В Феврале 2004 года этой, не побоюсь сказать, легендарной женщине исполняется 100 лет. Легендарной…. уже, хотя бы потому, что она ровесница века, и еще потому, что она до сих пор продолжает жить полноценной жизнью, читать философские трактаты Бердяева и Соловьева, размышлять и рассуждать о прочитанном, выращивать экзотические растения и с большим азартом играть… в карты. В ее семье никогда не присутствовал культ еды или вещей, лишь культ книги и образования. Ее дети видели в ней не просто добрую и справедливую мать, а сильную личность. Она по-прежнему требовательна к себе и окружающим. На слова дочерей о долге по отношению к родителям, она ответила, что ей не нужен «долг», ей нужна только «любовь».

 

Сегодня мы в гостях у Рахиль Абрамовны Никольской – кандидата исторических наук, в прошлом преподавателя Минского Государственного Университета, ныне живущей неподалеку от Вашингтона, в Роквилле, штате Мэриленд. Её уютная маленькая квартирка не пропитана едким запахом лекарств, как это обычно бывает у пожилых людей. На стенах висят не выцветшие портреты, напоминающие о годах цветущей молодости, а вполне достойные оценки современного дизайнера, репродукции картин, заставляющие не ностальгировать, а думать о жизни. Лишь в ее крохотной спальне, то, что называется, «на глазах» стоят в неброских рамках фотографии родных, некогда ушедших и живущих сегодня с ней рядом. И еще множество книг.

 

-Как Вы себя чувствуете, Рахиль Абрамовна?

 

- Придется пожаловаться…В последние дни я чувствую себя не очень хорошо. Ни с того ни с сего, понимаете ли, разболелась нога. Теперь мне приходится лежать в постели, чего я очень не люблю, и что меня чрезвычайно утомляет. Так, что вы уж извините, что встречаю вас, лежа.

 

- Вы обращались за помощью к врачу?

 

- Разумеется. Только врачи теперь все мои болячки списывают на возраст. Ну, наверное, так оно и есть. Мне даже спокойнее, когда доктора выносят этот вердикт. Конечно, возраст… Что же еще? Но в мои годы, я, по-моему, еще ничего… (смеется). Главное, чтобы голова работала. Чтобы память мне не изменила и не простилась со мной раньше времени (смеется)

 

- Если уж мы сейчас заговорили о памяти, то скажите, что вам больше всего запомнилось из детства? Ведь Вы родились в начале 20 века в 1904 году…

 

- Самое яркое и приятное воспоминание связано у меня с морожеными яблоками, которые мама, ее звали Двойра, приносила стылой зимой с базара. Я сидела все зимы на печке до шести лет, потому что у меня не было никакой обуви, не смотря на то, что я и родилась в семье, пусть и бедного, но все же, сапожника Абрама Бительмахера. А самые страшные воспоминания моего детства, это, конечно же, еврейские погромы. Я помню и сейчас, как мы стояли с отцом в сенях, и он крепко прижимал меня к себе, потому что я от сильного испуга вся дрожала. Мы стояли и слушали, как гудит весь мой родной город Бердичев, как причитают женщины: - «Рятуйте! Рятуйте! Гвалт!»

 

- Рахиль Абрамовна, Вам довелось встретиться с 21 веком. Чем запомнилось Вам его начало?

 

- Ничего хорошего, к сожалению, я не связываю и с началом 21 века, поскольку самое яркое и ужасное событие, произошедшее в 2001 году, это трагические события в Нью-Йорке и Вашингтоне. Это опять своего рода «погромы», только уже не конкретно одной нации, а всех людей. К моему большому сожалению, в мою память опять врезались террор, гибель и страдания невинных.

 

- Что же делать нам дальше?

 

- Жить. Растить детей и учить их добру, чтобы в 22 век принести мир и спокойствие людям и их детям.

 

 

- Я знаю, что Вы любите пошутить, но сейчас, что-то не получается у нас с Вами веселого разговора.

 

- Нет, я грустить не люблю. И в самые трудные минуты жизни без шутки и смеха нельзя. Я всю жизнь старалась дружить с юмором. И детей к этому призывала. У меня их трое: Альма, Владимир и Наталья. Я счастлива тем, что они есть у меня. Если спросите, что мне помогало выжить в трудное время? Я отвечу: любовь к моим детям и ответственность за их жизни. Если бы не они, я, наверное, не выдержала бы всех тягот, которые выпали на мою долю. Когда в 37-ом расстреляли моего первого мужа Сергея Поссе, как врага народа, я хотела руки на себя наложить. Уже договорилась с родственниками о том, что они возьмут на воспитание моих детей – Альму и Володю. Но когда подумала: куда же я Наталку дену? Ей тогда было только 9 месяцев, грудная совсем… Куда ее? И мысль моя сразу заработала трезво, больше я не намеривалась уйти в мир иной до срока, какое бы отчаяние ни подкрадывалось ко мне.

 

- Вы, наверное, очень сильно любили своего мужа?

 

- В моей жизни было двое мужчин, двое мужей. О них обоих я храню в сердце светлую память. Сергей Поссе - интеллигент из шведской дворянской семьи и я - еврейская местечковая девочка. Казалось бы, странный союз, он мог выбрать себе девушку более благородного происхождения. Однако наша любовь сыграла решающую роль, и мы стали мужем и женой, родили троих детей. Сергей был членом большевистской партии с 18 лет и всегда искренне верил в идеалы коммунизма. Но во время сталинских чисток был арестован и замучен в застенках НКВД. Официальным обвинением они выдвинули якобы его участие в террористической организации, которая ставила своей целью убийство Ворошилова, а на самом деле, он просто был честный и благородный человек, не пожелавший доносить на своих соратников.

 

Второй мой муж был человеком выдающимся, это востоковед, историк религии, этнограф, известный академик Николай Михайлович Никольский. Опубликовано более пятисот его трудов по истории древнего востока, русской церкви, этнографии Белоруссии. Все его книги, которые сохранились после немецкой оккупации и изъятий из библиотек в советское время, как например, история древнего Израиля, я храню, как зеницу ока. Он был многим старше меня. Впервые мы встретились с ним в университете, как профессор и аспирантка. Я регулярно посещала его лекции, он был очень хорошим педагогом, двери его дома для нас, его учеников были всегда открыты. Его жена тоже была очень приветливая и добрая женщина, и они прожили с ней вместе счастливую жизнь. Это была единственная семья в Минске, которая не побоялась встречаться со мной и помогать мне после ареста мужа. Только потом время, война и сталинский режим многое изменили в наших судьбах. Жена Николая Михайловича умерла, моего мужа, как я уже говорила, расстреляли. Во время войны Никольский попал в партизанский отряд из оккупированного Минска, и я считала его погибшим. Как вдруг, мой сын, который тоже воевал, переслал мне с фронта на Урал, в деревню, где мы были в эвакуации, вырезку из газеты, в которой рассказывалось, что академика Никольского переправили в Москву из партизанской зоны, и тем самым сохранили светлый ум ученого для советской науки. Я стала разыскивать моего учителя и разыскала. Он прислал мне ответное письмо, в котором тоже выказывал свою безграничную радость - найти старых друзей, и пригласил меня в Москву. Меня тогда всей деревней собирали, из матрасов шили мне платье… Я поехала к нему на встречу. И вот там, спустя несколько дней, он сказал, что нам надо пожениться. И мы расписались… После Николай Михайлович удочерил мою младшую дочь, Наталка и сейчас, несмотря, что замужем, носит фамилию Никольского.

 

- Как Вам жилось рядом с таким выдающимся человеком? Наверное, нелегко?

- Ну, почему… Мы жили в Минске, много работали. Я преподавала курс Истории Древнего Мира в Минском Государственном Университете. Наш дом был полон людей – родных, друзей, коллег. Хорошее было время, знаете… Николай Михайлович любил меня и нашу семью. Вот посмотрите, какую книгу он мне подарил, и какую дарственную надпись сделал.

 

Я беру в руки старую книгу, в коричневом переплете. Читаю название: «Библиотека всемирной литературы. Европейские классики. Гомер». Открываю ее, и моим глазам предстает, потускневшая от времени, надпись, сделанная мелким ровным почерком рукой академика Никольского:

«Моя возлюбленная Рахиль, прими эту старую, но вечно юную книгу, как символ великой любви к тебе, твоего старого, но вечно юного сердцем учителя, друга и супруга. Твой навсегда Николай. 1944. ХП.29»

 

 

- Рахиль Абрамовна, спасибо Вам за то, что Вы доверили нашим читателя свое самое сокровенное. Я думаю, что многие современные женщины, а молодые особенно, почли бы за честь, получить такое признание и пожелание от любимого человека. К сожалению, многие из нас сегодня растеряли красоту и благородство в словах о любви.

 

- Если так, то это очень и очень печально. Я не призываю к рыцарским временам, но хотелось бы, чтобы молодежь не черствела, чтобы она умела выражать свои мысли и чувства, используя всю красоту слова. Вы, знаете, когда есть любовь, то находятся и слова. Они могут быть разными, но они всегда бывают теплые, родные и они радуют. В нашей семье никогда не было грубых, вульгарных слов. Сквернословие – не помощник. Я помню, что мне довелось только раз в жизни крепко выругаться. Когда Сергея Поссе арестовали, то нас с детьми объявили семьей «врага народа», и какие-то люди пришли нас выселять из нашей квартиры. Практически они выбрасывали нас на улицу. Вот тут я не выдержала, подскочила к одному из тех мужчин, схватила его за грудки и стала трясти и кричать на него, ругаясь последними словами. Вы думаете, это помогло? Ничуть. Меня с тремя малыми детьми все-таки выкинули, я даже не успела забрать те небольшие сбережения, что мы скопили с мужем, они остались лежать в шкатулке на этажерке. Потом я долго не могла придумать, как мне проникнуть в опечатанную квартиру, чтобы забрать их. И однажды придумала. Взяла с собой Альмочку и пришла в нашу квартиру, сказала охране, что мне надо книжки забрать, что книжки те из библиотеки, они меня и впустили. Я книги отбираю, а дочка моя подобралась поближе к этажерке и сумела-таки вытащить из шкатулки облигации и спрятать их за пазуху. В то время ей было десять лет, и она уже отличалась смекалкой! Так мы и выжили тогда, обменивая облигации на продукты.

 

- Наверняка Вам помогали и ваши друзья. У Вас была близкая подруга?

 

- Конечно, была….. (плачет). Была у меня замечательная подруга, ее звали Марина Молокович. Ее немцы расстреляли (снова плачет). Мы могли с ней раскрыть друг другу до дна наши сердца и доверить любую тайну. Вот какая была у меня подруга! Моя Мариночка….Сколько лет ее уже нет в живых, а я не могу забыть ее нежное и красивое лицо, благородный взгляд. У нее был муж и двое деток. Она не отвернулась от меня и тогда, когда от меня отвернулись почти все, потому что я была женой «врага народа». Марине тогда ее муж запретил со мной общаться, и он был прав, для нее это общение составляло большую опасность. И не только для нее… Для всей ее семьи. Но Марина все равно меня не оставила, мы с ней продолжали тайно дружить. Потом она ушла в партизанский отряд, она была связной, и немцы ее арестовали и расстреляли. Она умерла совсем молодой. Ее муж потом встретил женщину, которая провела с ней последние часы ее жизни в тюрьме. И она рассказала нам, как Мариночка шла на расстрел. Она не боялась умирать, но, уходя из камеры, заплакала и попросила запомнить ее имя.

 

- Пожалуйста, не плачьте, Рахиль Абрамовна! Простите, я здесь абсолютно не для того, чтобы Вас расстроить.

 

- Вы меня не расстроили... Память о Марине всегда со мной. И то, что люди прочитают о ней, это очень даже хорошо.

 

- На прощанье от всех сотрудников нашего журнала я передаю вам большой привет и пожелания бодрости, а так же, искреннее восхищение Вами и нашу радость, уже только потому, что Вы почти дожили до ста лет, это не всякому человеку удается. Ну, а сохранить здоровый цвет лица… и подавно дано не всем. Вам далось это с лихвой. Поделитесь, пожалуйста, секретом долголетия с нашими читателями. Может быть, Вы принимаете какое-то специальное, (если не волшебное!) снадобье?

 

- Знаете, однажды, когда я лежала в больнице, это уже было здесь в Америке, ко мне в палату пришел молодой мужчина… Ну, относительно молодой, лет шестидесяти… Встал на колени перед моей постелью, подпер руками голову и спросил, как мне удалось сохранить мою молодость? Поначалу мне стало смешно, и я рассмеялась. Но взгляд этого человека был прямой, и вопрос прозвучал абсолютно серьезно. Я решила, что должна непременно ему ответить. И я сказала ему, а теперь говорю и вашим читателям, что самое главное для сохранения молодости, это бережное отношение к своей нервной системе. Старайтесь отсеивать причины для нервного срыва, берегите нервы и силы для чего-нибудь глобального и чрезвычайного в вашей жизни, может оно и не случиться, и это очень хорошо, а вы все равно берегите, копите их. И еще, не держите в душе обиду, не выращивайте ее, не культивируйте. Лучше сразу ответить на «удар», чем держать эту боль в себе, потому что она будет разъедать вас изнутри, как ржа железо. Вот вам мое спец снадобье! (смеется). Мне и самой порой не верится, что я десятый десяток лет живу. Корреспондент ко мне приехал… Радостно, все это радостно.

 

(впервые это было опубликовано в The Health Magazine)