Дело было зимой, когда дома особо делать нечего. Я пошел в интернат, чтобы поиграть в шахматы. Интернат – это такое общежитие при школе, где проживали ребята из соседних сел – Доминтены, Петрены и Попешты. В этих селах в школе были только начальные классы. А дети хотели получать знания и учиться дальше. Причем так сильно хотели учиться, что с ума сходили иногда. По-видимому, это был как раз такой период, потому что ребята места себе не находили от скуки и не знали, что бы еще придумать такое, чтобы жилось веселее. Я ждал Виктора Давида, с которым обычно сражался в шахматы и смотрел в окно. Прямо за окном было хозяйство дяди Иона, нашего школьного сторожа и завхоза. Его сарай и овечий загон граничили с нашим забором, и было слышно блеяние овец: «Бе-е-е! Бе-е-е!» Дядя Ион услышал, что овечки беспокоятся, вышел, покормил их, и они успокоились. – Природа интересная! – сказал я. – Вот смотрите, получается овечки кушать просят. Сказали «бе-е-е, бе-е-е» и дядя Ион вышел и покормил их. Красота! Интересно, если мы покричим отсюда «бе-е-е! бе-е-е!» дядя Ион выйдет, чтобы дать им еще чего-нибудь? Мы подошли все к окну и стали орать: – Бе-е-е! ….. Бе-е-е! – действительно, дядя Ион услышал, что овечки беспокоятся, вышел, налил им водички, напоил и ушел в дом. Морозно было. Мы, в это время, катались от смеха по полу и держались за животы. Только дядя Ион ушел в дом, овечки опять забеспокоились. – Бе-е-е! …. Бе-е-е! Дядя Ион опять вышел, добавил им сена, они затихли. А мы опять надрывали животы от смеха. Потом мы опять встали у окна и стали орать, что есть мочи: «бе-е-е! бе-е-е!». Но дядя Ион не выходил. Мы уже были все красные от старания докричаться, а он все не выходил… – Да что он глухой? – стал возмущаться Кирилл. – Почему глухой? Слышу и вижу. – сказал дядя Ион, который стоял сзади нас с кнутом в руках, заслоняя дверь. Он так сильно стал нас лупить этим кнутом, что «овечки» закричали человеческим голосом: «Больше не будем! Больше не будем!». Когда он ушел, мы продолжили игру в шахматы на исполнение желания. Условия были таковы – победитель, загадывает желание побежденному и тот обязан исполнить его. Я выиграл у Кирилла и пожелал, чтобы он разделся догола и босяком оббежал вокруг интернета 3 раза…. Но он успел сделать только 2 круга, т.к. вновь появился дядя Ион с кнутом… – Ах, вы так учите, мерзавцы! Ваши родители вкалывают, отправили вас учиться, а вы с ума сходите! Ничего, сейчас я вас полечу… Теперь каждый из нас должен был раздеться догола и подойти с толстой книгой к дяде Иону, повернуться к нему спиной, открыть книгу и три раза сказать: «бе-е-е, бе-е-е, бе-е-е». После этого каждый получил три кнута по заднице и мог одеться. Но в течение часа не отрываясь читать книгу. Он собирался через час нас проверить. (Какие-то дикие, старомодные методы воспитания). Он ушел и мы стали играть в карты и снова на желание. Команда Кирилла выиграла, а моя, проигравшая команда, должна была исполнить их желание. Они долго не могли придумать, какое желание загадать, чтобы посмешнее было. С ними в комнате жил парень Гицэ Арделяну, которого многие недолюбливали. Он всех сторонился и ни с кем не дружил. Воображал, что он поэт… Постоянно ходил с романтическим видом и писал стихи. Эти стихи он посылал девчонкам и приглашал на свидание, на встречу с поэтом. Поскольку девушки на свидание не приходили, то он возвращался домой, после долгих часов ожидания под луной, с разбитым сердцем. Над его кроватью, на стене, висела балалайка с тремя струнами и маленькой дырочкой. Обычно, чтобы облегчить свою душу, он брал балалайку и бренчал одну и ту-же песенку, которую только и знал. Остальные ребята, в это время, устав от упорной учебы, уже ложились спать и им явно не нравились эти серенады. Так вот, Кирилл пожелал, чтобы каждый член проигравшей команды сделал «пи-пи» в дырочку балалайки. После этого, балалайку с теплым продуктом аккуратно повесить на место… Затем, из самой сокровенной тетради поэта, о местонахождении которой все знали, каждый из нас должен был прочитать с выражением по одному произведению поэта, пока он не вернется с очередного неудачного свидания с разбитым сердцем. Победители согласились, что это должно быть смешным… Я тогда убедился, что делать тематические вечера поэзии, лучше посмертно… Поэты очень эмоциональны... Я еще читал трагический стих о том, как на веточке прекрасные птички чирикают… И о чем они чирикают?... О моей любви к тебе… Вот! – Задумывались ли вы, грешные, почему вороны каркают: – задавал я вопрос любителям поэзии. Ответа не последовало. В комнату вошел сам автор. Он, не обращая на нас никакого внимания, прошел к своей кровати и взялся за балалайку… И тут началась истерика… Он догадался кто автор и исполнители затеи и побежал за своим братом, который должен был нас убить. Я с Кириллом оделись и тоже ушли от греха подальше. На улице было очень морозно. У меня прятаться было нельзя – найдет. Мы знали его сумасшедшего брата. – Пошли к Георгию Морков, – предложил я, – у него не важные отметки по математике, нужно помочь человеку. – Пошли, – согласился Кирилл, хотя у него самого отметки были не лучше. К счастью, у Георгия родители уехали на свадьбу в соседнее село и он так- же лез на стену от скуки. – А что, мужики, сказал Кирилл солидным басом, – давайте по чарочке с мороза… Я не знаю, какой бес нас тогда попутал, что мы совершили столько глупостей в один день, но мы тогда приняли на грудь самогон отстоянный на зеленыx грецких орехах. Это очень крепкий напиток, с большой концентрацией йода и прочей отравы. Может быть, это было самодельное лекарство от язвы желудка… Я тогда добрался домой совсем пьяный, а Кирилл остался ночевать у Георгия. Ночью у меня началась ужасная рвота, отец меня отпаивал раствором марганцовки и теплым чаем. На утро у меня ужасно болела голова. Иван рассказывал мне, каким мерзким я был, и, наверное, сегодня мне предстоит очень серьезный разговор с отцом потому, что вчера я был в таком состоянии, что было бесполезно проводить со мной воспитательную работу. Кроме того, отец ушел к Георгию Морков, так же отпаивать моих собутыльников. Где-то после обеда мне полегчало, я сел делать уроки в ожидании наказания. Отец вернулся с работы, я напрягся, так как почувствовал, как он приближается ко мне, но мне было стыдно встретиться с отцом глазами! – Что делаешь? – спросил отец через плечо. – Уроки, – загробным голосом ответил я. – Но я уже заканчиваю. – Очень хорошо, – сказал отец, – пошли, дело есть… – и я вышел за ним. Я догадывался, что это за дело, но оказалось не то, что я думал… Мне предстояло вывезти большую кучу навоза на тачке и разбросать равномерно по всему винограднику. Я упорно работал, пока совсем стемнело. Когда я зашел в дом, отец уже спал... Еще бы, ему пришлось с нами возиться до трех часов ночи. Иван предположил, что сегодня меня спасла мама, но завтра будет страшный суд и если ему, как обычно, достанется за меня (мол, куда ты смотрел), то он, Иван, это так просто не оставит и я получу сполна… Мне уже было все равно, от кого получить порку, лишь бы поскорей. Но и на следующий день, ничего не произошло, и на следующий то- же… Прошла неделя, две, месяц – ничего... Я дал себе слово никогда в жизни в рот не брать эту гадость и держаться подальше от подобных глупостей. Отец вел себя так, будто этого инцидента не было. Он так и не наказал меня за этот проступок и никогда в жизни не упрекнул. Я долгое время искал повода, чтобы извиниться за мое свинство, но только я открывал рот, чтобы начать свой давно заготовленный монолог, мне становилось так стыдно, что я опять и опять откладывал свое объяснение на потом. Этот вопрос так и остался открытым … |