Неумолимо надвигавшийся новый 1980 год, как любая наступающая веха жизни, сулил что-то волнующее и ожидался с ощущениями возможных приятных перемен для моей семьи. После шести лет брака меня более всего угнетала мысль об отсутствии «своего угла» для сформировавшейся ячейки общества, состоящей пока из трёх человек. Хотя нам хорошо было известно, что проблема обеспечения квартирами молодых семей в ту пору была очень острой не только в нашей области. Вполне устраивающая работа в школе при самых обнадёживающих перспективах также не гарантировала получение заветной связки ключей от собственной жилплощади даже в обозримом будущем. Кочевой образ жизни по городу и области с временным пристанищем в съёмных квартирах частенько выливался в отчуждённость и конфликт наших интересов с их владельцами. В любой момент тебе могли указать на дверь даже по мелочной причине. Случайно узнав об интенсивном строительстве жилья в черте города для работников судостроительно-производственного объединения, я наивно предположил, что, возможно, это маленький шанс исправить положение. Но для этого нужно было влиться в ряды корабелов. И я решился на отчаянный шаг, вызвавший разные кривотолки среди педагогов, - уйти из школы после окончания первого полугодия. Завод в то время получил крупный государственный заказ на постройку нескольких плавучих буровых установок полупогружного типа для проведения геологоразведочного бурения на северном шельфе Каспия, поэтому нуждался в увеличении не только отряда специалистов по судостроению, но и работников других профилей. Признаться, я смутно представлял себе, в каком качестве придётся трудиться на этом объединении, но ради приобретения будущего жилья был готов к любым предложениям. Конечно, без надёжных связей и поддержки все попытки трудоустройства были бы делом пропащим, вот здесь-то и помогли знакомства и обширные дружеские контакты.

Местом новой работы оказался отдел материально-технического снабжения, куда меня определили старшим инженером-диспетчером. Обязанности были до безобразия просты и бесхитростны: выделяемые транспортным цехом грузовые автомобили для вывоза различных материалов из городских баз надо было использовать с максимальной отдачей. Руководил отделом интеллигентный с виду, невысокого роста, коренастый и лобастый мужчина лет 50, с печальным взором умных глаз за толстыми стёклами роговых очков. На предприятии у него был непререкаемый авторитет рачительного хозяйственника и опытного производственника. Генеральный директор, уезжая даже в краткосрочные служебные командировки, всегда оставлял его вместо себя, хотя мог бы посадить в своё кресло одного из своих замов или главного инженера.

Первый рабочий день после новогоднего праздника начался с интересного наблюдения: повсеместное и повальное использование в общении забористых вульгаризмов родного русского. Причём, эта мода не была уделом лишь работяг. С особым смаком и виртуозным изяществом все богатства «великого и могучего» практиковали и руководители цехов, что не считалось чем-то неприличным или зазорным. Вспомнилось, за «лихие слова» на Руси в 17-ом веке карали только в двух случаях: если матом обкладывался ценный иностранный специалист – полагался кнут, а если матерился в присутствии государя – 15 суток заключения «за оскорбление величества». После школьной учительской с её особой доброжелательной и академичной атмосферой такая производственная реальность выглядела поначалу обескураживающим контрастом, а потом я привык и перестал обращать внимание. Положа руку на сердце, должен признаться, что и сам грешен, ибо нет-нет, да и пускал в оборот отдельные смачные метафоры этого уникального «лингвистического набора», азы которого мне преподали ещё в армии. Но делал это исключительно среди мужчин и только в профилактических целях. Укрепившаяся практика подобного общения не осуждалась и даже приветствовалась. Мат непринуждённо и естественно врос в рабочие будни, стал необходимым средством для конкретных объяснений производственной задачи. Русский мат – явление уникальное, которое нельзя сравнить ни с одним искусственным языком. Его лексический ряд ограничен, однако какая космическая бездна применения, какое мощное психотерапевтическое воздействие производит мат в любой отрасли человеческого труда и на любого труженика производства. А насколько широка и гибка его семантическая многогранность. Русский мат – это ещё изумительная чехарда невообразимых словосочетаний языка. А их глубинный смысл понимают лишь его носители. Это неповторимая игра слов и вульгарных понятий, изысками которых не может похвастаться ни один из ныне живущих народов. Ну, в каком ещё языке тебя могут послать тремя буквами на все четыре стороны? Вот и наш учёной внешности очкастый шеф в начале рабочего дня на спринтерской скорости ворвался в вагончик, где сидел цвет инженерной мысли, и злобно зарычал: «Чёрт бы вас всех … драл!!!» Затем с грохотом хлопнул дверью так, что задребезжали оконные рамы с вмонтированными для защиты от воров металлическими решётками, и, ничего не объяснив, с такой же стремительностью испарился. Коллеги лишь улыбнулись, заметив мой недоуменный взгляд, и сказали, чтобы я не обращал внимания, что через 15 минут начальник будет в норме. И такие внезапные хамские набеги руководителя с фейерверком оскорбительных ругательств и пошлых сравнений своих сотрудников были нормой.

Ко всем красным календарным датам энтузиасты отдела оформляли стенгазету. Вот и ко дню Советской Армии и Военно-Морского флота решили сделать праздничный выпуск. К этому времени я уже немного освоился и считался «своим», заработав некоторый авторитет и «уважуху». Моё предложение о написании дружеских эпиграмм в честь праздника в адрес мужчин подразделения было встречено с одобрением и восторгом. В душе я уже созрел к тому, чтобы жёстко покритиковать босса за вздорную привычку периодически извергать матерщину даже в присутствии женщин, и что особенно прискорбно - при молодых сотрудницах. Они отчаянно краснели от неконтролируемой и откровенной похабщины, не смея поднять головы. Справедливое возмездие шефу я видел в уничижающей сардонической отповеди его дурной манере, которая должна была хоть как-то приструнить и одёрнуть его за унижения прекрасной половины рода человеческого. И что уж совсем из области фантастики - сыграть некую воспитательную роль! По моей просьбе художник нарисовал в центре газеты гротескную фигуру начальника, облачённого в модный костюм с кокетливой - для уязвления самолюбия – бабочкой вместо галстука. На месте головы была приклеена вырезанная из журнала огромная гривастая башка царя зверей с угрожающе оскалившейся пастью, из которой вылетали непристойности: « Да я вас всех на … вертел! Да вы все … ! Да чтоб вам… !» Рядом с взъерошенным любителем мата притулилось следующее «пояснение»: « Шеф, на глотку взяв упор, изрыгнул свой мат- фольклор.… После смачного фольклора за окном пожухла флора!..» Не бог весть как остроумно, но на большее не хватило способностей, как я не пыжился. А коллегам очень понравилось…

Накануне праздничного дня вопреки всем ожиданиям наш руководитель скромно и незаметно «нарисовался» в тамбуре вагончика и с интересом уставился в стенгазету. Затем вместо поздравительных слов он буднично и, мне показалось, сконфуженно поблагодарил сотрудников за хорошую работу в первой половине квартала, пожав каждому руку. Пожал и мне, испытующе глядя в глаза. Его рука была мягкой, гладкой и пухлой. Подумалось, что вряд ли она в последние годы кроме обеденных приборов и шариковой ручки держала топор, пилу или лопату. Интересно, что где-то на пару недель импульсивная грубость и спонтанные, замысловатые тирады незаметно исчезли из репертуара босса. Я был доволен, что хотя бы на этот срок уши наших сотрудниц отдохнули от баритональной тяжести нелепых угроз и постыдных оскорблений. А потом, вскоре после празднования 8 Марта, увы, всё снова вернулось на своё место…

Однажды шеф в грубой форме по внутренней связи потребовал моей немедленной явки в его кабинете. Я, перебрав в памяти события последних дней, не нашёл в них ничего криминального и смело двинулся на рандеву. Как и прежде, не утруждая себя объяснениями или примерами, он облил меня помоями и обвинениями в некомпетентности, в какой-то несогласованности действий с другими службами отдела. Я молча стоял в дверях, спокойно наблюдая, как этот модно одетый, осанистый, с лицом профессора мужчина в своей необузданной истерике становится всё больше похожим на заурядного подвыпившего сапожника. Дождавшись короткой паузы, я внятно и мягко возразил: «Вы знаете, американский классик Марк Твен однажды остроумно заметил, что часто создаваемый разгневанным человеком шум абсолютно ничего не доказывает. Он выглядит, как курица, которая снесла яйцо, а раскудахталась так, будто снесла целую планету!..» Повисла пауза. Начальник раздувал щёки и жевал губы, подбирая слова для ответа. Не дождавшись, я с нажимом добавил: « Буду разговаривать с вами только после окончательно выпущенного пара!» И вышел. Прислушался. Тишина. Не знаю, зачем, но в коридоре заглянул в замочную скважину тяжёлой деревянной двери – шеф суетливо глотал какие-то цветные таблетки, запивая водой. Через полчаса совсем другим тоном он предложил снова зайти. В спокойной обстановке сообщил, что вскоре мне предстоит заменить в командировочных поездках некоторых инженеров, так как общая картина производственных процессов такова, что их присутствие полезнее на верфи. А причину своего эмоционального взрыва на рабочем месте он так и не объяснил. Странно.

И я «всей гофрою души» понял, что моя жизнь в среде технической интеллигенции получает новый виток, притягательный и интересный, требующий других профессиональных качеств, иного подхода и решения производственных проблем и обещает побаловать ранее неиспытанными впечатлениями.

(Продолжение следует)