А Канарейка Взбивает Селена на простынях темно-синих тугие подушки из облаков седоглавых, маяк во Вселенной – уставший за день Светильник, неспешно потушит, и улыбнётся лукаво, и в мире нетленном замрёт – всё, ладно и чинно. Одна канарейка, закон, видно, ей не писан, в притихшей гостиной по клетке мечется, скачет, то пискнет затейно, то вниз головой повиснет, без веской причины поёт, отчаянно плачет: «Мадейра*! Мадейра – моя былая Отчизна!» – Ах, глупая птица! Чего ж ей не спится, дурёхе? – вздохнёт утомлённо седой денщик при обходе. – То ль хочешь водицы? Иль крошки свежей лепёхи? Тебе ли рождённой в неволе петь о свободе? И, как говорится, что хорошо – то не плохо. Накинет на клетку поверху два полотенца. И смолкнет в гостиной шальное птичье вибрато. Подмечено метко, незаурядное сердце – один воедино сравнимо с птицей крылатой. Подмечено метко… А песнь хороша – если вместе... Пригрезится смутно, и станет душевной отрадой чудной канарейке полёты по небу со стаей. Ты только не путай - стайное чувство со стадным. Попробуй, преодолей-ка препоны, сужденья и крайность. Как все – быть не трудно. ……………………………Собой? Одиноко-накладно. Маяк во Вселенной – к утру отдохнувший Светильник, проснётся. ………………«Мадейра!» - споёт желтопёрое сердце. Взлетит дерзновенно: Тиль-тиль, тили-тиль, тили-тили… и песнь канарейки подхватят единоверцы. А в небе Селена на простынях темно-синих взбивает подушки… --- *канарейка – в диком состоянии эта птичка населяет архипелаги Канарских и Азорских островов, а также самого большого острова Мадейра. --------------------------------------------------------------- --------------------------------------------------------------- Б – Нет. Не подходите, пока не увидите меня в гуще людей И не смотрите на меня. Просто будьте поблизости. Твой злейший враг, подумал он, – это твоя нервная система. В любую минуту внутреннее напряжение может отразиться на твоей наружности. Джордж Оруэлл. 1984 Реет знамени гладкий лоскут на ветру перевальцами! Будь что будет. Сливаюсь с гудящей толпою, иголкою, Только сердце меня выдаёт занемелыми пальцами. Мне б из виду её не терять – непростительно горькую… Так ли больно теперь? Не больнее занозливой памяти, Что вплетает во всё послевкусие тонко миндальное. А тогда – столько счастья! Мне кажется, оба мы спятили! Мы забыли: в толпе не смотреть, не касаться… да, мало ли! Невозможно, как будто во сне, замедлялось дыхание, Я горел, пропадал, чуть касаясь бедра, под воланами, И как будто кричал: «Ты моя, нет у Бога желаннее!» Но поток разделял, у толпы направление – главное… А она пахла липовым мёдом, хмельно и волнующе, Я б шагал в направлении том до скончания времени... Нам в толпе нужно выжить, суметь... пропитаться в поту ещё И разбиться на статусы, байты, духовные степени. Мы не смотрим в глаза, но над площадью медленно кружится Твой медовый, твой шёлковый след и миндальное кружево... | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
