У нее очень тонкая кожа. Возможно, не будет смотреться. Правда, если чуть оживить освещение, все будет не так плачевно.

Хорошо.

Это висит плакат на стене – девушка, довольно-таки ничего себе, абсолютно серая, забилась в угол между двумя железобетонными плитами. И глаза – голубые такие, ясные. Я пьян, конечно. То есть пьяна (смеется) – иногда путаюсь. Забавно.

Гудок сирены. Длинный, два коротких. Смена караульных. Отбой, ребята.

Мое имя – Кайя. Ну, там, еще пара приставок, но они как бы и не значат ничего – так что забить. Мне всего двадцать лет – знаю, - салага.

Ботинки скинуть охота. И – в горизонталь. Аж челюсти от зевоты сводит. А не фиг в карты резаться до утра. А сами-то… Эй, вы - 304-я на отчет. Уже ушли. И пива холодного. Я щас зареву тут. Заткнись, пожалуйста.

Всю жизнь мечтала выучиться на художника. Я иногда рисую: приятели вот уже три года подряд на днюхи дарят мне по блокноту. Это, конечно ересь – несерьезно то есть. Но – успокаивает, честное слово. То – пришибить кого-нибудь тянет, а то – ничего сразу, отпускает.

Аля. Я почти не знакома с ней – появляется в библиотеке каждую среду и иногда – по пятницам. Ни разу с ней не говорила, поэтому не представляю, какой у нее может быть голос (это очень плохо). Карий, корица, кедр, запах утра – побежали пряди волос – ползут по плечу, щеки гладят, несколько прядок зацепились за воротник, остальные тяжелым крылом – тянутся к столу. У нее чистое такое, светлое, чужое лицо. Свитерок – типа "Америка – мой дом родной". Пепси – с одной стороны, стопка книг – с другой. Тетрадь. Подходит к завершению красный карандаш – свитер темнеет, вязка меняется. Еще немного, и я вплету в него какую-нибудь этнику. Человеческое дыхание, шипит кола в цветастой банке. Шерсть крупными фабричными петлями. Скрип ручки.

Как же жрать охота.

Это – три года назад, мой первый блокнот.

Привет. Привет, я знаю тебя – через Стаса. Ага, через Стаса. Ну, да, помню такого. Все равно, повторенье - мать: Кайя. Юля. А почему – Кайя? Есть такой противный ночной ядовитый мотыль. У него кровь от яда горчит. Серьезно? Нет, конечно. Хотя, действительно, есть – Медведица Кая. Горькая. Только я тут как бы с краю. Смешно.

Подъем. Третья комната, сдохли, что ли – жрать пора!!! Доброе утро, мадам. Как вам спалось. Ах, я так плохо спала. Возможно, утренняя прогулка на свежем воздухе… Вы полагаете Подъем!!!!! Сволочи, все, всегда – самому. Дверь вышибается ногой. Азек стоит на коленях с букетом цветов в зубах . Мы – сразу за ним., навытяжку. Проснется – прирежет.

Ты идешь??? (Блин, за что?)

Да, конечно.

Я – за ней.

Два года назад.

Ползут клетчатые составные складки. Наползают, оплетают шею, изгибаются. Кусают. Тебе больно? Да нет. Все хорошо. Этот шарф ей подарила я. Ненавижу, ненавижу этот кусок ткани.

Он идет ей. Ползет, оплетает, кусает…….

"Эпидемическая ситуация". Четыре трупа валяются почти сразу за забором. Эти идиоты даже не удосужились вывезти их в лес. Тут хоть брейся, хоть зеленкой поливайся – мы сдохнем. Мы сдохнем.

У Альки очень тонкая кожа. Когда ее обрили, это… Не знаю, мир – он серый. Он плоский, он – железобетонный. Она кутается в мой шарф.

Крупная клетка шотландки покоится на плечах, нет тяжелых крыльев-прядей. Тонкая шея, пронзительной синевы глаза, через водовороты шерсти просматриваются очертания черепа – правильные, классические. Греческая статуя, богиня, уродец. Мы все равно сдохнем.

Сволочь, Кай, я же буду скучать! Как, как мне?... Вот тоже – все равно. Все равно. Ей осталась неделя. Мне две. Мы смеемся. Нам смешно.

Стою у окна. Это уже похоже на привычку. Третий этаж, высотные ели, тропинка, край беседки, крыльцо общаги (высота, ели, несколько плоскостей, соединенных друг с другом под разными углами). Люди – серые тени. Слой за слоем – снимаешь с них макияж; куча условностей, существующих по принципу "как если бы". Жизнь по принципу. Первыми исчезают краска, кудри, потом – вообще волосы. Дрянь какая-то. Смешно. Одежда, фактура стен, микрорельеф. Серые паучки, куча детских серых кубиков. Ты, я, он, они. Ползут, цепляются – лапки у них тоненькие, слабенькие. Длинные беззащитные шеи. Мы носим высокие воротники и длинные хайры, а все просто – фарфоровые шейные позвонки. Мы гнемся, сворачиваемся в клубок. Вокруг – кучи белесого песка и бесцветные блоки и пластины. Свалка.

Четвертый блокнот. Первая страница – Алька, вторая – Алька, третья…..

Закурить будет? Уйди. Ты че? На, держи – только исчезни пока, ладно? Меня вообще уже нет. Пасиб.

Снег, снова идет снег. Хлопья опускаются людям на плечи, и те ежатся. Им кажется, что они закутаны во что-то плотное и теплое. А мне так не кажется. Я ничего не вижу – они просто мерзнут, остывают, умирают. Люблю широкие подоконники.

Привет-привет. Все в норме. Учусь жонглировать и варить черничный кисель. Нет, что-то меня пока не тянет рисовать. Я люблю их, то есть - вас, то есть – нас… Но. Короче, - потом. Не сейчас.