ДЕСЯТЫЙ ПРАВОФЛАНГОВЫЙ

 

Телефонный звонок и осторожное обращение: «Ладу Хмельницкую можно?» - был столь неожиданным, что Лада переспросила, ее ли имеет ввиду абонент.

- Ладка, да это я, Ольга Чусовитина, сейчас, правда, Бакланова. Ты что меня не узнала?

- Лёля! Чусовитина! Ты откуда?

- Ладка, я ниоткуда. Называй адрес, заеду, все расскажу.

Лёля – изменившаяся, но все та же крупная шумная Лёля, школьная подруга, с которой Лада не виделась лет пятнадцать, - влетела в квартиру, смяла Ладу в объятиях, наполнила воздух прихожей тяжелыми сладкими и невозможно концентрированными духами, долго ухала, как сова, нагнетая волну смятения совести за столь долгое отсутствие звонков и свиданий.

Лада была очень рада Ольге. С ней они сдружились в восьмом, до конца десятого были неразлучны, в институтские годы встречались часто по поводу и без, потом виделись все реже, а в последние годы совсем потеряли друг друга из виду, но, как выяснилось, не из сердца. Не было ощущения долгих раздельно прожитых лет, не было потери духовной связи, не было чувства неловкости, незаполненных пауз, напряженных лиц. Была Лёлька, с которой всегда находился повод для обсуждения, которая готова была принять, понять и прийти на помощь, неутомимая, взбалмошная, несуразная, но необыкновенно родная Лёлька.

Проговорили весь вечер – о семье, детях, мужьях, работе, заботах. Лёлька давно разошлась с мужем, костерила его, почем зря, но как-то не зло. Видимо, перегорело все внутри. Забылись претензии безденежья, плохонького жилья, отсутствия перспектив. Притупилась даже обида брошенной женщины, когда-то доведшая Лёльку до истерики и стыда унижения перед соперницей в надежде вернуть мужа. Сейчас все было в прошлом, и Лёлька рассказывала о своей жизни с грубоватым юмором, запивала повествование смесью полусухого белого вина, водки и помидорного рассола. Лада слушала и улыбалась, наслаждаясь Лёлькиными эмоциональными рассказами, самим присутствием школьной подруги и легким хмелем вина, эмоций и невзначай взбудораженных воспоминаний…

Лада ощутила себя девочкой лет в пять. До этого росшая в хорошей семье, любимая родными она никогда не задумывалась над тем, что родилась девочкой. Но однажды Лада услышала, как друг Никита с неподдельным восхищением и искренним восторгом мальчика, вдруг пораженного красотой девочки, раньше им не замечаемой, сказал Ладиной подруге Инне: «Ты принцесса! Настоящая принцесса!» Лада чуть не заплакала от обиды. Никита – ее верный друг, мальчик из ее дома, из ее подъезда, абсолютно свой и воспринимаемый как брат, был поражен красотой совсем другой девочки, которая, как казалось Ладе, никоим образом не имела права претендовать на него. От обиды Лада сделала первое, что не надо было делать. Она постаралась привлечь внимание Никиты к себе, а в ответ получила то, чего никак не ожидала. Никита отстранился от нее, назвав уродиной. Так оборвалась первая Ладина любовь, так ощутила она себя девочкой – некрасивой девочкой.

Она была умненькой, доброй, немного стеснительной, и даже приятной, но всегда стыдилась излишней полноты, густых бровей, крупного носа с горбинкой, ярких губ и то и дело вспыхивающего румянца на совершенно бесцветном неинтересном лице. Лада относилась к себе объективно, понимая, что с ее данными капризничать и обращать на себя внимание какими-то собственными особенными мнениями или суждениями не стоит. Ярлык некрасивой девочки, когда-то жестоко прилепленный Ладе, взрослея, она носила безропотно, практически не замечая. Она просто знала, что этикетка соответствует качеству товара. Тогда что ж ее прятать? Не вылезай в первые ряды, относись к себе столь же небрежно, как окружающие, и уже никогда не будет ничего обиднее собственной оценки. Именно поэтому дружба с Лёлей стала для Лады столь желанной и ценимой ею. В паре с активной громкоголосой и тоже не особенно привлекательной Лёлей Лада чувствовала себя спокойно, не комплексовала, не мучилась сознанием неполноценности.

Однако все в жизни меняется. Годы учебы в институте сформировали в Ладе два основных и важных качества. Во-первых, Лада осмелела и перестала краснеть по всякому пустяковому поводу. Просто выяснилось, что она многих умнее и сообразительнее. Ее лишенный девичьих глупостей ум развивался по мужскому типу – Лада занималась много, любила физику, математику, электротехнику. Без всяких видимых усилий на пять сдала сопромат. Она осваивала больше, чем было предписано программой курса. В качестве легкого развлечения поставила себе цель во всяком новом задании искать и находить альтернативное решение. Все вместе неизбежно выдвинуло Ладу в первый ряд особо одаренных студентов. А так как в избранном окружении оценивались другие ее качества, нежели красота и привлекательность, Лада перестала стесняться самой себя, активно дискутировала, спорила, отстаивала свою точку зрения и вовсе не боялась при этом плохо выглядеть как девушка. Она об этом просто не думала. А это последнее привело к формированию второго нехарактерного для Лады качества - она похорошела. Абсолютно точно, решительно похорошела. Видимо, затянувшийся процесс перерождения гадкого утенка в лебедя сместил время девичьего расцвета. Конечно, нос не потерял горбинку, и ресницы не стали чернее, но все как-то оформилось настолько, что можно было с этим материалом пробовать работать. Общежитские девчонки раскрыли Ладе таинство выщипывания бровей, не с первого раза, но она научилась красить глаза и губы, и решилась на радикальное изменение цвета волос. Из серенького невзрачного толстенького хомячка вдруг появилась вполне интересная девушка. Полнота, правда, еще давала о себе знать, но джинсы мужского кроя, кефир на ночь и большая фотография себя прежней в купальнике с маками, демонстративно размещенная на стене комнаты, сделали свое дело – живот подобрался, джинсы спрятали полные икры, чувство ненависти к макам, натянутым на фигуру борца сумо, заставили сбросить двенадцать килограммов.

Теперь Лада сама не могла поверить в свершившееся чудо – она перестала трусливо прошмыгивать мимо зеркал. Раньше это было мукой. Зеркала в театрах, вестибюлях концертных залов, трюмо в большой комнате и даже зеркало в ванной как будто специально ловили ее самый неудачный ракурс. Лада научилась чистить зубы и умываться, не глядя в зеркало, причесываться наугад. Она ретировалась от зеркал всегда, если случай пристраивал рядом какую-нибудь эффектную женщину, с удовольствием оглядывающую свое отражение. И вдруг судьба подарила Ладе счастье ее нового образа. Счастье, за которое Лада была бесконечно благодарна, которое боялась спугнуть, которое, наконец, позволило ей ощутить себя девушкой. Конечно, она не приобрела модельную внешность, да и зачем. Она просто немного изменилась, но даже этого немногого хватило, чтобы ее заметили, полюбили и позвали замуж.

Сейчас, сидя рядом с Лёлей, Лада довольно смущалась, слушая ее периодические восклицания: «Ну, ты посмотри! Ты так изменилась, просто не узнать! Ладка, сознавайся, делала что-то с лицом? Тебя никто из наших не узнает, честное слово.» Говоря «наших» Лёля имела ввиду, конечно, класс, в котором они вместе учились десять лет. Их правофланговый класс, как называли его в школе.

Правофланговым класс стал благодаря усилиям, жесткости, высочайшим требованиям ко всем ученикам классного руководителя Ады Борисовны. Сама всегда подтянутая, дисциплинированная, верная идеям и указаниям партии Ада выжимала из класса все соки. В смотрах песни и строя, когда-то обязательных, абсолютно милитаристских по своей сути, но так политически правильно, по мнению Ады, воспитывающих, класс неизменно побеждал в течение всех лет учебы. Да и как было не побеждать – Ада Борисовна начинала муштру ежедневно до первого урока. По четвергам вне зависимости от времени года и того, планировалось ли в ближайшее время проведение очередного смотра, Ада оккупировала спортивный зал и гоняла своих подопечных до пионерского звона в ушах от визгливого голоса командира отряда Ирки Братчиковой. Для Ады класс делился на имеющих пионерский задор в глазах, звонкий голос и необходимую в смотре выправку, и всех остальных «трудных» учеников. Лада с Лёлей были из последних. Полненькая Лада и «без царя в голове» Лёля, которая умудрялась даже на смотре неправильно выполнить команды «на-ле-во», «кру-гом» (чем несказанно подводила отряд и в итоге была выдворена навсегда в запасные), конечно, не входили в круг любимчиков Ады. А Ирка Братчикова, Вера Симонова, Стасик Белкин, Костя Литвинов, Лена Образцова, Вадик Сериков и еще семнадцать «истинных» пионеров составляли настоящую, надежную опору класса. Они показывали на смотрах чудеса перестроений, слаженность и сплоченность отряда, ревели речевки так, что школьные стены содрогались от ужаса наступающего коммунистического завтра. Лада, затертая внутри шеренги, закрытая со всех сторон товарищами от судейской бригады, маршировала все десять лет учебы, осознавая, что является по сути лишь наполнением короба правофлангового отряда. С ее фигурой бессмысленно было пытаться хоть раз выдвинуться в первый ряд и показать, что она тоже может быть опорой класса. С ее лицом не было смысла стараться половчее и даже с каким-то форсом пристроить красивую голубую пилотку. Ей это не шло, категорически и однозначно. И как бы правильно Лада ни выполняла команды, не было в ее полных ногах той солдатской пружинистости и прыти, которые позволили бы судьям отметить особенную выправку. Изнутри колонны Лада лишь всякий раз взглядывала на скамейку запасных, которым было еще хуже. Этот невостребованный резерв, по решению Ады, вообще был лишен «счастья» оказаться в общем строю и приобщиться к лаврам заслуженной отрядной победы…

Лёлька, сохранившая после окончания школы связи со многими соучениками, сейчас взахлеб рассказывала, как недавно увидела объявление о сборе выпускников. Их школьные годы закончились, оказывается, двадцать пять лет назад. Уму непостижимо! Казалось, только вчера прозвенел последний звонок, еще недавно все девчонки плакали, навсегда прощаясь со школой, и каждый обещал никогда никого не забывать, встречаться каждый год, заходить в школу при первой возможности. Давно забытые и всегда пустые обещания. Лада сразу знала, что вряд ли будет приходить в школу. К одноклассникам она относилась хорошо, имела со всеми нормальные ровные отношения. Но не было у нее здесь своего дома, не случилось первой любви, не стала она «опорой» отряда. Ее жизнь состоялась после. А теперь под влиянием радости встречи с Лёлей и нахлынувших воспоминаний Лада очень захотела увидеть ребят, с которыми вместе училась, которых очень, казалось, хорошо помнила и к которым хотела прийти немного другой, не той невзрачной толстой девочкой, а интересной состоявшейся женщиной. Смешное, нескромное желание, но это должен был быть реванш не перед одноклассниками, перед самой собой, своим детством с ярлыком некрасивой девочки.

К назначенному дню встречи Лада купила новый элегантный костюм, покрасила и уложила в салоне волосы, поработала над макияжем. «Вполне ничего», - бросила она мысль-вопрос зеркалу. «Вполне ничего», - ворчливо, но незлобно ответило зеркало. Они давно научились понимать и ценить друг друга. Лада накинула пальто, чмокнула мужа и сына и отправилась в школу. Машину брать не стала. Ей показалось, что это будет нескромно и даже как-то вызывающе. Лёльку встретила перед школой, ровно на том месте, где когда-то они каждый день перед началом занятий ждали друг друга. Лёлька тоже постаралась быть красивой – ярко накрасила глаза, высоко взбила волосы, до обморока надушилась тяжеловесными сладкими духами. Лада снова с радостью кинулась к Лёльке, хоть виделись они всего дней семь назад. Но сейчас это скорее был зов защиты. Рядом со школой Лада вновь как когда-то робела, а Лёлька была тем единственным человеком, под руку с которым можно было взойти на крыльцо уверенно, спокойно и даже весело.

В школе собрался весь их выпуск, все шесть классов. Приветственная линейка, сильно постаревшие учителя, из тех, кто вообще остался, много шума, объятий, приветственных восклицаний. Потом все разделились по классам, сидели за своими партами, что-то рассказывали о себе, своей жизни, успехах. Кто-то инициативный, оказывается, подсуетился и заказал кафе. Бывший десятый правофланговый без лишних дебатов переместился туда, и уже здесь, сбросив напускное, каждый стал проявляться тем, кем он стал на самом деле за прошедшие двадцать пять лет.

Не досчитались четверых по списку и выпили за них без слов. Ирина Братчикова – бессменный командир и запевала, подшофе что-то нудно бубнила про трудности в быту и на работе. У нее уже не было того звонкого голоса, черты лица как будто стекли ниже по щекам. Было видно, что вечерами она попивает привычно и одиноко. Вначале вечера она еще попыталась было со сцены призвать всех вспомнить какую-то отрядную речевку, но сама запуталась в словах, а не получив поддержки, затухла и остаток вечера провела в дальнем темном углу зала.

Лена Образцова – красивая, яркая когда-то девочка и женщиной стала броской, но теперь вызывающе броской. Ее любовь с Костей Литвиновым, которую наблюдал весь класс на протяжении последнего года учебы, должна была закончиться, как полагали, свадьбой сразу после окончания школы. Но не закончилась. Константин, совершенно сейчас на себя не похожий, в модных очках, дорогом костюме, практически весь вечер вел деловые разговоры с бывшим одноклассником Алексеем Кожиновым. Они что-то бурно обсуждали, не обращая внимания ни на бывших товарищей, ни на тему собрания. У них шел совместный бизнес, который в данный момент просто переместился на другую площадку. Остальные им просто не мешали, но и этого, пожалуй, Константин с Алексеем не замечали. Если бы не девушка лет двадцати трех-четырех, которую Константин то держал за руку, то, продолжая разговаривать, хозяйски оглаживал по спине, Лена Образцова, может, и не устроила бы ту некрасивую сцену. Но она случилась внезапно, произошла бурно и заставила уйти и Константина с девушкой, и Алексея, так и продолжавшего с ним разговор, да и саму Лену в слезах, отчаянии и злобе. Как говорили знавшие историю их отношений, не дождавшись свадьбы, Лена все-таки переехала к Косте, жила с ним несколько лет, родила ребенка. Когда Константин всерьез занялся бизнесом, его дела пошли в гору, а времени и чувства на Лену уже не осталось. Говорили, что она выслеживала Костю по городу, являлась в офис со скандалами, однажды за взятку пыталась оформить с ним брак без его участия. Тогда он просто освободился от Лены, в один день выселив ее и сына из квартиры. А сегодняшнее появление с девушкой модельной внешности, неуместное по отношению ко всем и вызывающее по отношению к Елене, продемонстрировало его полное пренебрежение, желание унизить и растоптать ее, как женщину. Лада также обратила внимание на полное равнодушие Константина и Алексея ко всему происходящему и ко всем присутствующим. Оно не было частью игры в деловых занятых людей. Это было истинное отсутствие интереса, памяти, потребности в близких когда-то сверстниках. Стоило ли ради этого идти на встречу спустя двадцать пять лет?

Лёлька то и дело подтягивала к столу одноклассников. Кто-то удивлял успехами, как смешная в детстве, похожая на мартышку Оля Серебрякова. Оказалось, закончив медицинский институт, она стала офтальмологом, некоторое время стажировалась и работала в Федоровском институте. Написала кандидатскую, монографию, теперь сама заведует отделением. Ее поразительная цепкость, неиссякаемая энергия соотнеслись с удивительной тягой к познанию даже на сорокалетнем рубеже. Она говорила без умолку о планах, новых методах, потеряв чувство аудитории и теперь нагружая бывших подруг сложной терминологией. Но Лада смотрела и слушала ее с удовольствием. Успехи Оли, увлеченность своим делом делали ее внешне моложе, активнее и невольно заражали окружающих не только верой в успех российской медицины, но и в светлое будущее вообще.

Артем Козлов в юности лопоухий, высокий, голенастый парень предстал этаким денди – возмужал, раздался в плечах, необычной удлиненной стрижкой прикрыл ушной дефект. Женившись, взял фамилию жены и теперь именовался Артем Барский. При этом оставался обаятельным, веселым, очень внимательным и умеющим слушать человеком. О себе говорил мало, но Лёлька разузнала, что Артем владеет агентством недвижимости, весьма успешен и обеспечен, имеет троих детей, жену и дом за городом. Артем, пожалуй, единственный, с кем Ладе весь вечер было легко и комфортно. Они вспоминали все, что было в их школьной жизни. Как оказалось, Артем помнил многое лучше и рассказывал обо всем поразительно интересно, с юмором. Лёлька с Ладой и еще несколькими одноклассниками, сдвинувшими два ближайших стола и образовавшими своеобразный притягательный для собравшихся центр, хохотали до слез.

А в целом было ощущение какой-то ирреальности. Сначала неузнаваемые лица проявили знакомые черты, но, став таковыми, не дали продвинуться дальше в воспоминании характеров и привычек. Беззаботная школьная жизнь представляла всех по-другому. Сейчас, признав в лицо, Лада не могла поверить, что люди могли так измениться внутренне. Еще удивительнее было для нее внимание мужской половины класса. Ладу приглашали танцевать, открыто говорили комплименты, но ей казалось, что никто не соотносит ее с той Ладой, какой она была в школе. Как будто воспринимают ее как стороннего инородного здесь человека. Стас Белкин вообще стал проявлять ненужную навязчивость. Ладе не нравилось, во-первых, его неуместное персонально ей предназначенное мужское внимание, а во-вторых, непонимание ее как женщины, с которой не позволено вести себя подобным образом. Лада узнала, что Стас так и не женился, работал где-то в органах, отличался жесткостью, сильными перепадами настроения. Его выбор не только не льстил Ладе, но вызывал настороженность и раздражение. В итоге Стас расположился на расстоянии, сидел, напиваясь, но не сводя глаз с Лады. А она холодела от его пристально смотрящих, не отпускающих, но и не видящих ее глаз, и не хотела, почему-то совсем не хотела этого внимания, этого давления и вообще этого человека рядом. Она не знала его.

В какой-то момент Лада ощутила себя девочкой, ученицей десятого правофлангового. Ей проще было вспомнить свой последний школьный год. В кафе соученики разбрелись по группам, кто-то, перебрав спиртного, клевал носом, кто-то ушел, кто-то был интересен только сам себе. Не было отряда, той единой команды, которую взращивала когда-то Ада. Не было мальчиков и девочек, которых она называла опорой класса. Так сложилось, что именно они, браво выкрикивающие речевки, по команде, как марионетки, разворачивающиеся в марше, получающие грамоты и призы за стройность рядов, теперь распались на составные части и не смогли спустя двадцать пять лет слепить мозаику правофлангового. Ада Борисовна надеялась, что, научив маршировать, закрыв активно марширующими думающих, сомневающихся, ошибающихся, она добьется порядка и дисциплины, подготовит класс к жизни в светлом коммунистическом будущем. Она не замечала, да и не хотела замечать, как больно била ногами первая шеренга по голеням позади стоящих за неправильно выполненную команду, за риск неполучения очередной награды. А теперь эта шеренга оказалась несостоятельной, командир в жизни перестал быть командиром, потерялось чувство локтя, каждый жил сам по себе. И не было их класса, не было сейчас, но не было и тогда.

Только веселый Артем Козлов, а теперь Барский, напоминал внешней беззаботностью о детстве и юности. Хотя, подумала Лада, его веселость и легкость – выработанные навыки общения с клиентами, признак профессионала–продажника. В сфере недвижимости, где у него свой бизнес, неизбежно приходится уметь быть гибким, коммуникабельным, толерантным.

Лада встала из-за стола, махнула Лёльке, что ей надо позвонить, набрала сотовый мужа: «Саш, приедь за мной. Да, сейчас. Нет, все хорошо, все в порядке, но я хочу домой».

Ноябрь 2007

Из сборника "Не про меня, но обо мне"