Четыре дня D (melodramatic "crimson" version) Действующие лица: Созерцатель D – демон, продолжающий движение в сторону… Демиург – демон, повелитель зазеркалья Багирус – демон, великолепный и очаровательный Шарль Бум – демон, мастер, затерявшийся в мире духов София – вечный дух любви, поглощающей боль Захар – вечный дух, старый, седой лакей Сторож – вечный дух, не сопротивляющийся ни злу, ни добру, решивший навсегда Дворник с Метлой – вечный дух, владелец абсолютной истины Прочие дворники, Прислужники, Революционеры – временные духи а также Пожиратель Истин – страж всякого сознания, не пропускающий никоих истин Человек-весы – безымянная конструкция, произошедшая из далекого прошлого, великая и античная Действие первое Сцена постепенно выходит из мрака. На ней всякая ерундовая всячина. По полу разбросан мусор, великие произведения искусства, безнравственная гадость, на краю сцены аккуратным рядочком расставлена пошлость, она выделена из всего прочего и даже, возможно, мешает обозревать то, что за ней. Позади сцены стоит высокая, крепкая башня – Конструкция Демиурга, на ней возвышается кресло, славный трон. А посреди чуши небольшой одиннадцатиугольник, эдакий небольшой островок, на нем стоят весы, составленные опять же из чуши и всячины. На одном их конце привязана авоська, набитая яйцами куриными, возможно, прочими. На другом конце пустота и вовсе ничего нет, даже конец палки ведущей к другому концу дивным образом откушен или отрублен. Весы находятся в неподвижном состоянии, ни одна из сторон не перевешивает, хотя незримо пытается. Сзади на одиннадцатиугольнике же этом стоит Человек-весы, он схватился за обе палки, держит весы, голову он опустил и не видно его совсем. Справа и слева в куче мусора вперемешку с великим искусством, гадостью, прочим валяются двое – Багирус и Пожиратель Истин. Валяются в странных, наигранных позах, рожи корчат, смотрят то в потолок, а то в зал. Свет полностью загорается, Багирус замирает с веселой, ироничной, надсмехающейся гримасой, Пожиратель же с грустной, нетерпимой к происходящему, неприятной. Багирус (смотрит на наручные часы) Ишь как… Самое время. Самое что ни на есть время! (громко) Вот! Справа от меня Истин Пожиратель, справа от меня Человек-весы, справа от меня великая конструкция, хрустальная башня! хрустальная башня милорда, непременного демиурга Твердый Знак! Так вот… (указывая на Пожирателя) Создание это не человек, не прочее животное, создание это не понять что… так случайная комбинация молекул, вечный дух – страж сознания… пожиратель истин! Страж сознания, который никогда (с усмешкой качает пальцем) не даст выбраться из недр мыслей – Правде! (машет рукой) А, впрочем… (указывая на Весы) Вот это машина… Видите, между прочим, обломок палки? (смеется, указывает на Пожирателя) Да-да… пожрал! Он пожрал! (подходит к Весам) Я уже и не помню, что тут висело… Впрочем неважно. Весы – о, это дивная конструкция. Дивная… древняя. И глупая. Ну… бесполезная, что ли. Ведь по сути, что вы можете показать? (тыкает в Человека-весы) Измерительный прибор всего из двух позиций! Кто прав и кто виноват! Ну, посмотрите на него! Куда это годится, благородный вы мой господин! (с наигранным укором взирает на Весы, те не реагируют, с улыбкой Багирус отходит от них) И я… собственно я! Ничуть не полагающийся на весы, ничуть не извлекающий истин. Я! Мсье Багирус, верховный консул при хрустальной башне (кланяется) и вообще… в некотором роде демон. Да-да существо нисколько не омраченное действительностью, нисколько не избегающее грядущего… произошедшее соответственно из прошедшего. (говорит тише, сдержанней) Создание… мм… без определенного рода мысли… демон... демон… (трет лоб) (вновь начинает говорить громко, задорно) А вообще-то, если говорить честно, то спектакль, вот этот, наш, вокруг которого мы все собрались, он-то, вообще для сумасшедших. (приподнимается, стряхивает с себя чушь, начинает ходить по сцене, и в дальнейшем произнося слова - осматривается, берет в руки чушь, кидается ею, вытворяет всякую всячину) Нет, ну может не совсем для сумасшедших. Но для тронутых. Вот вы тронуты? Пожиратель (недовольно бурчит себе под нос) Угуне-а… Багирус А вот вы тронуты? (Весы слегка поднимают лицо и глядят исподлобья живыми, заинтересованными, неподвижными глазами, в них загорается и не потухает огонек - маленький, но горячий) Ну, а вы вот? (подпрыгивает Багирус на месте, вовсе неясно к кому обращается) (Пауза, Пожиратель недовольно глядит на Багируса, а тот внимательно прислушивается, Весы тоже прислушиваются, очень усердно, но все же опускают голову) Эх… (вяло машет рукой Багирус, поворачивается, уходит вглубь сцены) Я, к слову-то, историю эту рассказывать не должен, ну эту вот историю, о которой в пьесе говорится. Я и не смог бы так вот эдак ее правдиво ввернуть. Просто вот, история эта она о чем-то странном. О таком странном, о каком, вот, только, наверное, душевнобольной хорошо знает. А такой вот нормальный чего-то вовсе не знает об этом. Нет, нет-нет, не подумайте, душевнонормальный об этом очень хорошо и много задумывается, потому что надо вроде как бы думать об таком. Но не знает он об этом, не-а… “Эге, нормальный! - говорю я ему, - “Не знаешь, ага?” А он угукает, не слышит меня… (Багирус подбирается к авоське и ловко вытаскивает яйцо. Весы хмурятся) Весы (прикладывая все усилия для сохранения равновесия) Шалтай-болтай сидел на стене… Багирус В общем, пьеса эта не поймешь как-то о чем, но можно в принципе-то сказать, что она о… (Длительная пауза, Пожирателю, который все более и более недоволен речью Багируса, становится совсем худо, он с диким лицом начинает барахтаться на полу) … о душе человеческой (Багирус, что есть сил, размахивается и кидает яйцо в зал, оно разбивается на самом краю сцены о какую-то особо прочную пошлость. Пожиратель замирает и обалдевшим взглядом смотрит на яйцо) Пожиратель (бормочет) О душе-то? О душе-то, о душе-то, о душе-то… (начинает ползти к яйцу) Багирус (растеряно) Да, вот. Нету такого слова нормальнодушевный-душевнонормальный… нету вот, нету как-то… А тронутый-то поймет… поймет уж больнодушевный-душевнобольной…поймет. (Свет становится чуть более тусклым) Весы (поднимают голову) Спектакль о четырех мгновениях души человеческой. Длительность спектакля … минут. С антрактом. (опускают голову) (на сцене появляется Дворник, весь в лохмотьях, в грязной, милой шапке-ушанке, с длинной, старой метлой, бородой и маленьким окурком в зубах) Дворник (начинает мести пошлость с правого края, постепенно передвигаясь к левому) Ишь с антрактами, с антарктами, заладили!.. (останавливается, глядит на сцену) Эх, актеришки! (продолжает мести) Что за народец, гнилой, про душу заладили, о душе ныне заплясали… разбросали гадости, понавыбрасывали гадости, заплясали уж! Где ж она ж ваша душенька людишки-актеришки! Ась? Молчите? Молчите-молчите, люд неясный. Неясный вы люд - актеришки. Гадости всякие у вас на сцене, в уму-то тоже… нажретесь с блядью этой… ну, музой вашей актеришеской-то… да и понавытворяете гадостей на сцене, перекрутите все наэдак! Как же ж можно! Э!.. Зачем муза, зачем гадость, ну зачем, ась? Метлу видите?! (встает и мужественно сотрясает метлой, кашляет) Видите метлу, дети сукины?! В ней суть вся как есть, всемирная суть-то вся… уж словов я от ваших уст-то понаслушался! Да-а, понаслышал я, как вы суть выковеркиваете, как еейную только не обзываете. А жизнь, жизненность моя здесь! Жизненность моя! В метле этой она - суть! Я говорю! Взгляните! (сотрясает метлой перед залом, кашляет) Не суть ли! Не суть ли? внимательно смотрите! На слова не мастер, нет уж, выговорить по-аглицки и вообще всячески там по-басурмански да хоть иль по-нашенски красиво не могу! Не знаю я! Но любуйтесь, полюбуйтесь! Кто, ибо не поймет, что жизнь растратить можно попросту, попросту на созерцание предмета одного этого, сего! Одного! Этого! В каждом кусочке истина! В каждом - суть эдакая, неизведанная, любоваться на нее всю жизнь можно, вот в каждом же антиметре истина, в каждом же антиметре! Багирус (пораженный) в каждом… (звучит простая, мрачная, монотонная мелодия или простая барабанная дробь, нарастающая с каждым мгновением) Пожиратель (почти подполз к яйцу, тянется рукой, уже почти достает) душа-то, душа-то, душа-то… Дворник Я покажу! Я вам покажу! (грозит кулаком) Сейчас-то покажу… (вновь начинает мести, на лице его неописуемый восторг, он смотрит на метлу и видит истину, отблеск ее исходящий от лица дворника отражается на весь зал; восхищенно говорит на чистом английском) “once seven colors used to make a man blind” (бормочет что-то невнятно, восхищенно, увлеченно, неосознанно) Пожиратель душа-то… (вдруг стонет) (Дворник метет пошлость и не замечает, как, отталкивая руку Пожирателя, сметает в сторону и яйцо, то навсегда теряется среди пошлой чепухи. Музыка, достигнув кульминации, неожиданно прерывается. Пожиратель некоторое время бессмысленно смотрит на метлу, затем вновь начинает трепыхаться. Багирус суетится, старается стянуть еще одно яйцо, но Весы недовольно глядят на него и, отчаявшись, он резко садится на пол, берется за голову и улыбается. Музыка вновь начинает играть, еще неистовее, чем прежде. Пожиратель шарит рукой в ближайшем мусоре и вдруг вытаскивает оттуда кухонный нож. С трудом приподнимается и подходит к, повернутому к залу увлеченному Дворнику. Мгновенно гаснет свет. Музыка наполняется различными хаотичными звуками человеческих голосов, криков и прочего. Практически мгновенно прекращается. На сцене творится что-то непонятное и через полминуты все затихает. Загорается свет. Пол, стены, Весы, чушь – все залито кровью. Багирус и Дворник исчезли, посреди сцены же стоит Пожиратель с безумным лицом и набитым ртом, из которого торчит кончик метлы. Весы с ужасом смотрят на край сцены, туда, где лежит нож. Свет тут же погасает. Через несколько секунд прожектор постепенно освещает Весы) Весы (поднимают голову) Конец первого действия. (опускают голову. Свет гаснет) Действие второе Сцена первая Загорается свет. На сцену выходит несколько дворников со швабрами. Они одеты неряшливо и они веселы. Ловко вытирают все от крови, улыбаются, о чем-то вполголоса переговариваются друг с другом, затем начинают улыбаться и в зал, подмигивают кому-то, вполголоса бурчат всяческие нелепые вещи, спрашивают время, просят закурить, вытворяют чепуху. К тому времени как уборка уже почти завершена, сзади у высокой конструкции в ряд выстраиваются люди, все в черных капюшонах, со сложенными на груди руками. Начинает играть торжественная музыка. В середине, перед конструкцией встает Багирус, так же как и остальные одетый в черный балахон. Люди достают из под плащей автоматы. Багирус снимает капюшон и внимательно глядит на усердно работающих дворников. Багирус (достает блокнот, читает) За измену Родине. (выстрелы. дворники падают) Встать! (дворники встают, поворачиваются к залу – лица их непроницаемы. Вместе со своими палачами они неторопливо покидают сцену) (в пустоту) Милорд, все чисто. (позади высокой конструкции появляется Демиург. Он залезает наверх, садится в кресло, одобрительно кивает Багирусу. Свет гаснет, торжественная музыка прекращается. Через несколько секунд прожектор постепенно освещает Демиурга, взгромоздившегося на высокую, прочную конструкцию. Багирус пропадает. Второй прожектор загорается направленный на Созерцателя D, тот сидит рядом с появившимися на прежнем месте, Весами (справа на них все те же яйца, слева - несколько портретов, на которых изображены - Сталин, Иван Грозный, Наполеон I, Сулла, Генрих VIII, Гитлер, Батиста, Ирод Великий, прочие). Затем прожектор освещает всю конструкцию, слепленную из всякой чепухи, вновь возвращается к Весам. Демиург же сидит с закрытыми глазами, серьезным, сосредоточенным видом. Демиург (монотонно) “думаю-думаю думаю-думаю думаю-думаю думаю-думаю Это я у-уйму! Принимаю к У-УМУ!” (выделяет последнее слово и вместе с ним распахивает глаза. В это же время сзади, над ним на стене возникают его живые, большие глаза. Моргают, внимательно смотрят в зал. Вдруг глаза становятся глупыми, на лице Демиурга возникает улыбка. Из кармана он достает большой грецкий орех в скорлупе, пальцами левой руки разламывает пополам, закидывает орех себе в рот, а скорлупу с нескрываемой радостью швыряет в зал. Достает другой орех…Это действо продолжается несколько орехов – Демиург явно увлечен, он рассеян и опьянен, достает порой по два ореха, тыкает пальцем куда-то в пустоту, в зал, машет кому-то невидимому рукой, потирает ладоши, вытворяет и прочее) Весы (поднимают голову) Демиург прекрасно расположился на крыше и щелкает орехи. Скорлупу он аккуратно складывает в карман, а всем ее содержимым плюется вниз, испытывая при этом неописуемое удовлетворение. Ведь кто он таков? Он славный длинноносый демиург: на голове почти что, так сказать, лысой - роскошный черный чуб, да также один весьма непростой, извилистый рог, на челе светло-зеленом блаженная рассеянность, отнюдь недурно дополняемая длинной козлиной бородкой, а в глазах – отражение действительности, сплошное nihil. Ведь он сидит на крыше, на самом-самом краю, болтает ногами и тремя огненными хвостами, сидит и с умилением плюется вниз… (пауза) Так вот… светлый милорд, величайший тиран и повелитель окружающих вас земель – Демиург Твердый Знак, к вашим услугам! (опускают голову. Демиург некоторое время продолжает молчаливо кидаться орехами) Демиург (взгляд его становится сосредоточенным) Вы вот Господин, всегда направляли меня взвешено и верно… настолько верно, что я и возможности не имел катастрофически промахнутся, я вечно бил в цель. (кидает последнюю скорлупу и поднимает глаза наверх). Настолько взвешено! Что мне приходилось приложить все усилия, чтобы угодить не просто в мишень, а в самое яблочко… И с каждым выстрелом, с каждой раздавленной букашкой, свернутой горой я учился видеть… Видеть, безбоязненно в глаза голубые смотреть злу! И безбоязненно с ним бороться. Ты, Господин (грозит пальцем), научил меня чересчур многому… Много большему, чем надеялся, много большему! (опускает глаза, чешет в затылке) Сначала один, затем другой, те что мешали мне - устранены, я уже тогда уселся на этом вот мерзком креслице. Потом - народ бунтующий! Этого зла, идущего на Вас, Господин, с топором уже нет, давно нет. Я искоренил! Я утопил их в собственной крови, задушил собственной жизнью!.. А затем и народ какую-либо власть имеющий. Я! отобрал у них все, выжал, и каждую каплю крови поднес на алтарь Вам, Господин! все сдал с трепетанием, все, ведь все! Да, укрепился на вшивом кресле, укрепился, не скрываю!.. Вот вскоре народ мыслящий. Все гнойные их теории разлагающие единственную, Вашу, Господин! единственную истину, я все же залечил! Собственной душой залатал я кровоточащие раны, душой ведь!.. Теперь же и народ работающий! Вы Господин свидетель сему, видели, Вы же! (в негодовании указывает вниз) Они, теперь и они укрепили единственную истину Вашу… всякий! Да, всякая из тварей, что копошится в земле, копошится - удобряет великую почву истины, всякая же тварь, что в цехе работает – истину кует! (обхватывает руками голову, выдерживает паузу) За что же? Когда дым над полем боя рассеялся, я долгое время не видел врага, но Господи, я вижу! Я теперь вижу! (резко поднимает взгляд наверх) За что же, Господин?! (резко вскакивает с кресла, трясет кулаком вверх, но тут же обессилено падает на колени) За что же, Господин, Вы предали меня! (искренне, еле слышно плачет, затем встает, бессмысленным взглядом смотрит вниз) Вот красной-красной кровушкой замазать святой лик на стенах. Ожиревшие и обнаглевшие служители церквей, которые доселе в безопасности были, им брюхо-то вспороть… Так, проверить сколько монеток в них набито. А на их место – закаленных чиновников… выжгут они библиотеки, уничтожат священные писания, а к ним на проповеди, пусть приходят эти негодяи… верующие! Им-то на выходе кровь и пустим. Не будет больше никакой религии… не будет… Отчаян лишь тот, кто не видит причин зла… Господи, ты научил меня так. (закрывает глаза) И теперь я вижу… (Демиургу становится больно говорить, но он говорит все громче и увереннее) И я стираю все прежние, Ваши клятвы… я клянусь первой своей собственной. И я клянусь, что поведу сумасшедшую борьбу, и поведу ее до самых тех пор, пока не издохну, пока не подавлюсь своими собственными внутренностями, пока!.. Голос из темноты Полно уж! Ох, полно уж тявкать вам… эх, господин! (глаза на стене исчезают. загорается свет – внизу, прислонившись к весам, развалился Сторож с пустой бутылкой в левой руке) Сторож Ишь, на кого махаться вздумали… (с горечью) Эх, ваше высокоблагородие… Вы нас-то бейте, палками, розгами, давайте. Мы ж народ - переживем в целом-то. И вас переживем (Демиург вздрагивает), и следующих. Да только вот выше не грозитесь, вашему же величеству-с и хуже будет… Демиург (качает головой, садится на край конструкции, свешивает ноги и с легкой неприязнью глядит на Сторожа) Ты кем будешь, глупец? Сторож Мое дело малое, сторож я. (берется за старое ружье) Демиург (с насмешкой) И что же нынче сторожишь такое важное? Сторож Да как всегда сторожу, одно я сторожу. Демиург Ну-ну… Сторож То, что вечно разворовывают. Свободу. Да я никому уж и не мешаю… Демиург И от кого же ты ее, интересно знать, так усердно бережешь? Сторож От вас, батюшка, от народа вашего… от всех понемногу. Демиург (смеется) Не хочешь ли ты сказать, сумасшедший, что я несвободен! Сторож Свободны, как есть, свободны, милорд, чего уж сказать, вы славно наворовали себе свободы, вдоволь, так, что всю мою бессмертную гробницу перевернули вверх дном. Но всего вы не забрали, нет-нет не забрали. И не заберете, милорд… Демиург (недовольно) Уж не ты ли мне помешаешь?! (Сторож улыбается, качает головой) Вот ты, дерзкий презренный пьяница, говоришь тут, что бесполезно мне грозится ввысь! Да что ты об этом понимаешь, раб! (встает, величественно садится на трон) Что ты смыслишь о свободе?! Ты, твой ублюдочный люд, эта грязная толпа мычит в один свой грубый голос, что свобода прекрасна? Ты ведь это мне хочешь сказать? Но что вы знаете о ней?! Вижу, вы возомнили, что отсутствие свободы – нестерпимая пытка, верно? Когда настоящая пытка, терзающая на части не только грешное тело, но и саму суть человеческую, саму душу бессмертную, настоящее бремя - это быть свободным! Что, ну что мерзкий червь знает о полете птицы! Он судит о нем по внешней красоте, по этой воздушной привлекательности?! (хохочет) И что же ты, мразь, можешь знать о том, что выше?! Сторож (икает) То, чего вам, ваша светлость, никогда не осознать… То что с ваших господских высот невидимо. И это ведает лишь каждый грязный, скользкий червь, копошащийся в земле… (смотрит на бутылку, отбрасывает в сторону) А все потому, что он копошится в земле, не боится испачкаться, не боится червем-то быть… (смотрит на Демиурга и примиряюще улыбается. Демиург хватается за голову и сползает с трона) Демиург (стонет) Ба-агирус… (свет становится более тусклым. Начинает играть тихая, унылая мелодия. У конструкции появляется Багирус с пистолетом. Он смотрит в пустоту, в зал. С другой стороны выходит Шарль Бум, одетый в такой же черный плащ) Багирус Милорд. Демиург (пытается встать, кряхтит) Багирус… вот. Видишь человека?.. Этого человека. Багирус (подходит к Сторожу, внимательно смотрит на него) Да, милорд. Демиург (вновь взобравшись на трон, стирает пот с лица) Как легко быть рабом… (трижды хлопает в ладоши) Легко, так легко иметь непоколебимое, свое нерушимое мнение! Как же легко презирать высших… Багирус! (Багирус направляет пистолет на Сторожа) Сторож А не боитесь ли милорд, что оставшаяся свобода выветрится в народ?.. (выстрел. пауза) Демиург (сосредоточенно) Боюсь ли?.. Багирус Милорд, все чисто. Демиург (очнувшись от размышлений) А? Ах, да-да, благодарю, черт возьми, благодарю! Вообще, хотелось бы сказать, что в последнее время… О! Шарль, ты тоже здесь! Как же давно ты в городе? Шарль Только что прибыл, милорд. (Багирус садится на корточки перед Сторожем, качает головой, затем переводит взгляд на Демиурга) Багирус Эх, что за поганый человечишко был… Демиург Что?! Да этот человек!.. Этот-то человек… (осекается и умолкает. Багирус же берет Сторожа за ноги и тащит его прочь со сцены, на время пропадет из виду) Вы, дражайший друг мой Шарль, не заметили, что в последнее время Багирус слишком уж усерден? Так сказать не в меру… Шарль Не мне судить, милорд… Демиург Брось! (машет руками) Брось-брось! Мне кажется, что я задаю вопрос не жалкому, несмышленому прислужнику Шарлю Буму, не этому весьма благородному, но еще совсем глупому рабу… совсем рабу. (вкрадчиво) Мне кажется, я обращаюсь к другу! К одному единственному своему другу, Шарль! Ты слишком серьезен… (смеется) слишком уж серьезен даже для такого серьезного времени! Так что скажешь о Багирусе, ведь ты хорошо его знаешь? Шарль Да, милорд. Я знаю его… много лет. И скажу я, скажу… порой он великолепен, порою сносен, а порою (усмехается) неповторимо гениален. Ну, а у подножия это башни, если уж говорить об усердстве, то лучше, чем он… (разводит руками) Демиург (бьет кулаком по ручке кресла) Молчать! У подножия этой башни может быть только один лучший, Бум! И ты, черт возьми, знаешь кто это! Сейчас этот Багирус… Бац! Бац! Бац! (изображает рукой пистолет) Стреляет в зло, которое меня окружает. Бац! Бац! Бац! А завтра… а завтра он может выстрелить и… (трет лоб) Я говорю тебе, Шарль, дорогой ты мой, он слишком усерден. Ему пора немного отдохнуть, расслабиться, Шарль, понимаешь? Я думаю, будет справедливо, если ты его и “известишь”. А потом, мой друг, я пожму твою благородную руку, уж поверь мне - пожму… Шарль (растеряно) Неужели… неужели вы так уверены? Милорд… (Демиург мрачно кивает, затем широко улыбается, глядя на Шарля. Входит Багирус, он весел) Багирус Вот, милорд, снова рад сообщить, что все чисто. Все чисто! (смотрит на Демиурга и подмигивает ему) Демиург (морщится, трет лоб, искренне улыбается в сторону Багируса. И вдруг громко хлопает в ладоши) Так! Так, господа, думаю, есть дела! Шарль (подступает к конструкции справа) Приступим! Багирус (подступает к конструкции слева) Приступим! Демиург (глядит на них и потирает руки) Приступим-с… Вот вы-то вот… мсье Багирус, консул верховный, совсем уж недавно побывали в восточных от нас землях. Ох, долго разъезжали! Здесь право уж сделалось вовсе скучно… Одни лишь речи и расстрелы, речи и расстрелы! Хм. Ну что, думаю, много ты где побывал, друг мой консул! Багирус (улыбаясь) Так и есть, милорд… Демиург И… Багирус Скажу я вам… это было, как бы сказать, занимательно. Высокие спиральные здания до небес, все белые и вовсе негрязные. Пески, великолепное, дивное зверье гуляло туда и сюда. Повсюду шныряли и вшивые оборванцы, их коварные рожи, которые ежесекундно помышляют что бы стащить, али кого бы зарезать! Эти рожи мелькают, поначалу никак не дают покоя. (смеется) Всюду на белокаменных возвышениях танцуют полуобнаженные девушки в вуалях, а рядом ожиревшие усатые богачи… Демиург И прямо все в вуалях? (хихикает) (Багирус с важным видом кивает) Что же, эти восточные усачи так хорошо разбираются в женщинах? Багирус Как взглянуть милорд… Они рисуют женщин с восьмью руками, тремя грудями… Шарль (перебивая) И пятью головами! Демиург В вуалях! (смеется) А твои восточные - пошляки, ох уж пошляки! Багирус (машет рукой) А… то же самое вы, милорд, услышите от любого из них по отношению к нашим обычаям. Демиург (неприязненно) Что же совсем не терпят нашей культуры? Багирус В этом отношении попросту варвары, милорд… Но! Но самое главное… (пауза) Демиург (нагибается от нетерпения) Что? Что самое главное? Багирус (садится у левого угла конструкции по-турецки, говорит вполголоса) Самое-то главное… (Шарль усаживается справа, нагибается к Багирусу. Демиург вздыхает, садится на край конструкции, прыгает вниз тоже присаживается на пол, перед консулами) Багирус (удивленно) Лихо это вы… Демиург (грозит пальцем) Что ты там давеча сказать хотел?! Багирус (улыбается, говорит шепотом) Самое главное! А вечером, под светом полной, белой, как песок, луны, у мелких костров, под корнями мощных деревьев, на небольших тихих площадях… собираются седобородые мудрецы. (мечтательно) Они говорят притчами и отвечают на любые вопросы… Демиург (расстроенно) Ну и что же? Что же тут эдакого… Багирус А то! А то, что все они как один, нюхают… дурь! Шарль Как-как? Багирус (достает из-под плаща небольшой мешочек. восхищенно) Дурь! (высыпает порошок себе на ладонь и громко вдыхает в себя. Глаза его делаются глупыми, все мускулы на лице расслабляются. Багирус передает мешочек Демиургу, тот внимательно глядит на лицо консула, осторожно повторяет все его действия и передает порошок Шарлю) Шарль Что за ерунда? Какая-то мука… Багирус (медленно качает пальцем, пьяным взглядом смотрит на друга) Дурь… (Шарль проделывает все с большой осторожностью, медленно. Багирус и Демиург внимательно смотрят. Наконец, консул заканчивает, отбрасывает пустой мешочек, поднимает пьянеющее лицо) (удовлетворенно) Во-от! Однажды, я так сидел… так вот я сидел с одним великим мудрецом! И его спросил человек один, такой… ну (пытается подобрать слова) волосатый, неумытый вообще! Ну, неряшливый такой, совсем глупый! Он его спросил – “А есть ли Бог?”. Демиург (хихикает) Прямо вот так и спросил? Багирус Ага. А мудрец на него посмотрел. Да, так вот мудро посмотрел… сквозь затуманенные глаза на него посмотрел! И говорит уверенно, четко, хриплым голосом мудрым – “Есть! Всегда был и будет он! Вот ты и ищи, и ты найдешь, точно!”. Шарль Вот как! Багирус Точно так. Демиург А если он окажется не таким какого я искал? (трясет Багируса за плечо) Багирус (хватается за плечо) Не дерись! Не знаю я… Разгляди его хорошо. Ну, дело не в том! К мудрецу моему пришел потом еще человечек один. Да! Ну… часами… двумя, ну, или тремя позже. Может быть и пятью… А этот был какой-то опрятный весь, умно очень глядящий… так умно он на меня глядел! Он спросил этот человек – “А Бог есть?”. Демиург (хлопнув в ладоши) Опять! Багирус Вот так. А мудрец покачал головой и произнес ему благородным тоном, таким непоколебимым – “Нету! Никогда его не было, нет, не будет такого никогда!”. Демиург Как?! Багирус Я тоже так было сказать хотел… у меня только в горле пересохло. И подошел тут же почти еще один. Он такой был… нормальный такой. Вот эдакий… а, не объяснишь. Спросил он у мудреца великого – “Существует Бог ли?”. Шарль (неожиданно встрепенувшись) Что сказано трижды! То правда и есть! (Багирус и Демиург на него внимательно взглянули, Демиург хихикнул, а Багирус продолжил) Багирус А мудрец ничего не сказал! Он мудрый очень, попросил человека присесть. Дал ему понюхать дури и закрыл глаза свои темные… Человек, ну тоже глаза позакрывал. А потом как встанет! И унесся быстро, сказал – “Большое спасибо вам, вот мудрейшему самому из мудрейших… самых”. И унесся. Демиург Что же тут такое? Багирус Я его вот и спросил! Спросил - как же это так? А он мне ответ держал. Он очень мудрый, почесал щеку и ответил не торопясь. Говорит будто первый тот, он вообще не верил в Бога… совсем как-то! А второй он очень ученый муж был. И читал он великую книгу очень много раз. Он ее так хорошо читал, ого-го! Так вот, он очень в Бога веровал. Шарль А тот который после них? Демиург Третий! Багирус А тот который после них, третий, он дорожку какую-то искал, чего-то такое. Мудрец ему тропинку эту и указал, нехитрое же дело, так он и сказал! (пауза. Демиург пару раз хихикает) Демиург (берет обоих консулов за плечи и наклоняет ближе, к себе) Во-он, видите… Весы стоят. (указывает взглядом на Человека-весы, консулы косятся в их сторону) Хорошо стоят! Ровно посередине! Красота какая! Шарль Ровно посередине! Багирус Посередине ровно! Демиург (убирает руки с плеч) И все равно Господин!.. (Весы резко склоняются влево) Эх… А что с этим мудрецом дальше-то… Багирус А я его убил. Шарль Это как? (Демиург хихикает и тут же удивленно смотрит на Багируса) Багирус (встает) А он рассказал мне притчу. Он мне такую вот притчу рассказал… о плоте. (идет, достает из кучи мусора статуэтку Будды) Вот я будто сам-то перебираюсь через речушку… плот такой нашел случаем, и плыву на нем. Хорошо так плыву, замечательно просто! (ставит статуэтку рядом с Весами, осторожно, считая про себя шаги, отходит назад) Вот и переплыл я. Эту-то речку. И он мне говорит, не к чему тебе дальше этот плот с собой таскать. Ну, тот самый, на котором я плыл. Он дальше не нужен вовсе – плот! Он дело уже сделал. (достает пистолет из-под плаща) Славное дело. Я задумался, сильно очень задумался. (поворачивается к Демиургу и Шарлю) Ну, и убил я его. (не глядя стреляет несколько раз в статуэтку. Весы меняют положение, теперь перевешивает правая сторона) Шарль И он чего… промолчал? Багирус (подходя к Будде) Нет, он еще сказал мне… встал, сказал, потом уже умер. “Сам будь светом себе” – ну, что-то такое… (пинает статуэтку, та отлетает за кулисы) Демиург (хихикает) А между тем у нас есть дела еще… (поворачивается к Шарлю) Ты ведь только что с линии фронта, а второй консул? (смеется) Ну, и как там? Враги… эти враги-то они еще достойны, чтоб нам на них силушку растрачивать, как думаешь? Шарль (с трудом встает, пытается удержать равновесие, затем, сконцентрировавшись, быстро мотает головой) Милорд… дела очень плохо обстоят… там очень страшно все обстоит. Багирус (улыбается, вновь усаживается на пол) А я вот шутку такую вспомнил… Демиург (заинтересованно) Ну-ну… Багирус (пытается что-то вспомнить) Ну, вот… идет зверь хищный по пустыне. Эту шутку-то я на востоке слыхал. Идет значит лев, такой мощный весь, по песку - по раскаленному, желтому, ровному… Да, там еще журавли везде были - певчие, такая вот местность. Хищная. Ну, и идет лев, а тут подбегает страус, перья во все стороны, взъерошен эдак… Демиург Страус? Багирус Ну да… воробьи-то мелкие, глупые чирикают в один голос – ничего не слыхать, а, да, и еще темно было… ну, совсем ничего не видно, а лев идет вприпрыжку, перешагивает пустыню… Демиург А страус? Багирус Не-е… (качает головой) страус там ушел уже… Главное что? Змеи шипят и лопают кроликов! Лопают да лопают! И им не стыдно! А лев идет и рычит басом, медленно так, медленно… крадется, совсем тихо. Ну… а тут вдруг лось, рога расставил в обе стороны, хихикает! Демиург Лось! Багирус Обгоняет галопом плавным льва и говорит, вполголоса спрашивает… Демиург Чего? Багирус Да… чего-то неслышное, неразборчивое такое. Совсем непонятное. Ну, там же воробьи везде! Воробушки! И еще слон. Демиург Как слон? Багирус Ну! Представляешь, настоящий слон, жирный слоник! Я сам сначала очень удивился… Сильно так. Ну да самое главное-то… он, слон этот, мотает хоботом и кричит льву, пронзительно трубит… Демиург Что? Багирус “Который час?” – кричит. И хоботом мощным машет. Во всем стороны. Демиург И что дальше? Багирус Да и все. У льва-то нет часов! (смеется) Демиург Точно! (глупо хихикает, затем начинает громко, заразительно хохотать) (Шарль сначала удивленно смотрит на Демиурга, затем подхватывает смех) Демиург (отсмеявшись) Ну, что там у нас с войной, брат Бум! Шарль (не в силах подавить смех) Все о-очень плохо… (хихикает) “Своеволие и беспорядок достигли крайних пределов! (зажимает рукой рот) Всякая мысль о команде и послушании стала невозможностью, исчезла разность в чинах… (смеется) Мы представляем собой шайку обрюзглого люда! О-обрюзглого! (корчит рожу) Когда несчастный после долгой борьбы падает, наконец, подавленный всеми бедами, все вокруг него, уверенные в том, что это конец и ему уже не подняться, прежде чем он испускает последний вздох, (хохочет, сгибается пополам) вдох! бросаются на несчастного как на настоящий труп, (улыбается, переводит дыхание) срывают обрывки одежды – и он, в несколько секунд оказавшись голым…Голым! (падает на пол, гогочет, из последних сил приподнимается) остается в таком виде умирать медленной смертью. (неожиданно становится серьезным, будто только что осознав, что он сказал, встает и опускает голову) Демиург (встает) Да как же так… Багирус (спокойно) Не волнуйтесь. Шарль, ты чересчур все приукрасил… А как говорил наш общий друг (встает, снимает с весов портрет Наполеона) “Большие батальоны всегда правы”. Милорд! У нас много больших батальонов… Шарль (достает зажигалку, подходит к Багирусу сзади и осторожно поджигает портрет) Нет, Багирус, этот ваш общий друг ошибался! Багирус (размахивает портретом, тушит огонь) Эге-ге! (смотрит на испорченный рисунок) Ну зачем ты так… (комкает бумагу, выкидывает ее в зал) Демиург (наблюдает за полетом) А, к черту! Поведем последний бой! Поведем-ка мы с гадами бой… (с этими словами все замирают. Весы меняют положение – перевешивает левая часть) Весы (поднимают голову) На следующее утро состоялось генеральное сражение. В нем погибло Пятьдесят Шесть Тысяч Сто Одиннадцать человек. Армия Демиурга разгромлена. Разгромлена в пух и прах. (опускают голову) (действие продолжается) Багирус А, и верно! Зададим им жару! Завтра же пусть и выступают… Демиург В честь победы будет пир. Великое празднество! А? Как вам это? “Народ, который поет и пляшет, зла не думает!”. (Шарль идет вглубь сцены, достает из кучи мусора портрет Екатерины II, неторопливо поджигает, кладет в какую-то подвернувшуюся под руку посудину, смотрит за огнем) Впрочем, о чем я! Какие веселья… Какие тут веселья! (меняется в лице, резко направляется к своей конструкции, забирается наверх и садится на трон) Верховный консул! Что ты скажешь? Что скажешь, Багирус, по поводу моего поручения! Как поживает духовенство? Не идет ли наперекор единственной истинной власти?! Багирус (хмурится, встает ровно, смотрит в пустоту, в зал) Милорд, при беглом, самом быстром осмотре, как вы и просили, я лично обнаружил… обнаружил ужасное. При устранении неверных богатых родов около двадцати лет тому назад… больше половины богатств отходило к духовным лицам. При устранении неверных среди мыслящего класса… эти… духовные наставники тайно сохраняли множество трудов неверных. Мне страшно представить – целые библиотеки, целые подвалы, набитые картинами! Они последовательно предавали вас, милорд, на протяжении десятков лет… Демиург (закрывает глаза, опускает голову) Богатства… я понимаю. Но на что им эти книги! На что им эти гнилые, так называемые, произведения искусства! Искусство умерло! Его больше нет… Оно ничто! Совсем ничто по сравнению с одной единственной истиной… Шарль Возможно… они просто увидели в этом что-то живое, что-то правдивое, то чего… Демиург Чего не увидел я?! Ты это хочешь сказать? Ну что… ну что они могут увидеть, что они вообще могут понять… невежественные, глупые... рабы! (шепчет) Нет, этого не может быть, этого просто не может быть… Нет! Мне нужно думать, думать черт во… Нет! Думать! (свет тускнеет, Багирус и Шарль немедленно покидают сцену. Свет погасает) (шепотом) Ну, что же мне с ними делать? (прожектор постепенно освещает Демиурга. Его глаза закрыты) (монотонно) думаю-думаю думаю-думаю думаю-думаю сама не без ума! уйма по-моему думает-думает думает-думает думает-думает как и вы, по-моему! (с последним словом резко открывает глаза. Сзади на стене появляется их изображение. Вдруг вокруг них возникает множество изображений больших зеленых глаз, все они смотрят на Демиурга. В его глазах возникает ужас, они расширяются, и вскоре он, что есть сил, зажмуривается. Зеленые глаза все разом моргают и продолжают смотреть. Гаснет свет. Изображения пропадают. Сцена вторая Загорается свет. Остался лишь Созерцатель D. Теперь он стоит на краю сцены, в руке у него фонарик. Созерцатель (разгуливая по краю сцены, порою останавливаясь, вглядываясь куда-то в пустоту) Стучу в серое грязное окно. Стоя на темном, недобром асфальте. (включает фонарик) Свечу маленьким дурацким фонариком. (достает из кармана скомканную бумажку, светит) Гляжу. Не ошибся ли адресом? Нет, все верно - безмолвно отвечает мне Мятая, липкая, по сути, бесполезная бумажка. Я рву бумажку и бросаю в глубину Мрачного широкого колодца. (комкает, бросает) Без лишних слов и звуков новый груз он принимает. А я вновь стучу. В мокрое, толстое стекло. Стекло дребезжит, орет мне, мол, уходи. Я стою. Я жду, когда в окне появится морда. Морда славного и великого сэра Ъ. Давно я возжелал увидать морду именно эту. Такую, абсолютно реальную и неподдельную. Такую, какой смотрят глубокой ночью из Окна своего мерзкого, которое дребезжит и будит. Такую вот живую и настоящую физиономию! Шута и обманщика, негодяя и убийцы, Откровенно самой последней сволочи, Ублюдка, какого поискать, поискать какого! Мудрейшего, величайшего господина демиурга Ъ! Взглянуть в настоящие глаза его и все, наконец, понять… Просто понять, отойти в подворотню ближайшую И там уж блевать наедине с собой, а еще с правдой… Увидеть только бы, увидеть эту рожу, эту рожу! Не страшную небритую маску твари, Не задумчивую пелену философа, Мишуру эту уже давно пора поджечь в своем разуме… Ее место, заполнив физиономией из грязного, липкого окна. Но я стучу еще. Я мысленно бросаюсь в колодец, Стучу еще, мысленно бью стекло, стучу еще, Мысленно отрываю себе голову, стучу еще, Еще, еще, еще! Нет ответа. Цапают меня из пустоты какие-то бесхозные руки и… (выпускает из рук фонарик, тот громко бьется о пол) Тащат, цепляют, тащат, бьют, щиплют, уносят прочь… Визжу я что есть сил, мысленно и наяву, рву тишину, Злобно рву тишину, и бьется стекло, мысленно и наяву. Меня швыряют за угол грубо, но я успеваю разглядеть. Рожу. Морду. Лицо. Меня кусают и стукают. Слова мне произносят. А мне слов больше и не нужно вовсе. Я ведь видел. Нет, не хочется смеяться. Нет, плакать нет охоты. Рвать волосы на себе, на других. Нет. Просто я видел. И невольно спрашиваю у всех них: Просто? (свет гаснет) Действие третье Сцена первая Загорается свет. Справа от Весов – небольшой переносной столик. За ним лицом к лицу сидят Багирус и Шарль – оба слегка пьяны. Весы вновь на месте. Справа на них – авоська с яйцами, слева – несколько экземпляров огнестрельного оружия. Созерцатель сидит чуть поодаль от столика, как и прежде - наблюдает. Багирус и Шарль неторопливо играют в шахматы Багирус (наливает себе еще) И что же сегодня уж выступаем… в бой? Шарль (взгляд его прикован к доске) Да, милорд произносит речь и… и начинается великий процесс. Все церковные служители от мала до велика. Все понесут наказание. Багирус Прямо-таки все виновны! (выпивает, улыбается, наливает еще) Шарль А это решать не тебе. И не мне. Вот в чем вся штука. Багирус Так и я вот тебе все о том же, такая вот штука… Кому решать? Ни тебе, видишь ли, ни мне. А кому там за нас решать, а решать-то… (выпивает, морщится, смотрит некоторое время на серьезного Шарля и машет рукой) А, впрочем… впрочем! (машет рукой перед лицом Шарля) Ваш ход, друг консул! Не заснули-с вы там, ась? Шарль (ходит, безразлично) Шах! Багирус Ну, хорошо же что не мат! Веселее, консул, веселее! Вот ты все думаешь… думаешь все в последнее время (протягивает руку к доске, берет фигуру, из рукава его на доску начинают сыпаться карточные тузы) Так, это слегка не отсюда… (смеется, собирает карты) Так вот, думаешь… и сейчас, и день, и год, да и вообще! С того времени как выстроена великая хрустальная башня. (указывает на конструкцию) Шарль Шах. Ты вот каким-то странным образом защищаешь своего короля… Багирус А я его защищаю, как могу, так же как и ты. Все просто. Только вот в последнее время что-то совсем… Шарль Шах. Совсем не можешь, так? Багирус (морщится, не зная, что ответить) Я вот начал вспоминать старое время, да… Я тогда крутился, тут и здесь, копошился, как муравей в муравейнике, ты, кажется, что-то пописывал… да-да, даже талантливо так пописывал. (Шарль поднимает глаза) А вообще, полный разлад. Вот помню я старика… ну, грязного совсем, пьяного, голодного, во всем рваном стоит и роется в куче дерьма какого-то… а потом как завопит – “Нашел!”, – говорит – “Нашел!”, - понимаете ли. И не умолкает, скачет, пляшет, ругается от радости, а толком объяснить не может. Шарль (не глядя, ходит) Шах. И что же искал он там? Багирус А черт его знает. Он так покричал, и почти тут же дубу дал. Упал, подергался чуть, и все – не двигается. Вот раньше так каждый. Каждый вот так раньше, в своей куче рылся! Рылся, рылся и что-то будто находил… А, как тебе это! Шарль (не глядя, ходит) Шах. Почему же будто, а? Ведь старик твой чему-то обрадовался… Багирус Чушь… Я посмотрел, я же внимательно смотрел. В одной руке у него пусто, в другой комок грязи. Грязи и все тут. Шарль (опускает взгляд к доске) Все вразброд было, это ты верно… Нет, ну не то что теперь, совсем не то! Багирус (улыбается) А я и не знаю. Шарль (ходит, поднимает взгляд) Вот как? Багирус (наливает еще, выпивает) Да, теперь я не уверен. Н-да, раньше все вкривь, все вкось раньше шло. Многие копались – ну, думали то бишь, еще больше было тех, кто вообще забыл о… о чем-то самом важном. По сути, это ж белка в колесе получалась. (смеется) А потом пришло время великой башни! И вот все не сразу, но стало понятно. Милорд в алом плаще! И свет! Черт, ты видел тот свет, который от него исходил… А, ну почему же ты мотаешь головой, как же так! Да ну тебя… (выпивает) Ну, а теперь вот… Может, я что-то такое понял (делает паузу, задумывается), а может, черт возьми, (смеется) время такое наступает… новое. Шарль (улыбается, качает головой) Новое время… нет, ты уже даже не бредишь… Багирус Ну, а ты, друг, наконец-то впервые за двадцать лет узрел этот свет, ага? Да там где он почти иссяк… Шарль (бьет кулаком по столу, достает пистолет) Молчи! (делает ход) Шах! (спокойно) Ты все-таки очень странно защищаешь своего короля… Ты ведь не веришь в него, и все же самоотверженно лезешь исполнять его волю. Багирус Я ж говорю тебе, защищаю его, как могу, но вот посмотри, какая интересная вещь – шахматы! Вечно жертвуешь всем ради короля, делаешь все возможное, невозможное, ну и… сам понимаешь. А потом… бац! (Шарль вздрагивает) В какой-то момент король склоняет голову, заметь, не покидает доску, не мрет, а… ишь ты! всего лишь склоняет голову… Что, между прочим (наставительно качает пальцем), королю и полезно делать время от времени. Шарль (в недоумении, изображает смех) Это как же так получается, полезно! Багирус (улыбается) Да-да полезно. Нет, ты не ослышался и, нет, я не оговорился! Полезно это при том, что его другая половина остается твердо стоять над полем боя! Потому что шахматы - своего рода шизофрения… ну, раздвоение одного великого милорда на двух! Шарль Все-таки ты слишком много выпил… (качает головой) Багирус Эх ты… все никак не можешь запомнить, по-настоящему я пьянею, разве что от кефира… (разваливается на стуле, широко улыбается, словно кот) Так что ты хотел мне недавно сказать? (указывает на пистолет) Шарль Да… сказать. (трет лоб) Вот ты в своем пьяном бреду… да что ты только тут не наговорил за две партии… Багирус За полторы… Обижаешь, обижаешь, друг. Неужто я не найду выхода из такой элементарной ситуации и сдам тебе игру! Будто ты и не знаешь меня! (смеется) Шарль (внимательно смотрит на доску) Тебе мат. Багирус (фыркает) Всего лишь? Шарль Опять ты шутишь… Так вот ты упоминал прошлое, суетливое такое время… я пописывал тогда… что ж верно. Я тогда писал, ну, талантливо может быть… скорее худо, чем хорошо, эдак, выходило что-то несообразное. А мне знаешь, вовсю кричали – давай, в том же духе… Ну, а я же знал, что в этом же духе дальше нельзя, что есть что-то такое… такое великое… и я могу это великое увидеть… потрогать, уловить… А с каждым разом получалось все несуразнее! Пишу и с первых же страниц понимаю – нет, это чушь. Пишу дальше, злюсь на свою косноязычность… но пишу, дописываю, затем уже читаю, и что же, вижу – ничего, сойдет, но только не то! Ничуть не то! И с каждым разом все лучше вижу, ну, вот это самое и вижу - великое. В какой-то момент, наконец, понял, что гений. Да-да, просто понял - гений… и ничего в этом хорошего нет, это я сразу уловил. Но гений. Никуда от этого не деться. Писал еще, злился много больше, взглядом ломал все вокруг, вот истинно, все что есть, разломал (усмехается). И все никак не получается… дотронуться! Ну, никак… Истинный, настоящий гений, который так и не сотворил за свою жизнь что-либо гениальное! (смеется) Да-да, все так и есть… (пауза) Нет, мне вовсе не нравилось то время. Все было тогда неясно, только что-то великое, истинное, только его я хорошо понимал, и это никак не давало покоя. Может быть, именно из-за окружающего времени этого я и не мог по-настоящему писать… (пожимает плечами) А, кто знает. А потом… вот, хрустальная башня, новые порядки. Никакой распущенности, никаких излишков, два пути – куда-то вперед, вместе со всеми или прочь из сего бытия, тут уж в полном одиночестве, как утверждали. Когда все слегка улеглось, и стало можно спокойно быть… я вдруг понял, что не могу. Не могу уловить великой своей идеи. Совсем! И не потому что боюсь наказания, да мне впрочем тогда было плевать на наказания… А потому что… потому что давит что-то. Давит что-то сверху. Ну, и почти сразу стало понятно что! (указывает на башню) Я долго думал. Быстро углядел истину в его глазах, но думал все же долго… а стоит ли это? Стоит ли всего остального? (дрожащей рукой наводит пистолет на Багируса) Багирус И? Шарль Да… да! (опускает голову) Ты что-то говорил про свет Демиурга? Да, я вижу этот свет! (уверенно смотрит на Багируса) Вижу! Но почему же ты, ты-то, почему не видишь, черт возьми! Ты же понимаешь, осознаешь как… как милорд силен! И что этой, и только этой силы хватит, чтобы вытащить всех! Всех кто пожелает… она ведь для того и создана такая сила, для того и нужна… Но кто?! Кто пожелал до сих пор! Таких нет… и вот поэтому милорд глубоко несчастен. В такой степени… что этого не знает никто… ни я, ни тем более ты. Но! У подножия этой башни, может быть только один человек! Только один из нас…(качает головой) один… И если говорить о том, что религия и указывает пути на небо, допустим такое… то он, он-то строит эти пути! И бережно, терпеливо проводит каждого! Каждого! И всех. Туда… в то единственное никому неподвластное, таинственное место, куда правильный путь знает один лишь он и где обретается… счастье? Багирус (выпивает) Может быть. Может быть, ты и объяснил мне сейчас смысл прошедших лет… (качает головой) Это все очень интересно, Шарль… очень интересно, ты не зря, вот уж не зря думал все эти годы (улыбается) Но! Как бы то ни было… я вполне осознаю настоящее. Ну, или мне так кажется. Но теперь я достаю вполне достойный, надеюсь, ты оценишь по праву, такой вот плакат, лаконичное выражение – “Долой меня с корабля!”. Камнем уйду на дно? Останусь жалостно барахтаться на поверхности? Ну, или может быть, обгоняя корабль, поплыву дальше? Хе! Хочется проверить… Не все же следовать всеобщему навигатору, да? (подмигивает) Так вот она обещанная кульминация нашего дружеского противоборства, Шарль! (щелчком выкидывает своего короля с доски) Я же говорил, всего лишь шизофрения… (улыбается) И что же теперь будет делать наш соединившийся сам с собой черно-белый друг, оставшийся на поле один на один с собой? Так и будет гордо стоять? А может, преклонит голову? (выпивает еще) Твое здоровье. Черт, Шарль… какой же ты все-таки негодяй! (плачет от счастья, приподнимается) Дай я тебя расцелую напоследок! Шарль (вскакивает со стула, целится в голову) Сидеть! Багирус (усаживается) Да ну тебя… ничего святого не осталось (смеется, затем вздыхает) В общем, ваш ход, мсье высший консул Шарль Бум! (Вдруг свет становится тусклым. В то же мгновение Багирус вздрагивает, роняет стакан и медленно сползает под стол. Весы меняют свое положение – перевешивает левая сторона) Шарль (склоняется над доской) Мой ход… (вдруг сметает все фигуры, отбрасывает в сторону пистолет, трет лоб. Вскоре берет бутылку, глупо смотрит на этикетку, пьет из горлышка. Жидкость проливается на Шарля, тот, покачнувшись, отбрасывает бутылку за кулисы, где слышится звон разбитого стекла, и разваливается на стуле. Из-за кулис тем временем начинает доноситься гул толпы, затем какой-то невнятный властный голос, который становится все четче, толпа практически утихает) Голос Демиурга …таким образом я, как верховный глава церкви и всего государства повелеваю – организовать специальное отделение, верховным руководителем коего стану я, и задачей которого будет проверка всех духовных учреждений, вынесение изменников, которые окажутся среди духовных лиц, на великий единый суд. Помилование и смягчение наказания может последовать при искреннем раскаянье, сдаче всего имущества, как награбленного, так и прочего, а также отказе от своей должности, какой бы низкой или высокой она не была. Также помимо этого повелеваю – организовать отделение, непосредственное управление которого приму я, и задачей которого ставится пересмотр всех сохранившихся, ранее запрещенных произведений искусства, ныне пребывающих в тайных духовных библиотеках. Повелеваю! (толпа начинает реветь, слышатся безумные крики, обрывки слов и фраз, с каждым мгновением гул все возрастает. На сцене появляется Демиург в парадном костюме, лицо его серьезно, он что-то обдумывает. Созерцатель встает со стула, ловко забирается на конструкцию, усаживается на краю, свесив ноги. Демиург же садится на освободившийся стул, еще не замечает Багируса, что-то бормочет) Шарль (не замечает Демиурга, вздрагивает) Но позвольте… позвольте-позвольте… Как же это так! (разевает рот) По-ве-ле-ва-ю… Этого не может быть, нет - быть не может! Милорд… Пойти на поводу толпы, потакать глупцам в их старых привязанностях! Но, милорд! Демиург (вздрагивает) Что! Вот ведь… Шарль, ты здесь. Ну, как же ты пугаешь… (усмехается) Ты, кажется, звал меня? Или ты говорил со мной, а?.. Шарль Что это? Демиург Что? Шарль Что это, только сейчас вот было! Демиург Вот уж не знаю о чем ты, друг мой консул! Шарль Нет-нет… Господин, вы очень сильно ошибаетесь. Верховный консул. Да! И только так. Демиург (недоуменно улыбается) Не ты ли чины путаешь?.. Шарль Нет! Нет, черт возьми! (указывает на Багируса) Демиург Что?! (падает на колени, вскакивает и подбегает к Багирусу, трясет за плечи, вновь падает на колени, обнимает его) Что же это такое… что же это такое, друг. Кажется им мало того, что они погубили мое уважение, мое появившееся к ним уважение… они погубили… и тебя! Зачем!.. Шарль И вы спрашиваете?! Вы же, милорд, еще и спрашиваете! А не кажется ли вам, ваше высокоблагородие, что это все вы! Вы погубили все вокруг… Как же вы могли? Ведь я искренне, черт побери, искренне верил! (смеется) Нет, ну как могли… Демиург (пораженный, отползает назад) Что… ты говоришь… Шарль, не… не чертыхайся! О чем ты только что говорил? Шарль К какой такой великой истине вы ведете, милорд! Нет, вы мне покажите! Объясните мне, куда вы можете вести человека, ну а тем более народ… целый народ! Куда? Если сегодня вы принимаете одно решение, а вчера и все прошедшие годы стояли на другом! Искусство погибло! Не ваши ли слова, милорд… (берется за голову) Что же вы наделали… что же вы теперь натворили… (улыбается) Вы думаете, что погубили Багируса? Или меня? Не-ет, нет-нет, все совсем не так, все куда хуже, совсем плохо… вы, милорд, погубили народ. Много ли? Уничтожить народ, а? Ответьте! Ну, что ж ответьте теперь! Демиург Шарль… и ты. И ты кидаешься камнями, злишься… Я ведь… я ведь всего лишь дал веру… ну, совсем небольшую, но веру в свободу… ты, все вы, способны ли понять, что значит эта вера… что значит свобода… Это ведь то, что было всегда нужно, вам нужно. То за что я вел кровавую войну с вами. Почему же теперь… объясните, почему теперь, когда вы победили, почему так ожесточенно проклинаете проигравшего. Ведь он дал вам победу… только он способен был дать вам эту маленькую, но победу. И он дал ее! Что же… что же теперь творится… что же теперь натворится… (со стоном хватается за голову, встает, быстро уходит со сцены) Шарль Разве вы правы, милорд… разве правы… (облокачивается о стол, что-то бормочет, затем поднимает взгляд – видит Багируса, вскакивает, роняя кресло, шатаясь быстро покидает сцену. Весы меняют положение – перевешивает теперь правая сторона. Гаснет свет) Сцена вторая На стену проецируется изображение огня. Загорается тусклый свет. Слышны чьи-то крики, треск костров, лай собак – все звуки постепенно отходят на второй план, становятся тихими. Под конструкцией сидят Созерцатель и Шарль – слева и справа. На протяжении всей следующей сцены то и дело появляются революционеры (несколько пьяных дворников, фокусница с белым кроликом в черном цилиндре, человек с записной книжкой, веселый клоун, маленький мальчик с игрушечным мечом, слепой человек с тросточкой, прочие), они разгуливают по сцене, взаимодействуют, обращают внимание на зрителей, на Созерцателя и Шарля, на хрустальную башню, тихо переговариваются, совершают различные действия, составляют своего рода второй план. Шарль (подползает к Созерцателю, шепотом) Это что творится-то? Созерцатель (разглядывает Шарля) Революция, мсье. Шарль Кто? В каком смысле революция?! Созерцатель А все просто. Если зверя долго не кормить, а затем дружелюбно протянуть ему через решетку кусок мяса… то он этот кусок вместе с рукой откусит. Шарль (недоумевая) Чего? Что ты несешь, причем тут мясо! Созерцатель (вздыхает) Говорю я тебе, что слабину вдруг дал господин ваш… Надо же! Обнаружить такое предательство и… ни с того ни с сего на уступки идти. Как думаешь? Шарль (пораженный) Как я думаю… Что же теперь будет? Что же господин… черт! Созерцатель Да вот… там пытаются решить. (указывает наверх) Шарль (удивленно) Это где еще “там”? Созерцатель (улыбается) Да вон, смотри… (Созерцатель и Шарль смотрят наверх, на башне появляется Сутулый Революционер в пиджаке и с бумажкой) Сутулый (мелкими шажками подходит к краю, долго раскрывает бумажку, пытается понять, что там написано) Долой самодержавие! (прибавляет от себя) Вовсе долой! (вновь по бумажке) Необходимо даровать населению эти… незыблемые основы свободы… начать при этом просто необходимо с неприкосновенности личности, с полной свободы слова и… (пытается разобрать, отчаявшись, мнет бумажку и кидает вниз) Мы построим этот мир из нового! Нам нужна свобода и жизнь! Мы пройдем по самому верху, и мы им всем покажем! Потом все будут много есть, у всех будет много свободы! Много свободы! Мы еще покажем тому, кто не из нас! Мы ему покажем, то кто мы! И бросим республику в грязь! Долой! (раздается выстрел. Сутулый вздыхает и складывается в калачик на краю конструкции. На башне появляется Одноглазый Революционер с пистолетом, он пинает Сутулого, тот вздыхает еще раз, спрыгивает вниз, проходит несколько шагов и вновь складывается. Одноглазый садится на кресло и неторопливо снимает сапоги) Одноглазый Вот и пришло времячко нам вашей кровушки изведать… А, что вы скажете господы? Господствовали вы долго и славно, пили и жрали своих людей, вы пили и жрали все. А теперь мы вас словно мелкого поросенка откормили, в жирного борова превратили! И просимся к столу, да - просимся! И сожрем! Ох… сожрем уж, на всех не хватит. (зажмуривается) А вообще… не верю. Нет, я не верю. Такие моменты вот, когда ножиками в подворотнях чикаются… по правде, на смерть - совсем чикаются, и все как-то кажется, что наполовину во сне, забавно эдак. А теперь нет… вовсе не весело нынче. Поначалу было смешно, гуляй люд! А нынче я уж и не верю… что дальше что-то будет. Это конец. И нет, не то что там мне одному кишки наружу пустят… а совсем конец как-то… Так вот случится верно, что Господь Бог этот ваш достанет свой самый любимый ножик перочинный, ну и, всех разом… порешит. Цап! И все… Ну, вот человечишко валяется… он мне говорит – строить новый мир! А я – какой там мир? Какой новый? А из чего его делать! Если вокруг все душонки прогнили вконец. Раньше еще так… держались из последних сил. Было в человеках что-то правдивое. А теперь… везде быдло. Такое же быдло как и внутри меня. Идешь… а повсюду мерзость. Детей режут, женщин насилуют, животных… и тех мучают. И главное ж, не стыдно самому как-то… и не страшно. Так все это - нормально. Ничего не осталось как-то… никакого удовольствия, хотя ведь делай что угодно… А, да кому я говорю… быдло! (кидает сапог в зал) (на башне появляется три Революционера. Двое хватают Одноглазого и не дают ему встать с кресла. Третий же - Голубоглазый Революционер, встает перед креслом) Голубоглазый Ты залез сюда и, конечно, сразу возомнил себя очень умным… Правильно понимаю я? (зевает) Правильно, конечно. И скажу я тебе по секрету, правду я тебе скажу – да, ты весьма умен. Но делаешь ты человек вовсе неверные выводы. Вся эта грязь, скопившаяся в умах за эти десятилетия, она выливается, ты же это прекрасно видишь. Вся эта гниль, вонь… Слышишь, каждый ведь о своем на улицах кричит. Но ты послушай! Ты прислушайся… Слышишь? Одноглазый (вырываясь) Хрена я должен слышать?! Голубоглазый Как же! Как же? Музыку… Поразительную музыку, друг мой! Такую сумасшедшую… многотонную… Сколько нынче кровушки проливается, это ты верно. А ты не бойся, не задумывайся и свою попроливай, куда уж ее хранить! А выйдем… выйдем уж очищенными, все выйдем очищенными… и построим, увидишь, ведь построим! Одноглазый Хрена вы построите! Чего ты тут передо мной изображаешь, зубки-то покажи, змееныш поганый… Отравили все вокруг еще и о очищении что-то говорят! Об очищении, мрази! Голубоглазый (зевает) Все ясно… Давайте побыстрее с ним. (Одноглазого режут) Вперед, наверх! (уходит со сцены, напевая что-то веселое) Шарль Это что же, так везде… Созерцатель Ну, да… и ничего страшного. Так… Шарль Как это “так”?! Созерцатель А ты послушай. (тихо звучит музыка) Шарль Это что еще? Созерцатель Я же говорю тебе – революция… (пауза) Шарль Но все-таки… что за революция такая? Созерцатель Такая вот. Штука. Ты кстати не заметил, все вокруг мерцают. Шарль В смысле мерцают? Созерцатель Ну обыкновенно мерцают, огонькам такими белыми. Шарль Нет… Созерцатель А ты обрати внимание. Видишь ведь, сколько теперь всего вокруг… разного. И всяческого там страшного, ну и смешного. А на самом деле теперь все вокруг… блаженные. Мерцают так… необыкновенно. У каждого воля, представляешь? Сегодня такой день… каждый может по-своему мир устроить. По-настоящему! Взять и устроить… одним движением руки устроить. Вот ты хочешь заново историю эту переписать? Шарль Заново? Эту историю? Созерцатель Конечно. (Шарль пожимает плечами) А я вот, знаешь… нет. Не хочу. Да потому что в ней все и без того совершенно… Даже сейчас. Особенно сейчас! Ты ведь слышишь? Музыка! (Шарль отползает, затыкает уши. Вся сцена начинает мерцать белыми огоньками. Свет гаснет. Затем прожектор освещает, появившегося на сцене Дворника-Революционера. Он ходит, чуть пошатываясь вокруг весов, рассматривает их, затем осторожно снимает пистолет с левой стороны. И Весы меняют положение – теперь перевешивает левая сторона. Дворник, щелкая семечки, подходит к самому краю сцены) Дворник (замечает кого-то в зале) Какого сидишь тут, а? Ты сука, какого сидишь тут? (стреляет в зал, смеется) А ты чего… вот мрази, что б вас всех… (еще несколько раз стреляет в зал, затем падает на колени, начинает плакать) Всех бы вас переубивать гадов… За что вы, сволочи, девочку мою замучили… она-то чего… (ложится на краю сцены и замирает. Свет гаснет) Сцена третья Загорается свет. На появившемся большом столе лежит София. Рядом, на стуле сидит Демиург, в одной его руке – нож, в другой - вилка. Созерцатель все так же сидит под башней. Демиург Прекрасная, безумная София… Слышишь, как далеко-далеко внизу, под нами, ревет больной, смертельно больной народ? София Да? (прислушивается) Да-да, пожалуй, я чувствую. Я чувствую, что-то случилось - непоправимое… нет, что-то скорее правильное, что-то обязательное… но и страшное, то чего лучше бы никогда не случалось. Не понимаю. (пожимает плечами) (бьют часы) Странное это время… (улыбается Демиургу) Это очень странное время – полночь. Вот как сейчас… К этому времени уже порядком клонит в сон, но… но в то же время каждый раз, каждую полночь знаешь, что вот сейчас, что именно сейчас происходит… такое неописуемое, такое великое действо - смотришь на небо, а там белый, неподвижный сгусток энергии – луна… И стоит только отвернуться, только закрыть глаза… как он бьет тебя в затылок, впивается в голову и… ты слушаешь? Демиург А? Я не знаю… (отрезает палец Софии, кладет в рот, медленно пережевывает) София Нет… я все не о том… все не о том. А что случилось? Что же там внизу случилось? Демиург А я и не понимаю, София… (бьется головой об стол) Нет, я не понимаю… София (выгибается) Ну, разве ты вправе так обращаться со своей головой… Демиург Моя голова… (смеется) Кому кроме меня самого нужна? Кому? Еще день назад я был уверен, что она точно, да совершенно точно находит свое применение, катится по очень тяжелому, но верному пути… Что она способна вытянуть к свету весь… весь! окружающий мир… Или хотя бы сама дотянуться… Но нет! (отрезает следующий кусочек, жует) София… светлая и сумасшедшая, София, куда все катится, скажи… София Куда… (не задумываясь) А есть только одно направление, лишь одно единственное направление. Да, да-да, лорд хрустальной башни. (улыбается от боли) Я вот, как обычно умираю… как всегда умираю постепенно, истекаю сладкой-сладкой кровью… А ты, ты… такой абсолютно слепой, такой глупый и беспомощный, нелепый совсем… но ты-то, такой вот ты - все и видишь… (указывает рукой, куда-то неопределенно вдаль) на тысячи-тысячи лет вперед видишь. Ты тихо так, не спеша, у всех на виду, но невидимо для всех творишь… творишь всяческие великие свои, величайшие дела… Демиург София… (горько усмехается) Ну, ты же много лет не выходишь из хрустальной башни… ты же много лет прикована к этому месту… по своей воле! Ну и что ты можешь смыслить в моих великих делах, София! София (машет рукой, улыбается) Да я ничего и не смыслю в этом занятии… а я всего лишь даю силы, всего лишь благословляю… (потягивается) Демиург (перебивает) Я людей убиваю, София! Я убиваю негодяев и святых… я гениев и статистов убиваю… ну, просто так, не за что. София (фыркает) И что же? Демиург (качает головой) Нет, ты не понимаешь… совсем не понимаешь. (пауза) А сейчас, прямо сейчас вот происходит что-то вовсе странное. Ты же знаешь, я тебе говорил - я вел всех этих людей столько лет… (смеется, отрезает кончик пальца ноги) ну, я приводил еще пример - словно какой-то смелый, мудрый пророк, ведущий к земле обетованной… а теперь я и сам потерялся! Совсем, София… София (смотрит в глаза Демиурга) А может, ты просто-напросто привел их? (улыбается) Демиург И что же… что же теперь… София Я не знаю… Что обычно бывает с пророками? (пожимает плечами) Ты умный, должен, наверное, знать. Демиург (громко, резко) София! Ну, скажи ты мне ради Бога, хотя бы теперь! Зачем ты здесь? Откуда здесь? Как… (осекается, начинает говорить тише, неторопливей) как ты вообще живешь среди всего этого, и, кажется, мне кажется… на твоем лице улыбка… ты рада! Ты рада? Но ведь рядом с тобой… рядом с тобой, хрупкой, хрустальной Софией вечно сидит это страшное чудовище… это мерзкое, гнусное чудовище, милорд Демиург! Зачем же… ты здесь? София (улыбается, поднимает руку, разглядывает ее) Чтобы дать тебе сил, чтобы отнять у тебя боль… Демиург Дать сил? Что ты несешь… Какую боль? (задумывается) Да нет же… Когда ты давала мне сил? Когда ты отнимала боль? Что ты говоришь, София? (улыбается, затем вдруг замечает в своей руке вилку, на которой все еще наколот кусочек Софии, Демиург с криком отбрасывает вилку и встает) Впрочем… впрочем я чувствую себя отлично… нужно действовать! Срочно действовать… София (приподнимается, поправляет волосы) Сядьте же, милорд… Слышите? Башня уже оцеплена… Здесь с минуты на минуту уже будут они. Вы же слышите? Милорд, (плача сквозь смех) милорд, да вы же привели их! Привели их к обещанной земле… (пишет в воздухе какие-то слова) Демиург Что за бред! Я привел! Я никуда никого не привел! (убедительно мотает головой, собирается уходить) Ну да ладно, оставим, мне пора идти… пора сказать эту очередную лишенную смысла речь и… (вдруг Демиург замирает, он ошарашено смотрит куда-то в проход, в пустоту, из-за кулис нарастает шум, шепотом) Хрустальная София, слышишь, ты только живи… слышишь?! Ты только живи, София! (из прохода выбегает несколько революционеров, они подбегают к Демиургу, хватают его за руки, бьют в живот. Демиург падает на колени. Последним на сцене появляется Шарль Бум. Он указывает на Демиурга) Шарль Вы, милорд, обвиняетесь в многочисленных преступлениях совершенных против людей нашей страны… Решением первого народного совета вы, милорд, приговариваетесь к смерти. (Весы меняют положение – перевешивает левая сторона) Демиург (кряхтит) Что… что это такое, консул… ты будешь повешен… да вас разопнут в своей памяти ваши же потомки, консул… Шарль Верховный консул, милорд! (кивает одному из революционеров) Демиург (дико смеется) Живи хрустальная София! (в спину Демиурга бьют ножом, он через боль еще некоторое время продолжает смеяться, затем свет гаснет) Сцена четвертая На стену проецируется изображение – нарезка, которая длится всю следующую сцену. Она состоит из кадров различных фильмов/мультфильмов (“Сталкер”, “Прирожденные убийцы”, “Ежик в тумане”, “Magical mystery tour”, “Семнадцать мгновений весны”, “Убить Билла”, “Утомленные солнцем”, “Вини-пух и день забот”, “Бойцовская рыбка”, “Сердце ангела”, “Адъютант его превосходительства”, “Yellow Submarine”, “Алиса в стране чудес” “Место встречи изменить нельзя” и/или прочее). Начинают доноситься различные, но негромкие звуки – выкрики, отрывки фраз, песен, мелодий, также звуки издаваемые различными животными, треск огня, плеск воды, выстрелы, завывание ветра, прочее. Прожектор освещает Созерцателя. Он стоит на краю сцены, в руке у него старинный револьвер. Он, постояв немного, смотрит на свое оружие, затем кладет его в карман. Созерцатель (разгуливая по сцене) На старинной Улице-Без-Звуков Шум. Выстрел. Лай обкурившихся собак, Мерзкое чавканье тараканов. Старая женщина высовывается из окна. Качает головой, думает и не знает Как понять, как выключить звук, Как убрать тошнотворную рябь, Как!.. Вот человек. Сидит, условно на углу. Желтый, яркий, очень желтый фартук! На нем. Голова аккуратно залеплена свежим пластырем. Сидит, тычет гвоздем ржавым себе прямо в пятку. Вот человек. А чуть, чуть-чуть слегка два метра поодаль Парит в воздухе, парит, пиная Ньютона в белоснежные зубы, Усатый цилиндр, с тяжелой тростью мохнатой. И он хотел плевать на человека желтого, Плевать хотел он на него с высокой и бетонной колокольни. И он плюет, плюет он на него с огромной, душной высоты. Ведь сущность его круче во сто крат! Концепция его во сто крат выше! Он вовсе вправе безнаказанно ругать! Пинать, плевать, хохотать, убивать! Он вовсе вправе, трость его теперь мохната, Ну, а у желтого лишь гвоздь, у желтого неострый гвоздь! Он вправе! Вокруг! Куда ни погляди! Пир жизни! Великий бал кровавый, пьяный, громкий! Прикладывая дуло прямо к сердцу, Поэт-Разбитое-Пенсне перо кусает. И под пером мгновенно возникают Крючки и Закорючки… Видит он! С другой же стороны. Траурная, темная, почти безмолвная Процессия. С другой же стороны. Улицы! Сто тысяч мертвецов, у каждого свое блестящее ружье, Несут сто тысяч трупов. Хохочут, плачут и несут. Порою роли чередуя… Старуха в вену колет яд, И сидя на своем окне, Не плачет, не грустит, А хлопает в ладоши. Ведь пред ее глазами Целый город радужных Чудес. (искренне улыбается. Весы меняют положение – теперь ни одна из сторон не перевешивает. Свет гаснет, звуки утихают, изображение пропадает, внезапно раздается звук бьющегося стекла, бьющейся хрустальной башни. Через некоторое время загорается тусклый свет. Башня пропадает, на ее месте лежит мертвая София. Свет гаснет) Действие четвертое Сцена первая Весы теперь стоят позади, на том месте, где была конструкция, справа на них яйца, слева – железный бидон, наполненный сметаной (каждый раз, когда из него будут набирать сметану, левая сторона будет с каждым разом все больше перевешивать). Весь мусор с пола теперь разложен по кучкам около Весов, на сцене появляется кровать с теплыми, толстыми одеялами, несколько гробов совсем рядом с кроватью, небольшой шкаф и письменный стол со стопкой чистых листов, чернилами и пером. По сцене разгуливает Созерцатель. Созерцатель Нынче в пустоте где-то. Совсем в пустоте где-то. (осматривается) Окончательно… Бесповоротно… Ведь что! Ведь что – вокруг какие-то одни руины, Одни лишь трупы дохлые безмолвные - Костями под ногой хрустят – молчат. А, что ж им говорить – у них славная жизнь! Резать вены, пускать совсем еще кровь молодую… Пускать ее вон, с глаз долой, безвозвратно!.. Но вот что же теперь, когда кровь уж засохла? Тела разложились. Мосты все упали. Но новые люди, возникли, вот здесь уродились! А, что же вы скажете?! Вы, те, что с венами вскрытыми! Одни, что сухие, совсем промолчат. Тихо. Те, что живее, те лишь захрипят! А смысла? Откроем ладонь – последняя линия жизни. И пепел, и пепел былых кутежей. Да, пепел… Гляжу я и вижу, как жили… как жили поэты… Я вижу, вот черт! Ведь правы, ведь правы, ведь правы!.. Взяв в руки пилу, я молча пилю. Я угрюмо, тихо и больно пилю… вены. Но пила!.. Пила! Эх, пила!.. Ну, где же те пилы, Ну, где же те вилы, бросаясь на них, те поэты Ведь слышали песню… А здесь? Железобетонный, неживой, с застывшей на лице гримасой… Дятел! Долбит по крыше тяжелым увесистым клювом… Дзинь-дзинь! Оловянные капли капают мне с потолка на макушку… Дзинь-дзинь! Так одна за другой, так одна на другую… Дзинь-дзинь! Не голова у меня нынче, а так… Дзинь! Холодная непробиваемая стенка… Дзи-инь! И не в чем ее винить… Дзинь. (идет к Весам, достает из кармана стакан и наливает себе немного сметаны) Вот пепел. И что ж? Сквозь пальцы он сыплется вниз. Где ж птица, огонь, где песня, где жизнь? Клюет останки глупый дятел. Клюет, и вскоре даже он помрет. А феникса все нет. Нет, феникса не будет. Я рвусь на части. Никак порваться не выходит. Стреляю в шею. А дура пуля катится куда-то за ворот… И голова моя все время на плечах, никак не оторвать, А из плеча рука, на ней вот пальцы - раз-два-пять. И вечно пять. Теперь все чаще, их не хочется менять… Оставить ногти там, где есть, надеть очки и лечь в постель. (смотрит на гроб, осторожно забирается в него, поставив стакан рядом, ворочается, устраивается поудобнее) На веки вечные в постель. Заколотить постель доской, сложить все в землю и уснуть. Не видеть ни снов, не видеть ни лиц, Наконец-то закрыть глаза. Наконец-то не видеть себя… (приподнимается в гробу, берет стакан) Ваше здоровье, мсье Багирус! (пытается пить, долго ждет пока сметана стечет по стакану, затем откладывает стакан и вновь ложится в гроб, закрывая за собой крышку. Свет гаснет) Сцена вторая Загорается свет. Все так же, Созерцатель осторожно выглядывает из гроба. На кровати под кучей одеял ворочается Шарль. С минуту ничего не происходит, только часы начинают бить какой-то час. Через минуту же на сцене появляется Багирус. Он крадется на цыпочках. Подкрадывается к кровати, смотрит на Шарля, затем идет к краю сцены. Багирус Вот так. За скоропостижной кончиной почти что, всех главных персонажей, например вот моего, вынуждены мы сообщить, что следующее действие спектакля отменяется. Так что… (внезапно открывается одна из дверей ведущих из зала, Багирус указывает на нее, улыбается, потом, немного подумав, добавляет) А вообще-то можно и попробовать… (убирает руку, дверь закрывается) Только тут, видите какое все… вязкое что ли, стало. (ходит, осматривается) Видите ли… прошло некоторое количество лет с тех событий… ну, у хрустальной башни. А вообще, вы заметили, любят люди так бесповоротно загонять свое сознание, свою мысль в строжайшие границы! Да я порою просто тащусь от этой их способности… (улыбается) Вот придумали себе года… и говорят теперь – ну, Василий Петрович вон жил еще недавно, а вот динозавры-то давно… ох уж давно. Да и Василий Петрович-то этот по правде сказать… нет, не на моем веку жил такой… А это ведь все на одном временном промежутке творится. На одном все! Который то сжимается, то разжимается, и все-все что в мире есть, все терпит, каждое мгновение… представляете? (крутится на стуле) Ладно, это так, к слову… Так вот… Шарль, друг наш, как видите, выжил. Он и сам-то вижу этому не рад. Ну, смех какой-то, верховный консул, а выжил! По улицам бродил, сколько раз умереть просто так, вроде бы и ни за что мог, ан нет, выжил! Дожил вот до такого спокойного-преспокойного времечки… ничего не происходит! (Багирус ложится на пол, начинает кататься колбаской) Вот хоть по полу катайся, а ничего не будет! Половину суток спишь, другую половину дремлешь. Вот, например, Шарль. Работает теперь гробовщиком! Смешно. А ведь мастер-гробовщик нынче. Впрочем, хоронить-то теперь и некого. Потому что никто не мрет. Все как-то так обходятся… наполовину. (пауза. Багирус подходит к столу) Ну, и я смотрю вновь пописывает, вновь пишет наш Шарль (хватает стопку бумаг, смотрит, пожимает плечами) Идет в ногу со временем, как я вижу… Вот! Новая, чрезвычайно модная форма. (показывает залу белый лист, усмехается) Вот так видно и мается… вот ведь мается… Созерцатель (приподнимая крышку гроба, шепотом) Вы-то, что здесь делаете? Вы уже мертвы! Забыли? Сценарий! (Багирус пожимает плечами, идет, ложится на один из гробов, притворяется мертвым. Через некоторое время на сцене появляется Захар. Он медленно расхаживает по комнате, небрежно стряхивает пыль с предметов, затем подбирается к Весам, садится рядом с ними, достает маленькую книжку, открывает на первой странице) Захар (бормочет что-то про себя) Ишь пииты! (быстро закрывает книжку, кладет обратно в карман, достает старые деревянные четки, неторопливо начинает перебирать, отсчитывая вслух, сбивается где-то на восьми, начинает заново, и так далее. Через некоторое время бьют часы, Захар внимательно слушает, откладывает четки, качает головой) Вот так… Скоро стало быть мсье встанет. Опять верно вина попросит, со сна-то еще ничего не смысля. (качает головой) А откуды ж у нас вино? Эх… все это ваши господские привычки никак они нейдут. Я-то налью тихонечко… вон, сметаны. И ничего… хозяин свыкнется, свыкнется уж мсье. А хорошее время – сумерки… еще не вечер, уже и не день. Вечное такое время, бессмертное эдакое. А какое в бессмертии вино? (Шарль начинает ворочаться, наконец, приподнимается, зевает и глядит по сторонам) Шарль Захар… вина мне… (Захар встает, кряхтит, достает из шкафа стакан, осторожно наливает в него сметану, идет, протягивает стакан Шарлю. Тот пытается пить) Эх, Захар… ну, ты же бездельник круглый… а? Захар Бездельник, мсье, я ведь и не скрываю. А кто ныне не бездельник? И в этом, по правде сказать, ведь нет ничего нехорошего-то. (помогает Шарлю подняться) Отчего вспомните, отчего раньше много беды было? От того что люди… эх, дел много делали. (пытается сложить одеяло) А зачем много делали? Ведь никому лучше и не стало… А сейчас всем нормально. Сейчас, мсье нормально всем. Ничего никому делать не надо… никто ничего и не делает. (кладет скомканное одеяло, так и не справившись с ним. Шарль, тем временем, прогуливается по сцене, рассматривает гробы, шкаф, затем обессилено бухается на стул, переводит дыхание) Вы вот снова за перо, да, мсье? Шарль Я напишу тут… что-нибудь. Захар А я вот, пожалуй, тут и присяду… (садится на пол у кровати) Шарль Сиди-сиди… Ты только не мешай. (некоторое время все молчат. Шарль что-то бормочет себе под нос, неумело крутится на стуле, Захар же вновь достает четки, но считает теперь про себя, и снова видно, что быстро сбивается. Бьют часы) Захар А вот… о чем вы все пишите, мсье? Дело это верно сугубо господское… только я все размышлял над этим. Вот даже книжку случайно совсем раздобыл. Шел вот по коридору, ну как обычно иду, спокойно и размерено. А под ногу лезет книжонка. Ну, я честь по чести… остановился, приподнял, а там… поэты в общем понаписали… Я даже читал немного, вот… (достает книжку, читает по слогам) Пре-ди-сло-ви-е… вот так… И все я не понял. Так и не разумел что-то, а о чем можно вот так вот… вот брать и пописывать… а? Шарль (задумывается) О чем? О чем! Да так толком и не скажешь… Ну, ты спросил, Захар! (чешет в затылке) Я вот помню… можно писать, значит весело, а можно не очень. Есть такие вот… направления, Захар. Захар И как? Шарль Ну… раньше, кажется я писал не очень весело. Захар А тапереча каково? Шарль Ну… я не знаю. Да что ты впрочем, пристал! Вот ты бы о чем пописывать стал, а? (Бьют часы) Захар А о чем же? О том, как все было… ну, натурально, не стоит. Потому что это все-все-все знают. И уж лучше знают, чем попишешь. А о том, что было бы… тоже, какой смысл? Ведь все что бы ни было дальше - оно будет, а значит и все что понапишешь по сравнению с этим окажется каким-то тусклым вовсе. Ну, а уж о том, что есть… а что о нем писать? В нем и так славно очень. (Бьют часы) Шарль Да уж… А чего это часы бьют? Часто что-то бьют… Захар Отчего же? Вовремя очень бьют. Вам так кажется, что часто… Шарль Может… может. А я вот думаю… человек! Человек, про него написать… что он делает этот человек? А человек-то этот собирается спать. Как и все нормальные он забирается в постель уютную такую… и спать собирается. А вот он глаза-то закрывает, и уже спит. Спит он уже. В таком домике, мягком, уютном. Он кефиру напился и теперь спит. В пушистом таком домике… под снегом. Спит и вот уже сон видит. А что может быть во сне у такого человека моего? А там… во сне, он допивает свой вечерний кефир, улыбается, так сладко… глупо, наверное улыбается. А что у него после кефира-то? А после кефира он поспать ложится. Уютно так, хорошо… закрывает глаза. И… и… и все. Во сне он начинает спать. Там уж ему снов не снится вовсе… Так он и лежит. (громко) Ну, как полено лежит! (Весы меняют положение, теперь ни одна из сторон не перевешивает) Захар (встает) Ну, и славно. Славно ему. А вы успокойтесь… прилягте что ли… (Бьют часы) Шарль Эх, Захар… утомился. Утомился я вовсе. Ты набери своей сметаны… угости. (неопределенно машет рукой, встает, плетется к кровати, ложится и долго пытается устроиться. Захар тем временем берет второй стакан, набирает в него сметаны, идет в зал, протягивает кому-нибудь, угощает) Захар (сладко растягивает) Во-от. Любимейшее блюдо-с покойного мсье Багируса… (Багирус приподнимается, машет руками. Захар со стаканом идет обратно на сцену, видит Багируса, проходит мимо, ставит стакан в шкаф) А это вот еще что за призрак эдакий? Багирус Обижаете, господин лакей седобородый, ну, обижаете же! Вышеупомянутый покойный Багирус к вашим услугам! Захар (садится у Весов) А-а… пожаловал. А зачем? Сумерки – не время для призраков, знаете ли… Багирус Как же, все еще сумерки по-вашему? (смотрит на наручные часы) Захар А нынче вечные сумерки. Так чего же ты пожаловал? Тебя застрелили, а тебе все в гробу не лежится… какого рожна на поверхность лезть? Ведь мы отсюда к вам туда не очень-то стремимся… Багирус А пожаловал я, уважаемый дух из бидона, что время приходит! (встает, начинает разгуливать по сцене) Захар Какое тебе еще время! Кыш отсюда, кыш! Мало ты людей погубил в свое время, еще и в мое лезешь... Багирус (улыбается) Ну, а может быть я просто поговорить пришел… а ты уж с кулаками, нехорошо… Захар? Или как тебя нынче? Захар Мы с тобой уже говорили. И отлично поняли, что наши взгляды в корнях различны. Дай же подремать, изыди… вон, барина разбудишь… Багирус А ему, Шарлю-то скоро и так будет не до сна, знаешь ли! Ну, я ж говорю, ты все не слушаешь, дремать рвешься – новое время на пороге. Конец вашему сонному царству, время неспокойных призраков! (смеется) Вообще, не понимаю я тебя, Захар! Ну, хоть убей, а не понимаю. Как можно всю свою суть вкладывать в эту вялую дремоту… как можно вечно жить среди белых листов! (берет со стола стопку листов, разбрасывает их, делает самолетики, рвет) Ведь белые-то листы… они существуют только лишь для того, чтобы с них все заново начинать! Ну, каждый раз заново что-либо начинать… так вот и все твое сонное царство. Никакая не эпоха, так переходный период… Захар (спокойно перебирает четки) Ну, и молчи коли не смыслишь в белых листах. Чего вы так все рты любите разевать? Какие такие истины окружающей среде ведаете, вот уж не знаю. А белый лист… (жмурится) это ведь и есть совершенство, мой буйный друг. Чего на нем такого намалевать можно, какие такие цвета, каких в этой белой, вязкой гуще нет, а? Суета все это… (берет в руки самолетик, разбирает, разглаживает, всматривается, засыпает. Бьют часы. Не открывая глаз) Вот так… Скоро стало быть мсье встанет. Опять верно вина попросит, со сна-то еще ничего не смысля… (Бьют часы) Шарль (вскакивает, открывает глаза, ошарашено глядит куда-то перед собой) Человек пьет кефир… собирается спать, ложится и спит, видит сон! (Бьют часы) Во сне пьет кефир, собирается спать, ложится и видит сон! (Бьют часы) Во сне сна он пьет кефир, начинает спать, видит сон! (Бьют часы) Во снах спит, видит сон! (Бьют часы) Человек во сне сна вновь видит сон! (Багирус отбрасывает оставшиеся листки, хохочет, глядя на Шарля. Весы меняют свое положение – теперь перевешивает правая сторона. Свет гаснет) Сцена третья Прожектор освещает Захара. Он лежит на краю сцены с полузакрытыми глазами, перебирает четки. Захар Три… четыре… пять… семь… (сбивается) Ишь, как время быстрехонько идет. Раз… два… три… пять… шесть… (сбивается) А вот ведь четки… странная штука. Я помню раньше. Я молод был и считал их… считал не то что теперь, а до мильонов считал, без всяких колебаний досчитывал. И вот смотришь на них, на четки эти. Вроде и труда никакого не составляет все это перечесть. Маленькие и круглые, удобные! А как начинаешь считать… так и конца им не видать. Смотришь, вроде немного осталось… а все считаешь и считаешь… Колдовская вещь это… ох, колдовская! Четки! (улыбается) Раз… три… пять… (сбивается, кашляет) Раз… три… шесть… (Весы меняют свое положение – теперь ни одна из сторон не перевешивает. Свет гаснет) Действие пятое Сцена первая Загорается тусклый свет. На левой стороне Весов теперь – большое, старинное колесо от повозки. Справа от Весов сидит Созерцатель. Весы (поднимают голову) В это воскресенье у мсье Шарля Бума было много дел. Он вышел из своей старой, скрипучей лачужки… и побрел по первой попавшейся дорожке, побрел в первом попавшемся направлении. И вот, мастер-гробовщик Шарль, встав наконец из гроба, теперь молча визжал переставляя ноги, чтобы продвигаться, теперь он был безмерно рад, безмерно и безумно рад ибо ощущал стук сердца внутри, такой быстрый охренительный стук… В этом стуке ничего ровным счетом он не понимал, ничего и не пытался понять, просто каждый стук, каждый в отдельности и все хором стуки давали точно, так сильно и точно почувствовать на какие чудеса этот насос для крови способен… на какие чудеса! (улыбаются, опускают голову. На сцене появляется Шарль, весело быстро шагает, ногой пинает кучи мусора, разбрасывая его тем самым по сцене, когда вынимает руку из кармана, оттуда начинает сыпаться всякая всячина – цветы, карты, подстаканники, шахматные фигуры, прочее. Таким образом, Шарль пересекает сцену, пропадает с левой стороны. Через некоторое время вновь появляется справа, осматривает сцену, быстро пересекает ее, пропадает с левой стороны. Вновь появляется справа, зло пиная мусор под ногами пересекает сцену, пропадает слева. Вновь появляется справа. Весы в это время меняют положение – перевешивает левая сторона. Шарль вновь уныло осматривает сцену, плетется к краю, садится. Вытаскивает из карманов исписанные, скомканные бумаги, смотрит на них – рвет, хватается за голову) Шарль Вот наступила, кажется, самая что ни на есть – кульминация (смеется, пытается вырвать волосы, затем в бессилии опускает руки) Словно безумный… все что-то пишу, творю… потом сразу же рву, жгу. А все ведь какой-то бред лезет… Но и успокоиться никак не могу. Ведь ни намека на прежнюю, такую живую, соленую мысль, на мысль, что гений, что могу! Нет, уже ни намека на это. Пишу, и каждый раз получается… не лучше и не хуже. А одинаково, совсем, ну совсем, так же как и в прошлый раз! А нет ведь, каждое утро выхожу на гнилое крыльцо, грязные капли на голову принимаю и ненароком эдак вижу табличку на дверце – “Мастер-гробовщик”. И жилка какая-то в голове сразу бьется! Так неистово бьется, не дает ничего сообразить. Ведь, думаю, раз мастер так что-то могу! Что-то обязан уметь, раз мастер да еще и гробовщик… Ну, а дальше все как обычно - пишу, затем перечитываю и долго, долго-долго до крови смеюсь. А еще ко мне приходят… клиенты эти. Смотрят в глаза, спрашивают – ну, как там наш заказ? А я мотаю головой, мол, завтра приходите! Нет, те никак не угомонятся, кричат что-то про своих мертвецов… а что кричать про них-то? Они и сами ко мне ходят. Только эти уже ночами - кто пугает, кто разжалобить пытается, кто просто под окном воет… такой вот они народ, беспомощный вовсе. И ничего, как-то обхожусь таким существованием. Думаю, вспоминаю – кажется, раньше было хуже. Вовсе не писалось, вовсе никто не ходил… да и вообще никому ничего не было нужно. Но так ведь раньше-то, раньше-то я кажется что-то знал! Всегда что-то такое знал и был спокоен! Почти что спокоен… (смеется, ложится набок, берет какую-то первую попавшуюся бумажку, читает) Вот! Ну, вот например… Вот! В безликом, непримечательном, темном Центре. Ага… центре, значит… Вполне бесконечной и даже широкой, длинной Плоскости. Шершавые, скомканные, морщинистые славно Руки. Совсем без перчаток Руки. Руки… Черт! Сколько гнусных повторений… Бородатого сильно, вечно пьяного, вечно торчащего Старика охрипшего – Тор. Месят железо ледяное. Скрипящее, заедающее, уже напрочь развороченное… Крутят Колесо. Широкое Колесо-Всего-Четыре-Спицы… Веселый Тор кряхтит, порой сдирает кожу, беззвучно месит. (хихикает) Слепой, неговорящий Тор все время знает – Что вовсе он никак не успевает. Бессмертный Тор всю жизнь живет и знает. Толкает, пинает сильнее, быстрее в ужасе, в страхе Но не успевает! Нет, не успевает! А в голове все по… та-ак, что это за слово-то тут… а! инерции никак не дохнут, в агонии Последние, соленые живые мысли… А соленые мысли это, наверное, неплохо… А, да ну их… Ладони же, мертвые, бледные бетонные, отрываться уже и не хотят. Уже совсем не пахнут кокаином… Да уж… кокаин-то… повсюду лезет! Моргает, ухватывается Тор за проходящую, тонкую, спицу, больно режущую спицу… Кроваво улыбается, плюется ненужными зубами – ползет. Ползет, зная твердо – в центре дырка. В центре бублик, дырка… как интересно, про бублик уже и не помню что-то… Туда же подлезть, туда провалиться, попасть! А спица тоньше, тоньше спица да глубже режет ладони, Впивается, рассекает, извлекает в морщинах внутренность… Тор орать не умеет, вовсе не орет, лишь Подползает, ныряет из сил уж последних… Но только одной половиной. Вторая, кровавая часть, лишенная жизни, капли - намоталась на тонкую спицу… И никак, нет не рухнет никак! Намоталась и сохнет! Безмолвно Тор опускает. Голову. Снова на месте, на собственном месте. Вновь борода, вновь нет рукавиц… (вздыхает) Захлопывает Тор глаза, глядит в суть свою неистребимую, ужасается. Там внутри траурная, бледная из одних колес. Колесница! Вращается мелкая вредная, алюминия шестеренка – все вокруг в движение приходит… И все это его сухая голова - морщиниста! все это придумана самой собой. Голова! С придуманной же мерзкой колесообразной, скрежещущей невыносимо. Шестеренкой! Безликий и даже безусый Тор шеей вертит, вертит шеей, что есть сил, вертит… Глупая, теперь бесхозная совсем башка, прочь катится. Ну, что за бред!.. (качает головой) Что за бредни… Задевая камни, озера, костры, вдали пропадает. Все, напрочь все колеса теперь исчезают. Желтеющая голова лишь катится, катится, бьется. Булькает слова, шевелит ушами, довольствуется… Довольна, да, ведь сбила! сбила на хрен мироустройство! сбила! Так… это уже что-то не то пошло… Незаметно Тело под кровавой, громко пульсирующей… Отрастает! Вновь тело, свежие, белые руки, цепкие, сильные пальцы вновь сталь, ну или пластмасса! Вновь, безнадежно и вновь. (морщится, стонет, рвет бумажку, зубами, руками – рвет, вскакивает, топчет обрывки, пинает, снова падает) А недавно… недавно, неожиданно встретил ее. Софию. Да-да, великолепную безжизненную Софию! Она валялась вся в грязи, под какими-то обломками. Ну, нынче вокруг вообще много обломков. Все никак не могут убрать, только приступают все еще к очистке… все еще убирают и убирают старые, со времен революции оставшиесся трупы. И вот я вдруг наткнулся. Вроде бы на самом виду она была, а я видно первый ее заметил. София… вот, помню, она лежит и не двигается. Вся в ранах, в царапинах… А я ведь тогда все еще верил. Все еще верил в то, что сотворю чудеса, в то, что сумею воскресить, написать гениальное, ну, и вопреки долгу гробовщика, не заколотить труп, а напротив – возродить, вырвать из гроба! И вот я прикоснулся к Софии… к этой безумной, прекрасной Софии, которую… да которую я почти что не знал, но всегда оставалось ощущение, что знал ее необычайно долго, очень хорошо… и да, София поднялась… (свет становится тусклым. На сцене появляется София, она встает около Весов и начинает танцевать – изящно извиваться на одном месте, Шарль смотрит на нее, любуется) София, скажи же что-нибудь, София! (пауза) А она молчит… так, улыбается, вроде и живо смотрит, но… но молчит! Я смотрю ей в глаза… черт возьми, София, что это? Скажи же что-нибудь! Она глупо мотает головой во все стороны, танцует… танцует, смотрит на меня и будто не видит! Будто вовсе не видит! Оживи же, оживи же София, заклинаю! А она кивает… кивает вовсю и улыбается! А потом падает… вновь покрывается ранами и… да, дальше уже и не помню… (София медленно опускается на пол. На сцене появляется Пожиратель Истин, он подбирается к ее телу, хватает ее за руки, изо всех сил волочет за кулисы, скалится, чавкает и улыбается) Вот так собственно. Такая вот ерунда. (смеется) В конце концов вокруг появляется много нового. Такие умные философы, поэты, музыканты… и каждый о чем-то своем. И мне кажется у каждого что-то прекрасное... А, да ну их. Слишком уж их всех много. Я право теряюсь… Я делаю проще, проще ведь оно обычно и лучше… я захожу в белое, кирпичное, красивое здание на углу. Там пахнет лекарствами, там все какое-то неживое – белое. Там, аптекарша, такая толстая недалекая женщина, которой, в общем-то, все равно, что с тобой случится, она дает мне порошочек, так, один доктор, знакомый доктор выписал. Я просто-напросто рассказал ему, что со мной происходит, а он даже поначалу пытался меня лечить. Потом, однажды совсем расстроился и просто написал мне на бумажке адрес. И вот по этому адресу я и пришел, получил единственное верное лекарство в моем случае, протянул взамен липкие бумажки и вот… теперь порою я бываю счастлив! (достает шприц, не глядя колет в ногу) И знаете что я обнаружил? Да то, что всему миру, кажется, всему этому миру мой знакомый доктор выписал этот адрес… (смеется, ложится на спину, начинает перекатываться по полу. Свет гаснет) Сцена вторая Загорается свет. Справа от Весов сидит – Созерцатель, слева – Пожиратель Истин. На сцену выходит Шарль со стопкой исписанной бумаги. Он кладет стопку на стол и быстрым шагом направляется к гробам, достает молоток, начинает что-то колотить. Через некоторое время на сцене появляется Багирус, Созерцатель видит его и вскакивает. Созерцатель (подбегая к Багирусу) Опять вы здесь?! Багирус (с наигранной возмущенностью) Нет, ну, сколько можно? Я всего лишь обыкновенный призрак, отстаньте уж… Созерцатель (качает головой) Вот уж призрак… (возвращается к Весам, садится, недовольно смотрит на Багируса, тот, как ни в чем не бывало, подходит к столу, берет бумаги, разглядывает их) Багирус (читает) “Ну, и как же нам теперь быть?” – спросил он, открывая форточку. (улыбается) Шарль (оборачивается, замечает Багируса) Эт-то еще, что за бред… (выхватывает пистолет) Багирус (смеясь) Ну, право, друг, один раз меня ты уже убил… убьешь и во второй? Шарль Вот уж не знаю… теперь точно не знаю. (прячет пистолет) Теперь ты значит призрак? Багирус Ага. Шарль Понятно… а напугал. Знаешь, у меня тут работы… много. Зачем же пришел? Багирус (садится, ставит ноги на стол) Да просто так… а ты теперь безумно занят я смотрю. Наступило время, которого ты так ждал? Ни тебе безумных тиранов, желающих осчастливить человечество, ни этой манной каши Захара… кстати что с ним? Шарль С Захаром?.. (трет лоб) Он, кажется… кажется умер. Багирус Кажется? (усмехается) Да… ты заработался, Шарль, вот что я скажу. Шарль Ну и что же в этом? Я ведь теперь мастер… Багирус …гробовщик? Шарль (качает головой) Ну, да. Багирус Пишешь… и что же? Одаряешь человечество своей гениальностью? Знаешь “как нам теперь быть”? Шарль Нет… я же говорю, теперь ничего не знаю. Как никогда! Абсолютно ни в чем нельзя увериться… Читаешь что-либо великое, видишь там истину, уже вроде бы веришь… а на обратной стороне написана истина абсолютно противоположная. И главное ведь настоящая! Настоящая, совсем. (машет рукой) Безумное время… Багирус Вот-вот… я же тебе говорил. (Подходит к Весам, берет колесо, Весы меняют положение – теперь не перевешивает ни одна из сторон) А знаешь, что будет дальше? (рассматривает колесо) Шарль (улыбается) Не-а… И что же по-твоему? Багирус А ты разве не слышишь марш? Шарль Марш? Багирус Конечно. (Шарль пожимает плечами) А, наверное, все как обычно и будет. Ну, разве что с небольшими, незначительными изменениями. (начинает крутить колесо) Все-таки прав, наверное, был твой этот… Захар. Никак не перебрать эти чертовы четки, ну никак! (подкидывает колесо, ловит) Но знаешь что… я все-таки в отличие от Захара вовсю надеюсь, что мы с тобой когда-нибудь да докрутимся! (продолжает крутить колесо) Шарль (фыркает) Надеется он… (Пожиратель Истин, вскакивает, рычит, бросается на Багируса и вырывает у него из рук колесо) Багирус (падает на пол от толчка Пожирателя, смеется) Да Бог с вами, подавитесь же!.. (Гаснет свет, слышится чавканье и рычание Пожирателя. Свет загорается. Пожиратель кашляет, задыхается, колеса в его руках больше нет. Вскоре Пожиратель складывается в клубок, умирает) Шарль (изумленно) Подавился! И что же теперь? Багирус (встает, отряхивается) А ничего! (Багирус смотрит на часы, улыбается, идет и садится на стул, перебирает бумаги. Шарль же продолжает работать с гробами. Весы поднимают голову, смотрят в зал. Созерцатель ложится на спину, смотрит в потолок, насвистывая что-то. Сначала совсем тихо, но с нарастающей громкостью начинает звучать марш, из-за кулис слышатся уверенные речи нового Демиурга, на сцену выкатывается новое колесо) Конец 8-16 апреля 2006 г. |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
