На улице шум и смятенье, Народ, словно море, шумит, В санях, не страшась заключенья, Боярыня гордо сидит. Неизвестный старообрядческий поэт Тя выволокли из подклети И затянули чепь на вые. Твои запястья восковые Обвили с волчьим воем плети. И позабылись, аки сказки, Злачены мужнины кареты, А государевы приветы - Всего лишь крохи царской ласки. Монарши милости на коже Саднят и жгут порфирным следом. Прости ему, Исус. Не ведал Он, что творят с рабою божьей. От протопопа Аввакума - Ни утешенья, ни подручья. В Московии метель по-сучьи Скулила - тонко и угрюмо. А во палате Грановитой Царь со царицей, в горностае, В щепоть сложили три перста и Благословляли московитов. Тащились дровни по престольной, И клячу понукал возница. Пытала тело власяница, Душила душу боль. Невольно Из горла вопль тянулся слезный: - Ох, пропадешь ни за понюшку, Кровиночка, сынок, Ванюшка! И стыли в воздухе морозном Плевки и хохот разъяренной, Охочей до потехи черни. Но созывало люд к вечерне Двуперстие непокоренной. |