Большой противолодочный корабль «Василий Чапаев» дал могучий гудок, подняв в воздух стаи портовых чаек. Над Мапутским заливом разносилась торжественная мелодия гимна Советского Союза. Вступила в дело швартовая команда в ярких оранжевых жилетах поверх новой формы. Она работала слаженно, подобно исправному часовому механизму. Свист турбин, похожий на самолётный, перекрывался голосом командира, усиленным трансляцией. Неутомимые винты взбивали буруны грязной забортной воды. Корабль, как живой, дрожал всем корпусом, повинуясь воле людей. Исходивший от него жар, нагнетал и без того невыносимую духоту. Воздух был пропитан запахами дыма, водорослей и солярки. Не прошло и получаса, как огромная махина размером с многоэтажный дом, покорно встала у причальной стенки. Боевой корабль серой тучей нависал над портовыми постройками. На рейде маячил невиданный в этих краях чёрный силуэт атомной подводной лодки. На «Чапаеве» отдали трап. Визит отряда военных кораблей начался.

У трапа выстроились машины встречающих. Ближе всех стоял уазик с брезентовым верхом, на котором приехал Углов, назначенный переводчиком на время визита кораблей. Рядом припарковал свои «Жигули» Валерий Белограй— «особист» экспедиции. Чуть поодаль, жались друг к другу авто «не первой молодости» работников порта, полицейских и какая-та лохматка службы шипшандлеров, которые поставляли свежие продукты на корабли. Отдельно от них, подобно белоснежному морскому лайнеру, расположилась «Тойота» супер-салон. Впрочем, эта обособленность Углову была понятна: все в экспедиции знали, что она принадлежит первому секретарю Советского Посольства. На самом же деле Углов не сомневался, что этот дипломат работал, как и Белограй, на известное ведомство.

По трапу, выскобленному до бела, стремительно спустился вахтенный офицер в белой парадной тужурке с кортиком на боку и портативной рацией в левой руке.

— Гуд морнинг, джентельменс! Май найм из…

— Слышь, лейтенант, расслабься. Все по-русски понимают. — Произнёс долговязый секретарь посольства. — Здорово!

— Здравие желаю. Вахтенный офицер у трапа лейтенант Чудик.

— Как, как?

— Чудик, фамилия у меня такая.

— Романенко, первый секретарь посольства СССР.

—А звание у вас какое?

— Ну ты даёшь! Не даром Чудик! Я же дипломат, а звание моё тебе без надобности. Зови просто Николай Петрович.

В этот момент заговорила портативная рация в руке лейтенанта:

— Трап, трап, ответь рубке — приём.

— Рубка, рубка, трап— приём.

— Трап, первый и литерный идут к вам. Как понял? Приём.

— Не понял, кто к нам идёт? Первый или литерный?

— Валера, б…ь, оба идут. Дуй на борт быстрей, а то огребёшь по полной.

Белограй, стоявший рядом с первым секретарём и Угловым пошутил:

—Да у них тут, как на железной дороге, поезда литерные ходят.

Романенко с Угловым засмеялись. А вот лейтенанту было не до смеха. Он метнулся к трапу, но тут же увяз в толпе местных агентов, инспекторов и шипшандлеров. Они настойчиво совали ему в лицо какие-то бумаги.

— Ноу, комрад, ноу! Адмирал! В его голосе слышалась тревога.

Для Углова, наконец, всё стало понятно: командир корабля—первый, командующий эскадрой— литерный.

Чудик, вытянув руки, грубо расталкивал клерков. Его действия вызвали громкое возмущение африканцев. Не обращая на это никакого внимания, почти задыхаясь, он нёсся по трапу. Но было поздно. На борту появилась кавалькада офицеров. Ослепительно белая парадная форма притягивала взгляды окружающих. Ярко блестели на солнце расшитые золотом фуражки. Возникла секундная пауза. Люди на пирсе с интересом наблюдали сцену из корабельной жизни. Перепуганный Чудик влетел на борт, сделал два строевых шага, приложил руку к фуражке и взволнованным голосом отрапортовал:

— Товарищ вице-адмирал, за время вашего отсутствия происшествий не случилось. Вахтенный у трапа лейтенант Чудик.

В ответ послышался рык адмирала:

— Кто-о-о-?

— Лейтенант Чудик.

— Ах, Чу-у-дик! Так я вас снимаю!

— За что, товарищ адмирал?

— За то, что вы— Чудик!

Адмирал повернулся к командиру корабля:

— Убрать этого Чудика!

На борту появились музыканты оркестра. Они передвигались бегом, быстро занимая свои места. Командир с придыханием в голосе спросил:

— Разрешите начинать, товарищ адмирал?

— Начинайте.

Командир махнул дирижёру, тот— оркестру и вовсю мощь грянул встречный марш, заглушая другие портовые звуки.

Адмирал двинулся вниз по трапу. Выглядел он весьма солидно, если не сказать величественно: высокий рост, всё ещё стройная фигура, несмотря на его пятьдесят. Парадная форма выгодно подчёркивала эти достоинства. За ним на почтительном расстоянии следовала свита — командир корабля с заместителями.

Сойдя на берег, он оглядел суровым взглядом присутствующих, и, не обращаясь ни к кому конкретно, рявкнул:

— Адмирал Петропуло! Командующий шестой эскадрой ВМФ СССР.

Большинство из присутствующих непроизвольно сделали шаг назад. Впереди остался только первый секретарь.

— Романенко, первый секретарь советского посольства.

— Звание?

— Да, но…

Адмирал давил авторитетом:

— Ты что, глухой? Какое твоё звание?

Создавалось впечатление, что в его системе жизненных ценностей человек без звания, будь он даже гражданским, подобен инвалиду.

— Подполковник, товарищ адмирал.

—Ну вот, другое дело… Почему посла нет?

— Я приехал согласовать его визит.

— Давай, согласовывай.

Группа встречающих стала рассасываться, опасливо обходя адмирала, который белым айсбергом возвышался на раскалённом пирсе.

Шипшандлера подхватил начпрод. Белограй отправился общаться с корабельным «особистом». Полицейских, мечтавших выпить на халяву, на борт не пустили. Углов, назначенный начальником экспедиции переводчиком адмирала, терпеливо ждал в стороне. Наконец, Петропуло, закончив с Романенко, обратил внимание на Углова.

— Ты кто такой?

— Переводчик Океанографической Экспедиции СССР старший лейтенант Углов.

— Переводчик, говоришь? Ладно, пойдём со мной. Посмотрим, какой ты переводчик.

Углов призадумался. В своём знании португальского был уверен, но какую проверку готовит адмирал? «Может даст мудрёный военно-морской текст для письменного перевода?» Петропуло бодро поднимался на борт, Углов старался не отставать.

Оркестр играл вальс «Амурские волны». У трапа встречал новый вахтенный офицер. Участь снятого с вахты Чудика представлялась незавидной. Выслушав рапорт, адмирал пророкотал:

— Нарушишь, сниму на хер, как Чудика!

— Никак нет, не нарушу, товарищ адмирал.

— Посмотрим, а то развели на боевом корабле чудиков, японский городовой!

Командир предусмотрительно отстал и плавно растворился где-то в районе рубки. Огромный корабль показался Углову безлюдным. Издалека, завидев Петропуло, офицеры и матросы разбегались от греха подальше. Если бы потребовалось описать обстановку на борту двумя словами, то точнее всего подходили — чистота и страх. А может и наоборот—страх и чистота.

Зашли в каюту адмирала. Он молча открыл сервант, отделанный карельской берёзой, достал поллитровку «Столичной», два гранёных стакана и разлил без остатка.

— Ну что, старлей, пей!

Углов оцепенел. Подобного экзамена на профпригодность он еще никогда не сдавал. Выпить, конечно, мог, но особой стойкостью к алкоголю не отличался. Уговорить с друзьями бутылку беленькой на троих за вечер, такое бывало. Но тут гранёный стакан! Пришло понимание: возможны последствия…

— Не могу, товарищ адмирал. Так много не могу!

— Какой ты после этого переводчик? Смотри, как надо…

Петропуло привычно отломил корочку от куска чёрного хлеба, положил её на салфетку. Взял стакан твёрдой рукой: «За всё хорошее!» Затем поднял его до уровня глаз, как бы прицеливаясь, и выпил залпом. Его кадык при этом ритмично двигался, подобно поршню. Допив водку, он аккуратно поставил стакан, взял корочку и очень по-русски, смачно занюхал выпитое.

— Ну, понял, как надо?

— Вроде понял, товарищ адмирал.

— Вроде… Сразу видно—переводчик. Распустили тут вас за границей, японский городовой! Не вроде, а «так точно». Теперь пей, салага, это приказ!

— Да я не…

— Пей, я сказал. Тебе сам Петропуло приказывает.

Тянуть дальше было бессмысленно. Он поднял стакан:

«За наш военно-морской флот!»

Углов, что есть силы выдохнул воздух и стал пить. Поначалу, дело пошло на удивление гладко. Но ближе к финалу, когда на дне оставалось совсем немного, водка неудержимо рванулась назад. Переводчик поперхнулся, закашлялся, из глаз брызнули слёзы. Схватил надломленный адмиралом кусочек чёрного и стал судорожно жевать.

—Ну, я же говорил — салага! Но тост хороший, правильный. Только настоящие моряки не плачут и всегда допивают до конца.

Вскоре от водки зашумело в голове. По телу разлилось приятное тепло. Углов, наконец, расслабился, почувствовал облегчение и окончательно осмелев, произнёс:

— А я и не плачу.

Он взял недопитый стакан и опрокинул его, занюхав водку «по-адмиральски».

— Ладно, годится. Теперь, давай, рассказывай, что у вас тут в Мозамбике происходит.

При этом сделал ударение на второй слог: в Мозамбике.

Тема была хорошо известна Углову. Вначале он докладывал без запинки. Однако, чем дальше, тем труднее становилось ворочать языком.

— Ясно, старлей. Теперь пойдём службу править. Сам знаешь, вашего брата строжить надо почём зря! Тебя как зовут-то?

— Старший лейтенант Углов, товарищ адмирал.

— Что ты всё заладил: старший лейтенант, да старший лейтенант! Имя-то у тебя есть?

— Юра меня зовут.

— Ну что, Юра, вперёд. Дадим им жару, японский городовой! А то с утра на это времени не было.

Первым нарвался на адмирала мичман с грязным воротничком форменной рубашки. Казалось, что от грозного окрика бедолага даже стал меньше ростом. Другие кандидаты на разнос попрятались, кто где мог. Тогда Петропуло остановил свой строгий взор на матчасти и нашёл – таки на палубе чёрный след. Вызвал главного корабельного старшину и разгромил его, как Ушаков турок!

Углов, подобно эсминцу, следовал в фарватере линкора под названием Петропуло. Наконец, нашлось дело и для него. Навстречу им попался местный шипшандлер с начпродом.

— Кто такой? Кто такой, я спрашиваю?

— Товарищ вице-адмирал, это со мной, местный. Мы тут по продуктам…

— Так, переводчик, скажи ему, если обманет, я его в цепной ящик посадить прикажу.

Углов не растерялся:

— Господин адмирал шутит, что честность— залог здоровья.

— А почему же он не смеётся, если шутит?

— Не знаю, но он такой строгий, что лучше не задавать лишние вопросы.

— Так, что он сказал?

— Сказал, всё будет по совести.

— Ладно, посмотрим, какая у него совесть…

Ещё раз строго посмотрев на африканца, «линкор» продолжил свой путь.

Шипшандлер, незаметно для всех, потянул Углова за рукав, отзывая в сторону:

— А вы хороший переводчик! —сказал он вдруг на чисто русском языке. Я учился в Ленинграде, в Макаровке. По-моему, ваш адмирал — сумашедший! Посадит он меня! Здесь ему не Союз!

— Послушай, как тебя зовут?

— Педро Жоаким Барбоза.

— Слушай, Педро, ты лучше поставь хорошие продукты и не связывайся с адмиралом. А-то, кто его знает…

Подошло время обеда. Петропуло, порядком устав на изнуряющей жаре, решил заканчивать рейд:

— Ну что, салага, пойдём ко мне в каюту.

Углов, предчувствуя неотвратимое, в панике забормотал:

— Не могу, товарищ адмирал. Мне надо в экспедицию. Вызывают.

— В экспедицию? Подумаешь… Тебя ко мне прикомандировали на всё время визита. Могу вообще на корабле поселить и не выпускать до отхода.

— Там что-то срочное, товарищ адмирал.

— Ладно, езжай. Знаю я ваше «срочное». Ерунда небось какая-нибудь!

Углов с облегчением вздохнул. Однако, спускаясь по трапу, вдруг почувствовал, что его развезло. Водка и африканская жара сделали своё дело. Стало ясно — садиться за руль нельзя. Придётся дожидаться Белограя. Слава богу, тот вскоре появился на пирсе.

— Валерий Георгиевич, подвезите до экспедиции.

— Так ты же сам на машине!

— Да вот, пришлось выпить малость.

— Малость? Ты так считаешь? А, по-моему, ты хорош! Ладно, садись, поехали. Ну, рассказывай, с кем так набрался? Небось лейтенанта знакомого встретил?

— Нет, с адмиралом.

— Брось, не трави байки! С адмиралом…

— Правда, он мне приказал выпить стакан водки.

— Слушай, Углов, ты эти сказки прибереги для кого-нибудь другого. Он даже первого секретаря посольства и то не пригласил. Кто ты такой, чтобы он тебе водку наливал? Так я и поверил! К тому же, я его видел, он трезвый, как стёклышко. Сказал бы честно, где набрался?

За разговорами время пролетело быстро. Машина, подъехала к вилле экспедиции.

***

Углов с трудом выбрался из автомобиля и сразу, как назло, попался на глаза командиру.

— Не понял, товарищ старший лейтенант, почему в таком непотребном виде?

— Да вот, адмирал заставил выпить. Не смог отказать.

—Адмирал, говорите? Ну, я хоть и не адмирал, а капитан второго ранга, вас от работы с отрядом кораблей отстраняю. Идите, протрезвитесь. Завтра будем разбираться.

Голова трещала и сильно клонило в сон…

Углов проснулся вечером. На улице крутили кино. Вспомнил всё и на душе заскребли кошки. Не хотелось никого видеть, и он опять забылся тяжёлым тревожным сном.

Наутро, пытаясь отвлечься от неприятных мыслей, занялся переводом документов из местного штаба флота. Время подходило к обеду, когда в гостиную влетел Белограй.

— Собирайся, поедешь на корабль.

— Меня же командир отстранил.

— Отстранил, не отстранил— Петропуло приказал, чтобы он тебя привёз. Лично! Или сам его переводил.

— Куда привёз?

— Куда, куда? На корабль, конечно.

В порт отправились на машине Белограя втроём с командиром. Половину пути он демонстративно сурово молчал, но потом не выдержал:

— Так что, ты и вправду с ним пил?

— Ну да, я же говорил.

— Запомни, это с тебя ответственности не снимает. Не умеешь пить— не пей! Я тебя правильно отстранил.

— Не спорю, товарищ командир.

— Ещё бы ты спорил. Мы с тобой, Углов, на партбюро поговорим…

***

Вахтенный офицер провёл Углова с командиром в каюту адмирала. Белограй по пути предусмотрительно растворился в корабельных коридорах.

— Здравие желаю, товарищ адмирал.

— Ты кто?

— Капитан второго ранга Иванов, исполняющий обязанности командира океанографической экспедиции.

— А я — вице-адмирал Петро;пуло, командующий шестой эскадрой. Ты понял? — зарычал во всю мощь адмирал.

— Так точно.

— Ты чего, «кап-два», моего переводчика задерживаешь?

— Я его за пьянство отстранил.

— Отстранил? Ну, тогда сам меня переводи на португальский. Сможешь? Молчишь. Смотри, а то тебя отстраню, если посмеешь ещё раз вмешаться. Тут я решаю, кому пить. Прикажу — и ты будешь.

— Я не против, товарищ адмирал.

— А я против! Иди и подумай о том, что я сказал. Распустились тут в Африке, японский городовой! К адмиралу на доклад в гражданском костюме явился!

— Так мы здесь все в гражданском. По приказу…

— Иди отсюда, чтоб я тебя не видел. А ты Юра, останься.

После этой фразы Углов понял, что по возвращении в экспедицию расправа на партбюро неизбежна.

***

«Так, салага, больше без моего разрешения никуда. Сегодня визит начальника местного генштаба. Ты нужен. А пока идём встречать посла».

Петропуло достал из шкафа парадную тужурку с медалями, придирчиво оглядел свои белые брюки. Затем посмотрел в зеркало, брызнул на рубашку парфюмом и, судя по всему, остался доволен увиденным.

Юрий подумал, что запах одеколона должен хоть как-то приглушить водочное амбрэ, исходившее от адмирала. Чувствовалось, что тот утром повторил упражнение со «Столичной» и корочкой хлеба.

Петропуло спустился по трапу на пирс. Группа из командира корабля и его замов, к которой присоединился Углов, последовала за ним. На ум пришло расхожее: «короля играет свита». На палубе поспешно выстраивался оркестр.

Адмирал повернулся к командиру:

«Виталий Петрович, будем репетировать. Вы — за посла, — потом скомандовал дирижёру, — давайте встречный марш».

Грянула музыка. Адмирал весь в белом, сияя на солнце золотым шитьём и орденами, с кортиком на боку, строевым шагом двинулся к командиру, изображавшему посла. Оставалось дойти шагов пятнадцать, когда вдруг навстречу вырулило неизвестное тело. В дымину пьяный велосипедист, одетый в промасленную грязную робу, судорожно дёргая рулём, медленно приближался. Откуда это «недоразумение» взялось в африканском порту было решительно непонятно. А главное, он, как загипнотизированный, ехал прямо наперерез адмиралу. У Углова возникло ощущение неотвратимой катастрофы. Велосипедист самозабвенно крутил педали, пытаясь попадать в такт бравурного марша. С идиотской улыбкой на лице блаженный вильнул рулём и врезался грязным колесом прямо в адмирала. Тот согнулся от неожиданности, а бедолага рухнул на него. Секунда и оба уже лежали на заплёванном портовом бетоне.

Офицеры свиты бросились к начальнику, оттащили в сторону обмякшего нарушителя и помогли подняться Петропуло.

Сказать, что он рассвирепел, значит не сказать ничего. Углов ожидал услышать привычный ему рык, но вместо этого последовал полный холодной ярости приказ:

— Взять гада!

Офицеры заломили пьяному руки и подвели к адмиралу, который с обречённым видом осматривал измазанную форму.

— Ты кто…, твою мать?

— Я, это, товарищ начальник, механик тута, на рыбаке, — неожиданно на чисто русском языке прозвучало в ответ.

— Механик, говоришь? Ну, я тебе покажу, б…ь, как флот позорить! В цепной ящик его! Убрать!

Матросы потащили грузное тело вверх по трапу. Присутствующие на пирсе, включая оркестр, стремительно дематериализовались. Смотреть на адмирала было страшно.

— Ладно, старлей, пойдём ко мне в каюту.

Углов понял, что новой проверки на профпригодность не избежать.

***

Приём посла прошёл, как принято говорить, в тёплой дружественной обстановке. В кают-компании, куда гостя пригласили после осмотра корабля, накрыли шикарный стол. Здесь было всё — от балыков до чёрной икры. Оживляли кулинарный ландшафт первосортные фрукты и овощи, доставленные шипшандлером. «Всё-таки побаивается адмирала, не хочет в цепной ящик». — подумал Углов.

Однако, испорченное настроение Петропуло не осталось незамеченным послом.

— Всё ли у вас в порядке, Пётр Христофорович?

— У меня всегда всё в порядке. Давайте, поговорим о главном. Будет ли визит президента Моза;мбика на корабль?

— Мы делаем всё возможное для этого, но сами понимаете...

— Вы ему объясните, что таких кораблей он не видел. Одна атомная подводная лодка чего стоит!

— Да говорил я ему. Кажется, сумел заинтересовать…

Автомобили во главе с отполированным до зеркального блеска чёрным мерседесом посла сорвались с места, подняв облако портовой пыли.

***

Адмирал, проводил их долгим задумчивым взглядом, подозвал командира и принялся за «разбор полётов» минувшего дня:

— Отстраняю от вахты весь наряд. Из-за вашего разгильдяйства не смог встретить посла, как полагается, в парадной форме! Что он о нас подумает?

— Понял, товарищ адмирал. Всех снимаем.

— Ещё один такой прокол, и рассмотрю вопрос о вашем служебном соответствии.

Мрачное настроение Петропуло передалось окружающим. Расходились по каютам подавленными. Несмотря на это, все хорошо понимали, что надо продолжать подготовку к визиту президента.

На следующий день Углов приехал в порт пораньше. На въезде стояла усиленная охрана. Район стоянки корабля и лодки был оцеплен мозамбикскими автоматчиками. Юрия долго не пропускали, пока не вмешался начальник безопасности президента. Петропуло, как обычно, был свиреп и сосредоточен. Объявил очередной выговор и снял с дежурства кого-то из вахтенных. Команда, не покладая рук, драила, чистила и подкрашивала…

Наблюдая за адмиралом и пытаясь понять его поведение, Юрий подумал, что у Петропуло конфликт не с отдельными офицерами, матросами или гражданскими, а скорее противостояние с окружающей действительностью. Причём, побеждал в нём всегда адмирал.

Философские размышления прервал сам Петропуло:

— Так, Углов, ко мне! Пойдём в каюту чай пить.

У старлея отлегло от сердца: всё-таки, переводить после стакана чая — это вам не после… Впрочем, два последних дня научили его быть готовым ко всему и не расслабляться.

В каюте под потолком на крючке висела выстиранная и идеально отглаженная белая парадная форма.

— Пей чай, салага. Наводит резкость. А мне некогда, сейчас посол подъедет. Надо успеть переодеться. И смотри у меня, подведёшь — выгоню с флота пинком под зад! Японский городовой!

— Не подведу, не такие дела заваливали.

— Что-о-о? Заваливали?

— Пошутил, товарищ адмирал.

— Шутник значит? Один — чудик, другой… С адмиралом он шутить вздумал!

— Не волнуйтесь, не подведу.

— А знаешь, старлей — далеко пойдёшь! Я по молодости тоже таким борзым был, никого не боялся. Ну, рос-то я по службе быстро…

Едва адмирал успел за разговорами переодеться, как в каюту вошли посол, первый секретарь и незнакомый мужчина.

— Здравствуйте, Пётр Христофорович! Смотрю я на вас и думаю, какая же красивая форма у наших моряков!

— Военных моряков, товарищ посол.

— Так ведь, у гражданских — тоже красивая.

— Не сравнивайте нас с гражданскими, — обиделся адмирал.

— Ладно, сейчас не об этом. Знакомьтесь с корреспондентом газеты «Правда».

— Андреевский. В Москве следят за визитом ваших кораблей. Буду готовить репортаж в завтрашний номер.

Посол многозначительно показал пальцем в потолок каюты:

— Там, наверху, уже знают. Самому доложили.

Повисла «торжественная тишина», подчёркивающая важность момента.

Первый секретарь сообщил послу, что кортеж президента движется в сторону порта, а сам незаметно шепнул Углову:

— Ну, Юра, держись.

Реплику услышал адмирал.

— Да он не боится ничего. Наглый!

— Это же хорошо! Он и не должен никого бояться, а то и переводить не сможет.

— Посмотрим, что он там напереводит. Так, кончай базар, все идём на палубу. Пора.

Оркестр, нещадно фальшивя, репетировал гимн Мозамбика. Высокое солнце обещало обычную африканскую жару, до которой оставалось недолго. На пирсе было тесно от мерседесов, Вольво и Кадиллаков местных министров, генералов и чиновников высшего ранга. Они с нетерпением всматривались в сторону въезда в порт. Неподалёку от трапа, бестолково суетясь и толкаясь, готовился начать выступление местный ансамбль народного танца. Дородные босоногие африканки, обёрнутые жёлто-зелёной материей, вместо юбок, притопывали толстыми пятками в такт музыки. Верхняя часть их наряда состояла из тонких ярко-жёлтых футболок, надетых на голое тело. Нарисованный на них герб страны, чем-то напоминал советский. Только вместо серпа и молота на нём красовались мотыга и наш автомат АКМ. Мокрая от пота одежда прилипала к телу, откровенно обтягивая их мощные груди, подобные плодам дынного дерева —папайи. Мужчины с нескрываемым интересом наблюдали за ними. Петропуло озабоченно изрёк: «Похоже сиськами трясти собираются. Так они мне всех моряков взбаламутят, японский городовой!»

Несколько раз глухо бухнули, как бы пробуя силу, большие тамтамы. Наконец, что-то неуловимо изменилось в окружающей обстановке. Как будто лёгкий ветерок прошёл по пирсу и людям, разнося весть: едет, едет!

Грохот тамтамов лавиной обрушился на причал, отражаясь от портовых построек и борта корабля. Доморощеннные артисты, раскачиваясь и переступая ногами по раскалённому бетону, начали своё незатейливое выступление. Они ритмично хлопали в ладоши, славили партию ФРЕЛИМО и президента. Широко известная в стране песня состояла всего из нескольких слов: «Спасибо, ФРЕЛИМО, спасибо, Самора Машел». Зато продолжаться она могла бесконечно. Босые ноги неутомимо двигались по грязному бетону, взбивая серую пыль. Немудрённая песня невольно напомнила Углову о надоевшем в Союзе лозунге «Слава КПСС».

Кортеж из трёх чёрных мерседесов, реанимобиля и двух джипов охраны влетел на пирс, распугивая зазевавшихся чиновников. Охрана, вооружённая короткими израильскими автоматами Узи, моментально оцепила пространство вокруг трапа, жёстко отсекая доступ к нему. Водитель средней машины рысью обежал автомобиль и распахнул дверцу. Показалась нога в лакированном ботинке, потом широкие красные лампасы на зелёной брючине, а затем и сам президент в маршальской форме. Его лицо, знакомое по множеству фотографий в газетах, журналах и плакатах на улицах города, так же привычно лучезарно улыбалось.

Вопреки ожиданиям, президент не пошёл к трапу, а отправился приветствовать танцоров. Затем подошёл к группе министров и генералов. За ним неотступно следовал внушительный охранник в камуфляжной форме с суровым и сосредоточенным выражением лица. Общение с местной элитой явно затянулось. Посол и адмирал в недоумении ждали начала визита на борту. Нетерпение нарастало. Первым среагировал Петропуло:

— Ну-ка, Углов, сходи узнай, когда начинать-то будем? Непонятно, японский городовой, он к нам приехал или к этим…

Посол внимательно посмотрел на адмирала.

— Ну, я в смысле, — добавил Петропуло, — что своих-то он и без нас увидит.

Углов ринулся вниз по трапу, но на пирсе был немедленно остановлен охраной. Упёртые ребята в чёрных костюмах и солнечных очках не желали выслушивать никаких доводов. С трудом удалось вызвать шефа протокола и объяснить свою задачу. Тот понимающе кивнул и удалился. Ничего не оставалось, как вернуться на корабль.

На пирсе всё оставалось по-прежнему.

Посол с адмиралом нескрываемо нервничали. Не выдержал Петропуло:

— Игорь Леонидович, сколько можно ждать?

— Начинайте, Пётр Христофорович.

Оркестр всё так же фальшиво, как и на репетиции, заиграл гимн Мозамбика. Африканцы на время замерли в торжественных позах. Потом мощно грянул гимн Советского Союза и заполнил собой огромное пространство гавани.

Президент, наконец, стал подниматься по трапу. После доклада адмирала, начался осмотр. Углов заметил, что технические данные кораблей, которыми так гордился Петропуло, не произвели на президента ожидаемого впечатления. Поэтому, желая его удивить, адмирал настойчиво потребовал:

«Юра, ты ему переведи, что один залп нашего корабля снесёт пол- Мапуту».

После этого «заявления» он победоносно уставился на президента, ожидая его реакции.

Назревал международный скандал. Напряжение повисло в воздухе. Посол побледнел. Первый секретарь вопросительно смотрел на Углова. Перевод последовал незамедлительно:

— Господин адмирал говорит, что один наш корабль может снабжать электричеством пол- Мапуту.

Посол излишне радостно закивал головой и вытер холодный пот со лба.

Самора Машел, когда-то учившийся на курсах у советских инструкторов, среагировал на знакомое слово:

— А, как понимать «снесёт»?

Углов и тут не растерялся:

— Не снесёт, господин президент, а несёт. Наш корабль несёт электричество вашим людям.

Самора, как его панибратски называли в советской колонии, продолжал интересоваться:

—А как долго ваш корабль может снабжать город электричеством?

Углов врал вдохновенно. Вопрос президента он и вовсе перевёл, как просьбу о подключении к электросетям.

Петропуло, ожидая адекватной оценки боевой мощи корабля, посмотрел на Юрия тяжёлым взглядом:

— Углов, сдаётся мне, ты ему какую-то херню переводишь!

— Всё в порядке, Пётр Христофорович, я слежу за переводом, — вмешался посол. Просто у них в городе проблемы с электричеством. У кого, как говорится, что болит…

— Вот, б…., нищета! Им о боевой мощи, а они о том, что у них света нет.

— Что он сказал? — поинтересовался президент.

— Наш долг помочь вашему правительству бороться с нищетой.

Президент оживился: «Мне очень приятно это слышать. Мы немало делаем для повышения уровня жизни людей. А как долго ваш корабль сможет снабжать город электричеством? Если надо, я попрошу моего друга Леонида Брежнева оставить вас здесь хотя бы на полгода».

Углов почувствовал, что окончательно заврался, и почва уходит из-под ног. Пришлось перевести просьбу «без купюр».

—Да он что, обалдел! Это же боевой корабль, а не электростанция, японский городовой.

Самора Машел вопросительно посмотрел на Углова. К счастью, на помощь пришёл посол:

— К сожалению, Леонид Ильич плохо себя чувствует, но позже я обязательно передам вашу просьбу по дипломатическим каналам. Возможно, сюда пришлют другой корабль, специально для снабжения электричеством. А этот нужен для сдерживания империалистов!

«Вот, что значит настоящий дипломат!» — с восхищением подумал Углов, незаметно вытирая потные ладони.

Президент и адмирал первый раз удовлетворённо закивали вместе.

Подошёл первый секретарь посольства, владевший португальским:

«Ну, Юра, ты даёшь! То, что наглый — понятно, но, чтобы до такой степени».

По ходу осмотра кораблей Самора Машел высказал желание побывать на атомной подводной лодке, пришвартованной вторым корпусом к «Василию Чапаеву». Неожиданно Петропуло с офицерской прямотой рубанул:

— Извините, не положено! Высшая степень секретности.

Президент, не принимая отказа, возмутился:

— Выходит, советские товарищи не доверяют мне, руководителю дружественной страны?

Спасая ситуацию, в разговор вступил посол:

— Пётр Христофорович, вы можете послать шифрограмму в Главный Штаб с просьбой разрешить посещение, а мы пока пройдём в кают-компанию.

— Не буду я ничего посылать. Не положено!

— Ну, что ж, тогда пошлите шифровку от моего имени.

Просторное помещение мгновенно наполнилось людьми под завязку. Наслышанные о русском гостеприимстве мозамбикские чиновники и генералы навалились на халявную еду и выпивку. Наступило всеобщее расслабление.

Через некоторое время доложили, что разрешение посетить лодку получено. Посол с видом победителя сообщил об этом президенту. К всеобщей радости местных чиновников, желающих продолжить трапезу, адмирал объявил, что на лодку идёт только президент. Для вида, немного повозмущался министр обороны, но и он вскоре успокоился.

Самора Машел в сопровождении —неприступного охранника перешёл на палубу атомохода. За ними спустились посол, Петропуло, Углов и командир «Василия Чапаева».

Из рубки подводной лодки появился офицер, одетый в повседневную форму. Из ворота ярко синей куртки по-домашнему торчало голубое нижнее бельё. На ногах были чёрные сандалии в дырочку. Его внешний вид сильно контрастировал с парадной формой гостей.

— Кто это? — не скрывая брезгливого выражения на лице спросил посол.

— Капитан первого ранга, командир атомного подводного крейсера.

— Вы ему объясните, в какой форме надо встречать президента.

— Так он только минуту назад об этом узнал.— защищал подчинённого адмирал.

Обстановка накалялась. Петропуло стал объяснять, что разрешение получено лишь на президента, а охранник должен подождать наверху.

— Без него не пойду. Это против наших правил. Я — охраняемое лицо.

Вмешался телохранитель:

— Президент не может находиться один, тем более на чужом корабле. Или мы идём вдвоём, или не пойдёт никто.

— Юра, переведи, что всё нормально. Пусть спускаются в люк. — сказал адмирал. Затем подозвал вахтенного с автоматом и что-то шепнул ему.

Самора Машел с послом скрылись в лодке. Вооружённый матрос решительно преградил путь охраннику президента:

— Стой, назад! Не положено!

Тот, всё поняв, резко оттолкнул вахтенного и бросился к рубке. Петропуло хладнокровно наблюдая происходящее, скомандовал двум матросам: «Взять его!»

Дальнейшее походило на битву былинного богатыря с басурманами. Правда, в роли богатыря выступал мозамбикский майор. Он в момент легко раскидал повисших у него на руках матросов, пнул ногой в пах часового с автоматом и стал рвать с пояса огромный маузер. Тут в схватку вступил вахтенный офицер. Он изловчился и врезал майору в ухо. Тот опешил, тряхнул головой, словно собака, и покрутил мощными плечами, как бы приходя в себя. Затем, пока корабельный офицер замахивался для следующего удара, со всей силы опустил свой пудовый кулак ему на голову. Дежурный даже не охнул, только мягко осел на чёрную палубу. Поле боя явно оставалось за местным богатырём.

В этот момент вахтенный матрос передёрнул затвор автомата и навёл его на охранника. Тот снова схватился за кобуру и вытащил маузер.

«Запахло жареным», — подумал Углов. И тут у него над ухом прогремело: : «Отставить! Опустить оружие. Смирно.»

Матрос опустил автомат. Остальные все стали по стойке «смирно». И только майор с маузером бешено вращал глазами, ожидая нового нападения.

Углов подошёл к нему:

— Извините, всё нормально, накладка вышла.

— Накладка? Да это нападение на охрану президента!

— Ну, положим, на вас никто не нападал. Вы первый оттолкнули вахтенного.

В этот момент из рубки появились президент, посол и командир атомохода.

— Почему не пустили моего начальника охраны?

Майор бросился к шефу, возбуждённо живописуя недавнюю схватку. Международный скандал набирал обороты.

Возмущению посла не было границ:

— Вы что творите, товарищ адмирал?

— Так на него же не было разрешения. Думали придержать, а он здоровенный бугай всех раскидал…

— Вы хоть понимаете, куда вляпались? Делайте, что хотите, но замните скандал. Иначе, ваша карьера может пойти под откос.

После долгих извинений было решено направить запрос в Москву, чтобы получить разрешение для охранника.

А в кают-компании шёл пир-горой. Наши офицеры, не зная ни слова по-португальски, свободно общались с местными. В роли универсального переводчика выступала водка, запасы которой, похоже, были неисчерпаемы.

Наконец, через двадцать минут необходимое разрешение было получено, и президент с охранником спустились в лодку. Углову с трудом удалось уговорить грозного майора сдать свой маузер, который потом с интересом рассматривали офицеры.

Когда президентский кортеж покинул порт, Юрий тайком перекрестился. Казалось, что бо;льших приключений, чем было за эти два дня, уже невозможно и представить.

***

Наступил последний день работы на корабле. Настроение с утра было испорчено из-за разбора на партбюро «возмутительного поведения» Углова. Выговор «за пьянство» во время визита всем казался адекватной оценкой его работы. Секретарь партбюро был строг:

«Наше дело грязью облить, а ваше— отмываться! — С нескрываемым удовольствием выдал свою коронную фразу секретарь партбюро — майор медицинской службы. — А то больно много о себе воображать будете. Ишь ты, старлей несчастный, а с президентами и адмиралами крутится! Мы вас на землю-то и опустим».

Несмотря на неприятности надо было ехать в порт. На причале стояло оцепление из корабельных матросов. Углов понял, что это защита от разного рода неожиданностей. Вспомнился механик-велосипедист, посаженный в цепной ящик.

Юрий направился к адмиралу. В каюте вкусно пахло свежими африканскими фруктами. Петропуло пребывал в хорошем расположении духа.

— Заходи, салага. Угощайся. Сейчас оденусь и поедем.

— Пётр Христофорович, я насчёт того механика с рыбака. Велосипедиста пьяного. Нельзя ли его выпустить?

— А ты что, в адвокаты нанялся? Да он мне ещё благодарен будет! Посидел пару суток на воде и хлебе, протрезвел, сбросил вес. Может в следующий раз, придурок, и призадумается. Что? Считаешь, я не прав? Знаешь, салага, дашь один раз слабину —сожрут и не подавятся. Да не куксись, японский городовой! Отпустил я его утром. А мог бы в пароходство письмо кляузное направить. Думаешь, я зверь?

…Адмирал и командиры в парадной форме спускались по трапу. Оркестр с воодушевлением исполнял любимый вальс командующего «Амурские волны». Подъехал мерседес посла и тойота первого секретаря. Романенко поприветствовал Юрия:

— Ну, ты вчера молодцом держался! Удивляюсь, как тебе удалось успокоить этого бизона-майора. Садись ко мне. Или тебе с адмиралом привычней?

— Боже упаси. С меня хватит.

 

***

В посольстве приезд группы молодых подтянутых моряков, в красивой, парадной форме, оживил рутину дипломатической жизни. Особый интерес к ним проявила женская половина, уставшая от замкнутости мирка, в котором приходилось жить. Столы ломились от угощений. Тосты за военно-морской флот, дипломатов и прекрасных дам сыпались один за другим.

Дело дошло даже до танцев к обоюдному удовольствию моряков и женщин. Последние особенно радовались редкой возможности показать свои модные наряды. Умиротворённые посол с супругой угощали фруктами, внука, присланного родителями на каникулы. Восьмилетний мальчишка вёл себя раскованно, чувствуя, что главный на этом празднике дед. Он наклонился к послу и что-то прошептал ему на ухо, хитро улыбаясь. Посол трижды хлопнул в ладоши: «Товарищи, внимание! Витюша хочет рассказать стишок, который сочинил сам». Витюша шустро влез на подвинутый бабушкой стульчик, окинул смешливым взглядом зрителей. В зале установилась подобострастная тишина.

«К нам в Африку притопала огромная Петропула! — громко и чётко продекламировал поэт. Тишина в зале, теперь стала совсем другой — взрывоопасной. Где-то в дальнем углу послышались смешки.

Реакция адмирала была быстрой: «Товарищи офицеры, нам пора на корабли».

Посол бросился к нему:

— Пётр Христофорович, извините! Пацан-несмышлёныш, что с него взять?

— Спасибо за гостеприимство, Игорь Леонидович, век не забуду.

— Стоит ли так на мальчонку обижаться?

Последние слова были сказаны в спины поспешно уходящих офицеров.

***

Визит кораблей заканчивался. Команда готовилась к отходу. Юрий приехал пораньше, чтобы поработать с портовыми властями и лоцманами. На душе было грустно. События последних дней заполнили и оживили его монотонную жизнь в африканской командировке.

На палубе встретился знакомый шипшандлер Педро:

— Синьор Педро, а ты — молодец! Продукты были высший сорт.

— Знаешь, Юрий, это адмирал — молодец! Сначала я подумал, что он ненормальнй, а потом посмотрел какой на корабле порядок. Всё блестит! А как швартовались! Каждый знает, что ему делать. А вот на вашей рыболовной базе всё не так. Кругом ржавчина, грязь. Матросы ходят пьяные.

Не прав я был. Он у вас настоящий командир!

Углов подошёл к вахтенному офицеру и попросил доложить о нём Петропуло. Тот с сомнением выслушал его просьбу, но через минуту пригласил в каюту к адмиралу.

— Здравие желаю, товарищ адмирал! Зашёл попрощаться.

— Ну, прощайся, коли зашёл. Ладно, парень ты неплохой, хоть и хитрец. Я, ведь, японский городовой, потом понял, что президенту лишнего сказал. А ты, молодцом, не растерялся!

Он достал из шкафа ополовиненную бутылку «столичной» и разлил в стаканы.

— Ну, давай, салага, держись тут. Не расслабляйся.

— Спасибо, товарищ адмирал!

— А мне-то за что?

— За науку, Пётр Христофорович.

— Ладно, иди уже, — напутствовал адмирал потеплевшим голосом, — на сына ты моего немного похож. Тоже такой молодой, высокий, толковый. На Севере служит…

***

 

Швартовая команда работала слаженно. Сначала от борта Василия Чапаева бесшумно, подобно огромному чёрному киту, отошла подводная лодка. Казалось, что она вот-вот выбросит фонтан воды и нырнёт в океанские глубины. Прощально зазвучал гимн Советского Союза и Большой противолодочный корабль плавно отвалил от причальной стенки, окутанный клубами дыма и свистом турбин. Юрий долго с грустью смотрел вслед уходящему отряду, ещё не понимая, что эти три дня навсегда останутся с ним. Через двадцать минут отряд кораблей растаял в утренней дымке залива.

Прошёл месяц. От своего командира Углов узнал, что вице-адмирал Петропуло был назначен командующим Северного Флота.

Санкт-Петербург. Февраль 2019