Анна Ивановна ближе к семидесяти годам не раз говорила подругам и детям, что хотела бы умереть быстро и в своём уме. Никогда в жизни не сидела ни у кого на шее, не просила помощи. Всё делала сама, даже при живом ещё муже. С неприятностями тоже справлялась как могла. Представить, что будет беспомощной, а главное – обузой, не желала. Считала это самым постыдным состоянием.

 

Ежедневно гуляла по городу моциона ради в тот час, когда день уже клонился к вечеру, но до ночи ещё было далеко. Года три назад случайно встретила взрослую дочь бывшей сотрудницы – Клару, которая росла на глазах Анны Ивановны, замуж рано выскочила. Однако подругами сотрудницы не считались, по телефону не общались, разговаривали лишь на работе. После выхода на пенсию потерялись.

 

День был выходной. Клара имела вид измотанной и усталой женщины, что неприятно задело, даже с некоторой долей осуждения, что не следит за собой. Предложила посидеть немного в ближайшем кафе. Так и сказала: «Анночка Ивановна, давайте расслабимся, поболтаем. Честно, мне хочется кому-то поплакаться в жилетку. Вы появились так вовремя. Извините».

 

- Вы же помните, как погиб мой старший брат? - спросила Клара.

 

- Конечно, душечка, - погладила ладонь молодой женщины, - а почему ты заговорила об этом?

 

Лет двадцать назад сын сотрудницы хотел починить что-то у КАМАЗа, на котором работал, и не поставил под передние колёса положенные опоры от движения вперёд. Обычная беспечность. Лёг под машину. А махина под тяжестью груза сдвинулась и раздавила водителя. Горе было страшное. Отец не вынес. Инфаркт. Осталась сотрудница с дочерью. Всё внимание и все силы достались десятилетней тогда Кларе.

 

- Был бы жив брат, теперь я хоть иногда могла бы отдохнуть, - подпёрла голову рукой и всхлипнула.

 

- Как мама? – спросила Анна Ивановна, чтобы отвлечь от грустного.

 

- Да в ней-то всё дело и есть. Ах, да, вы же не знаете. Мама лежит парализованная. Одна рука с трудом двигается. Может, прошлое горе сказалось. Но самое плохое в другом. Она потеряла рассудок. Куда-то определить её я не имею права. Она отдавала мне всё, не думая о себе. Теперь моя очередь.

 

- Ты - замечательная дочь…

 

- Вы не представляете ужасной реальности, - не дослушала Клара. – Что уж у мамы в голове происходит, только какой-то голос, наверное, руководит действиями. Он приказывает правдами и неправдами доставать содержимое памперса и размазывать по постели, подушке, лицу, одеялу. Ежедневно я прихожу и вижу ужасную картину. Заматываю чистый памперс скотчем, потом – эластичными бинтами, плотно закрываю простынёй. Ничего не помогает. Двигаться не может, кричит бессвязный бред, но желудок и сердце в порядке.

 

Я прибегаю к ней после работы, принимаюсь мыть это бездвижное тело, массажировать, мять, намазывать кремами, менять постель, заводить стиральную машину, варить еду. Она съедает огромное количество пищи. Нет, не подумайте, мне ничего не жалко. Только, чем больше ест, тем сильнее всё загажено на другой день. А ведь у меня семья, сын, муж. Ладно, муж понимает, - Клара уронила голову на сложенные крестом руки и зарыдала.

 

Анна Ивановна застыла, ошарашенная. Такого за свою жизнь не слышала. Теперь поняла, почему молодая женщина выглядит старше своих лет. Осуждение сменилось жалостью. Чем помочь, не знала. На всякий случай обменялись номерами телефонов.

 

- Клара, деточка, если тебе ещё будет нужна жилетка, я всегда готова ею быть. Сил тебе и терпения.

 

Три следующих года ничего не изменили для Клары. Сколько это будет продолжаться, не знал никто.

 

С той встречи Анна Ивановна особенно часто просила Господа подарить ей в своё время быструю смерть, но дожить до неё в здравом уме. Упаси, Боже, принести страдания по уходу за собой, подобные мучениям Клары. Она замечала, что в последнее время участились внезапные смерти, и находила, что это хорошо. Зачем испытывать близких омерзительным ухаживанием за никчемным старым телом, которое ещё и ничего не понимает?

 

Помоги мне, Господи!