Дружбе И. Уткина и Евгения Долматовского посвящается. Гремело наступленье третьи сутки, Вдали горела дымная заря И друга попросил Иосиф Уткин: «Послушай, Женя! Честно говоря, Я понимаю, да, мы наступаем, Но фриц не утерял былую прыть. А дома – мама. Старая, слепая. Ей гибели моей не пережить. И нам с тобою не стоять в сторонке, Мы каждый день рискуем головой… И если что… не надо похоронки. Пиши ей письма, словно я – живой. Не то чтобы душевную беседу – Две-три строки, чтоб знала и ждала: Мол, жив, здоров, вот соберусь – приеду, А нынче просто некогда. Дела.» Глядел, как в воду, в дымку горизонта: Стыл ноябрем сорок четвертый год, В Москву-столицу возвращаясь с фронта, Не долетел военный самолет… Но этой вести, горькой и жестокой Друг не позволил к матери дойти. Летели письма к Дальнему Востоку: «Я жив-здоров. По-прежнему в пути.» Вновь почтальон с письмом стучался в двери, Огонь веселый вспыхивал в золе, И говорила мама, свято веря: «Он в Польше! Он – в Тамбове. Он – в Орле…» И сообщала радостно соседям: Сынок, мол, собирается домой! Ну, может, через годик и приедет, Он весь в делах, неугомонный мой… …Звучал с того ли, с этого ли света, Сыновний голос, ласков и не лжив. Слепая мать погибшего поэта До самой смерти верила – он жив! |