Моему другу и учителю, Трусову Николаю Александровичу, посвящаю. Настройщик- редкость в нашем крае, В деревню ехать не с руки, А пианино «отпускает», Не держат старые колки. Сосед старался не напрасно, Сорвал листочек где-то он: «Настройка пианино, частно», И петербургский телефон. Назавтра, к площади Московской, Пришёл, условившись со мной, Почти старик, в дублёнке пёстрой, Без шапки, и, как лунь, седой. Залысин клинья в шевелюре, Высокий лоб, спокойный взгляд, Печать достоинства в фигуре, Им вслед «порода» говорят. Метель мешала ехать быстро. Косил я вправо, вот типаж! И пальцы, пальцы пианиста Держали старый саквояж. Работал он вполне обычно, Закончил, инструмент собрал: «Вот, принимайте, всё прилично», И бегло гаммы наиграл. В окно метель рвалась тревожно, Стонал от ветра старый дом, «Заносы, ехать невозможно», Решили - поутру махнём. Дрова потрескивали в топке, Бутылка коньяку нашлась, И только выпили по стопке, Во всей деревне свет погас. У нас частенько так бывает, Привычен при свечах уют. И вдруг: «Давайте, я сыграю. А там, глядишь, и свет дадут». Он к инструменту перебрался, Фаланги пальцами размял, Клавиатурой пробежался, Застыл, вздохнул – и заиграл… Дрожь от аккордов пробежала. Я не упомню с этих пор Чтоб так чарующе звучала Соната «до диез минор». Его игра - как озаренье, Возврат к началу всех начал, Он музыкой дарил прощенье И к свету душу возвращал… По дому музыка летала, Бросаясь с гребня в глубину, Жена растерянно стояла, Прильнув слезинками к окну. Я слышал многих пианистов, И плакал сам, и плакал зал, Но так возвышенно и чисто Поверьте, мало кто играл. Взлетали руки, снова, снова, Ласкали, рвали инструмент, Он колдовал…, другого слова Не подобрать на тот момент. Свеча разбрасывала блики И стены будто раздались, В моём дому играл великий, Нет, не настройщик. - Пианист! Но вот адажио финала, Аккорд последний прозвучал... А музыка не умолкала, Волшебник действо продолжал... Сердца, как ходики, стучали. Он, сняв молчанье, пошутил: «Давненько здесь не наливали. А надо б, для возврата сил». Мы долго при свече сидели, Играть он более не стал, И о себе, под вой метели По нашей просьбе, рассказал. Читатель, одари вниманьем, Прочти поэму до конца. Передаю повествованье Как есть, от первого лица. *** *** Родился я в семье артиста, Дразнили в детстве – музыкант, Мечтал о славе пианиста, Все утверждали - есть талант. В концертах принимал участье, Играл с восторгом, на ура, Полна была надежд и счастья Консерваторская пора... Война развеяла надежды. Что пианист? Так, мелочь, клоп… Одела в серые одежды, С винтовкой бросила в окоп. Стрелял в каком-то иступленьи, Со смертью рядышком ходил, В бою под Клином, в окруженьи, Я в плен к фашистам угодил. Бежать, по глупости, пытался, Меня схватили, ждал расстрел. Но необычным показался Мне чем-то унтер - офицер. Смотрел не зло и странно очень, Он знал меня, держу пари! И вдруг я вспомнил! Конкурс в Сочи, Там «унтер» возглавлял жюри! Последний, предвоенный, трудный, Мне повезло, прошёл в финал, И этот «унтер» мне, прилюдно, Диплом торжественно вручал. А здесь он был врагом воочию, И я не ждал судьбы другой, Когда за мной глубокой ночью Прислали лагерный конвой. Но провели в его палатку, Втолкнув, оставили вдвоём. Он изъяснился сухо, кратко, Чистейшим, русским языком, Что на войне не место музам, Но всё-таки он встрече рад, И смерть моя тяжёлым грузом Легла бы на его солдат, Но в пианистов не стреляют, Больших талантов узок круг. И потому он отправляет Меня в Германию, на юг, В концлагерь для перемещённых, В нём отбывают без вины, Он для особых заключённых, Там тихо ждут конца войны. Что милосердный Бог всесилен, Что Фюрер должен победить. Отказ мой - смерть. Здесь он бессилен. Я малодушно выбрал - - ЖИТЬ! Концлагерь в Альпах притаился. Война гремела стороной. И я, признаться, удивился На странный контингент такой. Здесь арестантов оказалось Чуть больше сотни, может быть. Общенье строго пресекалось, Но никого не смели бить. Два раза в сутки нас кормили, Вполне приличная еда, И под охраной разводили По одному, кого куда. Стоял рояль в отдельном зале, И кресел несколько рядов. Меня подённо заставляли Играть, по нескольку часов. А раз в неделю, по субботам, Вводили заключённых в зал. Такой была моя работа - Я классику для них играл. Загадкой для меня осталось Кому играл я, кто они? Зачем? Но это продолжалось Вплоть до последних дней войны. И вот - Победа! Но свободу Я, к сожаленью, не познал. Теперь я стал врагом народа, Опять конвой. – И трибунал. Власть слово веское сказала, Из плена путь один – в ГУЛАГ, И десять лет лесоповала Со всех сторон я слышал - враг. Садист - охранник бессердечен, Вдвойне опасней тем, что свой. Его издёвкам бесконечным Предпочитали мир иной. В угаре пьяном, иль от скуки, Хлестал нас цепью по рукам. Я как-то выстоял, но руки До кости отморозил там. Но наконец, со справкой ЗеКа В Хрущёвский пятьдесят шестой С гангреной рук, почти калека, Приехал в Ленинград, домой. Печальным возвращенье было, Меня встречала только мать. Война семью не пощадила, Но матери умели ждать. Мы с нею по врачам ходили, И вот безжалостный ответ: «Гангрену вам остановили, Но что б играть, и речи нет. И наше время зря не тратьте, Теперь игра не ваш удел. Придётся вам сменить занятье». Я жить, поверьте, не хотел... Жалея мать, пришлось смириться, Она пожертвовала всем. Рояли строить научиться Мне не составило проблем. Друзья стремленье поддержали, Ключи достали, инструмент, Я стал настройщиком роялей. И вот живу, по сей момент. И высшая моя отрада Касаться клавиш день-деньской, С любимым инструментом рядом Мне легче обрести покой. Но иногда, как наважденье, Как Высшей Силы торжество, Ко мне приходит вдохновенье И с ним былое мастерство. Меня толкает к инструменту Волшебный, пламенный порыв, И, странно, к этому моменту Я рук не чувствую своих. Они о боли забывают, Творят, как прежде, чудеса. Но сказка быстро исчезает, Я мастер лишь на полчаса…. Опять тупая боль заходит, И иссякает сил запас. Не часто это происходит, И, чувствую, в последний раз. *** *** Он умер в День Победы, в мае, И в этом есть какой-то рок. Свой судный день никто не знает, И к Богу не мостят дорог, Такой судьбы не каждый стерпит, Он всё изведал на пути: Враги спасли его от смерти, Но бросили на смерть- свои. Душа его страдать устала, Иссяк живительный родник, Война всю жизнь его ломала, Не отступив в последний миг. Со смертью поделить хотела Последний приз напополам, Но ей досталось только тело, Талант войне не по зубам. Он в космосе кометой мчится, И упадёт на землю, вниз, В тот самый миг, когда родится ЕГО преемник - ПИАНИСТ. Настройщик и сегодня редкость, В деревню ехать не с руки. Но инструмент приходит в ветхость, И сохнут старые колки, Тихонько струны отпускают. Я мастеров не приглашаю. Боюсь, что рук чужих старанье Убьёт мои воспоминанья, Пришлось настройкой овладеть. Ты скажешь, нужно слух иметь? Он есть, я не обижен Богом, И можно всё преодолеть, Ведь стоит только захотеть, В проблему уперевшись «рогом». В тот самый день и месяц года, Когда беснуется погода, Я строю старый инструмент. И чувствую на тот момент- Мой друг со мной, он прилетает, Душа его вокруг витает Но, к сожалению, молчит. Печаль мою тихонько лечит. И снова для меня весь вечер Соната Лунная звучит. Его прекрасную игру Подарком в сердце берегу, Пока живу. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
