Автор: Ольга Поволоцкая

 

5.2.03- 10.2.03

ИЗРАИЛЬСКАЯ ПАРАНОЙЯ

 

Еду вечером домой в полупустом автобусе. За окном темно. Дождь. Ветер дует в щели, завывая. Люблю дождливую погоду, но чтоб дождь шел там, за окном, а я из безопасного тепла комнаты философски взирала на разбушевавшуюся стихию. Из автобуса наблюдать дождь за окном не так приятно. С потолка иногда капает на голову и плечи, все вокруг мокрые, злые, с сопливыми сизыми носами, простуженными голосами, тыкают в тебя зонтиками. Кто-то надрывно кашляет, кто-то ругается, а кто-то разговаривает с мобильником или, что тоже случается в автобусах, тихо сам с собой. Водитель, наверное, экономит электроэнергию - в салоне полумрак. Запотевшие стекла закрывают всю перспективу и вместо любования природой получается сплошное беспокойство, думаешь только о том, как бы не проглядеть свою остановку.

Я вошла с передней площадки, прошла в середину, места свободны, но садиться не хочу. Я привыкла стоять у окна в проёме, облокотившись об перегородку. У того же окна, слева от меня стоит парень. Высокий блондин, густые волосы спутаны, миндалевидные глаза, длинные черные ресницы опущены. С автоматом. Автомат дулом вниз. Парень зачем-то теребит нервно спусковой крючок, туда-сюда, туда-сюда. Дуло приподнялось, смотрит прямо в меня. Стало вдруг не по себе. Чего он его теребит-то? У него там что, внутри есть пули? А вдруг нечаянно нажмет? А вдруг не нечаянно? Я смотрю исподтишка, но внимательно ему в лицо. Да, явно восточное лицо. Наверное, марокканец, а волосы перекрасил. Парни красят волосы. Это сейчас модно у марокканцев. А вдруг… такое уже было. Араб с территорий перекрасился в блондина и взорвался в клубе в Ришон-Ле-Ционе. А может быть, этот тоже? Террорист? Я представила, так ясно, как он резко поднимает свой автомат, лицо его в миг искажается ненавистью, губа закушена до крови и… он жмет изо всех сил на спусковой крючок. И люди вокруг медленно разлетаются и оседают на пол, брызжет кровь, клочья одежды и мяса летают в воздухе. Запах гари и крови. Запах неотложки. Вой сирен перекрывает вопли. Автомат трясется в его руках мелкой дрожью, плюется прерывистым огнем во все стороны, капельки пота стекают парню на нос. Все как в кино.

Представила, и заныло в животе. Что-то почувствовала в той точке, куда смотрело дуло - а смотрело оно мне чуть ниже груди, парень-то - каланча. Неуютно так стало, физически явно ощутила жжение. И ещё, то ли щекотно, то ли чуть даже больно. Слегка затошнило.

В этот момент парень двинулся мимо меня к выходу, автомат качнулся у него на животе, и дуло от меня отвернулось. Он теперь стоял у выхода, ко мне спиной. Уф, слава богу, выходит!

Но через минуту подлая мысль про его автомат вернулась, фантазия опять разыгралась. И не то, чтоб даже мысли оформленные в голове вертелись, всё в полуосознанных, но в то же время очень ясных картинках. А вдруг он сейчас всё же повернется и начнет стрелять? До остановки ещё далеко. И опять перед глазами тела оседают на пол.

"Буду держаться за его спиной", решаю я. Ну, знаю, всё ерунда, но буду стоять за его спиной. Он повернется и я вместе с ним. На всякий случай. Я подошла к нему поближе. Нет, не получится, он развернется, а мне куда? Слева от меня стоит толстая тетка с сумкой, мне её не обойти, справа перегородка, дальше сиденья. Сейчас автобус остановится, и если парень начнет поворачиваться со своим автоматом… что тогда делать мне? Броситься ему на спину? Нет, не пойдет. Я вдруг еле сдерживаюсь от смеха. Страх и смех - хорошее сочетание. А может… наподдать ему сзади коленками? Как раз удобно стоит, ступенькой ниже, хоть он и высокий, но коленки мои как раз туда, куда надо нацелены. Я представляю и это: автобус останавливается, парень медленно разворачивается, поднимает автомат, а я… быстро и резко сгибаю колени и бью его по ногам сзади. Дверь открывается, и он падает вперед, в проём, на мокрый асфальт, лицом в мою сторону, глаза убийцы широко раскрыты и вцепились в меня в предсмертном ужасе…

Автобус тормозит. Остановка. Парень медленно поворачивается, мои коленки уже просто дрожат, я не выдерживаю и нервно хихикаю. Парень стоит теперь вполоборота на нижней ступеньке и смотрит мне в глаза. А я смотрю на него. Глаза его - злые щели, черные точки зрачков нацелены в меня, и я физически ощущаю его ко мне жгучую ненависть. Губы его сжимаются, он медленно поднимает автомат. И тут я начинаю понимать, нет, знаю точно, сейчас действительно прозвучат выстрелы. В ужасе осознаю, что не успею уже ударить его ни коленками, ни как-нибудь иначе, не смогу прыгнуть ему на спину или совершить что-то такое же безумно смелое. Эта простая истина приходит ко мне в то самое последнее мгновение, пока он поднимает автомат. Дуло смотрит мне в левое плечо, рука его слегка дрожит, указательный палец судорожно жмет на спусковой крючок. И тогда… я бросаюсь к нему на шею. Выстрел оглушает. Сквозь тишину, плотно окутавшую меня, я слышу позади, как сквозь толстый слой ваты, отдаленные крики и звон разбитого стекла. И тишина. Он резко шарахается к выходу, но поздно, я крепко-крепко обвила его шею руками, ногами плотно обхватила бедра. Напрасно он пытается меня стряхнуть. Напрасно выворачивает мне руку одной свободной своей рукой. Плечом я чувствую, как поддеваю и подбиваю вверх его автомат и слышу сквозь тишину, как над моей головой прямо в крышу автобуса стучит автоматная очередь. Я прижимаюсь к нему, остолбеневшему, ещё крепче, всем своим горячим телом, впиваюсь в его холодные губы своими обжигающими губами и целую, целую изо всех сил, целую насильно. Ещё ни разу в жизни я не целовала мужчину насильно, ни разу в жизни не целовала так, как целую сейчас. С такой ненавистью. Я забыла про страх. Вместо страха пришла решимость. Выжить, во что бы то ни стало. В следующее мгновение я представляю себе, как его, врага, обдает сладким невыносимым жаром. Я представляю себе, что должен чувствовать сейчас этот гигант с восточными глазами и небритыми синими щеками. Он стоит, широко расставив ноги, его тело напряжено, чувствую каждый изгиб его. Рукой я глажу его жесткий затылок, грудью прижимаюсь к его груди, животом к его животу. Я пускаю вход всё своё женское оружие, целую его пронзительно нежно, заглядываю в его полные ненависти и страха глаза, изображаю страсть. Я должна играть так, чтобы он поверил. И мне кажется, он подаётся тому излучению, что исходит от моего тела, внушению, которое я передаю не вербально. Я воображаю себе, как оно размягчает его мозг, расслабляет, обезоруживает. Я должна его заворожить, чтобы защитить себя и других. Хотя сама холодна, как лёд, и в душе полна презрения к тому, кто пришел, чтобы убить меня. Бугорок, который упирается мне вниз живота, твердеет и наливается силой. Его дрожащая рука медленно забирается мне под кофточку и поднимается вверх по моей спине.

Теперь он обвивает меня обеими, сильными и грубыми руками, теперь он прижимает свои губы к моим губам, теперь он пытается открыть мой рот своим большим ртом, теперь он добивается меня. И я знаю, уверена, автомат упал и валяется где-то в его ногах. Голова моя запрокинута, и я ощущаю мерзкий табачный вкус во рту. Я слышу, как бешено колотится его сердце, вижу, как участилось его дыхание. С силой вдавливает он меня в перегородку, и мы медленно сползаем по ней вниз, на нижнюю ступеньку автобуса…

И тут автобус тормозит на самом деле. Остановка. Парень медленно поворачивается, мои коленки уже просто дрожат, я не выдерживаю и нервно хихикаю. Парень смотрит мне в глаза. А я смотрю на него.

Первые пару секунд на его лице недоумение. Но в следующее мгновение оно светлеет, рот его раскрывается, и он мне улыбается, хорошо, по-доброму улыбается, показывая все свои, ровные, белые зубы. Я отвечаю ему судорожной виноватой улыбкой. Он разворачивается и уходит, вязаная кипа на его светлом затылке. Самый обыкновенный парень. С автоматом на животе. Наверное, работает где-нибудь охранником. Еврейский парень. Как же хорошо, что сегодня - это ещё не террорист. Как я люблю тебя, родной мой...