Да свершится воля твоя…

 

Ма делха, делало кийрара дилха дог,

Хьан бала ца лайнарг, хьоьх кхетар вац сан дог,

И харцо, ямартло — дуьненан амалш ю,

Аьшнаш еш кхайкхочо — ша хьалха лелош ю!

 

Не плачь, улыбнись, ранимое сердце,

Не переживший твое горе, не поймет тебя,

Несправедливость и вероломство — попутчики жизни,

Тот, кто порицает их, сам руководствуется ими!

 

Волшебный голос Даге переворачивал душу. Женщина, стоявшая у закрытого окна, смахнула слёзы, выключила приёмник. Когда-то и она любила петь, по праздникам выступала в районном доме культуры, а один раз даже ездила с ансамблем в Грозный. Как давно это было! И это была другая жизнь. В той жизни её звали Зезаг, она была замужем за прекрасным человеком, у них было двое детей, два мальчика Аьрзу и Леча.

Ча был на несколько лет старше, жил, через несколько домов, от дома её родителей. Школа была в соседнем селе. Ещё детьми, они возвращались домой втроём, рядом с Ча постоянно вышагивал его товарищ - Цхьогал.

Женщина взяла со стола длинную нитку чёток. Стала, не спеша, перебирать, стараясь припомнить каждый прожитый день. Старики говорили, что за мгновение до смерти перед мусульманином пролетает вся его жизнь. Зезаг знала, что скоро она должна умереть. Не было ни страха, ни сожаления. Так решил Аллах. А разве может смертный перечить воле творца? Но у неё есть время, можно день за днём, страничку за страничкой, перелистать прошедшие годы…

Девушки, даже не вступившие в возраст женщин, всегда знают, кому они нравятся, кто в них влюблён. Это чувство вложено в них творцом с рождения.

Зезаг знала, что и Ча и Цхьогал влюблены в неё. Закончит она школу, прокружится в прощальном танце на выпускном балу скромной сельской школы и… И надо готовиться к свадьбе! Но, вот за кого решат родители выдать красавицу, вопрос… Почему-то принято считать, что чеченки и чеченцы жгучие брюнеты. Наверное, так думают те, кому не приходилось бывать в Введенском районе, кто ни разу не видел истинных красавиц, рождённых в горных селениях.

Светлая кожа, аккуратно, один к одному, расчёсанные русые волосы, глаза, вобравшие в себя синеву неба и горного прозрачного воздуха. Атласная кожа рук, заставлявшая городских красоток, от зависти, кусать свои пальцы. А фигура! Никакие фитнес-клубы, никакие спортзалы и тренажёры не сделают фигуру девушки стройнее и лучше, чем многокилометровые прогулки от дома до школы на свежем горном воздухе. А питание? Разве городские диетологи обеспечат своих пациенток, той здоровой и натуральной пищей, которой ежедневно питаются наши девушки?

Конечно, отсутствие природной красоты, изъяны фигуры, можно скрыть одеждой, купленной или пошитой у лучших Кутюрье. Но стоит появиться нахской дочери «средь шумного бала…», в простеньком своём наряде - всё внимание, все взоры будут прикованы к ней.

Горские девушки это не городские дамочки, приобщившиеся к «общемировым ценностям», утратившие чувство стыда, не почитающие волю родителей. Нет! Нравится или не нравится жених, если пал на него выбор старших – будь готова исполнить их волю!

Зезаг сравнивала юношей, решала, кто бы из них мог стать лучшим мужем? Ча, невысокий, неразговорчивый, с крепкими, покатыми плечами, с детства отличался большой физической силой. Широкое, улыбчивое лицо, коротко стриженные, рыжеватые волосы, небольшой шрамик под глазом, делали его облик мужественным и добродушным одновременно. Он улыбался, даже когда старейшины жгли трут в ямочке, возле его большого пальца. Тройки, приносимые им в дневнике, не волновали ни самого Ча, ни его родителей. Еще в школе, он стал заниматься вольной борьбой, в десятом классе получил звание мастера спорта, постоянно ездил на соревнования в Грозный. Директор и физрук, постоянно решали с другими преподавателями вопросы его успеваемости. Казалось, судьба юноши предрешена. После школы – армия, спортрота, потом физкультурный факультет, а там глядишь, или учитель в школе, или (дай Бог!) место в службе безопасности какого-нибудь депутата или бизнесмена.

Высокий, худощавый Цхьогал, учился неистово, словно промокашка, впитывал знания. Его карие глаза, гипнотизировали собеседника, заваливая его фактами, историями, случаями. Он мог говорить часами, при этом, не надоедая, приковывая внимание к себе.

Лучше всего ему давались гуманитарные предметы, история, литература. Юноша занимал призовые места на районных, республиканских олимпиадах, и его дальнейшая судьба также не вызывала у односельчан тревоги.

- Аллах одарил парня умом! Не оставит его и в дальнейшем.

После окончания школы Цхьогал поехал поступать в университет чуть ли не на край света – в Казань. И поступил!

А вот Ча не повезло. Однажды, автобус со спортсменами, обстреляли из засады, видимо приняв их по ошибке за силовиков. Пуля попала парню в ногу, раздробив коленный сустав, сделав на всю жизнь хромым. На спортивной карьере пришлось поставить крест. Да вот вопрос, а что такое везение? Ча остался дома, выучился (помогли по старой памяти! спортсмены) на водителя, а вскоре, заслал сватов к Зезаг.

 

Вздохнув, женщина приподняла край салфетки прикрывающей небольшую тарелочку. На ней лежали не распакованный шприц и ампула. Правой рукой она закатала левый рукав платья, помяла, пробуя кожу сгиба, испещрённую следами старых инъекций, потянулась за резиновым жгутом, и тут, её взгляд упал на зеркало.

Зеркало было старое. Толстое стекло, обрамлённое в потемневшее серебро, помнило и революцию, и первую Мировую…

То, что смотрело из глубины покрытого амальгамой прямоугольника, с трудом напоминало прежнюю красавицу Зезаг.

Черты остались, но лицо припухло, отекло. Некогда шелковистые волосы, давно не встречались с расчёской. Изменился их цвет. Теперь они стали пегими, сальными. Прекрасная кожа лица потемнела, крупные и мелкие морщины изрезали её словно изломы горных склонов. А глаза, некогда лучившиеся любовью к мужу, к детям, ко всему, что создано Аллахом, выцвели, стали бесцветными и тусклыми.

- Нет! - Ладонь сжалась в кулак, собираясь сломать тоненький цилиндрик но, в последнее мгновение Зезаг, передумав, опустила шприц на тарелку.

Кончики пальцев снова коснулись чёток. Из окна была видна дорога. На шестах, стоящих у обочины, висели убитые змеи. Мужчины, впрягшись в плуг, таскали его вдоль и поперёк, перепахивая русло обмелевшей реки. Когда-то и в их селе так призывали дождь. Только смеха и визга было больше. После мужчин, за дело брались девушки и женщины. Таскали плуг по дну мелководной речки, падали в воду, обливали друг друга, сталкивали в речку попавших под руку мужичков.

Аллах, конечно, велик. И Магомед – пророк его. Но разве можно забыть старых богов? В больших городах о них, понятное дело, даже не вспоминают, а вот в небольших горных селениях, где ещё сохранились развалины старых храмов, до сих пор празднуют день громовержца Села. А как вайнахским женщинам не отметить праздник матери-богини Тушоли?

К этому дню прилетала главная вестница весны - птица удод. Чеченцы называли ее "курица Тушоли" и почитали как священную птицу. Ее нельзя было убить, а, если удод совьет гнездо на чердаке или где-либо во дворе, жди хозяин удачи!

К этому празднику приурочивали выбор невест. Старшие благословляли браки, заключенным в этом месяце, считая, что они - самые счастливые.

Свадьбу Ча и Зезаг отмечали всем селом несколько дней. На бракосочетание приехал и Цхьогал. Да, жизнь его удалась! Даже жителей маленького горного села не удивишь современным джипом. Но что бы такая машина была у их земляка!

Цхьогал не забыл ни кого, ни старейшин, ни детишек. Для всех нашлись подарки по душе. Он чуточку располнел, некогда худощавое, аскетичное лицо стало лосниться. В машине с ним приехали два крепких высоких парня. Из-под ладно сидящих, дорогих пиджаков топорщились рукоятки пистолетов.

- Охрана!, - небрежно кивнул старый товарищ, - Не обращай внимания…

- Кем же ты работаешь? – поинтересовалась Зезаг.

- Учился, защитился, сейчас тружусь проректором в университете.

- А скажи, всем проректорам полагается охрана?

- Мне полагается! – выделил «мне» Цхьогал.

Когда прощались, проректор оставил свою визитку, обняв на прощание Ча, попросил:

- Не забывай, звони!

- Да у меня и телефона-то нет, и не умею…

- Эй! – всего лишь взгляд на охранника, и тот, сорвав с головы наушники, вынул из кармана телефон и протяну его Ча.

- «Зарядку» в районе возьмешь, оставлю у главы, он научит, как пользоваться…

- Что ты, брат! Спасибо, но как же твоя охрана?

Цхьогал, махнул рукой – Переживёт!

Есть у вайнахов такое понятие – нохчалла.

Нохчалла – это кодекс чести, кодекс жизни чеченца. Если дружба, то на всю жизнь, в дни печали и в дни радости. Дружба для горца - понятие святое. Невнимательность или неучтивость по отношению к брату простится, но по отношению к другу - никогда!

Цхьогал не забывал старого друга, перезванивал, присылал подарки. Зезаг благополучно родила двух мальчиков, сначала Аьрзу, потом Леча. Жизнь молодой семьи налаживалась. Самое главное, под крышей их дома всегда жила любовь.

Сердце, душа женщины, тонкий, чувствительный инструмент. В какой момент поняла девушка, что Ча стал меняться – сложно сказать. Порой, после встреч с Цхьогалом, возвращался он задумчивым, и так, человек не разговорчивый, молчал по нескольку дней. Порой, по ночам в дом, заходили незнакомые люди. Ча передавал им пакеты, ящики, от которых, как казалось Зезаг, пахло смертью. Чеченская женщина, по своему воспитанию, никогда не пойдёт против воли мужчины. Вот и она, терпела, плакала ночами, просила Ча: «Перестань! Брось Цхьогала!», но все её просьбы уходили как вода в песок.

Тот день она не забудет никогда. В окно она увидела бегущую соседку, и сердце дало перебой: «Беда!»

А потом по всем каналам, по всем новостям показывали, как её Ча, с мальчиками на руках бросился к армейскому бронетранспортёру и ВЗРЫВ! Дикторы сообщали, сколько погибло военнослужащих, сколько находится в больницах. Цифры всё время увеличивались, менялись… Ей было жалко тех погибших ребят. Но в то, что погиб её Ча, её мальчики, не верилось. Всё казалось кошмарным сном, стоит только проснуться, открыть дверь и вот, они - на пороге!

Но проснуться не получалось, как не получалось и заснуть.

На следующую ночь приехал Цхьогал.

- Собирайся, сестра! Оставаться опасно. Тебя будут искать.

Он привёз её в дом на окраине Гудермеса. Комната была готова. Хозяин стоял в ожидании приказов, хозяйка, бесшумной тенью мелькала во дворе.

- Разреши, я сделаю тебе укол. Ты немного успокоишься и поспишь…

- Делай! – еле кивнула головой Зезаг, - это наркотик?

- Это лекарство! Оно поможет тебе.

Зезаг было всё равно, что ей введут. Девушка думала, что наркотик погрузит её в мир сладких грёз, где в высоких дворцах живут праведники и невинные души, где растут фруктовые деревья и дивной красоты цветы, где ходят неведомые звери и птицы, поют экзотические птицы. Пускай! Возможно там она встретит своего Ча и детей. Но лекарство дало только покой и умиротворение, Никаких сновидений на яву, никаких галлюцинаций. Мягкое тепло окутало тело, расслабило мышцы, а вскоре она погрузилась в сон.

Потом были другие дома, квартиры. Ей приходилось ездить по всему Кавказу, переодеваясь, скрываясь, получая и передавая какие-то свёртки, пакеты.

Цхьогал постоянно снабжал Зезаг «лекарством». Оно помогало забыться, заснуть. Несколько раз её посылали учиться в тренировочные лагеря. Насколько она понимала, не всегда они находились на Кавказе. В лагерях учили убивать всеми мыслимыми и не мыслимыми способами. Изготавливать взрывные устройства из любых подручных средств. Учили, как надо правильно молиться, рассказывали, что ждёт мучеников, принявших смерть за дело Аллаха, какое место уготовано для них в Джане.

Однажды в лагерь приехал Цхьогал. У неё уже три дня как закончилось лекарство. И теперь девушка на себе испытала что такое «ломка». Руки предательски тряслись, суставы, казалось, распухли и болели. Всё тело сотрясали судороги.

- Дай! – еле выговорила она. Он дал.

Но вечером, распахнув полог палатки, по-хозяйски потребовал:

- Раздевайся!

Нохчалла – это кодекс чести, кодекс жизни чеченца. Нохчалла – говорит, что женщина священна и неприкосновенна. Юношам, с раннего возраста, рассказывают, как в одно село пришёл странник. Он постучал в дом, попросил приюта. Закон предков требует пригласить гостя в дом, накормить, дать ему приют – он священен и строго соблюдается. Это тоже нохчалла. Женщина, открывшая дверь, накормила, уложила спать странника. Утром, проснувшись, он узнал, что женщина была в доме одна. Всю ночь просидела она в передней, у горящего фонаря. Умываясь, странник случайно задел женщину пальцем. Уходя, путник поблагодарил хозяйку, и, вынув кинжал, отрубил палец, которым коснулся её. Так беречь честь женщины может только мужчина, воспитанный в духе нохчалла, говорится в притче.

Посягнуть на честь женщины, на жену друга – это не может даже придти в голову настоящего чеченского мужчины. Кто способен на такое, тот не чеченец, не мужчина!

Цхьогал посягнул. Посмел.

Сначала Зезаг хотела умереть. Она достаточно хорошо научилась пользоваться ножом. Знала, куда надо воткнуть острое лезвие, как повернуть его, что бы кровь выходила быстро. Но проклятые наркотики гасили совесть.

Но и Цхьогал, понимал, что перешёл все границы, что так долго продолжаться не может. И вот, несколько дней назад, он сказал:

- Радуйся, сестра! Пришло твое время!

Они остановились в недостроенном доме в большой станице. Соседи привыкли, что к хозяину часто приезжают машины с пиломатериалом, кирпичами, ящиками с цементом. Милиция, проверив несколько машин, и ничего криминального не найдя, оставила хозяина в покое. А в доме, в хорошо оборудованном тайнике, были складированы ящики с десятками килограммов взрывчатки, взрыватели, оружие.

Шахид уже не принадлежит этому миру, он одной ногой находится на пути в Джанн. Он ходит, ест, смеётся, но его уже нет среди живых.

Зезаг тихо ходила по комнатам. На закрытой веранде ужинали хозяева. Тихо звякали вилки, булькая, наполнялись чаем кружки. Цхьогал, тихим голосом читал стихи:

Чечня кружится в кадирийском зикре;

Мансур, Кунта-хаджи, Албик, Джохар…

Не в круговой поруке, а на стыке

Эпох!

Живые чётки!

Божий дар!

Он умел приковать к себе внимание.

Голос повышался:

- Нет даты покорения Кавказа…

У хозяев по щекам текли слезы. Зезаг тоже заслушалась. Голос завораживал, а когда Цхьогал почти прокричал:

- Нет и не будет, той победной даты,

Пока кружится кадирийский зикр!

Зезаг хотелось бить и рвать, проклятых гяуров, тех, кто пришёл на её родину, кто порабощал её многострадальный народ. Завтра, по данным осведомителей, в станицу должна войти колонна русских. Завра она отомстит за мужа, за своих детей… Уже готовы несколько поясов шахидов. Она пойдёт первой, первой примет смерть. Это хорошо. Попавший в Джанн с утра, успевает на обед. Будет время поискать мужа, детей. После неё ещё двое взорвут на себе бомбы, сея смерть и разрушение. Да свершится воля Аллаха!

- Прекрасная семья! – подал голос хозяин, - сначала взорвал себя муж с детьми, завтра его примеру последует жена!

Сердце Зезаг наполнилось гордостью.

- Ха-ха-ха! Ты что действительно думаешь, что этот трусливый шакал Ча, сам! Сам взорвал себя? Да я еле успел нажать на кнопку взрывателя. Он, забыв про хромоту, бежал так, словно за ним гнался Шайтан!

В животе у Зезаг стало холодно и пусто. Никогда не могла она поверить, что Ча, её Ча, способен взорвать своих детей. Ни за что бы не привел он в действие взрывной механизм рядом с детьми. Значит, он кинулся их спасать, хотел отвести подальше…

Будь ты проклят, Цхьогал – хитрая лиса!

Зезаг еле успела скользнуть в свою комнату, сесть за стол.

Дверь приоткрылась.

- Как ты? – Цхьогал стоял, облокотившись о притолку, - Не боишься?

- Нет! Помоги мне – женщина закатила рукав, сняла салфетку.

Укол был безболезненным. Она закрыла глаза, погладила мужскую ладонь.

- Спасибо! Пойду, проверю пояс.

- Тебе помочь?

- Не надо. Вдруг, сработает.

* * *

Колонна военных вошла в станицу. Впереди, хищно поводя стволом, словно хоботом, двигался танк.

За ним в машинах, плотно набившись, сидели солдаты. Зезаг подошла к одной из них, протянула кувшин с молоком – Пейте!

Обернувшись, она посмотрела на большой недостроенный дом. В окне третьего этажа был виден стоявший Цхьогал.

- Что б ты сдох, собака! – женщина ткнула в окно пальцем. Несколько солдат обернувшись, смотрели, куда показывает её палец. Не известно, услышал её Цхьогал или нет. Не видела и она, но точно знала, что его большой палец нажимает кнопку.

Земля вздрогнула. Солдаты, жители станицы, кинулись в укрытия, вжались в пыль.

Дом исчез. Во все стороны летел щебень, осколки кирпичей. Взрывная волна мягко подняла Зезаг, бросила спиной на металлическую, сваренную из остатков арматуры ограду цветника соседнего дома. Металлические штыри, войдя в спину, вышли из груди, но боли не было.

Час назад Зезаг поменяла пульты дистанционного управления. Цхьогал активировал пояс, спрятанный в доме. От него детонировала взрывчатка на складе.

Солнце било в глаза женщине, наполняя их прежней синевой, кожа натянулась, морщины исчезли, и, казалось, она стала той, прежней Зезаг. Мимо бегали люди, стоял крик, плач, но женщине не было до них никакого дела.

Сейчас она немного отдохнёт, встанет и пойдёт туда, вверх, навстречу Солнцу, навстречу Небу…

А из поднебесья, по хрустальной дорожке, обнявшись, уже спешили к ней навстречу муж и дети.

Да свершиться воля Твоя!

 

*В рассказе использованы стихи Магомеда Мамакаева

** Автор перевода - неизвестен

*** Автор «Кадирийского зикра» - неизвестен

 

25 февраля 2011 года