…Свежесть марта была разлита в декабрьском воздухе. Есть день в любом времени года, хотя, может быть, это и субъективное восприятие, когда Земля останавливается. Нет, Иисус Навин тут ни при чем, просто Земля останавливается на (один) день. И все. …Я потушил сигарету, встал со скамейки, убогую спинку которой приколотил наш балалаечник (из провинциальной самодеятельности), когда ему надоело падать то в одну, то в другую сторону (по случаю некоторых возлияний). Уж лучше падать в одну, головой к воле (либо к жене, вооруженной скалкой). Дом, в отличие от дома и судеб в эпосе Яна Вайсса, у нас не в тысячу, а всего в два этажа. ….Этот дом я покинул давно. И курю давно уже не на той скамейке, с которой падал лысый артист районного Дворца Культуры. Давно я уехал и с улицы, на которой парк манил осенью тусклыми фонарями. И весной тусклыми фонарями. Сидя на скамейке этого парка, я видел зимние новогодние огни, выложенные светодиодной пошлостью «1997», «1999»…», «2005». На стене Дворца Культуры, …Позвольте же мне, наконец, выбросив окурок и поднявшись со скамейки, войти подъезд дома, в котором теперь я не живу, как и другие, которых я знал. …Четыре ступеньки, квартира направо, дверь, облицованная тонкими рейками. Здесь живу я. Девять лет за закрытой дверью разворачивались драмы и трагедии моей жизни…Узкий коридор, преследующий меня во снах до сих пор. Он заканчивается круглым зеркалом. Изолированные комнаты. Здесь я поселился совсем пацаном, а уезжал отсюда дважды: когда молча махнул рукой первой жене, уходя в никуда, с убогой спортивной сумкой, и когда аккуратно собрал вещи и покинул свое старое место жительства через пять лет после возвращения. Больше я задерживаться здесь не буду… …Выйду обратно в подъезд. Постою, снова покурю. А рядом покурит самый заядлый курильщик, дед Вадим. Он из квартиры, следующей за моей по лестнице, уходящей влево и возносящей человека в подъезде к чудесам крыши. Ветеран войны, с изуродованной ногой и незаживающими ранами. Как и любой из своего поколения, дед Вадим – человек из стали, не терпевший никаких возражений, часто жесткий со своими домашними, жесткий до жестокости. И нет уже давно этого старика, а память сохранила образ. …В последней квартире первого этажа живет раздолбайный парень, повернутый на Толкиене. Эльф. Однажды он до смерти перепугал в парке перед домом бабушку-уборщицу из расчетно-кассового центра, которая тихо брела с работы в легком подпитии и неожиданно увидела перед собой в неверном свете фонаря это чудо, надевшее контактные линзы, отсвечивающие в темноте, вооруженное луком и стрелами…и абсолютно неадекватное вследствие неумеренного приятия пива. Ужас бабушки усилился, когда она увидела, что рядом с благородным эльфом на лавочке хрюкали и пукали (прошу прощения) гном и орк, которые были даже пьянее эльфа…Чуть позже, в местном милицейском «обезьяннике», куда попали сказочные персонажи, так как на истошный крик уборщицы прибежал наряд людей из ППС, герои Средиземья пытались заплетающимися языками объяснить что-то о «Торжестве Примирения Рас». Но им не поверили, и влепили штраф за хулиганство. Толкиен, к слову, об этом не писал…Он, наверное, и представить не мог. …Семья в квартире надо мной, состоявшая из мужа, жены и очень крутого пацана была очень обычной – бухгалтер, водитель и школьник. Ее состав сохранялся с вечера воскресения по вечер субботы. После обеда в субботу школьник удалялся к бабушке, в квартире сверху начинала призывно греметь посуда, затем играть гитара, исторгая задушевные мелодии душещипательных песен. Романтический ужин всегда плавно перерастал во взаимные оскорбления. В ходе острой полемики выяснялось, что мужчина в данной семье – гомосексуалист с посредственным достатком, не умеющий забивать гвозди в стены и страдающий импотенцией. Это утверждал женский голос. Мужской парировал. По словам «гомосексуалиста с посредственным достатком», он извлек свою дражайшую супругу из большого скопления человеческих фекалий, дал ей «эту квартиру», с которой, как следовало из его слов, кто-то вступил в интимные отношения...Часам к двенадцати следующего дня тот, кто прошлой ночью страдал мужским бессилием и та, которую некогда достали не из самого приятного для человека места, в обнимку шли к родителям за ребенком, не подозревая, что не выспавшийся я сравнивал их с другими, но не менее сложными персонажами народной культуры… …Рядом с квартирой упомянутых садомазохистов жил себе фантастически невежественный человек, считавший себя великим интеллектуалом. Я не удивлялся ни капли – в селах и деревнях мне встречались разнообразные личности. У этого персонажа дедушки, бабушки, а также родители работали в райкоме партии. А сам он, местное светило гуманитарных наук, работал в свое время в райкоме комсомола. Ну, а потом, как водится, стал работником сельской культуры. Господи Боже, как мне надоедали зачастую его пьяные лекции о Канте и Гегеле! Но я великодушно терпел. Ну, не обижать же, в самом деле, современного, ярко выраженного Васисуалия Лоханкина… …В последнюю квартиру второго этажа и заходить не буду. И стучаться не буду. А ну, как откроет дверь и пристанет деревенский Пол Маккартни, тот, который спинку к скамейке приколотил. Лучше я просто уйду, спущусь с лестницы, вспоминая, как этот великий человек, обладая, несомненно, высоким нравственным чувством, прятался в шкафу Дома Культуры, полагаю, чтобы в своем невменяемом состоянии сильнейшего алкогольного опьянения не распугать детей, пришедших на первое и последнее занятие музыкального кружка…Хотели ведь изучать игру на гитаре… …Выйду из подъезда. Хлопнет до боли знакомым звуком до боли знакомая дверь. Я вновь присяду на лавочку, вновь закурю. Вечереет. А, вот и я- прошлый иду с работы. В облезлой кожаной куртке и в ботинках с облупленными носами. Я прошел мимо. И не поздоровался… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
