Отсыпался долго. Потом, поднявшись, ещё долго приходил в себя. И уже по самой дурной послеобеденной жаре выполз рыть яму. Под гараж. Брат уже копошился там. Ломало, словно старой простудой. Но делать нечего, завтра с утра возвращаться в город, а Володька очень уж пособить просил.

 

Через бесконечные полчаса Паша воткнул лопату в землю, провел рукавом по лбу. Одежда обжигала изнутри. Но снимешь – обгоришь. Глянул с завистью на младшего брата, раздетого до пояса – маленький, кривоногий, руки длинные, на обезьяну похож. На черную обезьяну, давно прокопченную на солнце. Наградил же Бог родственничком. Как это он вчера: за встречу, за встречу, мы свою норму знаем... Ну, и где эта норма? Самому-то хоть бы хны, а ты теперь пластайся тут. Чуть дрожащими руками Паша закурил. Володька продолжал копать. Делал он это не торопясь, с легким кхэканьем, выбрасывая землю наружу. Хорошо копал. Неприятно было смотреть.

 

Недалеко возилась в земле володина дочка - пятилетняя Анечка. Коленки, локти черные, нос облупленный, волосы на голове в разные стороны. Прошлогодняя пахота коркой затвердела под солнцем, и маленький совочек, хорошо если только наполовину втыкался в неё.

- Антоска, Антоска, пойдём копать калтоску!

 

С усилием Паша встал. Копать совсем не хотелось. Не торопясь подошёл к Ане, постоял, посмотрел. Та, не обращая на Пашу никакого внимания, продолжала тыкать совком в землю.

- Слышь, огородница, а тебе батя не объяснил, что картошку, вообще-то, по осени копают?

- Антоска, Антоска, пойдём копать калтоску!

 

Паша бросил бычок, вмял, вдавил его в сухую землю ногой.

- Ну и много ты уже накопала? Что-то я не вижу.

- Антоска, Антоска, пойдём копать калтоску!

 

Вот дура, хоть и малолетняя. В деревне ведь живет, а не соображает. Послал Бог племянницу. Из ямы вылез и подошёл Володька. Загорелый, потный. Рожа довольная. Голова поди не раскалывается. Паша сплюнул и двинулся к дому.

- Ты куда, Паш?

- Куда, куда... – проворчал Паша, - Пить хочу! - и ушёл.

 

- Папа, смотли, какая калтоска!

Счастливая Аня держала в руке большую картофелину. Почти, как новая она была, может чуть потемнее, но даже ведь гниль не тронула. Володя хмыкнул:

- Ну, ты эта, молодец. Давай теперь дальше копай, может, еще чего найдешь.

- Папа, а посему дядя Паса такой злой?

- Почему, почему... Дочки у него такой сопливой нет, как ты - вот и злой.

- А посему у него доськи нет?

- Ну, нету и нету. Подрастешь – узнаешь.

- А когда я подласту?

Володька вздохнул, сел на карточки, отряхнул, как мог с Ани землю:

- Скоро, оглянуться не успеешь, - чмокнул в макушку и отправился к яме.

 

Аня задумалась. Странный этот дядя Паша. На папу совсем не похож. И глупый ещё. Злится из-за какой-то ерунды. То из-за картошки. То из-за дочки. Может, ему картошку отдать? Хотя нет, он же в картошку не верит. Аня еще немного похмурилась, а потом неожиданно цокнула языком и повеселела: надо будет дяде Паше дочку придумать! И тогда он не будет таким злым. Все взрослые, такие глупые: только и умеют - говорить непонятно, а сами ничего сделать не могут! Кроме папы, конечно, - тут же одернула себя Аня и побежала придумывать дочку для дяди Паши. Она, конечно, больше хотела бы братика, но папа сказал, что дяде Паше дочка нужна. Хотя... Можно ведь ему сразу и дочку, и сына, чтоб он совсем добрым стал!

 

Вскоре вернулся из дома Паша. Правая рука в кармане, щупает прихваченное со стола яблоко. Поискал глазами:

- А куда Анька делась?

Володька выглянул из ямы, огляделся:

- Да кто ее знает? Уметелила куда-то. У неё ж ветер в голове.

Паша вздохнул и взялся за лопату. Антошка, Антошка, пойдем копать... Вот, блин, привязалось же!