дверь, бомж вздрогнул и отпрянул, обнаружив под ней чернокожего мужчину с широко раскрытыми глазами. Бездомному понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. За свои сорок шесть с лишним лет он навидался всякого, и вид покойника не лишил его самообладания. Подумав немного, он решил, что мертвецу не нужна обувь. Стащил туфли с покойника, но не удовлетворился только этим. Отбросил дверь в сторону и обшарил его карманы. Нашел портмоне и обрадовался, обнаружив там несколько зелененьких банкнот с клетчато-полосатой лысиной Франклина. Присвоил их и обыскал другие карманы незнакомца. Среди мелочей и бумажек с записями, он нашел удостоверение личности. Приблизился к окну и, подставив документ под неяркий свет, прочел: "Специальный агент ФБР Джеймс Джефферсон, отдел по борьбе с организованной преступностью". Личность мертвеца ничуть не вспугнула бомжа. Совсем наоборот, он всей душой ненавидел людей с благополучно сложившейся жизнью.

­­- Всем вам одна дорога – в ад! – он подкрепил свое напутствие отборной руганью и положил удостоверение вместе с портмоне себе в карман. – Даже поспать честному человеку спокойно не дадите.

Подхватив с пола свою бутылку с шапкой, он перешел в другое помещение. Оно было не столь удобным и теплым, но он ни за что не стал бы спать в одной комнате с покойником. Утром мирный сон бродяги потревожил шум тяжелой техники и грохот рушащегося здания. Он всполошился, подскочил на ноги и побежал к окну. Он вопил и бранился и, наконец, его заметили и приостановили работы. Бродяга спешно вернулся в свой приют, подхватил вещи и выбежал из здания.

­­- Что ты там делал? – недовольно спросил один из рабочих. – Ты же мог погибнуть.

­­- Хвала дьяволу, что еще жив, – огрызнулся бомж на замечание. – Видимо нечестивый побывал тут раньше вас и оставил после себя жертву своей утехи. Вот мне и посчастливилось выбраться оттуда живым.

­­- О чем это он болтает? – растерянно посмотрел прораб на рабочего.

­­- А кто его знает? – отмахнулся тот. – Тявкает себе под нос, так и пусть. Спьяну чего угодно наговоришь.

­­- Я-то пьян? Я трезв, как стеклышко. А вы загляните внутрь, и будете приятно удивлены, найдя там подарочек, – злорадно ухмыльнулся бродяга и решил убраться оттуда.

­­- Может, проверим? – у рабочего зародились сомнения.

Прораб утвердительно кивнул, и молодой предприимчивый рабочий торопливо вошел в здание. Прошелся по анфиладе комнат и в одной из них нашел на полу мужчину. Он, точно как и бомж, подумав, что это покойник, позвонил в полицию, а также вызвал неотложку.

Скорая приехала раньше дознавателей и обнаружила, что человек этот не мертв, а парализован. Медики установили, что пациент был поражен нервно-паралитическим газом. И первое, что им необходимо было сделать, это срочно эвакуировать его из той местности, где он был заражен, и избавиться от одежды, которая была на нем в момент отравления. Врачи не стали дожидаться приезда полиции и тотчас увезли Джефферсона в больницу.

Уже чуть позже, по приезде в больницу, медики произвели обработку всей поверхности тела пострадавшего слабым раствором щелочи. Промыть желудок подщелоченной водой им не удалось. Из-за паралича челюсти пациента были сильно сжаты. Как долго он находился в этом состоянии и каким именно газом отравился, врачи не знали. Но, несмотря на это, они незамедлительно ввели в организм пострадавшего антидот, способный противостоять воздействию нервно-паралитического газа. Такого рода вещества стимулировали обратную реакцию, в результате чего должна была продуцироваться новая порция ацетилхолина или инициироваться расщепление энзима ацетилхолинэстераза. Это должно было воздействовать на нервные окончания человека и помочь ему выйти из состояния оцепенения.

Однако помощь подоспела слишком поздно. Если пострадавший был все еще жив, это не значило, что он сможет вести прежний образ жизни, и вообще, не погибнет в течение нескольких дней. Паралич был настолько глубоким, что антидоты оказались бездейственными, и пациенту понадобилось искусственное вентилирование легких. Да и пищу он не смог бы принимать самостоятельно, в связи с чем питательные вещества вводились ему в организм посредством капельницы. Как долго мог прожить пациент в таком состоянии, никто не решался сказать. Определить личность пострадавшего также оказалось невозможно. Пальцы его были сжаты в кулак и разжать их, не поранив ему руки, было невозможно, и посему отпечатков его полицейские не смогли взять. Документов при нем никаких не оказалось (все что было оприходовал бродяга). Оставалось еще два метода определить личность пациента: по рентгену его зубов и анализу крови по идентификации ДНК, но полиция не стала этого делать. Стражи порядка не знали все подробности операции, осуществленной фэбээровцами в этом здании. Данная информация была засекреченной, а вмешиваться в дела ФБР они не имели права. По-лицейские были уверены, что работники бюро не забыли бы там своего агента. Поэтому-то найденного в заброшенном здании человека они приняли за бомжа.

Продержав Джефферсона в больнице несколько дней, лечащий врач принял решение препроводить его для дальнейшего патогенетического и симптоматического лечения в другое медицинское учреждение – психиатрическую больницу.

В регистрации психиатрической больницы долго думали, под каким именем зафиксировать поступившего к ним пациента, и медсестра, молодая девушка с чувством юмора, предложила записать его под именем "Мистер Икс".

Время, проведенное Джеймсом в этом лечебном учреждении, стало для него наиболее тяжким испытанием в жизни. Он сносил оскорбления санитаров, издевательства больных и жестокое безразличие врачей. Каждый новый день приносил ему все новые муки, и не было возможности выйти из этого положения. Единственной радостью его было уединение и мысли о любимой. Но и они омрачались, когда он думал, насколько она далека и как долго его нет рядом с ней. Разлука их оказалась внезапной и надежда на повторную встречу угасала в нем с каждым днем.

 

* * *

­­- А кто тут самый, так сказать, продолжительный жилец? – поинтересовалась молодая и привлекательная девушка, совсем недавно принятая в психбольницу на должность врача.

­­- Есть у нас тут один пациент, мы, врачи, зовем его – Мистер Икс, но как его тут только не называли, и самое смешное его прозвище – "Белая горилла".

­­- Забавное прозвище. Отчего же его так прозвали?

­­- А он был некогда черным, как сажа, теперь побелел.

­­- В каком это смысле?

­­- Он когда-то отравился нервно-паралитическим газом (до сих пор не знаем, каким именно), и вот это вещество каким-то образом блокировало его ме-таболические пути, отчего образование меланина и малеилуксусной кислоты резко понизилось.

­­- Я и не знала, что существуют такие ядовитые газы, способные вызвать генные изменения.

­­- Мы тоже этого не знали. Он у нас редкая птица, жаль только взлететь ему больше никогда не дано. Вот уже пятнадцать лет он парализован и никакие лекарственные препараты и лечебные процедуры не помогают ему.

­­- Я бы хотела видеть его.

­­- Кого? Нашу подопытную Белую гориллу? Не советую. Зачем терять энтузиазм и силы, когда их можно направить на осуществление более продуктивных работ. Этот человек все равно не поправится, так почему же тратить время на него.

­­- Доктор Фергюсон, ни один пациент не должен быть обделен вниманием. Вы дискриминируете его…

­­- Хорошо, можете заниматься этой белой вороной, сколько хотите, – пресек Фергюсон дальнейшие дискуссии.

После утреннего обхода Марчела Висконти решила заглянуть к тому пациенту, о котором говорила с главврачом. В это время тот находился в своей палате. С ним никто не хотел быть соседом, поэтому он оставался один. Пациент этот имел отталкивающую внешность, которая часто пугала нервно больных, потому-то его редко вывозили из палаты. Черты лица Джеймса остались прежними, негроидными, кожа из-за постепенной потери пигмента стала розоватой, волосы, ресницы и брови – молочно-белыми, тонкими и шелковистыми. Меланин уменьшился также и в радужной оболочке его глаз, отчего черные глаза стали светло-серыми. Изменения происходили в нем постепенно. Пигментация началась на отдельных участках кожи, потом волосы стали словно седеть, ну и наряду с этим изменялся цвет глаз. Джефферсон не видел себя в зеркале, но знал о происходящем с ним из разговора врачей. Он глубоко переживал эти внезапные изменения в своем облике. Джеймс хорошо знал, как люди его расы относились недоброжелательно к альбиносам среди темнокожих людей. Когда в семье чернокожих рождался ребенок-альбинос, родители тяжело переживали это событие и считали свое дитя неполноценным. К нему относились несколько иначе, чем к остальным детям семейства, да и соседи и знакомые также не жаловали его. Но если такие люди с детства постепенно привыкали к своему облику, то человеку, которого внезапно постиг такой недуг, пришлось бы нелегко в обществе.

Джефферсон всей душой верил, что выйдет из парализованного состояния и вернется к нормальной жизни. Он не знал, как долго пребывал в таком состоянии. Ему казалось, что минуло несколько месяцев. Время потеряло для него силу. Он пребывал в каком-то особом мире, где время протекало слишком медленно.

Джеймс не обратил внимания, когда в его палату вошла девушка в белом халате. Он знал всех, кто работал там, и был не расположен к ним. Причиной тому было бесчеловечное обращение с ним медперсонала. Когда его не истязали различными процедурами, и не экспериментировали над ним, вводя в его организм всякие лекарственные препараты, – он был спокоен, и даже счастлив. Спокойствие и счастье ему приносило лишь одиночество. Поэтому появление кого-то из медперсонала огорчило его. Он не хотел покидать своего темного тихого убежища.

Марчела не сразу решилась приблизиться к больному. Он лежал на койке неподвижно, и взгляд его был устремлен в сероватый потолок. Он походил на безжизненную статую, только медаппаратура подтверждала наличие в нем жизни.

Висконти осторожно подошла к койке и провела рукой перед глазами пациента, желая узнать, спит он или бодрствует. Из слов главврача она знала, что этот больной из-за паралича век спал с открытыми глазами. Мышцы глаз у него едва функционировали, отчего он с большим трудом мог двигать глазными яблоками.

­­- Эй, мистер! Вы спите? – она взглянула на монитор медаппаратуры и по учащенному сердцебиению определила, что пациент бодрствует. – Меня зовут Марчела Висконти. Я тут новенькая и пришла познакомиться с вами. Жаль, что вы не можете говорить, но я уверена, что мы с вами поладим. Я намерена всерьез заняться вашим здоровьем, и если вы будете благосклонны ко мне, то в скором времени я поставлю вас на ноги.

Джефферсон приложил усилие, чтобы взглянуть на говорящую, но не успел разглядеть ее. Она покинула палату и направилась в кабинет главврача.

­­- Мистер Фергюсон, почему пациента из 22-й палаты содержат в таких ужасных условиях?

­­- Не понимаю, о чем это вы, Висконти?

­­- Почему у него в палате так душно и мрачно? Не удивительно, что он все еще в таком состоянии. Выздоровлению способствует и окружающая обстановка.

­­- Здесь не пятизвездочный отель, а стационар.

­­- Тогда почему же у некоторых больных в палатах есть телевизор?

­­- Это для особых пациентов, – многозначительно произнес Фергюсон.

­­- Каких это таких особых пациентов?

­­- Мисс Висконти, вы задаете слишком много вопросов. Займитесь-ка делом. Вы, полагаю, поступили сюда для работы, а не для пустой болтовни.

Марчела не стала долее перечить, но про себя решила непременно улучшить условие жизни для пациента из 22-й палаты.

Висконти стала часто навещать Джефферсона. Эти визиты были приятны для него. Он так давно не видел человечного обращения к себе. Он с нетерпением ждал ее прихода – эти минуты стали для него самыми желанными. Джеймс был невероятно удивлен, когда девушка в один из своих визитов принесла с собой портативный карманный телевизор. Она знала, что в это время дня никто не заходил в палату, и решила устроить небольшое развлечение для парализованного больного.

Висконти приподняла койку, на которой лежал Джефферсон и, придвинув принесенный заранее больничный столик, поставила на него телевизор. Включила его и настроила на музыкальный канал. Из своей недолгой практики Марчела знала, насколько благотворно влияла на больных с психическим отклонением классическая музыка. Джеймс был приятно удивлен происшедшим, и девушка заметила блеск в его глазах – он словно ожил.

"А они говорили, что он ничего не соображает", – подумала Висконти, довольная своим поступком.

Она покинула палату и вернулась только через полчаса, посчитав, что этого времени достаточно для просмотра. Она заметила изменение в лице больного – музыка воздействовала на него лучше всякой электрошоковой терапии. В самом начале пребывания Джефферсона в психиатрической больнице его хотели подвергнуть такого рода терапии. Однако после консилиума врачи решили не применять ее к этому пациенту. Было две причины их отказа от этого метода лечения; во-первых, ни одно лекарственное средство не смогло бы предотвратить перелом позвоночника во время сеанса. Во-вторых, учитывая то, что паралич постиг больного в результате отравления ядовитым газом, то последствия шоковой терапии стали бы для него роковыми. Вредные вещества из кровеносных сосудов организма могли просочиться в ткани мозга и вызвать опухоль. В нормальных условиях мозг имел защитный барьер от поступления токсинов и чуждых веществ.

"Зачем лишать его памяти, чувств и воли, когда он и так всего этого лишен?" – думал лечащий врач Джефферсона. И эти мысли тогдашнего его врача спасли Джеймсу жизнь.

На протяжении месяца Висконти тайно приносила свой портативный телевизор в палату 22 и устраивала для пациента праздник. Эти полчаса казались для Джеймса самыми счастливыми.

Однажды Марчела принесла телевизор и настолько торопилась, что включила не тот канал. Она ушла, так и не поняв, что совершила ошибку. А в это самое время на том канале показывали криминальные новости. Ведущий зачитывал информацию о кончине главы мафиозного клана Пиони Тоскарини и о начавшихся беспорядках в итальянском квартале "Little Italy". Это сообщение заинтересовало Джеймса.

"…Тоскарини не раз привлекался к суду, но ему всегда удавалось уйти безнаказанным от рук правосудия. Последнее нашумевшее дело, связанное с этим мафиози, было пятнадцать лет назад. Тогда Тоскарини и его люди были привлечены к суду по обвинению, выдвинутому агентом ФБР Джеймсом Джефферсоном. Из-за внезапной кончины Джефферсона дело передали другому агенту бюро. Однако защита и в этот раз оказалась сильнее обвинения, и суд оправдал Тоскарини и его людей…"

Джеймс был поражен услышанным. Он и представить себе не мог, что с того самого злополучного вечера минуло пятнадцать лет.… "Пятнадцать лет! Это же четверть жизни! – с болью в душе подумал Джеймс. – Самые лучшие годы моей жизни потеряны безвозвратно. И во всем этом виноват он, Франческо Кавальканти, – злость воспламенила чувство ненависти в его сердце. – Он хотел убить тебя и, похоже, добился своего. Погляди, на кого ты стал похож? Жалкое подобие человека! Гниешь в этой богом забытой дыре и думаешь, что поправишься и вернешься к прежней жизни? Да ты же живой мертвец. Живой мертвец! Тебе никогда не выбраться отсюда! Никогда! Никогда! Никогда!" – Джеймс весь затрясся от волны чувств, охвативших все его тело, все существо. От нервного потрясения взор его помутился, и слеза покатилась по его щеке.

Марчела испугалась, обнаружив его в таком состоянии. Пациент был пунцовым и весь в слезах. Она подбежала к аппаратуре и охнула, увидев повышение артериального давления и сердечной активности у больного. Это было похоже на сердечный удар. Висконти мигом спрятала в карман мини-телевизор и вызвала главврача.

Фергюсон был не меньше нее изумлен происходящим. Пациент, который столько лет не проявлял ни малейшей реакции на внешние раздражители, внезапно стал буйным.

­­- Два кубика реланиума! Живо! – крикнул он медсестре, явившейся в палату вместе с ним.

Стоило ей впрыснуть инъекцию в больного, как он неожиданно дернулся, затрясся и вскоре притих.

­­- Артериальное давление резко подскочило, что и привело к сердечному удару, – внимательно следя за показаниями приборов, заявил Фергюсон. – Что вы сказали ему, отчего он занервничал?

­­- Я? – растерянно посмотрела на него Висконти. – Ничего… Все произошло внезапно. Я заглянула к нему проведать, потом вышла ненадолго, а когда вернулась, обнаружила его в таком состоянии. Я понятия не имею, отчего он так заволновался.

­­- Что ж, значит, его время иссякло. Боюсь, что после сегодняшнего ему недолго останется жить. Жаль, конечно, будет терять нашего подопытного, но что поделаешь, не вечно же ему жить.

Слова Фергюсона словно ужалили сердце Марчелы. Она чувствовала себя виновной в происшедшем, но была не в силах в этом признаться. Такая оплошность могла ей стоить рабочего места.

Фергюсон покинул палату, оставив возле больного дежурного медбрата. Висконти ушла вместе с главврачом, но вернулась обратно спустя несколько минут. Поручила медбрату некое важное дело и выпроводила его из палаты. С чувством вины подступила к койке и, взяв руку больного в свои, стала просить у него прощения.

­­- Если бы не моя опрометчивость, этого не произошло бы, – подавленно прошептала она. – Только прошу, не умирай… Если ты умрешь, я никогда себе этого не прощу…

Джефферсон услышал ее слова сквозь туман, обволокший его взор. Он еще не пришел в себя и подумал, что с ним говорит та, которую он любил больше жизни.

"Орнелла, она здесь… рядом… она нашла меня… пришла ко мне…" – сбивчивые мысли хаотично рождались в его помутневшем от лекарств и боли разуме.

­­- Орнелла, – позвал он вслух, но имя любимой прозвучало как хриплый, жалобный стон.

Висконти даже вздрогнула от неожиданности. Она подумала, что пациент издал последний предсмертный стон и испустил дух. Хотела подступить к приборам, чтобы проверить его состояние, и вскрикнула, когда мужчина ухватился за ее запястье. У Марчелы перехватило дух – парализованный зашевелился! Она не могла поверить происходящему, не знала что предпринять – звать Фергюсона или нет, радоваться или огорчаться. Она стояла в немом оцепенении, не сводя глаз с мужчины. Как вдруг он опять заговорил, и в этот раз слова его звучали отчетливее.

­­- Боже мой! Это же чудо! Чудо! Постой, что если я опять все неверно истолковываю? Что если это последний проблеск сознания перед забытьем?

Она бросилась к телефону и позвонила в кабинет главврача.

­­- Мистер Фергюсон, это я, Марчела, из 22-й палаты. Пациент заговорил, он зашевелился, и мне кажется…

­­- Милочка, вы явно переутомились – у вас глюки. Идите, отдохните, выпейте кофейку, словом придите в себя и перестаньте надоедать мне.

­­- Но, доктор, поверьте, я ничего не выдумываю. Он на самом деле обрел дар речи.

­­- Это может подтвердить дежурный медбрат?

­­- Нет, он вышел ненадолго.

­­- Смею предположить, это вы отослали его куда-то. Что ж, за такое самовольство вас, да и того самого медбрата ожидает выговор.

­­- Как бы вы меня ни наказали – мне все равно! Главное – то, что Мистер Икс вышел из состояния паралича…

 

* * *

­­- Вот уже год миновал со дня кончины Пиони. Все его люди подчиняются мне беспрекословно, все объекты перешли под мое руководство – все, что можно было прибрать к рукам, я прибрал. Собственно говоря, это было законным достоянием моего покойного сына Альберто, и я не позволил бы кому-то чужому завладеть этим.

­­- А как же внуки Пиони?

­­- Его внуки также и мои. Я обеспечу их всем необходимым, но им рано думать о делах.

­­- Паулетто пошел семнадцатый год.

­­- Да у него одни только телки на уме. Дай ему волю и деньги, так он вскоре останется голоштанником. Нет-нет, пусть подрастет немного, перебесится, успокоится, остепенится, тогда и возьму его в дело… Мария! Ну что ты так долго? – недовольно прикрикнул на жену Франческо Кавальканти.

­­- Все уже готово, проходите к столу. Дети, живо мыть руки! – велела Мария Луиза трем подросткам. Мальчишки-драчуны побежали в ванную, чуть было не сбив с ног свою бабушку. – Ах вы, шалопаи, все в своего отца, – ворчливо бормоча, Мария направилась на кухню и, отдав последние указания прислуге, вернулась в столовую.

Во главе стола сел Франческо, по правую руку от него уселся зять, муж Раффаэллы, по правую – супруга. Дети расположились в противоположном конце стола.

­­- А где девочки? – недовольно поинтересовался Кавальканти.

­­- А вот и они! – воскликнул Роберто, завидев в дверях супругу, ведшую под руку свою сестру к столу.

Усадив Орнеллу рядом с матерью, Раффаэлла села возле мужа. Во время обеда Франческо не прекращал говорить с зятем о делах.

­­- Он тот, кто нам нужен, – задумчиво отозвался Кавальканти на предложение зятя. – Надо бы его как-то заполучить, приобщить к нашему делу, точнее заставить его работать на нас. А для этого необходимо показать, насколько он дорог нам. Такой посредник на вес золота. Займись-ка им, Роберто…

­­- Уже занялся. Я пригласил Ромео на сегодняшний обед.

­­- Ты что, совсем очумел?! – повысил голос тесть. – Как можно было приглашать его сюда?

Роберто застыл, не ожидая такой реакции. Он полагал, что эта новость обрадует тестя, но случилось непредсказуемое.

­­- Но, Фрэнки… ты же сам говорил…

­­- Ну и бес с тобой, – отмахнулся Кавальканти.

Молодой слуга вошел в столовую и, бесшумно приблизившись к хозяину, тихонько сообщил, что пришел какой-то человек, приглашенный на обед.

­­- Впусти его, Массимо. Мальчики, потеснитесь немного. Валентино, пересядь к тете.

­­- Почему я? Пусть Луис сядет рядом с ней.

­­- Делай, что говорю и без пререканий, не то лишу тебя карманных денег на всю неделю, – пригрозил Роберто, и сын без дальнейших возражений пересел на указанное ему место.

Мария распорядилась, чтобы принесли еще один прибор, и к появлению гостя в столовой все было готово.

Окинув взором присутствующих, он поприветствовал их и, пройдя к столу, сел в предоставленное ему место. Он знал об этой семье почти все – имена, род занятий каждого и даже прошлое.

Мария Луиза Розини, жена хозяина дома, была дочерью известного гангстера. Валентино, Луис и Николо были сыновьями Роберто и Раффаэллы, дочери Кавальканти. Роберто был смешанных испано-итальянских кровей. Он был деловым и предприимчивым, услужливым, а порой вспыльчивым и жестоким, отчего и заслужил право стать компаньоном своего влиятельного тестя. После убийства Альберто Кавальканти в одной из разборок мафии, Роберто стал главной кандидатурой на пост руководителя огромными ресурсами Франческо Кавальканти. Его жена Раффаэлла была адвокатом и занималась как его делами, так и делами своего отца. Старшая из двойняшек-дочерей Кавальканти, Орнелла, окончила Театральный институт и в свое время успешно выступала на подмостках городских театров. Но все это осталось в далеком прошлом. Франческо был против карьеры дочери и сделал все возможное, чтобы разлучить ее с театром. Было еще нечто запутанное и темное в жизни этой особы – то, что довело ее до умопомрачения. Эти и многие другие сведения Ромео получил, наведя справки у их общих знакомых.

Ромео был плечистым, высоким мужчиной в расцвете сил, со светлыми волосами и серыми глазами, которые он скрывал под большими затемненными очками. У него были приятные черты лица, несколько крупные, но это ничуть не портило его природного обаяния.

Франческо много слышал о нем, но встречался лишь единожды. Однако он принял гостя как своего хорошего приятеля и завел с ним непринужденную беседу.

­­- Ты стал большим человеком в нашем мире – прямо-таки яркой личностью.

­­- Большими и яркими бывают только звезды на небе, а мы всего лишь люди.

­­- Ну-ну, излишняя скромность тебе не к лицу, – довольно улыбался Франческо. – Ты, говорят, знаешь всякого из здешних кланов и имеешь к каждому подход.

­­- Я всего-навсего строитель мостов.

­­- Строитель мостов? Ну и прозвище себе придумал, – усмехнулся Кавальканти. – А ты, признаюсь, мне нравишься, Ромео. Я давно искал такого человека, как ты, – делового, да еще и с чувством юмора. Если ты не возражаешь, то перейдем в кабинет.

­­- Да, конечно…

Кавальканти остался доволен встречей. У него были великие планы, осуществить которые он мог при посредничестве Ромео. Он даже похвалил своего зятя за предусмотрительность и предприимчивость.

Минул месяц. Ромео стал частым гостем в доме Кавальканти. Его принимали радушно не только глава семьи, но и остальные члены семейства. Он был отличным деловым партнером и просто интересным собеседником. Эти его качества привлекали к нему внимание, и вскоре он полностью завоевал доверие Франческо и всех его домочадцев. Исключение составила Орнелла. Она вела затворнический образ жизни, изредка выходила в люди и всегда была безучастна к происходящему. Взгляд у нее всегда был отрешенным, она выглядела подавленной и грустной. Ее печаль ничуть не умиляла ее обаяния. Совсем наоборот, красота ее казалась еще более возвышенной и неземной. Такой она представлялась Ромео, который при каждой встрече пытался поймать ее взгляд. Этот нескрываемый интерес к Орнелле заметил не только Роберто, но и Франческо. И как-то после ухода Ромео Роберто сообщил тестю о своих наблюдениях.

­­- Знаю, я тоже заметил, что он положил глаз на Орнеллу.

­­- А что если…

­­- Это невозможно, Роберто. Кто захочет связать свою судьбу с помешанной? Орнелла – мой тяжкий крест, и мне всю жизнь придется нести его, как больно и невыносимо это ни было бы.

­­- А что если Ромео все равно ее душевное состояние? Этот союз принес бы нам большие выгоды.

­­- Знаю, но если даже Ромео закроет глаза на ее безумие и согласится взять ее в жены, то Орнелла – никогда! Она уже дважды пыталась покончить с собой, и я не могу позволить этому случиться повторно.

­­- А если и она будет согласна? Дадим немного воли Ромео, пусть он сам завоюет ее расположение. Я поговорю с ним, прощупаю почву и надоумлю его…

 

* * *

­­- Она сегодня особенно прелестна, не так ли?

­­- Да… то есть о ком это ты? – думая о своем, не расслышал Ромео вопроса Роберто.

­­- Я говорил об Орнелле. А разве не ее ты так пристально разглядывал?

­­- Кто? Я?

­­- Не притворяйся. Я же не вчера родился и вижу, как ты вздыхаешь по ней.

­­- Не думал, что это так заметно.

­­- Еще бы! Даже Фрэнки это приметил. Но ты не волнуйся, он не злится на тебя. Совсем наоборот, он рад был бы породниться с тобой.

­­- В самом деле? – надменная улыбка тронула губы собеседника. – Отчего же вдруг он так жаждет выдать свою дочь за меня? Лучшей партии не подвернулось? Или же своим одобрением он пытается скрыть темное прошлое дочери.

­­- Нет никакого темного прошлого! – возмущенно воскликнул Роберто.

­­- Ну, как же нет? Ходят слухи…

­­- Все это ложь! Люди любят посплетничать и чернить ни в чем не повинных.

­­- Твоя свояченица, значит, из тех самых невинных.

­­- Да. Орнелла сама невинность. И если кто посмеет усомниться в этом, я накормлю его пулей. Она просто не такая, как все, – и причины тому глубокие переживания и иллюзии юности. Но что это я оправдываю ее пред тобой? Если она тебе безразлична, никто не станет настаивать. Это я так сказал, к слову.

­­- Я обдумаю твое предложение.

­­- Друг, ты уж не подумай, что наша Орнелла легко доступна. Чтоб завоевать ее, тебе понадобятся ангельское терпение и дьявольская изворотливость.

­­- Мне достаточно двух слов, чтобы вызвать у нее интерес ко мне.

­­- Шутишь?

­­- Нет. Я вполне серьезен. Если не веришь, могу доказать.

Ромео вышел из кабинета, где он беседовал с Роберто и направился в соседнюю комнату. В гостиной в это время находились сестры и мать семейства. Орнелла сидела в кресле и невидимым взором смотрела в телевизор. Подойдя к ней со спины, Ромео положил руки ей на плечи и, нагнувшись, прошептал:

­­- Асуад жив.

Сказав это, он тотчас покинул комнату. Слова его поздно дошли до сознания Орнеллы. Она вдруг вздрогнула, словно разбуженная громким и непривычным звуком, и окинула растерянным взором комнату.

­­- Кто это сказал? Кто это был?

­­- Что с тобой, Нел? Успокойся…

­­- Я спокойна, как никогда! Кто подходил ко мне, кто говорил со мной?

­­- Это был Ромео, – сообщила сестра. – Но почему ты так всполошилась?

­­- Кто он такой? Как его найти?

­­- Да что это с тобой? Что он сказал тебе?

­­- Я хочу видеть его… поговорить с ним…

"Ай да, Ромео, – наблюдая за происходящим из кабинета, подумал Роберто. – Заключи я с ним пари, то непременно проиграл бы. Что же он такого сказал Орнелле?"

Вот уже неделю как Ромео не появлялся в доме Кавальканти. Орнелла буквально извела домашних расспросами о Ромео. Никто не знал, что он сказал ей, и отчего она так взволнована. Даже Франческо был удивлен поведением дочери. Он уже несколько раз звонил Ромео, но никак не мог найти его. В конце концов, он настолько устал от нескончаемых причитаний дочери, что велел Роберто взять людей и доставить Ромео к нему, живым или мертвым. Роберто объездил все те места, где бывал искомый субъект, но его нигде не было.

­­- Он словно сквозь землю провалился, – объяснил Роберто тестю причину, по которой вернулся без Ромео. – С того самого дня, когда он был тут, его никто не видел.

­­- Хотел бы я знать, где его черти носят, – сердито расхаживая по кабинету, сказал Кавальканти. – Может, его укокошили?

­­- Мертвого человека легче найти, чем живого.

­­- Попадись он мне в руки живым, сдеру с него шкуру – будет знать, как приставать к моей дочери… Что тебе, Массимо? – гневно взглянул он на показавшегося в дверях слугу.

­­- Пришел Ромео…

­­- Ромео?! – одновременно вскрикнули мужчины.

­­- Зови его сюда! – велел Франческо.

Только гость переступил порог кабинета, как туда же, узнав о его приходе, явилась Орнелла.

­­- Папа, я хочу поговорить с ним наедине.

­­- Нет уж, я тоже хочу знать, о чем это вы тут будете болтать.

­­- Папа, если я тебе хоть немного дорога, прошу, оставь нас одних.

Кавальканти давно не видел дочь в таком нервно-возбужденном состоянии. С тех пор как он вторгся на квартиру Джефферсона и увез Орнеллу, она была сама не своя. Франческо чувствовал себя виновным во всех ее последующих несчастьях, поэтому он уступил просьбе дочери и вышел вместе с Роберто из кабинета. Орнелла закрыла дверь на замок, чтобы никто не мог помешать их разговору.

­­- Ну, я жду, говорите, где он?

­­- О чем это вы, сеньорита?

­­- Вы сказали, что Асуад жив, и я хочу знать – где он?

­­- Я понятия не имею, кто такой Асуад.

­­- Но как же! – отчаянно воскликнула Орнелла. – Не приснилось же мне это? Я отчетливо слышала – вы сказали: "Асуад жив".

­­- А какое вам дело до Асуада?

­­- Так, значит, это правда? Вы знаете его? Знаете, где он находится?

­­- Знаю, но ничего не скажу.

­­- Послушайте, если вы этого не сделаете по-хорошему, то мне придется вынудить вас, – Орнелла открыла верхний ящичек письменного стола и достала оттуда оружие, которое отец всегда держал заряженным. – Или вы скажете, где он, или вам не жить!

Ромео улыбнулся.

­­- Это все, что я хотел услышать, – все так же улыбаясь, проговорил он. – Знаешь, ты напомнила мне Келли Кейтсон, когда она вот так же, как ты сейчас, держала Джефферсона под прицелом и требовала у него признания. Она полагала, что он преступник, хотела разоблачить его и не верила тому, что он служитель закона.

­­- Откуда… откуда тебе это известно?

­­- Откуда? – усмехнулся мужчина, шажочками подступая к ней все ближе и ближе. – Неужели ты еще не поняла? Я и есть Асуад.

Дрожь пробрала все тело Орнеллы. Она нервно дернулась, крепко сжала в руках рукоять пистолета и от волнения нажала на курок…

Услышав выстрел, Кавальканти с зятем вломились в кабинет и застыли в изумлении. Орнелла с оружием в руках повисла в объятиях Ромео, а он, шепча ласковые слова, осыпал ее бледное лицо поцелуями. У самого его виска была небольшая царапинка – пуля пролетела мимо, едва коснувшись его.

­­- Что тут происходит? – оправившись от изумления, спросил Кавальканти.

Джеймс только сейчас заметил их присутствие. Он поспешно выхватил пистолет у Орнеллы и направил его в сторону Франческо и Роберто.

­­- Не подходите! – крикнул Джефферсон, придерживая другой рукой нетвердо стоящую на ногах Орнеллу.

­­- Что ты вытворяешь? Что за угрозы? – возмутился Роберто.

­­- Это похищение, будете сопротивляться – убью!

­­- Ты что, спятил?

­­- Прочь с дороги!

­­- Тебе все равно не уйти отсюда живым, – злобно прошипел Франческо. – Прекрати эти глупости, и я обещаю, что прощу тебе все.

­­- Мне ли верить убийце моего брата, человеку, причинившему столько горя мне и своей дочери?

­­- О чем это он, Фрэнки? Ромео, друг, ты что-то напутал. Фрэнки не убивал твоего брата.

­­- Я не Ромео. Я – Джеймс Джефферсон, тот, кого Фрэнки ненавидел больше всех на свете, тот, кого он хотел убить, но так и не смог добиться своего.

Кавальканти чуть было не задохнулся от изумления.

­­- Что, не ожидал меня увидеть? А я все эти годы жил одной только мыслью убить тебя – убийцу времени! Я потерял самые лучшие годы своей жизни, потерял любимую и брата, и во всем этом виноват ты! Ты заслужил возмездия как никто другой!

­­- Нет, Асуад, не надо его убивать, – взмолилась Орнелла. – Убивают только трусы. Оставь его жить и пусть его истязает совесть.

Джефферсон посмотрел на любимую, и нежный взгляд ее глаз заставил его подавить свой гнев.

­­- Ты права, дорогая. Пусть живет и помнит, что в затылок убийце дышит другой убийца.

Держа Франческо и его зятя под прицелом, Джеймс вместе с любимой покинул кабинет и прошел к входной двери. Они миновали двор и, сев в автомобиль, припаркованный у ворот, уехали в неизвестном направлении.

­­- Надо их догнать! Мы накажем этого наглеца! Я возьму наших, поеду следом за ними… Они не могли далеко уехать…

­­- Не надо, – подавленно отозвался Кавальканти на энергичные призывы зятя.

­­- Но как же, Фрэнки? Ты позволишь им уехать, потеряешь дочь из-за этого проходимца?

­­- Я давно уже ее потерял…

Франческо даже не предполагал, в какой ад превратится его дальнейшая жизнь. Он думал, что власть и богатство – все это доставит ему невероятное удовольствие. Но за головокружительным взлетом порой неминуемо и падение. Тоскарини был сильной личностью, его не только уважали, но и боялись. А у Кавальканти не было таких диктаторских способностей. Слабость вождя приводит к его гибели, и яму ему роют в первую очередь его же приближенные. Так случилось и с Франческо Кавальканти. Его звезда потухла прежде, чем успела воссиять на небосводе.

Совсем иначе обстояли дела у его дочери Орнеллы. Уехав из родительского дома, она устроила свою жизнь по собственному желанию. Связала свою судьбу с Джеймсом Джефферсоном и вернулась в театр. Продолжить свою карьеру актрисы ей помогли старые знакомые, да и поддержка Джеймса оказалась существенной.

Через полгода Орнелла сыграла свою первую роль после стольких лет молчания. Она играла Корделию из пьесы Шекспира "Король Лир". Успех был триумфальным. Звезда Келли Кейтсон вновь ярко засияла на небосклоне. И успех ее стал еще более приятен, ведь рядом был любимый человек, который все испытал и выстрадал, но все равно не сдался. Он походил на шекспировского Лира, и о нем точно так же сказали бы:

 

Какой тоской душа ни сражена,

Быть стойким заставляют времена.

Все вынес старый, тверд и несгибаем.

Мы, юные, того не испытаем.