Все утро он дергал маму: подай ему то, подай это, где очки… У нас принято в семье, как и на Руси издревле заведено, что жена собирает мужа в дорогу, на войну. Поэтому мама спокойно хлопотала, и еще у нее было завидное терпение. Она знала, что отец нервничает, поэтому суетится, раздражается по пустякам. Он встал сегодня чуть свет. Ходил по двору, занимая себя мелкой работой по хозяйству, пока все домашние спали. Потом включил радиоприемник.

- По вашим заявкам в исполнении Иосифа Кобзона … - Торжественно объявил ведущий.

Отец сделал чуть громче. И дом наполнился радостным мотивом:

 

Этот День Победы порохом пропах.

Этот праздник с сединою на висках.

Эта радость со слезами на глазах.

День Победы! День Победы! День Победы!!!

 

- А где моя любимая в полоску? Эту я надевать не буду, - капризно, повысив голос, произнес отец, выходя на улицу, хлопнул входной дверью.

Пришлось старушке лезть в шифоньер и копаться на полке, отыскивая нужную рубашку.

- Доча, на, погладь, помялась, а то ведь не оденет. Проверять его кто-то будет…

Я достала наш старый утюг, включила. Взяла покрывало, свернула вчетверо и расстелила на столе. Утюг стал нагреваться и источать запах горящей электропроводки или изоленты, которой в нескольких местах был перевязан длинный шнур, похожий на змею.

Мама выглянула в окно. Отец во дворе натирал гуталином свои выходные туфли. И пока я утюжила, мы наблюдали, как наш старичок куском бархата завершил подготовку обуви. Полюбовался. Занес в дом и поставил у порога.

- Что огнем горят. Гляди, сороки унесут…- пошутила мама.

Отец улыбнулся. И прошел в спальню, чтобы переодеться. Я подала ему рубашку.

- Смотрите, как наряжается, - не выдержала она, - Как на свадьбу…

- А как же, Сашенька, сегодня праздник. Я должен пример показывать молодежи. Мне же слово давать будут…

- Да какой пример? Ты от роду такой. Все модничаешь,- с иронией сказала мама, - В чем попало никогда не выйдет из дома, - как бы пояснила мне, - не то, что сосед. Тот в худых и засаленных штанах ходит и в будень, и на праздник. А тебе все чистое подавай, - подмигнув, продолжила, - чуть что все швыряешь на пол…

- Тьфу, - плюнул отец, - нашла с кем сравнивать!

- А чем ты лучше его? Он даже лет на 15 моложе тебя, в сыновья годится. А ты все форсишь! - не унималась мама.

- «Соколовская гитара до сих пор в ушах звенит!»,- с гордостью пропел отец, выходя из-за шторы, хлопнул ладонями и ударил ими по коленям, выставляя правую ногу вперед. - Ну, как?

Он стоял перед нами, как герой. Поверх рубашки свитер и военный офицерский китель, что ему подарил младший сын, но награды свои - заслуженные.

- Во, только на это и горазд…- с улыбкой и восхищением ответила мама, и ее глаза наполнились слезами радости.

- Герой!- произнесла я. Подошла и поправила воротничок. - А галстук?

- Да, ну его, давит, дышать трудно...

- И так хорошо. Батяня да ты просто красавец у нас…

Я обняла его и поцеловала.

- Ну вот, теперь я готов, - приговаривал он, обувая свои парадно-выходные. - Мне больше всех цветов дарят пионеры. У этой Веры Матвеевны и Микишка тонка кишка, - в рифму проговорил он. - Мало они пороха нюхали!

- Конечно, где им за тобой угнаться? Ты же стихи свои им читаешь, а они что? Только прозу жизни…

Мы вышли на улицу. Солнышко пригревало, но северо-западный ветер был холодным. Дурманящий запах заполнял пространство. В палисаднике под окном зацветали старые кусты сирени. Мама их очень любила и не позволяла вырубать, несмотря на сильные головные боли. Отец почему-то считал их причиной ее весенних приступов.

- Говорят, нам стол накроют… А еще подарки подарят. В сельсовете говорили, что в этом году Путин на ветеранов должен выделить хорошие средства. Ведь нас-то осталось на весь совхоз четыре фронтовика. Да и то привезут ли из других деревень кого. Может один и буду, - со вздохом произнес отец, качая головой. - Да, за последнее время сколько их прибралось… Я самый старый еще жив, а молодые поумирали…

- Ну что, готов? – бодро спросил сын. - Карета подана!

- Может, пальто наденешь? Холодновато... – заботливо предложила мама.

- Не замерзнет. А если что, то в машине на всякий случай куртка лежит моя. Поехали?

- Поехали…

Отец шустро сел в машину, захлопнул дверцу. Они медленно удалялись по разбитой дороге. Каштанка, виляя хвостом, бежала следом. Она всегда провожает нас всех до конца улицы. Мы с мамой пошли в дом и принялись за приготовление праздничного обеда. Надо будет изрядно потрудиться. По традиции вся родня сегодня соберется. Слава богу, семейка у нас большая, за три стола разом не сядем…

 

***

Каждый год отец за неделю до Дня Победы начинает готовиться к утреннику, который проходит у могилы неизвестного солдата. Школьники заранее приносят ему приглашение. И он как ребенок радуется и волнуется в ожидании этого праздника – праздника его молодости, что прошла на фронте, опаленная потерями, невзгодами, всеобщим народным горем. Это единственный день в году, когда он встречается со своими сверстниками, фронтовыми друзьями. Они вспоминают войну, рассказывают о себе. Они в центре внимания. Они ощущают свою значимость, свою причастность к Великой Победе советского народа. Это придает им силы жить.

В прошлом году отец ездил в райцентр на митинг и парад ветеранов. Теперь всем хвалится, показывая фотографии:

- А вот эта медсестричка не отходила от меня. Все говорила со мной... Моложе меня на три года. Я ей цветы свои отдал. На что они мне? А она говорит, что внукам своим скажет, что у нее «ухажер» появился. Во как!

- Еще меня бросишь, да женишься! – пошутила мама. - Ты еще молодец, это я развалина старая…

- Ни на кого я тебя не променяю, Шурупчик. Разве можно найти еще такую?

Мама, кивая головой, смотрела на него любящими, небесного цвета глазами, не утратившими детского озорства.

***

- Приехали! – послышался детский крик с улицы.

Отец с охапкой тюльпанов вошел во двор. Они были красные, розовые, желтые, пятнистые вперемежку с головастыми яркими нарциссами.

- Это я немного отобрал… Остальные возложил на могилу… Надарили, что некуда было брать! – Пояснил он.

А еще отец с виноватым взглядом, как бы извиняясь за местную власть, подал мне белый целлофановый пакет.

- Подарили…- сказал он, - что-то нынче опять… не очень…

Я заглянула внутрь: носки, вафельный торт и бутылка водки.

- Ну, вот, нам как раз этого и не хватало! – чтобы разрядить напряжение, обрадовано воскликнула я, доставая спиртное. – Замечательно! Носочки будешь носить, а тортик – к чаю. Все предусмотрено…

Отец повеселел. Глаза заискрились, когда он вошел в дом, где его ожидали дети, внуки, правнуки. За столом мы всей семьей поднимали тосты за День Победы, за ветеранов, поздравляли нашего фронтовика... Почтили память погибших…

Папа захмелел и рассказывал, как выступал на утреннике, как детям напутствия давал и пожелания. И как директор, попросил прочесть стихи. И как всем понравилось, и как хлопали ему и дарили, дарили цветы…

- А что нам, бывшим фронтовикам надо? Помнили бы, что мы есть, не забывали бы. И чтобы вы не знали такого горя, что нам довелось пережить... – сбивчиво ратовал отец. - Вот и Путин поздравление прислал. Конечно, приятно это. Но обидно, что правительство наше вспоминает о таких, как я только на 9 Мая. Раньше хоть часы именные к празднику дарили, а теперь что? Э-э-эх…

Он махнул рукой.

- А тебе подарков мало что ли? - Укоризненно одернула его мама.

- Да, нет, Шура… Обидно. Воевали, кровь проливали, а теперь никому не нужны… А сколько писем я посылал в военный архив по своему ранению! Ты же знаешь… Где правда? Два месяца в Ленинграде в лазарете провалялся. А мне говорят, что документы сгорели. Получается, что фашистская пуля не пробила мне голову. А может и медаль «За отвагу» зря получил, когда с японцами воевал?..

- Батяня, ну-ка, вспомни молодость, сыграй, - передавая гармошку отцу, попросил зять, - У тебя здорово получается! А мы подпоем и сбацаем…

Отец бодро взял инструмент, пальцами прошелся по кнопкам. Гармонь издала веселые звуки.

- Не те руки стали… Не слушаются. Ну, да ладно…

Сбивчиво полилась узнаваемая мелодия «На сопках Маньчжурии». Мы дружно подхватили «Тихо вокруг, ветер туман унес…». Отец с трудом, но до конца сыграл любимый вальс. После последовала «барыня». Мы пели частушки, а маленькие правнуки смешно выплясывали кренделя. Было весело и забавно. Самые близкие соседи не выдержали и пришли на наше шумное гулянье. У них так не собираются. Если и приезжают дети в гости, то как-то тихо, не заметно, словно и не были. А мы любим отдыхать широко и дружно. Впрочем, как и работать.

Резко отложив в сторону гармонь, отец обратился ко всем нам:

- А теперь, дорогие мои дети, внуки, правнуки, ты Шура, послушайте мое стихотворение, как завещание вам.

Мы притихли и, затаив дыхание, слушали его наивные рифмованные строчки:

 

Я ходил и бродил одиноко…

Сам не знаю, куда же я шел.

И зачем моя участь такая,

И к какой я черте подошел?

А шел я широкой дорогой.

И не видел покоя в душе,

Потому ли, что я не молился

И бога не знал в ту пору?

А теперь мне горько, обидно

Неужели так грешным помру.

Грехов много за жизнь накопил я

И теперь все равно не отмолю.

Схороните, тогда меня дети,

Чтоб могилка была на краю.

Крест не ставьте в ногах на могиле моей.

Посадите березонек пару:

Пусть весной там поет соловей!

Эта божья райская птица

Будет петь весной песню свою,

Может быть, и она успокоит

Истомленную душу мою.

На погребенье попа не зовите-

Не отмолит он душу мою.

Вот поэтому, добрые люди,

Завещанье свое я пишу.

 

Отец вздохнул, присел, прослезился. Мы, обескураженные таким откровением, молча смотрели. Мама погладила его по голове и утешительно добавила:

- Рано еще помирать, вот дождемся еще одного правнука, тогда посмотрим…

- Вот это по нашему, по-соколовски!- Поддержал старший сын.

- Светлячок, а ну-ка, ты прочитай свое стихотворение, что мне прислала,- попросил папа меня.

- Давай, сеструха, - подбодрил средний брат. Он больше всех гордится моими творческими успехами.

- Пап, - я старалась говорить громче, чтобы все слышали, - я желаю, тебе здоровья! И, чтобы вы с мамой прожили долго-долго… Стихотворение я назвала «Ветерану второй мировой».

 

Фронтовик мой отец,

Старый крепкий боец!

Той суровой войны

сорок первого года...

 

Я читала с открытки, потому что от волнения забывала слова. Все слушали тихо.

Соседка тетя Таня, вытирая платком мокрые глаза, прошептала:

- Ох, Игнатич, вся в тебя...

- Вот! Это все правильно! Тут вся моя жизнь, - растрогался отец, когда я закончила свое поздравление - Как сейчас помню, как ковшом мину задел, и все саперы разбежались кто куда… Если бы запаниковал, то рванула бы. Деревню снесло бы… А ты, доча, еще напиши, как я в пятьдесят лет на спор влез на сосну вниз головой и так же слез с нее… За бутылку самогона!

- А на муравейнике целый час сидел! – воскликнула я,- тебе еще мужики кричали: «Хватит, не надо больше!». А ты как, положено отсидел свое…

- А мне приятно было, ведь радикулит проклятый замучил. А потом даже полегчало. Да еще 25 рублей заработал!

- На турнике «солнышко» в семьдесят делал…- подхватил эстафету отцовских достоинств младший сын.

- Вам, Леонид Николаевич, молодым и не снилось такое сотворить… Хотя все вы, мои сыновья, армию прошли и многое можете похлеще меня...

- И правда, быстрый был, ловкий…- подтвердила его слова мама. - Да и щас… Я вон давно в подвал не могу спуститься и на чердак подняться, а он еще может.

- Уже плоховато, ноги тяжелы стали, не идут, устают быстро…

- А помнишь, как ты повязал платок на голову, надел бабушкину юбку и пошел за водой к колодцу? – Произнесла старшая дочь, - а тетя Валя тебя не узнала. Стала приставать с расспросами кто такая и откуда…

- А я ей говорю: «Не лезь ко мне! Я с такими уродами не разговариваю. Посмотри: у тебя рот под носом и пятки назад!». А она мне: «Где у меня рот под носом? Где пятки назад?» А я довожу ее: «А разве нет? Посмотри в зеркало…» Тут-то она призадумалась, что так оно и есть. Я снял платок. И только, когда узнала меня, рассмеялась, приговаривая: «Во, Сокол, опять обманул…»

- Шутник был, поискать таких. Кого только не разыграл в свое время! До разборок доходило, – улыбаясь, сказала мама.

Потом отец вспоминал свои колкости и споры, которые непременно выигрывал.

- А сколько время? – вдруг спохватился он. - Там кино началось. Пойду…

Телевизор в большой комнате заорал на всю катушку. Уже через несколько минут папа уснул, сидя в кресле, лишь свесив набок голову. Старшая невестка заботливо укрыла его теплым пледом, отключила телик и затворила дверь.

- Убился, - со вздохом прошептала мама. - Как же он рад, что все вы приехали!

- Доволен отец… Хороший праздник получился, - сказала старшая дочь. - Мам, ты иди тоже отдохни. Не присела за весь день…А мы тут приберемся. Да и пора уже собираться…

- Я потом прилягу, - возразила мама, - я с вами посижу.

Женщины стали потихоньку убирать со стола, а их мужья и братья пошли на улицу. Вскоре все разъехались по домам.

Праздник закончился. Виновник торжества мирно посапывал и, наверное, видел хорошие сны. Ровесник Октябрьской революции, так любит он говорить о себе. Родился на Николу, вот почему и имя такое получил.

Отец всегда отличался своим пытливым умом, сообразительностью, склонностью к остроумию и иронии. С детства отложилось в памяти, как он от корки до корки читал газеты, ничего не пропуская, размышлял о событиях в мире, возмущался. У него на все была своя точка зрения. И с властями боролся по-своему, как умел. За то был исключен из партии. Слава богу, не посадили. «Оттепель» началась.

Долгую и трудную жизнь прожил мой отец. А жалеет только об одном, что не было возможности учиться. Общаясь с самым маленьким внуком, который посвящает бабушке с дедом свои стихи, постоянно повторяет:

- Ты внучек, молодец, в меня пошел! Только, учись хорошо. Это в жизни пригодится. Для этого у тебя все условия созданы. Меня в свое время не пустил отчим в школу, когда девять исполнилось, едва три класса закончил. Проводил гусей пасти, чтобы на шее не сидел. А так хотелось стать грамотным человеком. Завидовал соседским мальчишкам и сводным братьям. Когда стал постарше - скотину пас. Перед войной шоферские курсы закончил. А потом – война… А после уже некогда было…

В свои почти что девяносто лет отец запойно читает книги. Наверное, наверстывает то, чего не добрал в свое время.

 

20.03.2007г.