Смешное облако. Обстановка в художественной студии спокойная и непринужденная. Все заняты делом - малюют свои шедевры. А у меня никак не получается пейзаж. Остался последний штрих - облако, которое не хочет оживать. Звонит мобильный. Сосед по дому жалуется на жену, редкую стерву! Громкий голос женщины перекрывает Лешкин и мешает нашему разговору. Удивляюсь, как можно так орать, находясь в другой комнате. Народ в студии делает вид, что работает, а сам навострил уши. Интересно же! Лешка долго и нудно ноет в трубку и в конце рубит: "Надоело! Что делать?” Увлеченный своей мазней и тем, что не идет картина, бурчу в ответ: "Леш, давай я принесу тебе полтюбика цинковых белил!" Художники давятся смехом. На другом конце провода - пауза. Наконец до приятеля доходит. Он ржет, как конь, и мы, довольные друг другом, потихоньку прощаемся. Это облако меня достало! Уму непостижимо, сколько оттенков существует у белого цвета! Снова звонит телефон. На экране загорается имя, которое, несмотря на мои бурные протесты, жена собственноручно вбила в мобильный: "Лапа." "Волчья!", - добавляю я каждый раз про себя, испытывая несказанное удовольствие. Разговор нудный и старый, как дерьмо мамонта, состоящий из междометий "да" и "нет", еще больше выводит меня из себя. Я кладу трубку, задумчиво смешивая краски: "Нет, пожалуй, половины тюбика будет маловато..." Хохот сотрясает студию. На пол валятся кисти и палитры. Недоуменно поднимаю голову: "Я, что произнес это вслух?" Повторная волна cмеха накрывает студию, как цунами... Смеюсь громче всех, кисть трясется в руке, и несколько мазков цинковых белил ложатся на холст. Облако получается веселым и озорным. То, что надо! С удовлетворением ставлю в углу картины свою "фирменную закорючку", похожую на кремлевскую стену, - МагалеЦКиЙ. Из-за подписи выглядывает облако и показывает мне язык… Казнь. Смерть липла удушьем. Тесное пространство было забито пленными. Обреченно сидели одни, впав в прострацию. Беспокойно метались другие, надеясь найти выход. За стеной была воля: чистый и свежий, напоенный ароматом лугов воздух. Ласково светило солнце, вселяя уверенность. Огромные ворота синего неба открывали бескрайний мир. Еще пять минут назад дышалось легко и свободно. Но подлый, коварный обман сделал их узниками. Несвобода всегда рядом с гибелью. Тревожный гул и безысходность заполнили все вокруг. Наверное, так бывает перед казнью: еще не затянулась петля, но слышно, как скрипит веревка на виселице. Есть время, чтобы заново пережить, переосмыслить каждое мгновение. Именно тогда приходит понимание: сделать ничего невозможно, спасти может только чудо. Чуда не случилось! Приоткрылась узкая щель, и сверху влетел предмет, испускающий удушливый газ и едкий дым. О, Господи! Волна ужаса, стонов и криков захлестнула пространство. Попавшие в западню закружились в смертельном танце. Угасающими звездами мелькали перед глазами узников картины уходящего мира. Две пары глаз внимательно наблюдали за происходящим из-за стекла. Очень скоро стенания задохнулись в дыму, крики и вопли оборвались. Понемногу стал рассеиваться дым, обнажив неприглядную картину, - десяток корчившихся в предсмертных муках тел. Двое мальчишек, сидевших на лавочке, рассматривали банку из-под меда с пойманными насекомыми. Один из них открыл крышку, плотно закрывающую емкость. Кусочек дымящейся расчески обгоревшей головешкой прилип к стенке. На дне трогательным пушистым медвежонком свернулся шмель. Ягода земляники пристала к его лапке красным сдутым шариком. Вокруг шмеля в неправильных позах застыли пчелы - задушенной, казненной сказкой. - Ух, ты! - выдохнул один мальчуган. - Давай поймаем еще? Взор второго парнишки был прикован к искрящемуся алому, как кровь, пятнышку земляники. Он почти согласился с предложением товарища, и уже качнул головой, как вдруг лицо его странно изменилось, по нему пробежала светлая тень, и… он зарыдал. Через прозрачную призму неба кто-то внимательно смотрел на мальчишку. Тоже плакал… Зацелованное небо. Осень. Белыми конвертами скользят по озеру лебеди. Склонив головы, вглядываются в отражение, как в пожелтевшее фото. Нежно трогают гладь воды клювами, припадают щекой. Прощаются. Крыльями оставляют автограф с признанием в любви. Скоро улетать. Ветер несет по парку мелодию романса, покрывая воду строчками ряби, на которой нотами покачиваются птицы. Идущая вдоль берега женщина узнает музыку: "…И лампа не горит, и врут календари. И если ты давно хотела что-то мне сказать, То говори… Любой обманчив звук. Страшнее тишина…" - Любимый мой… - шепчет она. - Как не хватает тебя! …Из Афганистана вернулся живым и невредимым - без единой царапины. И никогда не рассказывал о нем. А ушел из жизни в одно мгновение: будто спустя годы пули и осколки догнали и ужалили в самое сердце. Просто прошептал "мама" и закрыл глаза. Твой друг рассказывал случай из детства, как мальчишками бегали стрелять голубей на колхозный элеватор. А ты не ходил. Однажды он пришел раньше времени и увидел, как, оставляя за собой зерна пшеницы, ты уводишь выстроившихся цепочкой птиц от опасного места. Зрелище настолько потрясло его, что, повзрослев, он стал священником. В глубине озера таинственно мерцает церковь. Воздушными шарами покачиваются купола. Золотыми якорями кресты тянутся в зазеркалье. От брошенных хлебных крошек круги на воде. В отраженном храме загораются огоньки и неслышно подрагивают колокола. Женщина молитвенно склоняется над водой. - Г о с п о д и, п о м я н и… …Отражение белоснежной птицы нежно обнимает крыльями ее образ и, раздвигая пространство и время, несет в другое небо… …р а б а Б о ж ь е г о… …Два мира, таких далеких и родных, становятся ближе и сливаются вместе… ...в Ц а р с т в и е Т в о е м… …Стремящиеся друг к другу души встречаются на ладонях Бога… - Живой… - припадает женщина к любимому. - Ты?! Живой!! - Конечно…- обнимает ее мужчина. - Все живые! - Похудел-то как…- плачет она. - Опять в каком-нибудь спецназе?! - Небесном…- улыбается он. - Люблю тебя…- шепчет женщина. Ветер нежно перебирает гитарные струны: "…Привет…мы… будем счастливы с тобою раз и навсегда…" Пронзительно кричат лебеди, громко хлопают крыльями и взлетают. Женщина прикладывает ладони к губам. Осень роняет листву золотом поминальных записок. В зацелованной синеве тают белые конверты с письмами небесному спецназу... |