ЗАРИСОВКА В ЧЕТЫРЕХ ДЕЙСТВИЯХ.

 

Действующие лица:

АНДРЕ – 31 год.

ВЕРОНИКА – 32 года

СПРАВЕДЛИВОСТЬ

ТОРЖЕСТВО СПРАВЕДЛИВОСТИ

ФРАНЦИСКА – 27 лет

АВТОР

НЕИЗВЕСТНАЯ ДЕВУШКА

НЕИЗВЕСТНЫЙ МУЖЧИНА

ДЕТИ

 

 

Действие первое.

 

Суд. В левой и правой части сцены, параллельно друг другу – так, что взгляды истца и ответчика постоянно встречаются – стоят два абсолютно одинаковых стола. Слева – Андре, справа – Вероника. В центре сцены, на возвышении – Справедливость.

 

Справедливость (поднявшись с кресла): Заседание суда Высшей Справедливости объявляется открытым. (Удар судейского молотка) Слушается дело о разводе мсье Кришо и мадам Головинофф.

Андре (говорит в стену): О творческом разводе!

Справедливость (к Андре): Ответчик, я не разрешал… Или не разрешала? (Пауза) Мсье Кришо, Вам запрещается разговаривать без моего на то разрешения.

Андре: Протест!

Справедливость: Отклоняется.

Андре (напористо): Я не позволю, чтобы такой важный вопрос, как мой развод, рассматривался судьей, не решившим, какого он… она пола!

Справедливость: Ответчик, как Вы себе представляете Справедливость?

Андре: Молодая французская крестьянка: чуточку глуповата, но очень мила. (Пауза). Слегка бледна, волосы с золотистым оттенком.

Справедливость: Мадам Головинофф, Вы не возражаете против справедливости ответчика?

Вероника (явно скучая): Нет.

Справедливость скрывается под столом, через несколько секунд на ее месте появляется девушка со светлыми волосами, играющими золотом на свету. Она спешно собирает их и надевает серый судейский парик. Повертев в руках молоток, она решительно ударяет им по столу.

Справедливость (прокашлявшись): Вы довольны, мсье Кришо?

Андре: Вполне.

Справедливость: Мадам Головинофф, изложите Ваши требования к ответчику.

Вероника (смотрит прямо, на Андре): Все до безумия просто. (Пауза) Я не в состоянии больше терпеть этого человека. Любая женщина, как известно, хочет любви. Андре же ко мне привязала исключительно физиологическая подоплека.

Андре (смотрит прямо, на Веронику): Я все симулировал. Ее тоже не было.

Вероника (не обращая внимания): Я не могу жить с человеком, который меня не любит.

Андре: И никогда не любил.

Справедливость: Плагиат!

Андре (повернувшись к справедливости): Что, простите?

Справедливость: Интересное слово в словаре…

Пожимает плечами.

Вероника: Интересное слово? (разъяренно) Вы что, с ума сошли?

Справедливость (испуганно): Почему?

Вероника: Потому что этот человек…

Андре: Называй меня Андре, а не «этот человек»… Столько лет знакомы.

Вероника: Справедливость, Вы читали когда-нибудь то, что он пишет?

Справедливость роется в бумагах на столе.

Справедливость: Как установило следствие, ответчик ведет колонку о пожарах в местной газете. Наверняка, я читала что-то из его работ.

Вероника: Работ? (Улыбается) Шаблонные заметки о горящих домах? Хоть у него и много шаблонов, все равно… (Пауза) Вот, послушайте:

Анилиновая фабрика горела мягким, как будто играющим огнем. Крупные клубы дыма поднимались с земли. Жар, распространившийся, казалось, всюду, объял и людей вокруг: это можно было понять по круглым, надутым каплям пота на лбах зевак. Пожарные машины, подоспевшие довольно быстро, за считанные часы локализовали огонь. Благодаря слаженной работе борцов с огнем и полиции, никто не пострадал…

Справедливость: Пока что никакого состава преступления

Вероника: Слушайте…

…Прямо в толпе ко мне подошла девушка в бледно-зеленом костюме. Она придерживала свой старый велосипед, с которого, наверное, только секунду назад спустилась.

- Я увидела дым - не подскажете, что здесь произошло?

Мне хотелось сказать ей, что любой дурочке должно быть понятно, что идет пожар, но когда я взглянул в эти глубокие, полные яркого и в то же время мягкого цвета глаза, я лишь пробормотал ей что-то про огонь на фабрике. А потом добавил:

- А Вы, как прекрасная бабочка, прилетели на свет?

Эту фразу придумала я! А он, поступившись всеми возможными авторскими принципами, нагло ее украл! (Пауза) Я готовила ужин, немного отвлеклась, и мясо сгорело…

Андре (возмущенно): Немного?

Вероника: Естественно поднялся дым, и он…

Андре: Называй меня (проговаривая по слогам) по-и-ме-ни!

Вероника: Хорошо. Андре прибежал (Вероника улыбается) испуганный до невозможности… Дорогая, что случилось? Я ответила: «Неужели ты как бабочка – прилетел на яркий огонь?».

Андре: Я не говорил «Дорогая».

Вероника: Говорил – не отпирайся.

Андре: Никогда в жизни так тебя не называл.

Вероника: Андре, не ври. Ты всегда меня любил.

Андре: Нет.

Вероника: Это знали все…

Андре: Никогда не любил…

Вероника: Те письма, цветы под окном…

Андре: Не люблю…

Вероника: Стихи! Стихи, которые ты сочинял!

Андре: И не полюблю.

Вероника: Подлый врун! Кроме того, что ты говоришь неправду…

Андре улыбается ничего не значащей улыбкой в стиле Эркюля Пуаро.

Вероника: …Ты украл эту фразу у меня: (отворачивается, обращается к Справедливости) я как-то, в порыве искреннего гнева и обиды, сказала тебе все это!

Андре: В таком случае, ты заимствовала все свои слова из словаря.

Вероника: Заткнись.

Справедливость (показав голову из толстой книги): У вас есть дети?

Андре и Вероника произносят свои реплики практически одновременно.

Андре: Да.

Вероника: Нет.

Андре (сквозь удивление): Два мальчика и девочка…

Вероника: И все не твои! (Пауза). От стихов дети не рождаются.

Андре: Какие стихи? Неужели… Так ведь портретное сходство! Они все мои. (Гневно) Мои даже в большей степени, чем твои!

Вероника: Мне стыдно говорить об этом в суде, но (загибает пальцы)… Не совпадает с количеством детей, прости.

Вероника искренне смеется.

Андре (на грани истерики): Конечно, не от каждого раза рождаются дети…

Вероника: Разница лишь в том, что пальцев я загнула меньше, чем у нас детей.

Вероника утирает слезы, появившиеся у нее от смеха.

Вероника (обращаясь к Справедливости): Меньше трех, госпожа Судья.

Справедливость: Невероятно.

Андре: Наглая ложь! Все это - наглая ложь!

Справедливость: Успокойтесь, ответчик.

Стучит молотком по столу.

Справедливость: Введите сюда детей.

Андре: Это невозможно.

Вероника: Совершенно исключено.

Справедливость (удивленно): Почему?

Андре и Вероника переглядываются.

Андре (запуская руку в волосы): Я их придумал.

Вероника: Опять! (Громко выдыхает) Я придумала их еще раньше. Наших детей.

Андре: Не употребляй слова «наши». Настоятельно рекомендую тебе формы «мой», «твой». В крайнем случае, можешь использовать слово «общий».

Вероника: А я ведь любила спать длинными летними вечерами, когда солнце только-только касается горизонта, и тот легкий ветерок, только что родившийся где-то над волнами, лишь начинает играть моими волосами…

Вероника задумчиво откидывается на спинку стула.

Андре: А я ехал в автобусе, когда маленький мальчик, вытащив козявку из носа, радостно показал ее маме…

Вероника: А я была уверена, что запах весенней травы, который обнимал и целовал меня в сказочном лесу, это всего лишь сон…

Андре: А я ходил по улицам, роняя за собой маленькие зерна, которые вновь и вновь улыбались мне сквозь песок… Я был несказанно рад: ведь если я отмечаю путь, которым иду, значит, мне есть куда возвращаться?

Андре и Вероника смотрят друг на друга.

 

Действие второе.

 

На сцене никого нет. Из-за кулис доносятся яростные крики Андре.

Андре: Я никуда не пойду с ней! (Пауза) Рядом с ней не встану. Она мне (проговаривая по слогам) о-мер-зи-тель-на.

Вероника: Андре, милый, называй меня по имени: Вероника – ударение вариативное.

Вероника смеется.

Вероника: Я вытираю ноги только о тех, кто мне это позволяет. Пока-пока, малыш.

В зале отчетливо слышно, как звучат каблуки туфель Вероники: она уходит.

Справедливость: За неявкой одного из супругов, я объявляю Ваш развод состоявшимся.

Андре: Мы и не были в браке.

Справедливость: Опять…

Андре: Я его придумал.

Справедливость (с легкой иронией): Вы уверены, что именно Вы придумали его?

Андре: Абсолютно.

Вновь слышатся шаги. Появляется Автор.

Автор (возмущенно): Вы сошли с ума! Все! И ты, и ты, и эта дурочка. Даже не дурочка. Не глупенькая, нет – (вдохновленно) дура! Постановка летит к чертям… (Пауза). Штаб, беру управление на себя.

На сцене появляется Автор.

Автор (обращаясь к залу): Уважаемы дамы и господа! К сожалению, у примы нашей сцены, у бриллианта в оправе театра, у ярчайшей звезды на небосклоне драматургии случился приступ…

Андре (кричит из-за кулис): …геморроидальной колики!

Автор (не обращая внимания): …бронхиальной астмы.

Вскрикивают зрители: 3 ряд, место 7; 8 ряд, место 14; последний ряд, место19

Автор: Врачи уже увезли Веронику в госпиталь, поэтому ее роль будет исполнять молодая, подающая большие надежды актриса.

Одобрительно гудят те же самые зрители.

На сцене появляется Андре и Франциска. Андре смотрит на нее очень внимательно: не меньше минуты.

Автор: Отлично.

Похлопывает Андре по плечу.

Андре (с напускным весельем): Хорошенькая.

Франциска: По сценарию Вы должны целовать меня в саду.

Андре (с сожалением): Так вот почему она сбежала…

На сцене появляются рабочие, быстро расставляющие декорации кустов и цветов.

Франциска (срывающимся, волнующимся голосом): Ты хочешь сказать, что никогда меня не любил?

Пауза.

Андре внимательно смотрит на Франциску, затем смотрит в зал.

Андре: Нет.

Франциска (шепотом): Но этого нет в сценарии!

Андре (с задором): Ты хочешь сказать, что ты меня любишь? (Хватает Франциску за плечи) Ты привыкла играть людьми, как тряпичными куклами, но я сильнее, я не такой! Или ты сейчас скажешь, что играешь только теми, кто тебе это позволяет?

Вероника (из-за кулис, с разочарованием): Опять моя фраза! Сколько можно…

Андре (Веронике): Я справлюсь без тебя, слышишь? Только уйди совсем… (Пауза) Ты мне не нужна! Ни вареная, ни жареная, ни с яблоками – никакая!

Вероника: Проговори это еще по слогам: (растягивая слова) я знаю, что ты умеешь.

Андре (кричит): У-ХО-ДИ!

Андре: Франциска, Вы так прекрасны сегодня…

Франциска: Этого опять нет в тексте…

Андре страстно целует Франциску.

Андре (нежно): Скажи, пожалуйста, как поживают наши дети?

Франциска (удивленно): Какие дети?

Андре: Как «какие»? Два мальчика и девочка…

Франциска (вырываясь из его объятий): Вы меня с кем-то путаете… У нас нет детей.

Андре (разочарованно): Совсем нет?

На сцене появляется множество людей, несущих флаги и транспаранты. Они выкрикивают лозунги, написанные на их плакатах: «Нет царизму!», «Власть советам!», «Долой социализм!», «Ура демократии!». Франциску относит людским потоком со сцены, Андре следит за ней, но не пытается догнать: он стоит на месте. После двух минут бурной агитации демонстранты опускают свои плакаты и хором произносят: «Скромное обаяние буржуазии». Затем они уходят, бросая на пол свои плакаты и флаги.

Андре остается на сцене один.

 

 

Действие третье.

 

Сцена первая.

Звучит музыка – Eurythmics “Love Is A Stranger”. Совершенно не попадая в такт, на сцене танцуют, обнявшись, Андре и неизвестная девушка. Минуту на сцене нет никого, кроме них. Затем появляется автор – он приносит стремянку, забирается на верхнюю ступеньку и начинает сыпать конфетти. После трех-четырех залпов, каждый из которых сопровождается криком «С Новым Годом!», «С Днем Рождения!», «За освобождение узников Шатобриана!», он приклеивает к подбородку бороду, через несколько секунд он начинает аккуратно ее подстригать, смотрясь в маленькое зеркало, лежавшее в кармане его пиджака. Приходит Франциска – она встает в углу и внимательно смотрит на Андре. Он не замечает ее.

На сцене появляется Вероника и неизвестный мужчина – они танцуют, гораздо грациознее, чем Андре и его партнерша. Тридцать секунд две пары находятся на сцене одновременно, абсолютно не обращая друг на друга внимания. Затем Андре и девушка исчезают, до конца песни на сцене остаются Вероника, мужчина рядом с ней, Франциска (недвижимая на протяжении всей сцены) и Автор.

 

Сцена вторая.

 

На сцене стоят две табуретки – на одной из них стоит Андре, на другой, слегка покачиваясь, как будто в такт музыке, - Франциска.

Франциска (не смотря на Андре): Андре!

Андре (прикладывая кулак ко рту, шипит, как рация): пш… Да, милая… пш

Появляется множество людей, они ходят мимо табуреток, не замечая Андре и Франциски. Они заняты своими делами – некоторые даже разговаривают друг с другом.

Франциска (смотрит на Андре): У меня такое чувство, что мы одни на целом свете.

Андре: Просто есть ты, есть я, и где-то вдалеке существует мир, который нам совершенно не интересен.

Франциска: А давай я буду курить тонкие сигареты, а ты - читать мне Элюара?

Андре: Нет… Лучше я буду ранен, а ты станешь нежной сестрой, утирающей запекшуюся кровь с моего лба.

Франциска: Потом ты будешь летчиком, а я буду твоим диспетчером. Буду направлять тебя на нужный курс, а ты… ты начнешь травить похабные шуточки, прямо в рацию.

Франциска смеется.

Андре: Тогда после этого ты станешь неловкой автомобилисткой, сбившейся с пути, а я буду молодым почтальоном, несущим письма в большой кожаной сумке на ремне.

Франциска: Хорошо, но только после того, как ты станешь моим концертмейстером: я буду, присев на крышку рояля, вальяжно растягивать какую-нибудь сахарную песню, а ты будешь играть.

Андре: И в конце мы будем просто последними людьми на земле.

Франциска: И первыми.

Андре: Единственными.

Франциска: Я люблю тебя.

Андре: Я тоже.

Франциска: Так нельзя говорить. Любой психолог подтвердит.

Пауза.

Андре: Я люблю тебя.

Андре и Франциска синхронно спускаются с табуреток и идут навстречу друг другу.

Они нежно обнимаются.

Автор (из-за кулис): Отлично!

Франциска: Отлично.

Андре: Отлично.

 

 

Действие четвертое.

 

Сцена первая.

Андре и Франциска стоят на балконе, взявшись за руки. Балкон на сцене представлен установленными по диагонали к зрителям перилами.

Франциска (мечтательно): Ты видишь, какие сегодня яркие звезды?

Андре (отстраненно): Светящие во тьме, как далекие маяки уходящего… (Пауза) Или приходящего?

Франциска: Мне сегодня снилось, как мы познакомились.

Андре: Легкий выстрел, и туман рассеивается. Лили была здесь. Я вижу это по следам на брусчатке.

Андре наклоняется и начинает внимательно смотреть на пол.

Франциска: Ты сегодня почти ничего не ел, с тобой все нормально?

Андре: Карандаш встретил Точилку. Ты разве не слышишь?

Франциска (удивленно): Карандаш? Точилка? О чем ты, дорогой?

Андре: Воздух пустой комнаты щекотал мои легкие – я выбежал в коридор. Вся эта драма разыгралась у меня на глазах…

Франциска (убирает руку из ладони Андре): Какая драма?

Андре: Бретелька и цилиндр танцевали фокстрот.

Франциска: Боже мой, опять… Я пойду сварю кофе.

Андре: Вселенский разум шепчет мне, что Мессия должен выпить коньяку.

Андре поворачивается к Франциске.

Франциска: Ладно.

Франциска уходит.

Андре (к зрителям): Могла бы хоть коньяку мне не наливать? Лакмусовая бумажка…

 

На сцене появляется Вероника, она волочет по земле исполинских размеров чемодан. Оказавшись под балконом, она садится на него и начинает курить.

 

Вероника (себе под нос, презрительно): Тряпка. Мог бы хотя бы попросить меня не уходить.

Андре прислушивается.

Вероника: Все сделаны по одному лекалу. Untermensch. Битая карта.

Андре (кричит): Ношеная галоша!

Вероника (оглядываясь, громко): Спетая песенка!

Андре: Порванная струна!

Вероника (подыгрывая): Сломанная ветка!

Андре: Увядший цветок!

Вероника немного ждет (наверное, обдумывает свою реплику), потом выходит на улицу перед балконом.

Вероника (радостно): Ах, вот это кто! (Прыгает и хлопает в ладоши) Защитник хворых, покровитель сирых и заступник убогих?

Андре (не менее радостно): Мать Тереза, я не верю своим глазам. Вы здесь!

Андре исчезает с балкона, спускается по невидимой для зрителей лестнице и выходит на улицу.

Андре: Не вздумай меня обнимать. Мне неприятна та навязчивость, с которой ты доносишь до меня свои чувства.

Андре перекрещивает руки.

Вероника: Как ты жутко выглядишь. Некому небось даже позаботиться.

Андре (грустно): Я окружен опекой.

Вероника: Бледный, мешки под глазами… Походка, как будто у тебя одна нога железная, а вторая деревянная… Или с прямой кишкой проблемы?

Андре (оглядывая Веронику с боку): Ты знаешь, огуречная диета в таких случаях очень помогает. Никак не меньше семидесяти, а?

На сцену вбегают Справедливость и ее Торжество.

Справедливость (запыхавшись): Ну наконец-то… Оба. Познакомьтесь, это мое Торжество.

Вероника и Андре поочередно жмут Торжеству Справедливости руку.

Справедливость: Вам обоим нет места на Земле. (Обращаясь к Андре) Ты циничен, хитер, изворотлив, лжив и (Пауза)… вспомнила: хам. (Обращаясь к Веронике) Ты то же самое, но еще (загибает пальцы) рушишь браки порядочных граждан и воруешь яблоки с чужих огородов. (К Торжеству) Начинай.

Торжество достает пистолет и стреляет сначала в Андре, а потом в Веронику.

Справедливость: Пошли, скорее.

Справедливость и Торжество справедливости спешно удаляются.

Андре (лежа на земле, слабеющим голосом): Вероника, я тебя ненавижу.

Вероника (лежа на земле, слабеющим голосом): Андре, я тебя ненавижу.

Андре и Вероника берутся за руки.

На балконе появляется Франциска. Увидев происшедшее, она выпускает из рук бокал с коньяком. Она кричит, затем закрывает лицо руками и садится на пол. Слышно, как она плачет.

На сцене появляется Автор.

Автор (радостно сложив руки): Мертвые! Совершенно мертвые! Канонически мертвые!

Автор подходит к мертвым Андре и Веронике, опускается на колени и кладет голову на грудь Веронике.

Франциска: Вы! Автор, миленький, спасите их… Точнее нет, их не надо… Его спасите, он хороший.

Автор (не спуская глаз с трупов): Ни за что, наконец-то случилось то, чего я так давно желал! Какое сегодня число?

Автор оборачивается к Франциске.

Зритель из 3-его ряда: Восьмое!

Зритель из 8-ого ряда: Тринадцатое!

Франциска (сквозь слезы): Первое брюмера.

Автор: Красный день календаря! День моей независимости! Больше никаких преследующих меня образов этого беспомощного нерешительного простачка…

Пинает ногой Андре, затем отходит от трупов и бросает взгляд в зал.

Автор: … и конец этой мерзкой женщине, вечно вставляющей палки в колеса моим романтическим героям. Ей бы все опошлить, упростить, свести в плоскость примитивных животных отношений. Хватит! (с воодушевлением) Хватит!

Автор, радостно приплясывая, напевает себе под нос.

Автор (остановившись у Вероники): Я хотел черных лаковых трубок, алых парусов, мечтательных взглядов, а она… (Переводит взгляд на Андре) Ах, Андре, сам наверное все знаешь… Но тебя я тоже терпеть не могу – так, на всякий случай. Мне казалось, что невозможно быть таким глупым – тебе все говорили, что она ужасна, а ты каждый раз говорил: (Старается говорить, как Андре) «Да нет, ну что Вы… Вы просто плохо ее знаете». Я старался подвести тебя к очевидному, казалось бы, умозаключению. Если бы я не был так зол на тебя, я бы, конечно, написал какую-нибудь трогательную историю… Что-нибудь вроде… Дайте подумать.

Автор отходит от Андре.

Автор: Тесное уютное купе поезда, действие разворачивается на перегоне между Порто-Фино и чем-нибудь таким же фонетически раскатистым. Ты читаешь Флобера, она – что-нибудь из Сент-Экзюпери. Потом вы ударитесь в эстетскую пляску, обрызгаете друг друга литературными терминами. (Пауза) Ты припомнишь какой-нибудь памфлет, какой именно я специально посмотрю в словаре, а она… Она скажет, что по ее мнению все современное искусство катится в пропасть серости и бесталанности, и проповедники этого псевдотворчества – мистер Уорхолл и дон Дали. Тут ты, конечно, прошепчешь Avida Dollars… Ах, как все могло бы быть прекрасно. Потом пара диалогов о полной луне и ярких звездах, нежный поцелуй в лоб… Молния страсти! (Пауза) Гром желания, ветер любви! (Пауза)

Автор садится на корточки рядом с Андре.

Автор: Но с тобой ведь нельзя по-человечески. Ты бы нашел способ протащить в поезд эту дурочку, которая все-таки без тебя не может, чтобы она не говорила. Потом ты бы случайно натолкнулся на нее в тесном коридоре вагона, который так стыдливо покачивается на дороге. (Пауза)

Автор (почти кричит): И опять все по этому скучному, заезженному сценарию… (Скучающим голосом) В ее глазах он прочитал совершенно не то, что она говорила. Ее слова, отражаясь от обивки вагона, пропадали в скрежете железных колес, а нежные зеленые зрачки, играющие в мягком свете, вновь и вновь выдыхали звуки, сплетавшиеся в нежные монологи. Она отчаянно пыталась побороть чувства, разгоравшиеся в ее душе, но брандспойт в итоге дал течь, напор ослабел, и… (Пауза) Ах, Андре, я же знаю, что ты мерзкий человек… Не отпирайся! Подлый, хитрый, лживый… И как я не хотел этого катарсиса для тебя. Знаешь, чем любовь отличается от рабства?

Франциска: Тем, что любовь не предполагает подчинения.

Автор: Нет. Тем, что любовь – добровольное рабство. Она хотел тобой попользоваться. Ты понимаешь, что если у тебя скользкий характер, то у нее он скользкий в кубе. (Пауза) Ей тяжело общаться с людьми. С женщинами она не контактировала. (Пауза) Только в случае чрезвычайной необходимости. Генри Форд когда-то говорил, что, когда ему нужна всего лишь пара рабочих рук, он получает целого человека – с его мыслями, желаниями, требованиями… А ей была нужна не пара и не рук. А с тобой, черт побери, ей было интересно говорить. Ты был редким человеком, который ее терпел. Терпел ее хамство, грубости, критику близких тебе людей… Паразитизм, если ты понимаешь, о чем я. (Пауза)

Она была не в состоянии признаться себе, что любит кого-то. Она ведь хозяйка жизни! Макиавелли! Царица! Императрица! На самом деле, всего лишь человек с примитивной нравственной организацией, зачаточным культурным воспитанием и грязным языком. Своим хамством она закрепляла твой вассалитет – ты терпишь, значит, ты у нее в кармане. Ты ее любишь, значит, ты пойдешь ради нее на все. Но я-то знаю, что ты ее не любил. Это все дело привычки, какая-то привязанность к человеку… (Пауза) Это чудовище невозможно любить.

Франциска: Вы не перегнули палку? Не заострили, случайно, углы? Я не думаю, что она настолько плоха…

Автор: Кроме того, что я знаю ее лучше вас всех, я могу пользоваться моим барометром – Андре. Ты, наверняка, не видела этих последних писем. Она просила его встретиться, потом они – вполне для них традиционно – поругались. Она прислала нарочного, чтобы узнать, где он будет ее ждать. Он ответил, что не желает ее видеть. (Пауза) Правда, все испортила эта их последняя встреча. Он был с ней чересчур теплым.

На сцене, держась за руки, появляются дети: два мальчика и девочка. Они молча смотрят на Автора.

Автор (с сожалением): Дети, уйдите, пожалуйста. Вы вымышленные. Понимаете? Вас как бы нет… (Пауза). Вообще, зачем это «как бы»? Вы напоминаете мне о них… Уходите по-хорошему. (Пауза. Дети остаются на месте. Автор кричит) Справедливость! Справедливость, сюда! Надо исправить мою последнюю ошибку. Кровь христианских младенцев…

Мальчик: Нам нужны наши родители!

Франциска (кричит): Бегите! Бегите пока не поздно! Бегите!

Дети убегают.

Франциска: Каждый родитель должен понимать, что приходит время, когда детей надо просто отпустить. Бессмысленно устраивать эту агонию самодержавия… Вы создали нас, теперь же позвольте жить так, как мы хотим… (В слезах) Вы…Вы убили их!

Автор (отвернувшись, кричит): Справедливость!

Занавес.