То ли наша жизнь чересчур длинна, то ли слишком просто устроен мир, но всё это: сквозняк, комары, луна, царапины на обоях, будто древние письмена, зашифрованные до дыр, лежавшая рядом шалава, отлучившаяся в сортир, заоконное варево звуков, сиречь шаги, хохотки, свистки, шуршание шин - всё делается понятным, как если б враги в грохоте камнепада, под вой пурги, (злые демоны, спустившиеся с вершин) вдруг осыпались, словно моль, сожравшая нафталин, выплеснув прежний порядок вещей, о котором просто давно забыл. И зрение проникает в тысячу мелочей - так блестящую нить пропускают сквозь ткань ночей - будто фонариком тёмную комнату осветил: всё вокруг узнаваемо без приложения сил. Особенно люди. Так появившись на улице, наблюдаешь за лицами как бы из- нутри них самих, из потайного окна, о котором можно сказать, что это просто луна или, в крайнем случае, напившийся до положенья риз лунный, так сказать, юмороид, блюющий через карниз. И видишь: тени меняются, но не так, как это бывает в улыбке, словах, слезах: приоткроет красавица губки - и уже вурдалак выдыхает ночь, сыплет сквозь пальцы мрак, тянет руки к тебе утопить в кровавых когтях... Но и сам ты теряешь своё отражение в зеркалах, когда скользишь сквозь прохожих, как тень - сквозь пульсацию мыслей, кровеносный туман сердец, большинству из которых биться не то, чтобы лень, просто помнить об этом - ненужная дребедень; когда чей-то муж или (неважно) отец шарахнется прочь, и ты отметишь вослед: мертвец; когда парочка в автомобиле, в укромном углу устроившаяся покувыркаться вдали от глаз, вдруг прольётся бликами, свойственными стеклу: "Нежить," - обронишь в нависшую над ними мглу; и когда, продолжая движение, продолжаешь раз- менивать на встречи собственный гомеостаз между косматых ликов - зрачков, клыков, сбившись со счёта (событий? движений? лет?), чувствуешь только холод, входящий в кровь, слышишь шуршание праха и бой часов с острыми косами стрелок, и свой скелет, бряцающий по асфальту среди тех, кого больше, чем нет: среди тех, кого гложет - подобно тебе - вопрос: по какую ты сторону, и где пролегла полоса, за которой по волосам, лишившись не только волос, не плачут; и за которой остаётся всерьёз лишь вертящийся шарик, закованный в полюса и зовущий неслышно... И ты узнаёшь голоса... |