Невозвращение Г.К. Всё возвратится на круги` своя... А если возвратится на чужие, а если не круги, а колея и шпалы, предназначенные для ходьбы туда, где нас давно забыли? Всё возвратится... или это сон затянет нас подобием дотошным? А если не круги, а колесо, — готовы мы под гомон голосов на колесе колесоваться прошлым? Кому вернём старинные долги? И кто ещё уйдёт в мемориалы? Я запишу сегодня в мемуары: «Ничто не возвратится на круги, на колесо, на колею, на шпалы.» Сумерки Я не роботоподобен и не работоспособен нынче вечером. В окно лезут сумерки. Ограда у Таврического сада еле видится. Темно. Фонари ещё неявны. Я уже не строю планы на вечерние часы. На руке — часы ручные. Ходят стрелки заводные мягкой поступью лисы. Взять бы время на поруки. Я протягиваю руки — тень бросается ко мне. В полусумраке квартиры отражаются картины чертовщиной на стене. Мир почти фантасмагорен, может, пьян, а, может, болен, может, просто недосуг разобраться ночь ли, день ли. Фонари, ограда, тени, Блок, блокада, Петербург... Я шёл... По-байроновски наша собачонка Меня встречала с лаем у ворот. Сергей Есенин Я шёл к тебе ночами белыми, и радостными и печальными, как и всегда, чуть-чуть несмелыми, как и всегда, чуть-чуть венчальными. Я добирался от Литейного моста` и от ему окрестного полуподвальчика питейного до дома, мне давно известного. Твой пёс встречал меня по-бродскому, не изменяя постоянству. И расстилался лай по плоскому, по петербургскому пространству. А там за окнами открытыми плыла, устав от приключения, Нева, укачивая ритмами неторопливого течения твой дом и за его пределами весь мир с причудами причальными... Я шёл к тебе ночами белыми, и радостными и печальными. |