Станица Живоглотская, расположенная в уютной долине между

двумя горами, прямо скажу, не вершина цивилизации. Да и откуда ей тут

взяться, этой цивилизации? До райцентра восемьдесят километров!

Предприятий нет, работы нет, за исключением социальной сферы –

начальной школы, фельдшерско-акушерского пункта и отделения

социальной защиты. Остальные станичники, не занятые в бюджетных

организациях, выживали, как могли. На единственной площади – ветхий

клуб, куда раз в месяц привозят фильмы и в котором действуют курсы

кройки и шитья. Из благ цивилизации – лишь телевизор, в который с утра

до вечера пялилась вся станица. Мобильная связь, интернет доступны

только на горе, куда залезть не каждый-то может.

Здесь по соседству живут две семьи: учительская и бывших

колхозников. Он был механизатором, она – учётчицей в незабвенные

годы существования колхоза-миллионера. Жили соседи дружно – особо-то

делить нечего!

Однажды задумал учитель баллотироваться в депутаты местных

Советов. Пришла его жена к соседке Дуне и попросила, чтобы они с мужем

проголосовал за её Ивана Сергеевича. Но тут Дунька вспомнила, как

соседка много лет назад заявила на неё в совет за то, что её пьяный муж

въехал на тракторе в их забор и, воткнув кулаки в рыхлые бока,

заволновалась всем своим могучим телом.

– Ты что, забыла, как на меня в совет жаловалась? – закричала

она, заливаясь краской, – вас, демократов, только пусти к власти. Уже всю

страну разворовали.

– Это когда мой муж страну разворовывал? – оскорбилась

учительница, – мы всю жизнь в школе проработали, копейки чужой

никогда не взяли. Ты, что, властью не довольна?

– А что ж хорошего я от неё вижу?! – Дунька аж присела от

возмущения.

– Посмотри, как люди в других странах живут: на Украине война, в

Сирии война, беженцы из Ближнего востока и Азии в Европу бегут, в

Африке голод. Ну, подумаешь, коммунальные услуги возросли, раньше

кизяком и соломой топили, люди и в землянках жили и не жаловались, –

пыталась урезонить соседку учительница.

– Это почему я должна на старости лет в землянке жить, когда

богачи во дворцах жируют да на заграничных курортах отдыхают? –

распалялась Дунька, – разве за это наши деды воевали? В другие страны

гуманитарку шлём, а мои внуки голодают. Молоко забыли, когда

покупали, за мясо и колбасу – уже молчу. Я себе обновки покупала ещё

при советской власти. Все деньги на коммуналку уходят. Работы нет, а

если временную найдёшь, то копейки платят.

– Зато не боишься, что тебя бомбить будут, и дети твои останутся

живы, – возразила учительница. – Ты случайно не либералка?

Лучше бы она покрыла Дуньку матом, так её это слово оскорбило

– до самой глубины крестьянской души.

Она стала задыхаться от желания ответить таким же словом, но

страшней ругани не смогла придумать и бросилась на соседку.

Ухватив её за волосы, она старалась повалить учительницу на

землю. Это ей удалось. Дунька, торжествуя, уселась на неё верхом и, не

подобрав нужного слова, победно заорала прежнее, – демократка! Та

тонко выла. На крик сбежались соседи и с большим трудом их разняли.

С тех пор станица разделилась на два лагеря: либералов и демократов,

хотя по-прежнему в нищете жили оба лагеря.